Пузиков копил. Копил против воли, преодолевая сопротивление внутреннего "я". Он не был стяжателем, и поэтому ему приходилось нелегко. Он кряхтел, вздыхал, пожимал плечами, иногда даже краснел наедине с самим собой. И всё-таки собирал. Цель оправдывала средст- ва. И вот заветный день наступил. Пузиков встал рано, несмотря на выходной день. Умываясь, долго фыркал, разбрызгивая во- ду в ванной комнате. Потом задумчиво вытирался, глядя на оставленные на полу лужи. На улице было ещё темно. Над серыми крышами домов висели яркие, как ёлочные игрушки, звёзды. Прохладный утренний воздух украшал затейливым парком каждый выдох. Пузиков подошёл к остановке рейсового аэропортовского автобуса. От тяжёлой ноши болели плечи, острые верёвки тюков больно врезались в пальцы рук. Пузиков положил тюки на землю и легко прошёлся взад-вперёд, похлопывая себя по бокам руками. Он знал, что автобусы в аэропорт ходят с интервалом пятнадцать-двадцать минут. Ос- тавалось одно: ждать. И он ждал. Он был покладист и, пожалуй, не в меру аккуратен. В жизни это ему часто меша- ло. Но таким уж он уродился. Автобус, скрипя тормозами, остановился возле Пузикова, и он с трудом поднялся в салон. В правой ключице что-то хрустнуло. Салон был полупустым, но передние места почти все были заняты. Пришлось тащиться в се- редину салона. Ключица саднила болью. Мимо окон автобуса проносились сумеречные, безлюдные, сонные улицы. Пузиков встал и, превозмогая боль, направился к выходу. "Выходишь, что-ль?" "Ага!" "Зачем только садился, ара?" Пузиков скатился вниз, как по трапу. Дверь гулко хлопнула. На душе было тревожно. Уже в окно он разглядел тёмные бесформенные массы людей, ко- лышащиеся на противоположной стороне улицы. Это казалось чем-то аморфным, безликим, а потому немного страшным. Он пересёк улицу. Толпа перед ним разноголосо гудела. "Вы не скажете…" - неуверенно обратился он к пробегавшей мимо девушке, но та даже не посмотрела в его сторону. В темноте, которая уже начала прореживаться в серое туманное утро, светили три яркие точ- ки. Это были своего рода концентраторы, вокруг которых кружила и бурлила толпа. Пузиков подошёл к одной из таких точек. "Не скажете, где хвост?" "Вон там, мила-а-й! Дорогу-то перейди и поиш-шы!.." Пузиков стоял в хвосте и с интересом наблюдал за суетой, гамом, беготнёй десятков самых различных, почти не похожих друг на друга людей. Здесь были и интеллектуалы, смотрящие на окружающих сквозь толстые стёкла роговых очков. Рядом с ними стояли красивые, хоро- шо одетые женщины в модных лайковых куртках и кепи "а ля гарсон". Были старушки и ста- рики почти в телогрейках с усталыми, ничего не выражающими лицами. Школьники и школь- ницы с мамами и без них, усатые лоботрясы с испитыми лицами, в мятых фирменных брюках. Время от времени воздух разрывали автомобильные гудки, сопровожаемые урчаньем мото- ров. Толпа расступалась, пропуская с трудом протискивающиеся через неё машины. Время шло. Взошло солнце. Город уже давно жил в своём обычном ритме. И только шумная толпа одер- жимых какой-то манией людей продолжала настойчиво осаждать "точки-концентраторы". Пузиков успел перезнакомиться с окружающими, успел "положить глаз" на миленькую брю- нетку, стоящую человек через десять после него. Когда машина в очередной раз вернулась, обстановка резко взвинтилась. Брюнетка почему- то оказалась прямо за Пузиковым, настойчиво доказывая своё право стоять там. В её дрожа- щем голосе проступали слёзы. "Разве я не права?" - брюнетка умоляюще вцепилась взглядом в Пузикова. "Милая, - подумал Пузиков, - как бы мне хотелось тебе помочь! Как мне жаль тебя, такую трогательную, такую хорошенькую и слабую. И такую измученную…" И сказал: "Вы ошибаетесь, гражданка. Между мною и вами человек семь ещё стоят!.." Толпа нажимала. Пузиков двигался в потоке. Стиснутый со всех сторон, он оказался в конце концов возле заветной точки. Едва расцепив затекшие пальцы, он наконец расстался со свои- ми тюками и, опустошённый, был извергнут толпой наружу. Улыбаясь, с бессмысленным пустым взглядом он стоял в скверике с горящей сигаретой в обескровленных губах и держал в руке маленький листочек голубой бумаги, на котором прог- лядывалась надпись: "Ф.Купер. Пионеры".