Накрапывает дождик, и своим монотонным капаньем, усыпляет. Тихо шелестят листья деревьев, грустно завывает ветер, и вся природа, как кажется, о чем-то сожалеет и беззвучно плачет. Смотрю на все очарование осени, на желтые листья, медленно опускающиеся на землю, на голые стволы деревьев и, улыбаясь, чувствую себя бестелесным существом, которое может проникнуть в любую сокровенную тайну окружающего мира. Я не чувствую ни холода, ни пронизывающего ветерка, от которого плотнее закутываются в свою одежду случайные прохожие, ни грусти, обуревающей многих людей, которые наблюдают за нынешним состоянием природы, я просто ощущаю безграничную любовь ко всему, что есть на свете. Мне хочется перенестись к каждому нуждающемуся и чем-нибудь помочь ему, но я не могу! У меня больше нет “материальной” возможности для совершения каких-либо поступков на этом свете, я могу лишь наблюдать со стороны и чувствовать безграничную нежность, сожаление и любовь… грусть??… но ее нет, я удивленно оглядываюсь и снова проникаюсь умилением. Тут мне в голову приходит строчка, прочитанная когда-то очень давно, но обведенная мной карандашом и вписанная в ежедневник: “ Человек может что-либо совершить, пока он материален, когда же его существо превратится в бестелесный дух, то все попытки что-либо изменить на Земле будут бесплодными”. Мне хочется заплакать, но слез нет, нет и грусти, а одно только состояние счастья и бесчувственного существования. Я медленно плыву над мокрым асфальтом, но люди меня не видят, не замечают, они все куда-то спешат, бегут, они – ЛЮДИ! Это слово стало приобретать для меня все более ясные очертания, понимание приходило не сразу, но медленно подкрадывающиеся сознание ЗНАНИЯ давало мне все больший повод для грусти, которой для меня уже не существовало. Ненависть, зависть, любовь, сожаление, радость – я все это еще чувствую, но где-то очень глубоко, где-то непомерно далеко, так что я, бестелесный, бесплотный дух, не могу пробудить такие возвышенные чувства ( все, что мне не доступно, кажется мне непомерно возвышенным) … да и не смею. Как я ни стараюсь, одна картина из прошедшей жизни никак не стирается из моей памяти, она лишь блекнет на время, а потом опять медленно, постепенно наливается красками и я готов рыдать от раскаяния перед содеянным, а точнее не сделанным, не высказанным, но я не могу: “ Я вижу большой круглый стол, который становится все сочнее и ярче, уже можно различить цвет красного дерева, немного ободранные края и четыре ножки разной ширины, что придавало этому предмету мебели несколько странный, но зато старинно-дорогой вид. Молодой человек, одетый по самой последней моде, нервно прохаживался по комнате, заложив руки за спину и нахмурив свой тщательно напудренный лоб. В углу комнаты, сжавшись, как будто бы от страха, сидела женщина. Ее лицо было изборождено глубокими морщинами, некогда голубые, как океан, глаза, выцвели, а шея, которая когда-то была длинной и горделиво-величественной, еле удерживала маленькую головку, с копной седых волос. “Мой малыш…”, прошептала она, беспомощно протягивая руки к молодому человеку, который резко повернулся и прошептал: “ Я уезжаю, больше меня не ждите. Я вас… ненавижу”… Женщина вздрогнула, поджала губы, открыла, было, рот и упала без чувств… ”. А ведь тем молодым человеком был я. Мама, как же я тебя любил, но так получилось, что ты осталась жить, ты сейчас ходишь по земле ты – ЧЕЛОВЕК, а я лишь сущность, которая не способно ничего совершить. Как я много хотел тебе рассказать, ты ведь для меня самая дорогая, что есть на свете, но я погиб и теперь ты живешь, считая, что я тебя ненавидел… Я медленно плыву над мокрым асфальтом, мне не нужно машины, чтобы передвигаться, мне не требуется одежды, еды, так как я – не человек, а просто дух, и этим все сказано. Слава, слава, ах, что люди только для нее не делают. Ведь я когда-то я тоже грезил честолюбивыми мечтами, и даже почти достиг задуманных высот, но видно, так было суждено… Почему именно сейчас на ум приходят имена тех людей, которым я не успел рассказать о своей искренней дружбе, которым что-то обещал, но так этого и не исполнил, для которых пожалел той крохи тепла и ласки, о которой они меня молили?! Толик… да, я помню его маленькие серые глазки, мышиное лицо и огромный, неуклюжий рост. Бедный мальчик, он всю свою жизнь был сиротой, по нескольким дням ничего не ел, но благодаря своим своему безграничному трудолюбию, поступил в университет и закончил его с отличием. Толик увидел во мне старшего брата, которому можно рассказать обо всех своих проблемах, горестях и радостях, но… я его стыдился, стыдно признать, но я старался обходить его стороной, так как внимательно следил за общественным мнением, чтоб ни дай Бог никто даже и не подумал, что я якшаюсь с нищенкой. Бедный мальчик, а ведь он до самой моей смерти любил и лелеял меня, как настоящего старшего брата, а я… не подарил ему ни капли сочувствия и понимания… Я медленно плыву над мокрым асфальтом и лениво оглядываюсь по сторонам. Мое внимание привлекла маленькая серая собачонка, с большими ушами – варениками и остренькой, вытянутой мордочкой. Я внимательно присмотрелся и рядом с воротами садика увидел наполненную миску с кашей. Собачонка подбегает, слизнет пару плохо проваренных крупинок, и снова, поджав облезлый хвостик, отбегает. Это зрелище было настолько жалким и в то же время очаровательным, что я не мог оторвать взгляда. И тут мне дико захотелось подойти, погладить дворняжку по шерстке, прижать к себе и прошептать: “Не бойся, ведь я же с тобой!”. Паря над землей, я приближался к собачке, которая вдруг остановилась, испуганно понюхала воздух, оскалила зубы и побежала прочь. Что же случилось? Тут глубокое понимание озарило меня – ведь собаки боятся духов. И снова мне хочется грустить и плакать, но я чувствую лишь умиление. Я медленно плыву над мокрым асфальтом и думаю о том, насколько мизерны познания нашего мира, но насколько важно эти познания знать и применять, находясь внутри мира, созданного ЛЮДЬМИ. Как мне хочется сесть на диван, положить рядом тарелку, наполненную фруктами, укрыться одеялом и углубиться в чтение моей любимой приключенческой книги, или просто сесть за стол и выучить какой-нибудь стих, чтоб потом получать безграничное удовольствие его пересказывая, но я этого не могу сделать. Как жалко, как нестерпимо несправедливо, что люди могут что-либо совершать, лишь будучи материальными, а их дух способен только управлять всей сложной системой под названием “тело”, а для совершения собственные деяний он не годится. Я медленно плыву над мокрым асфальтом, а люди все куда-то спешат. Они даже не подозревают, что среди них есть я – бестелесная сущность, не способная на какие-либо эмоции, но вынужденная скитаться, не имея пристанища, и с надеждой ждать, как послания с Небес, весточки о скором перерождении и осуществления своих желаний, которые не были исполнены в прошлой жизни.