Малиновый король Где-то в Европе, на пороге нового времени, когда дряхлеющая старина уже давно стала памятником уходящего прошлого, в одном старинном замке производили ремонт. Настенная живопись, некогда украшавшая просторные залы сильно обветшала, а пронесшиеся в этих краях войны оставили свой отпечаток в виде поврежденных мраморных бюстов и пулевых отверстий на стенах. Требовалось немало усилий, чтобы привести некогда поражавший своим богатым убранством замок в надлежащий вид. День за днем рабочие укрепляли, грозившие обрушением стены, а реставраторы восстанавливали их росписи. Ремонтные работы дошли до комнаты, вероятно когда-то служившей кабинетом влиятельного владельца замка и один из штукатуров, который во время работы случайно облокотился на лепнину стены, вдруг почувствовал ее подвижность. Он сообщил об этом работникам замка и когда один из них повернул до отказа подвижный рельеф, в ответ затрещали какие-то пружины, посыпалась штукатурка и часть стены приоткрылась. Пред изумленной публикой предстал вход в потайную комнату. Свидетели чуда вошли в помещение и остановились перед ее внутренней стеной, на которой висел большой, написанный в полный рост портрет молодого человека в парадном мундире и королевской мантии. * * * Жил был король. Был он молод, умен и не дурен собой, но время от времени заявляла на него свои права ее величество меланхолия. Он рано остался без отца, истинные причины смерти которого от него скрывали, и с детства был предоставлен самому себе. После кончины отца, мать была вынуждена заняться управлением государства, и все меньше уделяла внимания сыну. Детство у него ассоциировалось с кукольным театром, в который он играл в одиночестве, с видом парадной лестницы из окна спальни, с безумными криками, доносившимися из высокой дворцовой башни и малиной со сливками, которой любила угощать его старая нянька. С юных лет, когда будущий король был всего лишь принцем, его, как и многих царских предшественников, обучали военному искусству, в чем он, как отмечали его учителя, весьма преуспел. К моменту вступления на трон он был блестящим кавалерийским офицером, на скачках и в фехтовании ему не было равных, но военная служба, несмотря на укорененные традиции, очень быстро надоела ему, а жизнь, наполненная политикой, стала наводить скуку. Страна, которой правил молодой король, граничила с другими королевствами. Каждый правитель, имевший на выданье дочь, рассчитывал выдать ее за молодого короля и тем самым, заполучить себе надежного союзника, но королю, казалось, не было никакого дела до их политических планов. Его интересовали совсем другие вещи. Он подолгу пропадал в библиотеке где, склонившись над старинными фолиантами, мог часами изучать архитектурные памятники, рисунками которых были наполнены их страницы. Посещал галерею, в которой, как под гипнозом, подолгу стоял у полотен великих мастеров живописи. Музыку он предпочитал государственным делам, а бродячие артисты, поэты и художники были лучшими друзьями в его доме. Он устраивал им пышные приемы, закатывал пиры и даже не замечал, что этим вызывал глубокую неприязнь двора. Когда артисты гостили во дворце, королевская грусть отступала. Его постоянная замкнутость сменялась открытостью. С ними он чувствовал себя самим собой, становился веселым и остроумным. Целыми днями король ходил как опьяненный, и не был способен ни к чему другому. Он только и делал, что изобретал какие-нибудь новые способы порадовать и развлечь своих друзей. Например, переодевался и являлся к ним в одежде бедняка, облачался в женское платье или внезапно появлялся в костюме слуги. Подобные чудачества он также вытворял и при дворе, но в связи с отсутствием чувства юмора у знати, только еще больше ухудшал этим свою репутацию. - Паяц! - презрительно говорили они между собой. - Шут! – соглашались другие. Артисты не любили подолгу оставаться во дворце. Испытывая на себе брезгливые взгляды этих серьезных людей, они отправлялись в королевский парк, где чувствовали себя намного вольготнее. Во время подобных встреч повелась удивительная традиция угощать всех присутствующих спелыми ягодами малины, которую по приказу короля слуги приносили на больших искусно расписанных блюдах. Угощение раздавали как артистам, так и зрителям, большинство которых состояло из простых жителей окрестных деревень. Собравшиеся вкушали сладкие ягоды и запивали их молоком, вокруг царило благодушие и единение. Такие летние праздники, к радости простолюдинов и неудовольствию знати, вскоре стали распространенным явлением в этом королевстве, а его правителя народ с тех пор так и прозвал малиновым королем. Король нисколько не обижался на это прозвище и даже, казалось, был польщен столь высоким званием, подчеркивая его своим пурпурным нарядом. Несмотря на народную любовь, придворные и знатные особы называли его между собой не иначе как королем праздности и всячески осуждали его поведение: - Что это за тон? - негодовали они. – Разве его не учили, что между королем и простолюдином должна быть дистанция? – Кто же будет заниматься политикой? – разводили руками другие. – Разве его не учили, что праздность мать всех пороков! Все это нелегко было слышать королеве-матери, и она решила первым делом хотя бы женить сына, чтобы на время немного успокоить искры нарастающего недовольства, уже угрожающие королевской власти неминуемым пламенем. Тайно переговорив с советниками и первым министром, королева, под видом обычного путешествия, отправилась в соседние государства на поиски невесты. Через месяц она объявила сыну о предстоящем событии, показав миниатюрный портрет принцессы, и попыталась обрисовать всю серьезность и значительность этого государственного шага. - Ах, матушка, - воскликнул король, встав перед нею на колени. – Зачем же мне так скоро жениться? Я еще так молод и совершенно не готов к семейной жизни. Неужели с этим государственным делом никак нельзя повременить? - Твой покойный отец, а до отца дед, все к этому возрасту вступали в брак, - отвечала королева, - и их никто не спрашивал, хотят они этого или нет, все они поступали в интересах государства и считали мальчишеским эгоизмом пойти против вековых традиций. В ответ король снова пустился в какие-то нелепые отговорки и, в конце концов, хотел плавно перевести разговор на другую тему, но суровый взгляд матери и ее молчание красноречивее всего подтверждали серьезность ее намерений. Опустив глаза, он, наконец, признался ей в главной причине. Король поведал матери, что в последнее время часто видит один и тот же сон. Девушка, лицо которой скрыто под густой вуалью является ему во сне и предостерегает от других, желающих заполучить его соперниц. Она клянется ему в своей любви и хочет прорвать завесу тайны, преодолев границу сна. Но чтобы сон стал явью, и тайна открылась, он сам должен узнать и полюбить ее. Это произойдет тогда, когда король, подобно осененному свыше художнику создаст нечто такое, благодаря чему его будут помнить и благодарить потомки. Тогда сон и явь соединятся и они, наконец, встретятся. Во время признания, его воспаленные глаза разгорелись, на устах появилась улыбка, и мать была крайне обеспокоена таким его поведением. Она всячески отгоняла от себя мысли, которые все настойчивее шептали ей призраки со всех углов. Поддавшись материнскому инстинкту, она стала поначалу мягко увещевать сына в его заблуждении и даже называла его великим мечтателем, но, заметив, что этим только еще больше способствует его надуманным отговоркам, собралась с силами и, пытаясь выглядеть хладнокровной, осудила его в чрезмерной инфантильности. - Это все результат твоего слишком тесного общения со всем этим сбродом! - выпалила, наконец, она. - Ты перестал отличать реальность от вымысла, и твоя рафинированность достигла крайних пределов. Опустись на землю и будь примерным сыном и королем. Пора бы уже повзрослеть. Эта отповедь была для короля слишком сильным ударом. Еще никогда прежде не доводилось ему испытывать такого острого чувства одиночества. Королева всегда была его верной защитницей, но теперь и она отступила. Он смотрел в окно на знакомую с детства картину и грустно провожал, спускавшуюся по парадной лестнице мать. Почувствовав на себе пристальный взгляд, королева оглянулась. Быстро задернув занавеску, король опустился на стул и обхватил голову руками. Испытывая глубокие страдания, он вспомнил о музыке, этом единственном лекарстве которое, как ничто другое, могло воздействовать на его душу, словно бальзамом поливая и успокаивая ее. Накануне он получил письмо от одного именитого и талантливого музыканта, который уже давно пользовался его покровительством. После долгого путешествия по другим странам скрипач вернулся на родину. Он хотел встретиться со своим другом и королем в неофициальной обстановке и отметить свое возвращение. В письме было указано и место предполагаемой встречи. Не минуты не раздумывая, король быстро сменил дворцовый наряд на монашескую рясу, прикоснулся к стене, которая через мгновение раскрылась, и бросился через потайную дверь кабинета во мрак ночи. Спустя пол часа он уже сидел за бокалом вина в маленьком винном погребке на краю города и чествовал возвращение друга. Со слезами на глазах король слушал великолепный дуэт гитариста и упомянутого скрипача, исполнявших сонату одного итальянского виртуоза. - Ах! - воскликнул король, когда музыканты закончили игру, - Италия, Италия! Удивительный и чудесный край, где живет страстный народ с горячим сердцем. Где умирают от любви на дуэли. Где у балконов красавиц, пылкие юноши под гитару исполняют свои серенады. Король откинул монашеский капюшон, скрывавший его от посторонних глаз на улице и, приглашая друзей к столу, стал разливать по бокалам вино. - Да уж! У этих южан совсем нет совести в глазах. Одни страсти, - заметил скрипач. - Серенады! - будто не слыша замечаний музыканта, продолжал король. - Я думаю, что наш итальянец тоже играл их под чьим-нибудь окном. Ведь что ни говори, а генуэзец знал толк в гитаре не меньше чем в скрипке. Не так ли друзья мои? - Да, - согласился тот, что играл на гитаре, - гитарист он был славный. - Святой! Святой человек, - добавил король, допивая бокал. – Плохо вот только, что душу свою он продал нечистому, - неожиданно произнес сидевший спиной к королю посетитель, - и вам, святой отец, об этом не стоит забывать! - К чему же диссонансы к началу такого концерта! – ответил король. Он был удивлен тому, что посетитель принял его за монаха. Ведь завсегдатаи погребка давно привыкли к его маскараду. Значит, незнакомец был не из этих мест и королю, от взыгравшего в нем вина, ох как хотелось воспользоваться своим инкогнито и разыграть комедию, хотя бы с одним не знавшим его человеком. - Неужели ты веришь этим слухам? – спросил он, его не оборачиваясь. - Церковь отказалась хоронить его на святой земле Италии, - произнес незнакомец, осушая свой бокал, - разве об этом вам тоже не известно? - Как же не известно? – сочувственно вздохнул король, сложив ладони, будто собираясь помолиться, - Нам святым все известно! - перекрестившись, он уморительно поднял глаза к небу. Друзья затряслись, едва сдерживая смех. - Помолимся, братие о загубленной душе нашего собрата, - серьезно и торжественно пропел вдохновленный своей новой ролью, король, - и воспоем ему ве-е-е-чную сла-ву! Друзья уже не могли сдерживать своего смеха, а незнакомец, казалось, и не замечал разыгранной для него комедии и по-прежнему сидел спиной к компании. - Sanctus Niccolo, ora pro nobis! – снова пропел король. Гитарист, хохоча, побрел к отдаленным столикам поделиться королевской шуткой с другими посетителями. В этот момент в погребок, привлеченный громким весельем, заглянул молодой художник, водивший с королем и музыкантом давнюю дружбу. Издали, заметив человека в монашеской рясе в компании с музыкантом, он поздоровался с ними, как со старыми знакомыми и присел рядом. - Ну что? – спросил его музыкант. – Как поживает очередной портрет его преподобия? Художник лишь улыбнулся. - Дорогой друг! – воскликнул король, обращаясь к прибывшему гостю, - выпей же с нами за новую религию, мученика которой мы только что прославили. За святое искусство! Художник из солидарности поднял бокал, а скрипач, воспользовавшись тостом, добавил: - Теперь самое время построить храм для этого святого искусства. А? Что вы на это скажете ваше преподобие? - Знаю, ты давно мечтаешь о театре, - ответил король. Ты думаешь, я об этом забыл? - Браво! – отозвался художник, опорожняя бокал, а музыкант в счастливом порыве снова заиграл какую-то мелодию, потом другую, и казалось, привел уже всех к благодушному состоянию, как вдруг стал наигрывать тему из первого скрипичного концерта великого итальянца. Король, развалившийся на простом деревянном стуле, как на королевском кресле, долго слушал его, едва сдерживая восторженные слезы и, наконец, промолвил: - Сколько молодости силы и энергии в этой музыке. Ах, как хочется что-то оставить о себе, хоть в малой степени похожее на это. Хоть какую-нибудь память. Черт возьми! – не выдержал король, и слезы выступили из горячих глаз, - будь я на месте генуэзца, то за эти шесть гениальных тактов его незабвенного концерта, точно бы отдал свою душу. Тут одна струна на скрипке не выдержала и, взвизгнув, лопнула, немного поранив руку музыканта. - За это и я выпью? – неожиданно, среди возникшей тишины вставил незнакомец, будто ждал этих слов как тоста, - а заодно и угощу вас отличным вином, какого вы, вероятно, и сроду не пили, - добавил он, не обратив внимания на умолкнувшего скрипача. Взяв бутылку со своего стола, он разлил какое-то душистое вино в пустые бокалы возбужденной компании и первым подал им пример. Охмелевшие, казалось, от одного только аромата удивительного напитка, друзья в один миг осушили бокалы и после этого стали уже абсолютно невменяемы. - За здоровье малинового короля! – вскричали посетители с отдаленных столиков и, повернувшись к королю, стоя приложились к своим кружкам. - Милорд, король! – воскликнул пьяный художник, кивая на отдаленную компанию и призывая короля встать и выпить за его же здоровье. - Не более чем ноль! – ответил тот угрюмо и, повернувшись к спине незнакомца, еле ворочая языком, произнес: - Ты кто? - А ты? – ни с того ни с сего дерзко спросил короля охмелевший художник, - кто ты такой? - Святой Антоний! – ответил король и, пошатываясь, вместо заслуженного удара осенил художника крестным знаменем, подставив для целования руку. - После такого эликсира, - вскричал всклокоченный скрипач, глядя на пустой бокал, - я, пожалуй, и сам бы мог сыграть на одной струне! Бокал выскользнул из его рук и разбился. - А ну-ка! Покажи, на что ты способен! – подлил масла в огонь, не унимавшийся художник. Музыкант, в безумном опьянении, стал срывать со своей скрипки оставшиеся струны, которые словно живые, взвизгивали от боли и продолжали ранить ему пальцы. Скрипач, казалось, не чувствовал боли. Когда осталась последняя струна, он вскочил на стол и неистово заиграл на ней пронизывающую, как острым лезвием, тему, тот самый каприс. Кровь лилась из раненых струнами пальцев и брызгала на окружающих. Вокруг восторженно кричали, размахивали кружками и хлопали в ладоши, раскрасневшиеся от вина, пьяные посетители. Все закружилось в каком-то сумасшедшем вихре и постепенно стало исчезать во тьме. Когда, наконец, под утро в погребке появились дворцовые слуги, вся упомянутая компания находилась в бессознательном состоянии. Слуги, для которых, по-видимому, такие королевские загулы не были сюрпризами, вынесли из погребка одетого в сутану короля и, посадив в карету с опущенными шторами, увезли в замок. В забытьи королю снился сон, будто его, как христианского мученика первых веков посадили в котел с кипящим маслом и выставили на всеобщее обозрение, для устрашения и назидания народа. Под котлом, с веселым треском горел костер, усердно раздуваемый каким-то человеком с помощью ручного меха, а вокруг собралась толпа горожан. Среди них был и сам император, в котором он также узнавал самого себя. Помощник палача прямо на затылок сидящего в котле поливал из черпака кипящее масло. Все ближе и ближе располагалась званная публика. Мужчины и женщины смотрели на происходящее с религиозным экстазом, звучала музыка, а на заднем плане были видны башни и шпили королевства. Звуки, разбудившие короля, доносились из музыкальной шкатулки. Король открыл глаза и прямо перед собой, на стене увидел весь свой сон в обрамленной гравюре старинного мастера, работы которого украшали его кабинет. Немного дальше висела гравюра изображавшая облаченного в доспехи и сидящего верхом на коне рыцаря, рядом с которым стоял всадник смерти, потрясающий перед рыцарем песочными часами и, наконец, сам дьявол с рогатой головой. Придя в себя, король обратил внимание на письмо матери лежавшее на туалетном столике рядом с заведенной кем-то шкатулкой. В нем королева-мать сообщала сыну дату его торжественного венчания и целый список высокопоставленных приглашенных, которые приедут на празднование свадьбы. К письму прикладывался распорядок дня, а также список неотложных государственных дел, к которым король должен был приступить незамедлительно. Спустя несколько дней после описанных событий состоялось бракосочетание короля. На венчание съехалось много гостей с обеих сторон. Королева-мать, не скрывая радости, целовалась с родными и принимала поздравления. Жених выглядел бледным и усталым. Он вдруг снова вспомнил свой сон, отраженный на гравюре старинного мастера и, окинув взглядом расположившуюся вокруг званную публику, не смог не улыбнуться. Невеста, как и полагалось, была вся в белом и держалась довольно скромно для принцессы. Она была дочерью воинственного правителя, о котором среди друзей малинового короля ходили недобрые слухи. Ее отцу не терпелось заполучить в союзники королевство молодого зятя и с его помощью ввязаться в очередную войну. Молодой король и не предполагал, какая ставка делалась на военную силу и финансовую поддержку его государства. Об этом знали только министр да советники, у которых уже давно была тайная договоренность с соседом. Они-то и были главными кукловодами всей внешней политики королевства. На рыночной площади города было очень людно и шумно. В связи с недавней свадьбой короля в городе был объявлен праздник. Повсюду сновали беспокойные горожане. Прохожие торговались с продавцами, а уличные артисты, циркачи и жонглеры зазывали публику на свои представления. Среди этого шума можно было услышать смех толпы и визг, доносившийся с балаганчика кукольного театра. Артисты играли популярную в народе пьесу о докторе Фаусте. Любимый народный персонаж Касперс в роли слуги Фауста визжал и что есть силы, отбивался от колотивших его чертей. Затем над ширмой появились два всадника. Они летели над горами, и один говорил другому: - Скажи мне любезный друг, правда ли, что у некоронованного короля в Праге такой пышный двор? - Правда Фауст, - отвечал другой, - он живет в веселье, пышности и очень любит искусства. - Так поспешим же к нему скорее, - крикнул Фауст, и оба всадника исчезли за экраном ширмы. Через мгновенье они появились уже спешившимися и в компании с королем, который встречал их вместе с супругой. - Да здравствует король! – крикнул Фауст. - Да сохранит он свой престол в желанном мире! - Милости просим, господин доктор, - вальяжно ответил король. - Скажите, вы действительно такой искусник, как о вас идет молва, и можете показать все, что пожелают? - Я почту своим долгом развлечь ваше величество, - ответил Фауст. - Приказывайте! - Мы много читали об Александре Великом. Можете ли вы с помощью своего искусства сделать так, чтобы мы увидели оного вместе с его супругой и без всякого вреда для нас? - Конечно ваше величество. Мефисто! Тут, откуда ни возьмись, появился Мефисто и помахав руками в воздухе, крикнул: - Вот они! Загремел гром и за ширмой появились новые персонажи. Кукла короля, как заметили многие, была одета в пурпурный наряд. и кто-то из зрителей крикнул: - Смотрите, это же наш малиновый король! И многие подхватили: - Малиновый король! Да, да! Точь в точь! - Ты тоже так считаешь? – спросил музыкант, стоявший вместе с художником в толпе зевак. - Они смотрят на платье, а значит плавают лишь на поверхности, - ответил художник, - глубина их страшит. - Да, ты абсолютно прав. Их взгляд поверхностен, но они любят его. Тем временем спектакль продолжался. За ширмой стоял полный сарказма Мефисто, и с показным сочувствием спрашивал своего подопечного: - Отчего грустит господин мой Фауст? - Оставь меня, - отвечал ему тот, - я хочу покаяться и вернуться к богословию. На это замечание Фауста толпа не преминула ответить громким смехом. Вдруг Мефисто оглянулся и показал рукой в темноту: - Взгляни, Фауст, вот греческая красавица Елена, она манит тебя. - Вот прекрасное создание, - молвил Фауст, обнимая темноту. - Она сделает тебя счастливым, - монотонно, как гипнотизер, произнес Мефисто, - она подарит тебе блаженство. - Она сделает меня счастливым, - повторил Фауст и скрылся в темноте. - Час пробил Фауст, - сказал загробным голосом, оставшийся на сцене Мефисто, - твой срок на исходе. Приготовься! Склонившись над книгами, весь без остатка погруженный в чтение, король сидел в своей библиотеке и чертил какие-то проекты на листах бумаги. Никто и не догадывался, что в свою первую брачную ночь он, ничего не объясняя молодой жене, отправился в кабинет и, зачитавшись там, так и уснул над книгой. Молодая жена, на удивление, проявила терпение и такт. Перед сном, через слуг, она получила от короля письмо, в котором он просил отнестись к их браку как к формальному союзу. Отныне, королевскую чету они будут напоминать только в самых необходимых государственных случаях, говорилось в письме, все же остальное будет идти без изменений их прошлой добрачной жизни. Новоиспеченная королева со смирением и покорством приняла содержание письма. Она посмотрела на портрет короля, который висел в спальне, и вышла из комнаты. Однако, несмотря на сказанное в письме, жизнь короля несколько изменилась с тех пор. Незнакомка больше не являлась ему во сне, и эта разлука была ему невыносима. Теперь все чаще он просыпался в холодном поту или не спал вовсе, проводя время в трудах. Бывало, что он просыпался среди ночи в слезах а, засыпая, вставал на утро счастливым и озаренным какой-то новой, небывалой идеей, которую тут же пытался зафиксировать на бумаге. Сны, которые он видел, были столь контрастны и вызывали такие сильные эмоции, что порой, этого возбуждения хватало на целый день. В такие дни он тратил свою энергию на реализацию своих проектов. Собирал вокруг себя архитекторов и инженеров, художников и специалистов по акустике, делился с ними своими планами, обсуждая чертежи, и давал распоряжения, выезжая в город. Плодом этих усилий стал построенный по проекту короля театр. В день торжественного открытия в театре состоялся праздничный концерт, на котором выступил бывший скрипач со своим первым сочинением. Отложив скрипку, здесь он впервые дебютировал как дирижер. Публика, среди которой находилась и королевская чета, явно была не в восторге от услышанного и, несмотря на поддержку короля и друзей музыканта, концерт был принят холодно. Совсем непривычная для их слуха музыка, слишком возбуждала нервы, консонансы чередовались с диссонансами и непредсказуемый характер музыкальной темы, в конце концов, заставил многих покинуть свои места, не дожидаясь окончания концерта. Выступление закончилось великолепным фейерверком. Артисты театра благодарили короля и были счастливы. На следующий же день городские газеты были переполнены критическими отзывами о событии. Почти никто не посчитался с мнением короля и немногими защитниками дебютанта, которые искренне отметили концерт, как выдающееся музыкальное явление. Критики язвительно коснулись и выставки художника, размещенной в галереях театра. Манера художника, по их мнению, перекликалась с варварской музыкой услышанной ими в зале. «Казалось, будто художник и музыкант находятся в каком-то чудовищном заговоре против устоявшихся традиций в нашем миролюбивом искусстве», - говорилось в одной из газет. Также критика не обошла вниманием и королевский вклад в это событие. Театр, по их мнению, был слишком роскошным подарком для артистов и не стоил таких вложений. Однако в народе это событие не было забыто. Только и было разговоров, что о театре, о его чудесных залах, о прекрасной настенной живописи и его богатом внутреннем убранстве. Таким и хотелось видеть многим храм искусства. После открытия этого храма артисты, озабоченные своей карьерой, все меньше стали собираться в королевском парке, в котором все когда-то так славно начиналось, и над королем снова нависла грозовая туча меланхолии. Тем временем его воинственный тесть, претендуя на якобы ничейную территорию, затеял конфликт с соседями, и пока король занимался театром, развязал с ними настоящую войну. Когда королю докладывали о положении дел, страна уже и без его вмешательства находилась на военном положении. От короля требовали лишь подписи под уже составленным приказом. - Но я не хочу никакой войны! – говорил король. - Смею заверить ваше величество, что у нас нет иного выхода, - отвечал советник. – Тем более что раннее, вами был подписан договор о союзничестве между нашими королевствами, - поддержал его первый министр. - Но ведь это война! Это кровь! Это страдание и смерть! А я не хочу посылать своих людей на смерть, - продолжал упорствовать король. - Военная компания спланирована таким образом, что наши силы, скорее всего, не будут задействованы в операции и останутся лишь в резерве, в качестве устрашения противника, - попытался успокоить министр. - Что значит «скорее всего»? – переспросил король. - Скорее всего, значит, наши силы послужат лишь декорацией. - И вы берете на себя ответственность? Министр не ответил и лишь пристально посмотрел в глаза собеседнику. Король отвернулся, уставился в окно и долго, как когда-то в детстве смотрел на опустевшую парадную лестницу. - Что же? – грустно сказал он. - Получается, я даже не могу отказаться? - Положение настолько серьезно, что вам следовало бы согласиться, а также прислушаться к мнению политиков на этот счет, - мягко давил министр. - Ведь от этого союза зависит будущее нашей страны. - Хочешь мира, готовься к войне, - произнес король старинное латинское изречение и дрожащей рукой подписал приказ, который вверг его королевство в долгую и бессмысленную войну. И как бы он не противился этому впоследствии, уже ничего не мог изменить. На все его упреки правительство отвечало молчанием. В конце концов, война закончилась поражением, и победители навязали проигравшей стороне новый союз в составе своего государства. Королева-мать не вынесла унижения и скончалась, перед этим поведав сыну таинственные причины смерти отца. Желая предостеречь его от грядущей опасности, королева рассказала, что за несколько лет до своей кончины отец сошел с ума и в целях безопасности был помещен в высокую дворцовую башню, где покончил с собой. На вопрос сына, в чем же состояла причина его душевной болезни, мать лишь расплакалась и предположила что все дело в наследственности. Теперь королю стало ясно, чьи крики доносились до его детской спальни со стороны башни. Он понял, что приходит время для разгадки всех, еще не разгаданных тайн. Жизнь малинового короля с тех пор все больше стала приобретать характер катящегося с горы камня. Двор обвинял его в разбазаривании казны, так как он безудержно тратил немыслимые деньги, то на оплату долгов какого-нибудь артиста, то на строительство очередной загородной резиденции. Пропасть между королем и сомневающимся в его дееспособности правительстве росла и участившиеся в связи с этим совещания наводили подозрение короля на готовящийся против него заговор. Во всех бедах и унижении страны король, прежде всего, винил тестя, с которым теперь прекратил все отношения. Его страсть к новым острым ощущениям усилилась и теперь жена при помощи слуг все чаще выуживала его из разных сомнительных заведений, где он напивался вдрызг. Супруга короля терпеливо сносила все невзгоды, которые выпали на ее долю. Она ждала его, когда король уезжал за границу или проводил долгие месяцы в загородных замках, читала его любимые книги, собирала фотографические снимки, составляя их в альбомы, и при этом не забывала о государственных делах. Не для кого не было секретом, что она действительно любила своего мужа. Он же, в свою очередь, видел в ней отражение всех своих бед. Тень отца, клеймом ложилась на ее, ничем не запятнанное лицо и король никак не мог взглянуть на жену иначе. На сцене королевского театра шла новая опера, автором которой был все тот же музыкант, а ныне прославленный за пределами родины капельмейстер. Опера была воплощением друзей его юности, так как упомянутый прежде художник тоже приложил к этому руку. Чудесная музыка, положенная на старинный сюжет из рыцарских времен, потрясающие декорации водопада и горного озера по которому влекомый белым лебедем плыл на своей лодке ищущий подвигов герой, все это не могло не взволновать воображение короля. Он горячо поздравил друзей после спектакля и пообещал художнику построить изысканную по архитектуре галерею, в которой намеревался выставить все его работы на обозрение публики. На следующий же день, еще находясь под впечатлением от оперы, король посетил мастерскую художника. Большая комната, разделенная несколькими ширмами, была переполнена работами разных лет. На стеллажах лежали старые эскизы храмовых росписей, стояли прислоненные к стене иконы, свидетельствующие о том, что когда-то художник занимался религиозной живописью. Далее, судя по количеству картин, все больше и больше внимания уделялось пейзажу, портрету и многофигурным композициям, в которых художник добился наибольшей выразительности. Король в полной тишине стоял посреди мастерской. Вся его жизнь, с лучшими периодами предстала перед ним на живописных полотнах друга. Он видел стоящих на берегу купальщиков, мечтательно обращенных к скрытому вдали горизонту, и узнавал в них себя и своих друзей. Видел натюрморты с малиной и кринкой молока, которыми когда-то с радостью угощал артистическую публику в королевском парке. Первый концерт его друга и портрет матери, такой нежной и одинокой. На видном месте висел портрет еще юного короля, а рядом…- этого король никак не ожидал - портрет девушки из его сна, который, при близком рассмотрении чем-то напоминал жену. С немым вопросом он обернулся к художнику и получил утвердительный ответ. Вуаль немного скрывала лицо принцессы, но, присмотревшись поближе, у короля отпали всякие сомнения. На портрете была изображена его законная супруга, с которой он прожил уже несколько лет, но ничего, как видно, не знал о ней. Покров был снят с еще одной тайны. Не сказав ни слова, обессиленный король вышел из мастерской художника сел в сани и по заснеженной дороге направился в горы, где совсем недавно завершилось строительство его загородной резиденции. Подобно отшельнику, он заперся в горном замке и больше не показывался на людях. Спустя три месяца королева получила приглашение посетить резиденцию и увидеться с мужем. Она приехала ранним утром. Окружавший ее сказочный пейзаж - горные хребты, покрытые снегом, иссиня-черные силуэты старых елей на фоне гор и замок в стиле рококо - все это создавало атмосферу какого-то таинственного ожидания. «Не похоже, чтобы здесь проходила какая-нибудь официальная встреча» - подумала королева о своем визите. Перебирая варианты, для чего же все-таки король пригласил ее в такое место, королеву, помимо прочего стали посещать и тревожные мысли. Что-то страшное было во всей этой окружавшей ее красоте, и романтический настрой стали пронизывать мрачные мысли. Наконец слуга повел ее через длинные полутемные коридоры, через огромные и безлюдные галереи в которых сильным эхом отдавались ее шаги. Стены были изысканно расписаны старинными сюжетами из героического эпоса, скульптура, барельефы и колонны украшали просторные залы которым, казалось, не будет конца. Но вот, они неожиданно оказались в зале, сильно напоминавшем огромную пещеру. Скалистые, созданные самой природой стены, местами взмывали ввысь, а где-то низко нависали над самой головой. Издали доносился шум водопада впадавшего в прозрачное, казавшееся бездонным озеро. Королева бродила по сказочному гроту и боялась проснуться, столь чудесным было ее сновидение. Вдруг из глубины пещеры раздались дивные звуки неведомо где расположившегося оркестра. На фоне медленного, заданного короткими смычковыми ударами ритма зазвучала прекрасная, полная величественной красоты и нежности скрипичная тема. Из-за скалистого уступа появилась лодка украшенная на носу роскошным белым лебедем. На лодке, облаченный в доспехи, плыл сам король. Он поднял руку и поприветствовал свою даму сердца, которая стояла на берегу не шелохнувшись. Причалив к берегу, рыцарь приблизился к королеве. Он долго не смел взглянуть на нее, и королева, не выдержав паузы сама заглянула ему в лицо. Король был бледен и печален. - Как долго я тебя искал, - произнес он, не смея взглянуть на нее. - Я всегда была рядом, - тихо ответила королева. - Я был слеп, - грустно сказал король и, взяв руку королевы, поцеловал ее. Музыка прекратилась, и со всех сторон послышались аплодисменты и крики невесть откуда появившейся публики. - Да здравствует король и королева! – кричали появившиеся под нишами сказочного грота артисты музыканты и друзья короля, забрасывая их цветами. - Да здравствует святое искусство! В эти дни они почувствовали себя счастливыми. Королева расчувствовавшись, рассказала мужу, что впервые увидела его еще задолго до их свадьбы на каком-то торжественном приеме и сразу отметила его от остальных. Она влюбилась в него без памяти и долго и усердно молилась, чтобы господь сподобил ее стать его женой. Король теперь понимал, сколь много пережила она с тех пор, как пошла с ним под венец, сколь много страданий и мук он доставил ей своим недоверием. Через несколько дней королевская чета вернулась во дворец, где короля уже ждал неприятный разговор с министром финансов. Правительство по-прежнему обвиняло короля в излишнем расточительстве и требовало от него значительно сократить расходы на свои прихоти. Не сдерживая своего раздражения и неприятия к теме разговора, король высказал министру свои догадки по поводу того, что правительство, по его мнению, уже давно плетет вокруг него сети и подбивает против короля народ. Что он не намерен больше терпеть этого унижения и во всех перечисленных министром причинах видит лишь ничтожный повод, для того, чтобы выставить короля в неприглядном свете. Все это вместе, по мнению короля, указывает на готовящийся против него государственный заговор. Когда же министр, после холодной ответной речи, наконец, позволил себе сомнения по поводу психического здоровья глубокоуважаемого монарха, глаза короля налились кровью и в приступе гнева, он выставил дерзкого министра за дверь. Подобные перепалки уже происходили между королем и членами его правительства, но еще не разу они не заходили так далеко. Король впервые почувствовал, что тиски, в которые его загнала жизнь, сжимаются. Он написал королеве письмо, в котором благодарил ее за те счастливые дни, что они провели недавно вместе, и еще раз попросил прощения за все ее страдания. Через мгновение он вновь мчался в горы, подальше от этого ненавистного мира, где весь воздух, как ему казалось, был отравлен завистью, корыстью и ханжеской ненавистью ко всему, что не укладывалось в строго определенные рамки закона. Он ненавидел этот мир всею душою и, как когда-то в детстве, хотел зарыться от него в каком-нибудь темном углу. Добравшись до замка, он заперся у себя в комнате и в полном изнеможении упал в кровать и уснул. Ему снилось, что по его загородной резиденции ходят какие-то люди и что-то обсуждают между собой. До слуха долетали такие слова как «одиночество», «болезнь», «мизантропия». Они бродили по залам в сопровождении гида, который рассказывал им о жизни короля, смотрели на стены и предметы роскоши, как это обычно делают туристы, заглядывали в королевскую спальню и трогали его вещи. Наконец, посетители вошли в комнату, которая напоминала старый винный погребок. Всегда наполненный посетителями погребок, на этот раз оказался пуст. Лишь в глубине, в полутемном углу они заметили какую-то фигуру в монашеском одеянии, которая сидела спиной к входящим. Гид окликнул посетителя и, обратившись к публике, с улыбкой заметил: - А здесь наш коронованный мизантроп совершил сделку с самим дьяволом, отведав его чудесного эликсира. Монах, повернувшись, откинул скрывавший его лицо капюшон, и король узнал в нем незнакомца, который много лет назад угостил их прекрасным вином, а потом бесследно исчез. Незнакомец, не обращая внимания на гида и собравшуюся публику, подмигнул королю как давнему знакомому и, как бы, между прочим, спросил: - Тебе понравилось мое вино? Король не ответил и недоверчиво поглядел на него. – Ну?! – удивился незнакомец, - не станешь же ты теперь топиться из-за этого по средневековому обычаю? - Зачем? – спросил король. - Чтобы расторгнуть сделку, разумеется, - сказал гид, наблюдавший за сценой. Незнакомец бросил на гида острый пронизывающий взгляд, потом глянул на посетителей и громко расхохотался. За ним рассмеялись и все остальные. Его леденящий душу хохот эхом раздавался по всем залам и галереям замка. Он напомнил королю смех, доносившийся в детстве из высокой дворцовой башни. Король в ужасе проснулся и позвал слугу. На его зов никто не откликался. Тогда он встал и, подойдя к двери, обнаружил, что она заперта. Он стал, что есть сил кричать и биться в закрытую дверь, но тщетно, все вокруг будто вымерло. Он снова упал в кровать и проспал неизвестно сколько часов пока его не разбудил какой-то шорох. Он глянул на дверь и увидел как через замочную скважину в комнату пробиралась змея. Ища жертву и шевеля своим ядовитым языком, она медленно вращала головой и шипела. Король вскочил и стал бить по двери подвернувшейся под руку кочергой. Через мгновенье змея исчезла и дверь отворилась. На пороге стояли странные и отвратительные существа. Голова одного, который держал в руках змею, напоминала голову собаки, другие, несмотря на белые халаты, были похожи на насекомых, которые клацали своими челюстями, будто это железные капканы. Спустя секунду сознание прояснилось. У дверей столпились столь ненавистные королю члены правительства и приглашенные медики. В руках одного из них на большом кольце, как змеи извивались и поблескивали ключи. Королю показали документ, в котором было заключение медицинской комиссии о признании его душевнобольным и, вслед за объявлением передачи его полномочий правительству, предложили покинуть резиденцию и направиться в больничной карете во дворец. В дворцовой башне ничего не изменилось с тех пор, как в ней коротал свои последние дни предшествующий королю узник. Затхлость и беспорядок вокруг унижали и усиливали гнетущее состояние короля, привыкшего к окружавшей его роскоши. Он понимал, что из этого капкана будет труднее всего выбраться и для этого ему еще понадобятся силы. Тюремщики в белых халатах, выдававшие себя за врачей, были очень удивлены спокойным поведением своего подопечного, так как не ожидали от короля ничего кроме ярости и обычных истерик лишенного свободы узника. Их тронуло достоинство, с каким король переносил все тяготы своего нового положения и, спустя месяц ему, в виде исключения, было разрешено в сопровождении двух врачей совершить прогулку по двору. - Почему ни королева, ни друзья не отвечают на мои письма, - сразу накинулся король на стражников с вопросами, - ведь, насколько мне известно, переписка не была запрещена? - Дело совсем не в запрете, - спокойно ответил один из сопровождавших короля. - Просто королева сейчас находится в отъезде, который по неизвестным причинам затянулся, а два ваших ближайших друга около месяца назад отправились в путешествие по реке на лодке, и пропали без вести. - Как так пропали? – удивился король. - Так, - повел плечами врач, - просто не вернулись. - Хи-хи! – тихонько рассмеялся король. Тюремщик в халате поглядел на пациента внимательнее и что-то шепнул своему коллеге. Каждую неделю прогулку повторяли, пока врачи окончательно не убедились, что король ведет себя смирно. Его состояние теперь оценивалось как неопасное, и когда король попросил разрешения прогуляться в окрестностях парка врачи, посовещавшись, наконец, согласились удовлетворить его просьбу и отпустили короля в сопровождении лишь одного человека. Солнце близилось к закату, когда они вышли из дворца. Пересекая парк, король стал любоваться осенними деревьями, от которых повеяло дивным ароматом юности, посмотрел на засыпанную опавшей листвой лужайку, где когда-то собиралось близкое его душе общество, и стал медленно спускаться к лесу, темневшему вдали грозной стеной. Когда же сопровождавший его врач выразил свое неудовольствие, то король сообщил, что хотел лишь собрать несколько шишек и небольшой букет из осенних листьев для своей коллекции. Это невинное желание убедило врача в том, что болезнь его пациента приобрела самый благополучный и неопасный характер, который можно было назвать впадением в детство. Они спустились по тропинке к лесу и король, подобно малому дитяти, стал возиться вблизи елей, собирая под ними пахнущие смолой шишки. Он подымал их с земли вместе с осенними листьями и, оглядываясь на врача, хвастался ему своими находками. Его спутник, утомленный прогулкой и ребячьими играми пациента, в конце концов, уселся на пень и на мгновение отвлекся, как вдруг, оглянувшись, обнаружил, что короля и след простыл. Король бежал. Его учащенное дыхание и почти детское всхлипывание напоминало в нем загнанного зверя. Все дальше и дальше погружался он в полумрак леса, который словно таинственный помощник раскрывал ему объятья, покрывая своим шатром от врагов и напасти. Позади, раздавался крик его преследователя. Сумерки сгущались, и в приближающейся темноте все труднее было разгадать спасительный путь. Когда узник понял, что ему удалось оторваться от своего тюремщика, он в бессилии упал на траву. Со всех сторон его окружал нескончаемый лес, из которого теперь нужно было искать дорогу. Он думал о своем одиночестве, об опасности, которая теперь ему грозила в случае поимки, о королеве, которую оставил одну. Не сегодня так завтра ему устроят облаву и тогда отцовской участи его отпрыску не миновать. Где-то, совсем рядом, хрустнула ветка. Король обернулся и среди темных силуэтов вековых елей разглядел чью-то сгорбленную фигуру. То была сморщенная, сосем древняя старуха с землистым лицом. Ее глаза уставились на короля. В одной руке у нее была палка, а другой она еле держала большую, накрытую грубой холстиной корзину. - Что заплутал? – спросила она и нагнулась, чтобы сорвать какую-то травинку. Король кивнул. Старуха была подслеповата, но пообещала вывести заблудившегося путника к реке, если он поможет ей донести корзинку. Она чем-то напомнила ему его покойную няню, и король, подхватив корзину, словно испуганный ребенок, ухватившийся за материнскую юбку, доверчиво побрел вслед за старухой. Вскоре вдали показались первые проблески света. Пройдя еще несколько шагов, они оказались на берегу реки. Старуха остановилась, поглядела королю в глаза и снова повернулась к реке. - Есть на той стороне реки край, где нет печали и тоски, - сказала старуха. – Туда попадешь, всякое горе забудешь. Я показала тебе выход, а ты в ответ поможешь мне перебраться на тот берег. - Как же это, - с недоумением спросил король, - вплавь? - По мостику я бы и сама прошла, - ответила старуха. - Только ведь нет туда моста. Король сперва нахмурился и хотел было что-то возразить, но твердый взгляд старухи, казалось, исключал любое сомнение. Хорош будет он, если поплывет один, а старуху бросит на берегу, тем более что без нее он бы вряд ли выбрался из леса. Делать было нечего, нужно было принимать решение, и принимать его надо было незамедлительно, так как из леса снова стали доноситься крики. - Это за тобой? – спросила старуха. - За мной, - ответил король. - Тогда решай. Вместо ответа король наклонился и велел старухе влезть ему на спину. Войдя в воду, он вдруг почувствовал тяжесть, точно на плечах его был не живой человек, а гроб с покойником. Вода была ледяная и поначалу, будто кандалами сковала его ноги, не давая и шагу ступить без мучительных усилий. Тут, совсем рядом послышался оклик. Из леса выбежал человек в монашеской одежде. Король оглянулся и узнал в нем незнакомца из погребка, который теперь явно намеревался помешать ему исполнить доброе дело. Старуха подбадривала короля и только просила не оборачиваться, а верить в свои силы и плыть. Спустя мгновение король почувствовал легкость и стал плыть все быстрее и быстрее. Его преследователь не отставал и теперь все чаще напоминал сопровождавшего короля врача, монашеская сутана которого каким-то образом перевоплотилась в белый халат. - Ха, ха, ха! – рассмеялся осененный догадкой король. Ты думал, что надул меня? Шиш тебе душу! Король чувствовал, что силы то покидают, то снова возвращаются к нему. Он плыл не оборачиваясь, не сомневаясь в победе, и спасительный берег уже замаячил где-то впереди. Тюремщик в халате сильно отстал и, вскоре вообще пропал из поля зрения. Король стал захлебываться водой и, теряя силы, почти у самого берега, начал тонуть. Все его движения сковало судорогой, в глазах потемнело, а в ушах раздался оглушительный шум. На мгновение сознание покинуло его. После этого наступила тишина. Она тянулась до тех пор пока король не почувствовал под собой твердую землю и не открыл глаза. Он лежал на незнакомом берегу. Волны ласково плескались о берег, и вода уже не казалась такой холодной. Перед ним сидела девочка. Откинув со стоящей рядом корзинки кусок холста, она загребла из нее руками спелую, рассыпавшуюся по земле малину и протянула ее королю. - Угощайся, - сказала она, улыбаясь, - ведь ты же любишь малину, я знаю. Где-то совсем близко послышались звуки музыки приветственные крики и свист, напоминавшие театральный шум. Король поднял голову. Из-за деревьев показались актеры, музыканты и поэты, которых король давно уже не встречал в своем театре и королева. Она словно сошла с того портрета и выглядела веселой и молодой. - Добро пожаловать на другой берег, - торжественно и тихо произнесла она. Художник стоял у мольберта и набрасывал какой-то этюд, а скрипач рядом наигрывал что-то. По всей видимости, все они когда-то переплыли эту реку и поселились здесь, на другом берегу. Анатолий Пухальский 06.09.2008г.