Он говорит, что любовь не жестока, что жестоки люди. Он говорит, что его сводят с ума мысли о том, что я могла быть до него с кем-то другим. Он говорит и опускает в пол взгляд своих синих глаз. «Ты делаешь мне больно. Я ведь живой, несмотря на то, что давно мертв», - он говорит, и его губы дрожат. «Я всегда позволял себя любить, но сам не никогда не любил. Я не мог понять их боль. Почему ты? И почему так? Человеческая жизнь всего лишь вспышка, но такая яркая, что иногда ослепляет. Даже я не могу ответить почему, даже я не могу помочь. И это не судьба, это всего лишь случайность, просто пересечение линий. Не замысловатая схема, а просто случайный рисунок», - он закрывает глаза, а по щекам текут слезы. Они падают на мою кожу уже холодные, но я знаю, что когда они только рождались в его мерцающих глазах, они были горячие. Это слезы отчаяния и злости, слезы боли и безысходности. Говорят, любят сердцем. Это неправда, у него нет сердца, но вопреки всему он сейчас со мной. Здесь. Хочется сказать в это время и в этой реальности, но для меня сейчас не существует ни то, ни другое, потому что я умираю. Жить? Спорный вопрос. Я любила жизнь, и вместе с тем никогда не боялась умереть. Сейчас страх отступил навсегда, осталось только сожаление. Я не хочу его отдавать. Он говорит, что навсегда теперь принадлежит мне. Но я не верю его клятвам, я хочу, но не могу поверить в его слова. Он предлагает забрать все, что я захочу. Но у него нет ни сердца, ни души, только бессмертие, вечность между небом и землей. Я смотрю на эти длинные черные волосы, на эти красивые мужские руки, на его гордый величественный стан, на этот полный злобы взгляд, и понимаю, что не хочу его оставлять, не хочу исчезать. «Анабэль», - шепчу я, сжимая его ладонь. «Ты мое наказание. Наказание за мою силу, проклятье за грехи. Он говорил, он предупреждал, что за все придет расплата. Верша каждый день боль, держа в своих руках могущество, ты становишься уязвим. Вся власть твоя ничто по сравнению с тем, что ты можешь потерять. Но я не знал, я не мог себе представить. Мне не о чем было жалеть. Теперь я теряю самое дорогое – тебя» - он утыкается мне в шею, и его мягкие волосы ложатся волной мне на грудь. Закрываю глаза, вспоминаю… …Тогда была ночь такая черная и мягкая, словно бархат. Одна из тех ночей, в которую хочется закутаться, как в одеяло. В груди моей сжималось сердце, билось в бешеном темпе, я задыхалась. Все мои мысли сводились к двум словам: «Это все». Он сказал это холодно, равнодушно, я пыталась заглянуть в его зеленые глаза, найти в них хоть что-то, что бы могло дать мне надежду, но увидела только странную отрешенность. В ту самую ночь я свершила самую большую ошибку в жизни, которая стала самой большой наградой. Я смотрела на кровь, стекающую по рукам, смотрела как она течет из моих разрезанных вен, и мне было не жаль, ничего не жаль. Слезы текли не переставая, но то были слезы облегчения, казалось вот-вот и все кончится. А потом была вся эта суматоха: врачи, скорая, удивленные глаза друзей и родных. Сквозь сон я постоянно слышала, как кто-то говорит со мной, просит дышать, просит жить. Но мне не хотелось выбираться из этой полудремы, где все чувства и мысли терялись в глубине внутреннего мира, а жизнь казалась лишь отдаленным сиянием, которое создано лишь для других. Я почти не открывала глаз, они отказывались смотреть на то, что происходит вокруг. Прошло немного времени, когда мои близкие узнали шокирующее известие: у меня заражение крови. Та бритва, которой я резала свои вены, занесла в мою кровь инфекцию. Я умираю. Именно тогда появился он. Он был почти беззвучен, стоял в самом темном углу моей палаты, смотрел непрерывно своими синими глазами. Даже тогда в том сюрреалистичном состоянии, я смогла разглядеть насколько он красив. О такой красоте говорят неземная или божественная. Он просто стоял и смотрел. Я не хотела спрашивать кто он и откуда взялся. Я старалась не дышать, чтоб только он не исчез. «Ты умираешь», - сказал он шепотом. «Я знаю…», - прошептала я в ответ. «Жизнь – это замкнутый круг, проволока, на которую нанизаны события, и они раз за разом повторяются. Этот круг неразрывен», - он подошел ближе, и я увидела в первый раз его крылья. Он подошел и сел рядом со мной. «Хуже всего неопределенность, говорят люди. Но мы то с тобой знаем, что на самом деле хуже всего чувствовать и знать чуть-чуть больше, чем другие люди. Чувствовать, как твоя душевная боль перетекает в физическую, как не только душу, но и твое тело разрывает адская боль, а ты даже вдохнуть не можешь, не можешь сказать, объяснить. Тебя никто не может понять. Люди вокруг, они равнодушны и жестоки. Но ты стойко стоишь на своем, пытаешься не сломаться, а потом в твою жизнь врывается тот, кто рушит все, неважно враг он или любимый человек. И вот ты уже сидишь на осколках своего мира, истекаешь кровью своей мечты, и пытаешься понять как такое могло случиться. Я скажу тебе: просто некоторые люди приходят в вашу жизнь только для того, чтобы уйти. Тебе начинает казаться, что ты мог бы никого не пускать в свою жизнь. Но на что ты себя обрекаешь? На жизнь, полную одиночества? На жизнь без борьбы и эмоций? На вечный лед молчания и пустоты? И если это так, то стоит ли эта жизнь продолжения?» - он говорил так будто знал про меня все, так наверно, это и было. По моим щекам потекли слезы, я отчаянно пыталась собраться с силами, чтобы ответить: «Это ощущение, когда падаешь еще ниже. Ниже, чем ты есть. Когда ты проваливаешься в самого себя так глубоко, что становится страшно. Когда земля уходит из-под ног, и ты понимаешь, что все во, что ты верил, стало вдруг ничем. Вся твоя жизнь – это всего лишь иллюзия, а ты как волшебник создал ее для самого себя. А теперь некого в этом обвинять, потому что рядом никого нет. Все разошлись, как зрители, которым не понравилось твое представление. Все, что тебе остается – это попробовать собрать хотя бы часть того, что было тобой. Но даже это тебе не под силу, потому что ты разрушен до основания. Ты никто и ничто, ты не чувствуешь себя, тебя просто больше нет. И вот вроде бы она, твоя жизнь идет, и с каждой минутой она двигается вперед, а ты как бы остался на месте. Потеря, слезы, боль – это всего лишь слова, несравнимые с теми ощущениями, что на самом деле происходят внутри. Что если ты почти в реальности слышишь, как рвутся внутри цепи, на которых держалась вся твоя человеческая сущность? Что если твое сознание, спасаясь, пытается уйти, и ты понимаешь, что теряешь себя? Ты уже на самом дне». Я замолкла. Он холодно посмотрел на меня, и отошел к окну. Его мягкий голос снова зазвучал, разрезая тишину комнаты, как тонкое лезвие. «Человеческая сущность слаба по своей сути. Вы бы много смогли добиться, но собственная трусость не дает вам идти вперед. А личностей чуть не похожих на остальных люди изживают. И ты это слишком хорошо знаешь, мой умирающий ангел. Им страшно жить рядом с такими, как ты…», - постепенно его голос стал тише, а потом совсем исчез. Нет, он не замолчал, просто мое сознание ушло от меня. Это был мой первый, но не последний обморок на пути к смерти. Когда я пришла в себя был день, и рядом никого не было. Когда ты на грани жизни и смерти, когда ночь и день сливаются в одну мутную линию, когда все люди вокруг выглядят нереально, словно персонажи сериала, а свет причиняет только боль, в это время стараешься найти хоть какое-то оправдание своего существования. Я пыталась, но так и не смогла. С той первой встречи, я стала видеть его каждую ночь. Он был и останется навсегда Ангелом Смерти, темным существом, приходящим к людям, которые стоят над пропастью. Нет, он не пытается их убедить остаться, не пытается помочь им снова поверить, обрести смысл существования. Он просто ждет пока ты догоришь, чтобы забрать оставшееся тепло. Он не вершит приговоров, он лишь сторонний наблюдатель. Ему нравится разговаривать с обреченными, отчаявшимися людьми. Он наслаждается этим отчаянием, это его своеобразная романтика. «Уйти – самое легкое, прикрыть свой страх красивыми словами «так будет лучше для всех». Поступиться своими чувствами. Легче сдаться без борьбы. Не тратить свои силы. Легче сделать вид, что ничего не было, стереть все из памяти», - он смотрел мне прямо в глаза. «Найти себе вариант попроще и просто существовать, даже не жить. Прикрыть выжженную душу фразами «нормально» и «как всегда». Уйти и не оглянуться, даже не зная, что если бы ты начал войну, ты бы ее обязательно выиграл. Просто ты не захотел. Жизнь и любовь не жестоки, их делают такими люди». Его зовут Анабэль, и он приходит только к самоубийцам, которым не довелось довести дело до конца, к таким как я. Он сам не помнит сколько веков прошло перед его глазами, и вместе с тем ему всегда двадцать семь. Жизнь давно перестала в нем течь, он мертв. А во мне в мои семнадцать жизнь все еще теплилась. Я рассказывала ему о том, как мечтала уехать из своей страны, о том как хотела танцевать, о том как хотела жить. И он внимательно слушал, внимал каждому слову, улыбался загадочной улыбкой, обнажая свои белые клыки. «Боль – это всего лишь точка, разрастающаяся в огромную вспышку, которая затмевает все твои рациональные мысли. Это допинг, который позволяет существовать, позволяет не забывать о том, что ты все еще живешь. Боль, она неизбежна в жизни, как неизбежен вдох воздуха. Жить, оказалось, слишком больно» - сказала я как-то Анабэлю, и отвела виновата взгляд. Я почувствовала, как бессилие растекается по моему телу. Именно в тот момент он дотронулся до меня в первый раз. Я чувствовала его нежные губы, чувствовала как его клыки царапают мою кожу. От его поцелуя веяло холодом, но вопреки этому внутри меня разливалось тепло. Может быть мое отчаяние и безысходность сияли как-то особенно, я не знала, мне было важно лишь, что он целовал меня, что он был рядом. В ту ночь я впервые встала с кровати за последнее время. Мы до утра стояли на крыше, а он обнимал меня своими крыльями, и мне было тепло. Любовь настигает нас в самые неожиданные моменты жизни, или почти смерти. Она не спрашивает разрешения, и не слышит твоих просьб. Она независима, не терпит слабости и гордости, она сильна и одновременно ей нужна защита. Любовь нам необходима, но становится немного жаль, когда понимаешь, что продолжения не будет. Оно просто невозможно. В один из унылых вечеров, когда на улице шел дождь, как будто само небо оплакивало мою ошибку, мое состояние со стабильно плохого стало критическим. Я впала в кому, из которой не могла выбраться пять дней. Пять дней в небытие, где нет ни снов, ни иллюзий, только белое пространство. На шестой день я проснулась от его холодного дыхания, которое скользило по моей коже. Анабэль сидел рядом, держа меня за руку. В темноте было плохо видно, но я сразу заметила, что с ним что-то не так. Волосы, которые обычно лежали ровной волной, были растрепаны. Его руки и лицо были залиты алой кровью. Верхняя губа была разорвана, словно кто-то разорвал его плоть, как бумагу. Его тела я не могла разглядеть, но была уверена, что и оно в крови. Внутри все сжалось, завязалось в крепкий узел. Это был страх, страх его потерять… … Он тихо роняет слезы и говорит, что любовь не жестока, что такой ее делаем мы сами. Он говорит, что даже он не может помочь. Он говорит мне, что я его наказание. Я спрашиваю его, что случилось, обнимая его, пачкаясь в его крови. «Я пытался, я хотел помочь. Но он сильнее меня. Я не могу сдерживать его вечно. Я могу подарить тебе Вселенную, могу показать бесконечность, если ты захочешь, я могу убить твоих врагов, я могу показать тебе огни Нью-Йорка. Но я не могу тебя спасти. Теперь я ненавижу этот мир. Ненавижу». «Подари» - говорю я ему. «Что?» - переспрашивает Анабэль. «Вселенную. Мне никто никогда не дарил даже цветов, а ты можешь подарить Вселенную», - я вытираю рукой слезы с его лица, смешавшиеся с кровью. На секунду он замирает в недоумении, а потом говорит, то чего мне никто никогда не говорил: «Я люблю тебя», - и в его глазах появляется блеск возникшей на секунду надежды. Я провожу пальцем по его разбитым губам. Он на секунду отстраняется. Больно. А потом снова прижимает меня к себе. Два дня я провела в ожидании, не могла уснуть, беспокоилась. Минуты тянулись медленно, а его все не было. Выбившись из сил, я заснула в бреду. Я открываю глаза, и сначала мне кажется, что я все еще сплю. Белых стен больницы нет, нет ничего, вокруг сплошное полотно из алых роз. Комната наполнена шорохом тысячи расправляющихся лепестков. Я встаю с кровати, опуская ноги на эти хрупкие создания. Шипы глубоко впиваются в кожу, но мне все равно. Мне хочется почувствовать, вдохнуть, ощутить на себе это чудо. «Этот мир для тебя» - слышу я голос моего темного ангела, и оборачиваюсь. Он выглядит еще красивее в этом великолепии роз. В руках он держит подобие шара. Шар светится то голубым, то синим, то почти черным. Я понимаю, что это вселенная, но осознание того, что она теперь моя не укладывается в голове. Я заглядываю широко открытыми глазами в этот меленький мир, а он стоит позади меня, обнимая меня своими сильными руками. И если это не счастье, тогда что? Даже если я умру сегодня, что с того? Разве не стоят эти мгновения того, чтобы за них умереть? «Что будет со мной дальше?» - спрашиваю я у Анабэля, проводя рукой по его обнаженной груди. Мы лежим, обнявшись, я прижимаюсь к его божественному телу, вдыхаю запах его волос. В этот момент он совсем, как человек. Только он холодный, и моя кожа покрылась мурашками, но мне все равно. «Ничего», - отвечает он мне, легонько касаясь губами моей щеки. «Ты умрешь. Все как было до тебя, так и будет после». «А что будет с тобой?». Он не отвечает. Отворачивается. Смотрит куда-то вдаль, только не на меня. Он не хочет на меня смотреть. Я уже жалею, что спросила. Я не хочу делать ему еще больнее. Анабэль когда-то давно стал бессмертным, и это бессмертие стоило ему жизни. Совершив сделку то ли с дьяволом, то ли с богом, теперь он уже сам не помнил, он променял полную боли жизнь на вечный покой. Тогда ему казалось, что он ничего не теряет: он никого не любил, ему никто был не нужен, и помимо своей невообразимой красоты и одиночества у него ничего не было. «Тот, кто всегда за спиной» так называл Анабэль того, кому служил. Он называл его так, потому что никогда его не видел, только слышал за спиной его властный голос. «Тот, кто всегда за спиной» предупреждал его, что сожаление о сделанном рано или поздно наступит, за все приходится однажды платить сердцем. Но Анабэль был уверен, что сердце его лед, а души нет. И он сделал свой шаг в сумрак. Теперь «тот, кто всегда за спиной» пришел за мной. «Надежда живет даже у самых могил», - сказал Гете, вот и Анабэль из последних сил хранил эту надежду, проводя все ночи, охраняя меня, возвращаясь каждый раз все более жестоко избитым. Он так же, как и я угасал на глазах. «Обстоятельства – самое легкое оправдание нашей трусости. Они нам мешают, но лишь одно обстоятельство сильнее нас, это смерть. Все остальное преодолимо, просто мы не хотим бороться, боимся, прячемся», - кровь течет из его рассеченной брови, и капает на его раскрытую ладонь. Этой ночью он вернулся почти без чувств. Я понимала, что моя смерть уже совсем рядом. Я видела в его глазах отчаяния, такое же отчаяние, как у тех людей, к которым он раньше приходил, то отчаяние, которым он раньше наслаждался. «Каждый сам волен решать, что для него счастье. Каждый сам должен совершать ошибки. Не испытав любовь, ты никогда не узнаешь, что такое быть счастливым. Не испытав страх, ты не узнаешь, что такое бояться. Не потеряв в жизни ни разу, слова боль утраты, останутся для тебя лишь словами», - говорю я, стирая его кровь краем своей рубашки. «Я всегда думал, что во мне сила, которая помогла мне уйти не оглядываясь, не жалея, не прощая. А оказалось, что я слаб, что власть – это всего лишь иллюзия. Можно сколько угодно уверять себя в том, что время лечит, но время не лечит, оно лишь помогает подавить боль. Мне хочется кричать, кричать, кричать, пока сила моя не кончится, а вместе с ней я. Я никогда уже не смогу жить как прежде». Я обвиваю руками его шею, целую его лицо, понимаю, что не хочу его составлять. Но «тот, кто всегда за спиной» уже рядом. Как часто мы верим в то, что хотим верить, и как часто занимаемся самообманом. Мы выдумываем мир, который нам нравится, забывая о реальности, живем в нем. Нам безразлично на то, что происходит вокруг, мы заняты созерцанием собственных иллюзий. Возвращаясь в реальный мир, мы сгораем дотла, становимся сильнее. Он нас почти ничего не остается, а мы все твердим, что завтра будет лучше, но лучше уже никогда не будет. Он смотрит на меня виновато, и я понимаю, что он уже все решил. «Я не смогу тебя забыть, как и полюбить больше не смогу», - говорит он. Он целует меня и крепко прижимает к себе. Я чувствую холод, но теперь уже не снаружи, а внутри. У меня все немеет, я не чувствую своего тела, а он продолжает целовать меня. Мое дыхание замедляется, и я закрываю глаза. Я никогда не мечтала о принце, и не верила в сказки, единственное, чего я хотела – это чтобы рядом со мной был сильный мужчина. И мне не важно из света он, или из тьмы, но он стал тем единственным, кто смог пересилить себя, забыть о своей боли и подарить мне покой. И если это не любовь, тогда что? Он стоял посередине комнаты в темноте. Он держал ее холодное тело в своих руках, и сейчас ему казалось, что она еще красивее, чем при жизни. По его щеке катилась слеза, чистая и прозрачная. Она была наполнена болью утраты, отчаянием, страхом и любовью, всем тем, чего он так сторонился, чего он раньше не понимал. «Жизнь – грех, смерть – прощение этого греха. Знаешь, вечность иногда влюбляется в творения времени, ты часть это вечности, и можешь позволить себе эту слабость. Но пора возвращаться к своим обязанностям», - раздался голос «того, кто всегда за спиной». «Да, отец», - ответил отрешенно Анабэль, смахивая последнюю слезу боли в его существовании. Меня убей своими руками Ты в ответе за то, что живу И в моем догорающем пламе И за то, что прерывно дышу Ты виновна, что я еще тлею Что оставить тебя не могу Что я следую верною тенью Что покой твой во тьме стерегу Что взрываюсь и тысячи искр Обжигают тебя твою плоть Что мои ядовитые брызги Разъедают текущую плоть Что готов я усыпать костями Ветром стать и вечною силой Что готов я людей рвать когтями Почему ты меня не убила? Меня убей своими руками Я сгораю от этой любви Погаси мое дикое пламя Чтобы я захлебнулся в крови