Как часто ему приходится видеть счастливые глаза. Наверно, намного чаще, чем глаза грустные, отчаявшиеся, замутнённые страшной болью. Эти, вторые глаза, он видит даже по ночам, когда долго пытается уснуть и, наконец, после долгой борьбы с самим собой, проваливается в бездну, самую настоящую бездну, у которой нет начала. Как и нет конца… Её, бездну, он недолюбливает. Но, повинуясь какому-то непреодолимому чувству, он встречается с ней каждый день. И побеждает её. Часто, очень часто, по нескольку раз в день. Но иногда в этом неравном бою с бездной он отступает… Он не может справиться ней. Она сильнее его, она сильнее всех нас… И тогда он открывает стеклянную дверь операционной, тихонько прикрывает её за собой, снимает маску с лица… А там за дверью… опять глаза… Метущиеся. Как будто спешащие куда-то. Рвущиеся туда, за тонкую, хрупкую стеклянную дверь, такую же, как наша жизнь. И почти только от него зависит, какими станут эти не находящие покоя глаза – счастливыми, будто вновь возрождёнными к жизни или… потерянными, испуганными, невыносимо, просто нечеловечески печальными… Ему 45 лет, почти 20 из которых он каждый день борется с этой всепоглощающей, неотвратимой чёрной бездной. Нет, он не сверхчеловек. Он – просто доктор, врач-анестезиолог. И анестезия – не просто часть его жизни, это почти вся его жизнь. «Анестезия». Он знает, что люди как-то не очень жалуют это слово. Непростое оно, ох какое непростое. Иностранное. Странное. «Наркоз» звучит доступнее, понятнее что-ли. Но как ни называй – суть одна. Это всегда борьба. Борьба пациента с болезнью. Борьба врача с бездной, за которой уже нет ничего (а может, и есть, кто знает). Борьба Жизни со Смертью. Кто победит на этот раз? Удачи Вам, доктор! Он никогда, ни разу за все эти годы не пожалел, что выбрал себе такой трудный путь. Бывало всякое: и грустное, и смешное, и очень грустное, и совсем не смешное. Он слишком много повидал. Чересчур много для одного. И он уже давно перестал бояться Смерти, ведь все эти годы она – его попутчица. И только от него одного (почти от него одного) зависит, пойдёт ли эта страшная спутница своею дорогой на этот раз или ворвётся в его жизнь, унося при этом чужую. Он совсем не боялся Смерти. Но и подружиться с нею всё никак не мог. Несговорчивая она. Но однажды он всё понял. То, что неподвластно одному, почти всегда по зубам двоим! Особенно если эти двое влюблены в Жизнь. Сильно, по-настоящему и навсегда. Он долго думал… Он боялся, что она, его чёрная спутница, не простит ему этого никогда. Не простит и накажет. И может, этот раз будет последним для него. Но он рискнул. Он должен был рискнуть, во что бы то ни стало. Во имя всего и особенно… во имя тех бесконечно печальных глаз за матовым рифленым стеклом. И тогда он объявил ей своё решение. И сказал, что вопреки всему, пойдёт до конца. Это был заговор. Заговор врача и пациента, шансы которого были ничтожно малы, но они были! И эти двое пошли напролом. Он, красивый доктор с мудрыми, уставшими и немного грустными глазами, шёл впереди. Шёл очень медленно, аккуратно переставляя ноги. Он шёл, будто по тончайшей струне: одно неверное движение и … бездна. Бездна без дна. Но он всё равно шёл. Он знал, что победит. Иначе не может быть. Просто не может быть иначе! Ведь теперь у него был союзник, самый главный для него в этот миг человек. Он знал не очень много об этом своём новом спутнике, но вёл его за собой так бережно, так осторожно, как мать несёт, прижимая к груди, спящее дитя. И разве что его сердце в эти мгновения билось немного сильнее, чем обычно. Ведь сейчас оно билось за двоих. В какой-то миг стало темно и очень страшно. Но он думал об одном: главное – не выпустить эту чужую родную руку из своей твёрдой руки и тогда… Он увидел свет. Слабый, неяркий, мерцающий вдали. Так светит Надежда, а ещё – Любовь и Жизнь. И по мере преодоления нелёгкого пути свет становился другим. Ярче, сильнее, ещё сильнее… Доктор прикрыл глаза. Одной рукой. Второй он сжимал чуть тёплые пальцы человека на операционном столе. «Господи, неужели пришли? Как всё непросто на этот раз. Но как ровно и спокойно горит этот свет. Это – победа». Он выпустил руку пациента из своей пылающей ладони. «Ну, вот и всё. Ты, наверно, устал, наш доктор. Да, ты устал, не отпирайся. Я вижу это по твоим опущенным рукам, по смятой в пальцах стерильной маске, по едва потемневшим умным глазам». Но что-то вдруг неуловимо меняется в твоём взгляде. Ласковые глаза светлеют, теплеют, почти улыбаются, глядя в другие, почти такие же уставшие глаза тех, кто весь этот нелёгкий путь прошёл с тобой, но там, за стеклянной дверью операционного блока. Отдыхай, наш доктор, теперь отдыхай. И низкий тебе поклон за всё.