(фантасмагория) ПРЕЛЮДИЯ Удивился ли старый, потрепанный вихрь - я не знаю. Но пышную розу ветров я сорвал для любимой. Смерчей продувных мне не жаль. Извлекал ли я корни из строф, рассыпая петита межзвездную пыль, спотыкаясь о вечность?.. Залетный упырь норовил отворить шелестящую кровь, но напрасно: мой утлый, заброшенный кров у ветров на юру - строг для козней врага. Плыли мимо унылой реки берега и сливались вдали. А в кромешной ночи полтергейст одинокий в тамтамы стучал, и сползали на звук пилигримы с печи, и текли журавлями в неясную даль... Разливалась по гулким ущельям печаль, суицидно с горы низвергалась река. Как знаменье, как втора движенью меча в занебесье маячила чья-то рука, указуя, гоня, призывая, грозя… На излете времен закипала гроза… Раздуваемый былью, ныл простуженный ветер. На плечах моих пылью оседали столетья... НОВЕЛЛА ПЕРВАЯ МОРОК В заповедной полночной глуши, где Синильга ущельями бродит, где симурги над лесом летят и несут на закрылках людей, где гранитный нетронут лежит мшелый камень-вещун у дороги, где стремительных белок-летяг нет существ среди леса лютей - там неслышно, бесплотно скользят по нехоженым сумрачным тропам чьи-то смутные рваные сны, чьи-то древние тени - вослед. Разглядеть их, пожалуй, нельзя,- только вздох, только сдержанный ропот, только морок обманной блесны и слеза на прозрачном весле. Потаенной угрюмой реки неподвижны заросшие воды. длинновласая хмурая тинь в кроны тянется, смысл тая. Чьей-то темной, но ловкой руки тень закрыла тропу перехода снов из сонма тягучих рутин к запустению небытия. Сквозь лесной вековой бесприют смотрит желтое око Селены, стелет в дремлющих кронах обман, и стенают ночные певцы. Но веками упорно бредут по тропинкам чужих сновидений через мрак и холодный туман снов усталых седые ловцы. (продолжение следует)