Пузиков не был выдающимся деятелем министерства или отрасли. Не был и "краеугольным камнем" ОКБ. И то, что его назначили инженером-конструктором первой категории, вовсе не означало, что он стал фигурой исключительной. Ему не потребовалось перестраиваться под новую должность. Он делал то, что мог, работая без видимых усилий. И этого было достаточно. Его работой были довольны и начальники, и подчинённые и даже жена, постепенно привыкшая к его поздним возвращениям домой. Пузиков не считал себя покладистым малым. Но он не был, пожалуй, и неуживчивым. Во всё, что он делал, он старался внести максимум солидности и порядка. В старое время из него получился бы неплохой коллежский регистратор, а может быть кто-нибудь и повыше. Пузиков был врагом неопределённости в чём бы то ни было. Неопределённость его нервировала. Например, он нервничал, когда с товарищами по работе ёжился на ветру, словно мокрая курица, и смотрел вдаль, приставив ладонь ко лбу: - Будет, в конце концов, этот проклятый автобус?.. Или нет?.. В такие минуты он переставал быть Пузиковым. А ему всегда хотелось бы оставаться самим собой. И он порвал со служебным автобусом. А заодно - и с маршрутными городскими. Пузиков начал ходить пешком. Где-то в глубине души он надеялся "уйти от инфаркта". Теперь он вставал чуть свет, завтракал под ворчанье невыспавшейся жены и топал пешком через весь город к вокзалу. Пузиков любил сидеть у окна. Как только поезд трогался, он раскрывал книгу и читал всю дорогу до завода. Изредка он отрывал взгляд от книги и смотрел, сидит ли на своём обычном месте учительница из интерната. Учительница ему нравилась. Ему вообще многие нравились, причём с годами диапазон нравящихся становился шире. Однако, он никогда не предпринимал попыток установить с кем-то из них даже знакомство. Они нравились ему просто так, не более того. Втайне он даже испытывал перед ними какой-то безотчётный страх. Встретившись с чьим-нибудь взглядом, он пугался и спрашивал себя: "К чему? Ну к чему мне всё это?.." И сам же отвечал: "Ни к чему!" На душе сразу же становилось так радостно и спокойно, будто он одержал над собой крупную победу. Этот день почти не отличался от остальных. Пузиков с утра распределил работу по техникам и младшим инженерам, поделился в коридоре впечатлениями о выступавшей накануне по телевизору швейцарской фигуристке, спокойно и хладнокровно "отбил" от отдела грозившую ему неприятную и объёмную работу и уже было собирался в штатное время отбыть домой. - Василий Николаевич! - прохрипел репродуктор громкоговорящей связи. "Опять совещание," - подумал Пузиков и, нажав кнопку, ответил: - Слушаю! - Сегодня совещание по рассмотрению технических условий твоего изделия. В восемнадцать. Слышал?.. - Всё ясно, вопросов нет! На совещании он сидел спокойно, как и положено ведущему инженеру. Изредка вмешивался и затевал перепалку. Он был неплохим работником, и его за это ценили. Пузиков знал, что каждым дельным замечанием он завоёвывает себе балл, как боксёр на ринге. Главное в его тактике - не получать ударов, и тогда победа по баллам почти обеспечена. А для победы не жаль времени. Время Пузиков считал не часами и минутами, а электричками: - 19-40 ушла... 20-15 ушла... 20-40 ушла... В двадцать сорок пять совещание закончилось. До следующей электрички было минут двадцать пять. Пузиков тщательно оделся и вышел на улицу. Собственно, слово "улица" может быть употреблено здесь с натяжкой. Перед ним висела тьма, в которой неслись почти как в мультфильме крупные капли дождя пополам со снегом. Капли хлестали по лицу, разбивались о него и спокойно стекали за шиворот. На душе становилось неуютно. Но неожиданности не было, и погода не вносила беспорядка в мысли и чувства. Всё шло по плану. Пузиков шёл, согнувшись, навстручу холодному ветру. Ноги скользили по глинистому грунту. Кроме дальних огней посёлка, откуда должен был появиться поезд, в темноте ничего нельзя было разобрать. Пузиков знал, что это вряд ли следует признать правильным. Что, видимо, существуют какие-то люди, которые должны заботиться о том, чтобы до станции была асфальтированная дорожка и чтобы по вечерам она освещалась для таких, как он. Но всё это было лишь теоретически. А практически ему куда проще было запланировать себе отсутствие этой дорожки, чем добиваться, чтобы она была. Жизнь убедила его в этом. А потому он безропотно шёл к невидимой железнодорожной платформе, меся грязь и изредка смахивая с кончика носа щекотящую каплю воды. - Сегодня Женя снова надела эту дурацкую косынку, - вслух подумал Пузиков об учительнице. Он не был с ней знаком, но, тем не менее, знал, что она - Женя, что преподаёт в интернате русский язык, увлекается актёрами кино и телевидения, имеет двоих детей и старушку-маму. - Всё-таки женщины - дуры! Не знают, что кому идёт... Он споткнулся и чуть не упал. Проклятая грязь! Он не видел не только тропинки, но и собственных ботинок. Пузиков обернулся. Завод ответил ему гулом цехов и светом сотен огней. Один из этих огоньков был ярче других и... двигался! Пузиков пригляделся внимательнее. Огонёк чертил ровную траекторию над заводским посёлком, быстро продвигаясь в сторону предполагаемой платформы. Пузиков вздрогнул. Его сердце сжалось. Сомнений не было: это электричка!.. Огонёк быстро миновал поворот и теперь мчался прямо на Пузикова, ослепляя его ярким снопом лучей. Пузиков рванулся и побежал в сторону станции. Он мчался, не разбирая дороги, проваливаясь в ямы и спотыкаясь о кочки. "Упаду! - думал он. - Больше не могу! Сейчас упаду!.." И он действительно упал, но быстро вскочил на ноги и, отряхивая с коленей налипшую грязь, стал ждать приближения состава. Дальше бежать не имело смысла, он опоздал. Яркая фара локомотива вырвала из темноты платформу станции и... пронеслась мимо! Не веря глазам, Пузиков смотрел, как в тридцати метрах от него, дробно выстукивая чечётку на стыках рельсов, мимо проносился товарный состав! Пузиков машинально достал из кармана платок и вытер моркое от дождя лицо. Красный огонёк последнего вагона мелькнул и унёсся прочь. Минуты две Пузиков стоял неподвижно. Он не мог заставить себя сдвинуться с места. Наконец оцепенение прошло, и он медленно двинулся к платформе. Всё становилось на свои места. До электрички есть ещё несколько минут, скоро она придёт...