Баллада Я два года мечтал возвратиться к любимой своей. Для нее и для брата Господь наш меня сохранил. На пиру и в походе я думал лишь только о ней И война завершилась, сеньор мой меня отпустил. Мое тело давно исстрадалось от тягот и ран Но душевная рана была во сто крат тяжелей Я прошел сто земель, городов, я объездил сто стран Но нигде я не видел прекрасней любимой своей. Византийские шлюхи могли утолить мою страсть И тела своих пленниц не раз оставлял я в песке Но мечтал об одном лишь – в объятья любимой упасть И любовь, словно жажду, не мог утолить я ни с кем. Я гонцов не послал, я оставил обоз позади. Был успешен поход мой, я золото взял и шелка. Все оставил с охраной, а сам возвращался один. Вез лишь зеркало ей. Из Венеции, как обещал. Вез я Библию брату. Ее не добыл, а купил. Драгоценную книгу, тяжелую, в четверть листа. Я летел, улыбаясь, коня, что есть сил торопил. Брат мой вырос, наверно, ах только б меня он узнал. Мой братишка просил отпустить его Богу служить. Я ему обещал, что, когда я окончу войну, Он уйдет в монастырь, а пока я просил сторожить Замок наш родовой и мою молодую жену. Я спешил, я доспехов своих не снимал. Конь под мной зашатался, я только пришпорил коня. Я приехал домой, но мой замок меня не узнал, Даже слуги у врат отводили глаза от меня. Я бежал по двору, я кричал, где жена, младший брат? Ножны бились о ноги, призывно и жалко звеня. Я не чувствовал запах беды, я был счастлив и рад Я вернулся домой, почему не встречают меня? В сердце ужас прокрался, замедлил стремительный шаг Я спросил у слуги – где же брат, где супруга моя? Они живы? Да, живы. Но все-таки что-то не так... Они вместе, ответил слуга мне, свой взгляд отведя. Я ему не поверил, но шум в голове нарастал. Билось сердце в груди все сильней и сильней и сильней. Я шел медленно вверх. Тяжело, я ступени считал. Брат стоял у порога покоев любимой моей. В моей старой кольчуге, которую я потерял. С моим детским мечом, неумело зажатым в кулак Как щенок ощетиненный, словно меня не узнал. Он хотел от меня защитить ее. Стало быть так. Что он мог мне сказать? Он смолчал, я ударил сплеча. Он к стене отлетел, он был слаб, и об этом он знал. А я сразу решил - не получит он смерть от меча Я руками, руками своими его убивал. Как черна его кровь, как густа. С боевых рукавиц Не стекала она, а как будто прилипла к рукам. Труп пойти мне мешал, я швырнул его с лестницы вниз Я вошел. Я хотел убедиться, увидеть все сам. Здравствуй, радость моя, я спешил к тебе, я так мечтал. Каждый год без тебя словно вечность, и день, словно год. Я в крови и в пыли. Даже брат мой меня не узнал, А сейчас, дорогая, тебя он у лестницы ждет. Ты прекрасна, любимая, сын у тебя на руках, Как младенец Иисус у Мадонны приникший к груди. Почему же я вижу в глазах твоих страх, только страх? Где любовь твоя, милая? Что же ты… не уходи. Я шагнул ей навстречу, она попыталась бежать. Я дитя отшвырнул, словно тряпку. Ребенок затих. Ах, как сладко мне было к груди ее крепко прижать, Как легко задушить оказалось в объятьях своих. Я б скормил их тела диким псам, только б тем отомстил Я готов был отдать и такой своим слугам приказ. Только старый мой дьдька, который меня и растил Смог меня удержать от такого греха в этот раз. Он упал на колени, хватал мои руки, молил Разрешить схоронить, что осталось от прежних господ. Я его оттолкнул, но задумался и разрешил. Не так много собак за стеной крепостною живет. Догорала душа моя в пламени мести и зла Грань меж раем и адом уж так оказалась тонка! Я считал, что все кончено, только вот всхлип из угла И тогда я велел утопить в сточной яме щенка. Дьдька за руку вывел меня из покоев жены. Я по лестнице, мокрой от крови, спокойно сошел. «Господин мой, - сказал он, - их не было в этом вины. Разреши рассказать». «Я не верю тебе». «Хорошо». Год назад ваш сеньор к нам гонца присылал. Господин ваш погиб, его раны в могилу свели Так сказал он и сверток от вас передал – Сто монет золотых и кольчугу, в какой Вы ушли. Как она горевала! Ваш брат, он держался, как мог. Лишь во сне он стонал и по имени громко Вас звал Но он стал господином, и вот, проклиная Восток, Отложил свои книги и Вашу кольчугу достал. Брат Ваш не был бойцом, он мечом не владел Он не смог бы ни лук, не копье удержать. Он мечтал лишь о Боге, он к Богу хотел, Но ведь кто-то был должен Ваш род продолжать! Вы любили жену, и он помнил о том. Младший брат со своей распростился мечтой Только в память о Вас он не ввел деву в дом. И тогда сочетался он браком с вдовой! Кровь густа и черна, словно деготь, как будто смола Я на руки смотрел, и я только ее замечал. Боль в душе нарывала. Я тихо, так тихо сказал: Вы убили ребенка? Он лишь головой покачал. Я их не хоронил. Я лежал целый месяц в бреду. Мне мой виделся брат, он смеялся и звал за собой. Я не мог, торопясь, ощутить над собою беду. Потому что я сам оказался кошмаром, бедой. Я опять на войне. Но ни меч, ни стрела не берет Я домой не вернусь, а проклятье в себе сохраню. Путь ребенок любимых моих продолжает мой род Пусть меня ненавидит. За это его не виню. Мне остались на память из тех окровавленных дней О душе, что сгорела и больше не ведает слез Только прядка волос от убитой любимой моей, только Библия брата и зеркало, что я привез.