Влетаю в автобус. Рюкзак на плече, ноутбук через плечо. В руках два пакета и дамская сумочка. Хорошо, что дождалась. Наверное, последний. Вижу в конце туннеля… неужели свободное место. Повезло. Решительно направляюсь к нему…Место было в самом конце, где 3 сиденья стоят совсем рядом. Пока иду, взглядом изучаю попутчиков – женщина лет 55, красные губы, сборочка на юбке, белая, кружевная, хлопчатобумажная. Что-то знакомое. Да. У меня воротнички на школьной форме были такие же. Стараюсь пробраться на свободное место – оно посередине. Вдруг меня останавливает неведомая сила. Неприятный еле уловимый запах. «Осторожно, не испачкайтесь, я грязный – из тюрьмы еду», – слышу голос соседа справа, потухший, бесцветный, как вылинявшая на солнце и истрепавшаяся без всякой нужды тряпка. Стараюсь снять рюкзак, отклоняюсь в сторону женщины, чтобы освободить плечо. Слышу голос отчаяния: «Но не настолько же я… грязный». Еще секунда. Или вечность. Смотря для кого. Для него вполне вечность. Для меня все-таки секунда. Но вот мой рывок в сторону теперь понят и слышу вздох облегчения с его стороны: «Аааа». Сажусь, устраиваюсь… Что это? На краю окна, на черном фоне нарисована рука. С тонкими бледными пальцами, похожими на детские, но нет, слишком уж длинные… Рука зеленого цвета. Нет, не такого как молодая трава или зеленка. А как луна. Вы когда-нибудь видели зеленую луну? Зловещее зрелище… Темнеет. Да, уже конец июля. И кто теперь скажет, что не прав Эйнштейн, строивший законы относительности? Что я помню об этом лете? Только то, что для меня оно еще не наступило. Автобус несется, а за окном мелькают посеревшие силуэты деревьев. Луна… Да, помнится недавно видела луну, которая врезалась в мою память. Когда же это было? Год назад, месяц? Нет, кажется, вчера. Нарисованная рука сжалась. Я вздрогнула, но никто не заметил. Ладно. Что-то я на самом деле стала слишком восприимчивой или нервной. Но как в этой руке еще могли остаться силы, чтобы оторваться от стены и пошевелиться? Костяшки выпирали, и казалось еще немного, и прорвут тонкую ткань кожи. Вот. Слава богу. Застыли. Поднимаюсь от руки выше и натыкаюсь на потупленный взгляд. Да, что-что, а этот барьер мне не перепрыгнуть. Потупленный взгляд был в сторону окна. Или в сторону себя. Я так и не решилась спросить. Свет дрожал и мерк, чуть загорался и мерк, и каждая тень отражалась в нем. Определенно эти глаза отвыкли от света. Автобус несся по темной улице. А свет в глазах то загорался, то мерк, то загорался, то все-таки мерк. Мельком взглянула в лицо. Обросшее, но опрятное. Можно было бы подумать, что даже интеллигентное...если бы не этот чуть уловимый неприятный запах. Мелькали темные силуэты деревьев. Навстречу несся бардовый фартук кондуктора с большими карманами. Очень полная девушка с потным лицом и длинным потрепавшимся пучком то ли желтых, то ли соломенных волос резко протянула моему соседу монету. Зеленая рука крепко сжала два рубля. Голова в это время то ли поклонилась, то ли еще больше опустилась. О чем в тот момент молили глаза - я не знаю. Иногда мне становилось страшно… страшно холодно от этого взгляда. Кажется, мгновеньями безумного - только вот от голода или от боли. Почему мне так важно было это знать? Мы проезжали по мосту. В темной воде отражались фонари. Упоительно! Ты видишь? Нет. Его глаза, кажется, этого уже не видят. Как называется этот вид слепоты, слепоты к прекрасному? Тяжелая болезнь. Насмерть поражает душу. Вообще-то опасно жить среди мертвецов. А ведь мы живем. Привыкли. О чем же я сейчас думаю? «Лишь бы не выходил этот человек до меня. Будет вставать, обязательно заденет меня – проход слишком тесен». Что это? «Брезгливость», - тут же подсказывает внутренний голос. И этот еле уловимый мерзкий запах. Можно ли его смыть или он остается с человеком навсегда? 2 рубля по-прежнему сжимают руку, и она еле заметно дрожит. В другой руке билет – потрепанная измятая бумажка. Билет в один конец. Автобус несется по пустой темной улице. Все дальше и дальше от одной пропасти. Все дальше и дальше в другую. Оставляя за собой прошлое. Открывая будущее. Мне опять стало страшно… страшно холодно. От дрожащих теней где –то на дне души. Глаза – зеркало души – как же приелась эта фраза. Тьфу, прочь… Рука, державшая рубль медленно просовывается под олимпийку и достает паспорт. Гражданин РФ. В синей клеенчатой обложке. Ветер медленно пролистывает страницы. Вот и водительское удостоверение. Достается и аккуратно, трепетно возвращается на место бережными руками. А вот разворачивается белый лист, тоже какой-то очень важный и дорогой этому человеку. Будь у меня зрение получше – прочитала бы… Жаль, что у меня плохое зрение. Белый лист с печатью долго дрожал и бился в слабых руках. Уже стемнело. «Сколько времени?», - слышу я все тот же голос, но уже не вздрагиваю. Кажется, мне надо скоро сходить. Да, через 3 остановки. «Без 20 одиннадцать»,- отчеканивает мой голос. Или не мой, такой безжизненный и безымоциональный оттенок никогда раньше не слышала. Вот моя остановка. Я открыла сумку и быстро нашла то, что искала. Все. Выхожу. Или нет, не все. Еще не все... Теперь время остановилась для меня. И автобус и все вокруг замерло. Осталась я, одна со своим выбором. Вернее выбор предстояло только сделать. Мне, как типичному представителю весов, это всегда давалось с большим, если не сказать титаническим, трудом. Есть ли у тебя будущее – спрашивала я и пыталась найти ответ в складках его одежды. Могу ли я тебе помочь и имею ли право на это? Есть ли Прощение на самом деле? Кто ты – раскаявшийся преступник или не раскаявшийся. Есть ли в тебе искра божия – ведь, кажется, должна быть у каждого. Имеет ли право человек решать, человек судить? Помочь тебе или нет. Кто знает, где добро, а где зло. Я запуталась и хотела выбежать из автобуса, но жалость не отпускала меня и держала за обе руки. Сколько времени прошло, не знаю. В это время сосед опустил голову на руки или обхватил руками голову. Смотрю в глаза твои. Помоги же мне сделать выбор. Нет, не поможешь? Я толкаю соседа через перегородку. «Что?» «Возьмите!», - слышу глухой приказ в своем голосе и сую в зеленую руку зеленую, свернутую вчетверо, бумажку. Улавливаю мельком взглянувшие на меня глаза. Где-то в их глубине теплился огонек или вновь показалось? Наступит ли и у этого человека весна. Не знаю. Быстрыми шагами иду в сторону дома. «Спасибо большое» звучит в ушах надрывно и тоскливо. Я ничего ему не ответила. Хотя сказать хотелось многое. Слишком многое, чтобы уместить в словах. Бог судья. А я хотела хоть что-то для него сделать.