Ворчливым псом, в единой с небом, своре, Покой из недр изгоняя вон, Толпой ветров подхваченное море Разбушевалось языками волн! Приняв тягучесть жидкого металла, Заполоняя все края земли, Оно злодейски рвало и метало На ужин пожирая корабли. Разламывало тоненькие мачты, На клочья раздирало паруса, И мощностями озверевших качек, Губило даже веру в чудеса… И каждый сам справлялся с безнадегой, Желая выйти с корабля на бал: Одни молились в исступленьях Богу, Другие вновь хватались за штурвал Остатком сил, под дозой яда в кубке, Который мы надеждою зовем… Но не щадил ни корабли, ни шлюпки, Несущий смерть бескрайний водоем! И поглощая жертвы, он зловеще Причмокивал накатами воды. И присмирел к восходу, не наевшись, А так, из-за отсутствия еды… Слепящим блеском огненного шара Внезапно разродились небеса И все следы недавнего кошмара Переварили стрелки на часах. Литая ясность заменила темень, А гладь укрыла сущей бездны ад. Никто бы не узнал, что стало с теми, Кто жил борьбою три часа назад. Никто бы не услышал в диком плаче И крике чаек – мертвых голоса… Но Божьей волей, с дьявольской подачи, Я пищей бури оказался сам. Пока в пылу отчаянного фарса Большие шхуны жгли километраж, Я, втихаря, на надувном матрасе Пересекал взбесившийся Ла-Манш. За мной гонялись хищные акулы, Девятый вал загнать пытался в гроб, Но несмотря на это, стиснув скулы, Я греб и греб! Вздыхал и снова греб. Я в этот миг и Грантом был и Ноем, Ну а собой – и в профиль, и анфас, Но все же под настырною волною, В «Титаник» превратился мой матрас. А дальше: сами знаете, наверно, А если нет – узнаете еще… Тоннель, чей свет в конце мерцает скверно, И погодя – за прожитое счет. О том, в каких условиях теперь я, Рассказывал бы вечною строкой, Но правду-матку даже здесь за двери Цензура не пропустит далеко… Но кое с чем я все же познакомлю Читателя загробного письма: Здесь сухо и тепло. Неплохо кормят. И поголовно сходят все с ума. Тут мухи не кусают за мозоли И песни тут по пьяни не орут, Глаза прохожих не блестят слезою И все происходящее – к добру. Тут звуки – исключительно в мажоре, Здесь никогда не хлопают дверьми. Тут есть тенистый лес и даже… море, Которое, к несчастью, не штормит. Здесь вся природа: и поля, и горы! Речной песок и вечные снега! Нет одного лишь – выхода, которым Любой из нас пустился бы в бега.