Синьор команданте уже сидел в своём любимом кресле. "Интересно, когда он спит?" - подумал недоуменно Пузиков, пробегая в трусиках мимо коменданта к отдельно стоящему, выражаясь по-военному, покосившемуся туалету. Часы показывали половину седьмого. "Товарищ Пузиков!" "Доброе утро, товарищ Лукьянов!" "Водичка идёт!.." "Ясно! - а про себя подумал:"Чтоб ты провалился, команданте!.." Турбаза спала, нимало не заботясь о том, что дефицитная влага через полчаса может пере- стать капать из крана. Комендант "расставлял силки" на первых проснувшихся отдыхающих и организовывал сбор воды. Турбаза держалась "рабским трудом". Никакой сознательности! Лукьянов плюнул с досадой на окурок и старательно втоптал его в песок. Раб по фамилии Пузиков, противно мелькая бледными телесами, семенил с вёдрами по бетонной дорожке от кухни к водопроводному крану. Туда - обратно! Взад - вперёд! Раз - два! К удивлению Пузикова, в умывальник вместилось шестнадцать вёдер воды. Да ещё на кухне штук пять ёмкостей. Славная зарядка!.. "А?.." Он оглянулся. Синьора команданте не было. Из полуоткрытой двери служебного помещения прорывался, мягко растекаясь по территории базы, богатырский храп… Поначалу Пузикову всё здесь нравилось. Где-то далеко в прошлом остались бесчисленные листки разрешений, отработанные под металл голоса начальников, бестолковые вечерние бдения, называвшиеся совещаниями. К тому же здесь не так сильно саднило сердце, как когда он приходил после работы усталый в пустой дом и не слышал весёлого ребячьего гомона. Он тяжело переживал разрыв с семьёй. И всё-таки, размышляя вновь и вновь об этом столь не- характерном для себя решительном шаге, он всё более убеждался, что поступил правильно. С запоздалой краской на лице Пузиков вспоминал свою отрешённую безропотность при виде недовольной гримася на некогда красивом лице жены, не находившей ласковых слов даже для детей. Отчуждение наступало слишком стремительно. Он теперь не смог бы, пожалуй, объяснить, как у него хватало сил в течение шести лет выносить откровенную ненависть тёщи, её злобный бойкот. За что?.. Положа руку на сердце, Пузиков не мог бы упрекнуть себя в том, что не пытался спасти раз- валивавшуюся семью. Но чем больше он старался, тем было хуже. Пытаясь быть ласковым, он встречал недоумение и неприязнь. Даря подарки, получал в ответ равнодушие и отсутст- вие малейшего интереса. Да! Всё завершилось логично. И, видимо, к удовлетворению обеих сторон. За неделю пребывания у моря острота ощущений притупилась. Начинало надоедать. Книги не спасали от приступов томящей тоски. Как счастливейшие минуты жизни он вспоминал воз- ню со своей маленькой дочуркой, её звонкий смех, шелковистые волосики, маленькие паль- чики, которые любил перебирать… Где всё это теперь? Он лежал на гальке, поёживаясь от врезавшихся в тело камней. Читать не хотелось. Вчера на базе был новый "заезд". "Старики" настороженно приглядывались к новеньким, стараясь сразу установить совпадение интересов к расположенному рядом ларьку. В математике это, кажется, называется конгруэнтностью. Вечером даже пели песни. Пузиков так не мог. Да и не умел. И это было, видимо, его бедой… "Дядя, а ты так умеешь?.." Он открыл глаза. Радом с ним сидел мальчик лет пяти и гордо показывал пальчиком на пос- троенную им пирамидку из камешков. "Знаешь, не пробовал!.." "А ты попробуй! И увидишь, что это не так-то просто!" Пузиков суетливо сел и специально несколько раз подряд "не сумел". Паренёк заливисто смеялся, показывая редкие, изъеденные зубки. "А как тебя зовут?" "Дядя Вася. А тебя?" "Костик…" Через десять минут они уже были закадычными друзьями. Костик рассказал несколько стиш- ков, а Пузиков, больно ударяя локти, продемонстрировал, как сердится седая, вислоухая со- бака. С пляжа шли вместе: он, Костик и мама Костика Агния или Агнесса Ивановна. Встречу наз- начили вечером в кинотеатре. Лёгкий ветерок шелестел листвой. Над головой Пузикова проплывали причудливые фигуры, сотканные из облаков. Ярко мерцали вокруг них и даже внутри них самих по-ненастоящему яркие южные звёзды. Пузиков не понимал, да и не хотел понимать того, что происходило на экране, заполненном карикатурными напомаженными мужчинами и чересчур реалистичными, излишне откровенны- ми женщинами. В зале, уставленном сколоченными из досок скамейками, было тесно. Арабс- кие фильмы пользовались успехом. Агния сидела рядом, прижавшись к нему плечом. Костика пришлось взять на колени. Пузи- кову было неудобно сидеть, фильм не нравился, но он не решался даже пошевелиться, опа- саясь лишиться контакта с плечом Агнессы Ивановны и ощущаемого им непередаваемого аромата каких-то тонких духов. Сеанс закончился поздно. Костик семенил ножками в темноте, держась за руки своей мамы и Пузикова. Изредка он повисал на них, подгибая колени. И тогда Василий Николаевич и Аг- ния попеременно читали ему мораль. Он звонко хохотал и продолжал забавляться. По ногами шуршала галька, над головой покачивались густые кроны деревьев, заслоняя со- бой то одну, то другую часть звёздного неба. "Мам, а почему этот дядя подсматривал, когда тётя переодевалась?.. А почему тот мальчик плакал?.. А почему то… а почему это?.." Вопросы сыпались, как из рога изобилия. Агния тихо смеялась низким, словно бархатным смехом и отвечала сыну, как казалось Пузикову, ласково и изобретательно. Пузикову не хотелось говорить. Он слушал мягкий мелодичный говор Агнии и наслаждался им, как звуками музыки. Её присутствие, хоть она и не видна была ему в кромешной темноте, казалось, будило в нём какой-то скрытый источник радости, веселья и упоительного восторга. Закрыв глаза, хоть это и не требовалось при теперешнем освещении, он вспоминал, какою увидел её днём на пляже: ослепительную, белокожую, с безупречными линиями шеи, рук и бёдер. Она казалась живой Психеей. "Дядя Вася, а ты утром делаешь зарядку?" "Конечно, Костенька! Все должны делать зарядку. Это очень приятно: сделать зарядку, а потом искупаться в море!" "Ой, а ты не мог бы делать её вместе со мной? А то мама рано не встаёт, она любит пос- пать!.." Агния опять тихонько рассмеялась. "А папа разве с тобой не занимается?" "А у нас нет папы, мы его прогнали, он был пьяница!" Воцарилась неловкая тишина. Каждый думал о своём. Пузиков со стыдом поймал себя на мысли о том, что больше всего жалеет Агнию, её невостребуемую красоту. "А?.. Дядя Вася?.." "Конечно, конечно! Я буду за тобой приходить. А ты будешь рано вставать?" "Да! Да!!" Костик закричал и снова повис на поддерживающих его сильных руках. Жизнь Пузикова чудесным образом переменилась. Чуть свет он бежал на соседнюю базу и робко стучался в заветное окошко, стараясь не смотреть, как Агния, накинув лёгкий халатик, склонялась над кроватью сынишки. Костик выскакивал на крыльцо взъерошенный, как только что вылупившийся птенец. Когда они возвращались с моря, отдыхающие ещё только просыпались, выползая из доми- ков и палаток, чадя папиросами и почёсывая разлохмаченные головы, гремя на кухне посудой и толпясь возле умывальника. Агния встречала их ослепительной улыбкой и уводила "физкультурника" переодеваться. Через полчаса они встречались в столовой. Пузикову не хотелось есть, но он делал вид, что голоден, как волк, так как маленький чело- вечек всё хотел делать, как "дядя Вася". И снова пляж, пряный запах морской травы, урчание накатывающихся на берег волн, звон- кий смех Костика и "эрмитажная" красота его мамы. Иногда вместо купания уходили в лес, пачкали руки, скармливая Костику найденную ежеви- ку и кроваво-красные ягоды кизила. В присутствии ребёнка Пузиков чувствовал себя легко и радостно. Он шутил с Агнией, сме- ялся, рассказывал ей анекдоты, изображал в лицах общих знакомых по пляжу и столовой. Аг- ния смеялась низким грудным смехом, вроде бы с французским прононсом, каждый раз вы- зывая в душе Пузикова прилив тёплой тоски. Но стоило Василию Николаевичу остаться наедине с Агнией, он испытывал необъяснимую напряжённость, почему-то терялся и боялся поднять на неё глаза. Она чувствовала это, ста- новясь вдруг серьёзной и глядя на него, как ему казалось, встревоженно и недоверчиво. "А что я могу ей сказать? - думал он. - Что мне нравятся её ножки? Она и так это знает. Что мне хочется её обнять? Это - пошло…" И он ничего не говорил. Как неуверенный полководец готовит шаткую отступную позицию, так и он заранее планировал, как, прощаясь, он многозначительно пожмёт Агнии руку и поп- росит её адрес. И лишь когда, провожая автобус с уезжавшим Костиком, он увидел долго махавшую ему из окна удалявшуюся маленькую ладошку, он вспомнил, что так и не попросил этот адрес. С грустью в сердце он вернулся на турбазу. Комендант сидел в своём кресле. В сумерках его нос светился как стоп-сигнал автомобиля. Пузиков посмотрел на него и неожиданно для самого себя предложил: "Слушай, Лукьянов, давай выпьем! А?.. Я сейчас сбегаю!.."