«Стих, вошедший в тебя неизвестно откуда и твоею рукою записанный, должен быть не словесно заумной причудой, а пронзившей, как молния, истиной» Этот завет, мной полученный в юности, я, как молитву, всю жизнь повторяю, и пребывая даже в паскудности и на перинах блаженного рая, в шахтной утробе, в лучах радиации, в педколлективе, где цели возвышены. Часто с собой мне приходится драться, чтобы слова гладью не были вышиты, чтоб отражали они повседневность скупостью фраз летописца седого, чтоб не ходило в прислугах потребности власти и фальши мне данное слово.