С чертежами будущего флота царь спешит, за ним его вассалы. Пётр говорит кому-то что-то… Вот мозаика такая на фасаде обгоревшего, разрушенного дома за Кольцовским сквером в сорок третьем. Я – пацан, но горе в сердце комом: «Что творится, Боже мой, на свете?!» Весь Воронеж – сплошь одни руины. И Петру Великому досталось. Угол мозаичной той картины рухнул, как подкошенная старость. И камзол царя весь изувечен, в сапогах – десятка два пробоин. Но Великий Пётр, казалось, вечен, - он живым остался после боя. И опять спешит на верфь. Как прежде будет строить корабли, которых нету лучше! – Пётр свят в надежде, – нет сильней на всех морских просторах! Но свои, похуже Алексея, цесаревича, предали, обманули: память и картину не жалея, в прах развеяв, динамит рванули. Пётр и вассалы в преисподней. Не осталось и эскизов даже. А на месте тех руин сегодня скучность серая пятиэтажек. …Люди! Люди! Что творится с нами?! Мир наш скуден и жесток, и странен. Мы плюём на гимны и на знамя, добиваем тех, кто только ранен, разрушаем и не сохраняем, и паскудим то, что сохранилось, память топчем, честь свою роняем. Почему, скажите мне на милость, почему себя не уважаем, чтим лишь то, что нам приносит прибыль? Результат придёт, но с урожаем деградации, несущей гибель. 4.09.1999.