Oh, how the ghost of you clean… These foolish things… Remind me about you… /отрывок из какой-то джазовой композиции/ …Дымящаяся тонкая сигарета со следами клубничной помады на фильтре…билеты, оставшиеся после самолетного круиза по самым романтическим местам этой страны…изящная брошь, украшавшая твое ослепительное алое платье до того, как оно мягко упало на пол…и легкий, почти неощутимый запах твоего тела и твоих духов…запах, который время почти стерло из воздуха, но не успело пока стереть из радостной памяти…много, много дурманящего аромата впиталось в стены номера этого неплохого и уютного отеля, номера, который я снял для тебя в эту ночь… Утро еще одного сияющего дня. Моя сигара, заскучавшая без моих же губ, обиженно дымится в пепельнице. Я сижу за столиком какого-то маленького, полутемного, но потрясающе знакомого заведения. Музыканты, нестерпимо уставшие, но довольные вчерашним ночным концертом, где они, как и всегда, выложились полностью, неспешно, будто смакуя, играют свой утренний мягкий джаз. Ничего лишнего. Никого лишнего. Только я, несколько моих приятелей-музыкантов, не торопясь завтракающих за соседним столиком круассанами в шоколадном соусе и кофе со сливками; дремлющий и похлопывающий костяшками пальцев согнутой ладони по стойке бармен, наслаждающийся музыкой и тем, что его никто не беспокоит; и трое девушек-официанток, что-то легкомысленно и оживленно щебечущих друг другу и смеющихся звонкими, словно несуществующий музыкальный инструмент, голосками. Сегодня мне снилась ты. Снова, как уже несколько ночей подряд, с тех пор, как ты ушла. Я держал в руках твое дрожащее тело, чувствовал напряжение твоей нежной спины, прогибающейся, чтобы быть еще ближе ко мне, разглядывал искорки в твоих томно полуприкрытых глазах, я целовал твои мягкие чувственные губы и наслаждался сладковатым привкусом, что был внутри тебя…Я чувствовал, что это сон, но все не мог оторваться от тебя. Все было, как в ту ночь, но теперь, во сне, я осознавал, что все заканчивается. Тогда, когда все было наяву, я не мог понять, что ты должна уйти. Я почему-то думал, что ты останешься навсегда, но сейчас-то я знаю, что это невозможно. Я ловлю себя на том, что настукиваю какой-то мотив и что-то напеваю чуть ли не в полный голос. Странно, что то, что я пел, было очень изящно зарифмовано и идеально подходило под музыку, подобную этой – медленную, спокойную, мягкую. Затем я буквально кожей осознаю, какие деликатные и замечательные люди меня окружают – никто из них не уставился на меня с недоумением, никто не мешал мне. За таких людей я готов отдать жизнь – вот они, малознакомые, но чертовски верные, мои черные друзья. Я пытаюсь записать то, что переполняет меня и рвется наружу. Ослепительно улыбаясь и блестя глазами, неспешно беру со стола салфетку, достаю из внутреннего кармана смокинга свою любимую ручку(подарок друзей-соратников по группе), и начинаю писать, вслушиваясь в музыку, что творят улыбающиеся сами себе музыканты. Как ни странно, на сей раз у меня выходит нечто, смахивающее на белый стих. Наверное, эти слова можно будет вплести в новую импровизацию. Наверняка даже стоит сделать это. Я писал о том, как ты пришла в клуб, где мы играли и отдыхали этим вечером. Я стоял на сцене и не мог не заметить вошедшую девушку в ослепительном, сияющем алом платье, которая небрежно скинула со своих плеч в руки официанта черную короткую шубку и прошла, ритмично постукивая каблучками, за один из самых близких к сцене столиков. Ты села там, заказала шампанское и какой-то десерт, я точно не помню. И все, все время, пока мы были на сцене, ты смотрела на меня таким взглядом, какой и стена не смогла бы выдержать. Со стороны ты выглядела спокойной и расслабленной, но я видел, как в твоих изумительных глазах пляшут крошечные язычки пламени. Единственное, о чем я думал в тот момент, чего боялся, о чем молил: «Только бы ты не ушла, малышка, только бы ты не ушла!» В перерыве я тихонько заказал для тебя бутылку самого лучшего шампанского, что можно было достать поблизости, и махровую, багрово-страстную розу. Воодушевленно улыбаясь, я вручил официанту такую сумму на чай, что, клянусь, минуты через три ты уже взглянула на меня с зовущим изумлением. Сегодня был вечер импровизаций, музыканты в нашей группе играли так, словно у каждого в тот день случилось по десятку счастливых событий, мой саксофон плакал и умолял кого-то, чтобы тот не позволил ей уйти, а мой голос летал над залом, легко находя лаз в сигаретном дыму и повисшем над столиками оживленном молчании. Я ощущал чувство родства со всеми, кто был рядом, со зрителями, с музыкантами, с тобой. Все мы словно были единым целым, наши сердца словно хотели петь об одном и том же, счастье ожидания переполняло меня…Я пел для тебя песню за песней, ты улыбалась, и мир кружился вокруг, рассыпаясь на мельчайшие дробинки музыки, а я был пьян, нестерпимо пьян тем, что чувствовал. Концерт все продолжался, и я, шепнув пару слов трубачу Мартину, тихонько покинул сцену. Я подошел к стойке и заказал себе бокал того же шампанского, что пила ты. Затем отправился к твоему столику и в изысканных выражениях (при этом озорно улыбаясь), предложил Вам прогулку. Вы любезно согласились, взяли меня под руку, - это было поистине королевское движение, - и мы направились к выходу. Официант принес твою шубку, которую я, пытаясь выглядеть галантным кавалером, надел на твои плечи.В дверях ты обернулась, и, все тем же царственным движением, под которым скрывалась сияющая юность, послала музыкантом воздушный поцелуй. Те улыбнулись еще шире, некоторые из них поклонились, и мы покинули зал. Ты помнишь, что было после? Как я сгорал, касаясь твоей сладко-шоколадной кожи, как хотел коснуться твоих волос и не мог решиться… Помнишь, что было дальше?...Конечно, помнишь – ни ты, ни я не скоро сможем забыть это…Сколько времени мы были вместе? Несколько часов, дней, недель? Какая разница?…Это не имеет значения, главное, что эти воспоминания делают меня счастливым в это утро, главное, что, когда ты услышишь этот джаз, ты улыбнешься. Я люблю тебя, малышка