Начало История не любит новых сюжетов, Ей гораздо милее проверенные истины. Неизвестный автор Начало 21 века. Где-то под Москвой. В огромном кабинете спорили два человека. Не просто спорили, они кричали друг на друга так, что в кабинет три раза вбегала секретарша, которой казалось, будто кого-то убивают с особой жестокость. Спорящие смотрелись весьма колоритно: первый – молодой человек лет 28, как будто сошедший со страниц модного журнала, ходил по всему кабинету и кричал на сидящего в кресле старика, которому было уже глубоко за 60. Их переполняли чувства. Они всё больше и больше заводились: - Это противоречит законам физики!- говорил старик. - Но у меня получилось!- нетерпеливо перебивал молодой.- А если это противоречит законам физике, то такие законы пора менять! - И кто же их будет менять? Не ты ли? - А если и я, то что? Или, может, я не подхожу? - Нет, почему же, вполне подходишь. И костюм уже прикупил для выступлений. Тогда уж и фрак нужно заранее готовить, без фрака «нобелевку» не дадут. - Да вы все мне завидуете,- закричал молодой и выскочил из кабинета. Хлопнула дверь. Из коридора донеслось: «Кругом одни завистники». В кабинет робко зашла секретарша: - Фёдор Степанович, Вам что-нибудь принести. - Нет, Леночка, ничего не надо, – негромко сказал старик.- Меня ни с кем не соединять. Меня ни для кого нет. - Хорошо. Старик передёрнул плечами и вздохнул: - Пора на покой,- прошептал он. Вот уже тридцать лет Фёдор Степанович Незлобин руководил институтом физических аномалий. Он помнил всё: и золотые годы института, когда он только открылся и заработал, когда институт был на острие мировой физики, потом провал перестройки, безденежье 90-ых годов, когда многие работники уехали на запад, но постепенно стали появляться деньги, сначала немного, потом всё больше и больше, понемногу заменили старое оборудование, институт вновь набрал форму, пришли новые специалисты – молодёжь. Институт опять стал центром мировой науки. Всё хорошо. Было. До того, как четыре года назад появился в этом кабинете молодой учёный, уже известный в определённых кругах своими «еретическими» теориями. Как ураган он ворвался в кабинет, забыв постучаться. Он вообще не стучал, когда входил в кабинеты. Он с порога потребовал одну из лучших лабораторий, подкрепив свои требования бумагой от замминистра, в которой приказывалось оказывать всяческое содействие. Молодого учёного звали Игнат Николаевич Быстров. (Причём ударение ставилось на первый слог фамилии, а не на второй. Игнат сильно обижался, если кто-то говорил по-другому.) Фамилия у него была «говорящая» он не терпел медлительности и не умел ждать, он хотел всё и сразу. Игнат не выносил подчинения, только командовать и никак не менее. Из-за его сложного характера он часто ругался с руководством, за что и был изгнан из предыдущей лаборатории. Но его кипучая энергия не успокаивалась, она бурлила, как вулкан, принося своему хозяину неприятности. Но он был хорошим учёным, прекрасным экспериментатором. Его идеи и мысли были смелы и остроумны. Вот уже несколько лет он занимался проблемой телепортации, Быстрову было глубоко наплевать, что классическая физика отрицала это явление. Быстров сумел собрать под своим крылом многих знаменитых учёных, в основном молодых, они верили ему, они считали его гением, их не разочаровывали никакие неудачи. Такая команда была обречена на успех. И он пришёл. Одна из «бредовых» идей Быстрова подтвердилась, пока только практически, но до теории было недалеко. Разработки мгновенно засекретили, в институте появились молчаливые люди, которые следили за всем. Они очень сильно раздражали Незлобина, но он ничего не мог поделать. « А ведь не дурак,- думал Фёдор Степанович,- очень хороший учёный. Но с таким характером он далеко не пойдёт, так и будет всю жизнь в лаборатории работать. Ему бы остепенится, успокоиться, подружиться с кем надо. А он всем правду в глаза говорит. Да, затрут его. Не пустят никуда!» *** Быстров в это время бежал по лестнице вниз, в своё лабораторию. Он думал только об одном, о том, что ему опять не дают спокойно работать, что всё время на пути стоят какие-то бюрократы, из-за которых нельзя ничего сделать. Он был в гневе. Этим утром ему удалось переместить мышь из одного крыла здания в другое. Это эпохальное открытие, которое переворачивало мир с ног на голову. И это сделал он, а не кто-то другой. ОН. А какой-то старый дурак не разрешает использовать всю имеющуюся мощность, что бы перенести человека. Для этого нужен прямой выход на источник электроэнергии, потому что нужна огромная мощность, несколько мегаватт. Такая мощность в институте была, но для её использования необходимо разрешение директора, о тот его не давал. И не даст. Теперь точно не даст. *** «Нет, разрешение я ему не дам, это слишком опасно. Такая мощность не игрушка. Если что-то пойдёт не так ничего нельзя проконтролировать. Хотя он утверждает, что всё будет нормально. Нет, всё равно опасно. А за всё отвечать мне. Нет, пусть, где хочет, там и берёт энергию, но не здесь!» Такие мысли проносились в голове Фёдора Степановича. Подумав ещё минут десять, он сказал: - У меня ты энергии не получишь! Так и сделаю. Повеселев, Незлобин продолжил писать отчёт, который был прерван появлением Быстрова. *** Забежав в свою лабораторию Игнат начал ходить по ней, всё больше и больше мрачнея. В его голове метались мысли о том, что мир несправедлив, что его обделили, что все вокруг ему завидуют. Но постепенно все мысли ушли, осталась одна: Где взять энергию? Несколько месяцев назад один высокий чин пообещал ему, что любое его желание будет тотчас выполнено, если он достигнет хоть чего-то. Пора было навестить этого господина. Прошло 3 месяца. Где-то возле Чернобыльской атомной станции. Стояла отличная погода. Сияющие солнце полновластно хозяйничало на небе, ни облачка. Было тепло, но не жарко. Середина весны. На берегу Припяти работали люди. Они суетливо бегали вокруг двух приземистых бункеров, что-то делали, а ветер приносил на другой берег отрывки разговоров и приказов: - Соединяй с третьем…подключай напрямую…сегодня закончим… Во всей работе, во всех действиях людей чувствовалась молчаливая гордость за свою работу: никто не ходил без дела, никто не курил и не отвлекался. Напряжённая работа изредка прерывалась мрачными взглядами на недалёкие развалины. Кто-то в душе, несмотря на обещания учёных, боялся излучения, а кого-то пугал сам факт присутствия развалин. Но учёные не ошибались: громада ЧАЭС не представляла угрозы, за двадцать лет уровень радиационного излучения снизился почти до нормы. Она была не опасна. А природа была великолепна. С обрывистого берега открывался чудесный вид на уцелевшие блоки АЭС, к одному из которых тянулись толстые провода. Лишь одно смущало рабочих: за месяц они не увидели ни одного животного, даже насекомых не было, хотя они находились в болотистой местности, не слышались голоса птиц, стояла оглушительная тишина. Но обилие работы не давало времени для обдумывания этих проблем. Люди работали почти месяц. За этот небольшой срок удалось построить два комплекса, которые представляли собой копию лаборатории Быстрова. Два бункера – две камеры, где уже ночью должен пройти эксперимент, который перевернёт мир науки. Впервые из одного бункера в другой телепортируют человека. День подходил к концу. Садилось солнце. Месяц упорного труда завершался. Всё было готово к началу эксперимента. Вдруг над Припятью появился странный звук, который нарастал и усиливался, пока не перерос в шум вертолётных винтов. Высокие гости прибыли на принятие объекта. Вертолёт сел на площадке, открылась дверь, и на землю спрыгнул Быстров, он не дождался даже спуска небольшой лесенки, для удобства. Он спрыгнул и побежал к встречающем его людям. Игнат нетерпеливо стал задавать вопросы, иногда, недослушивая ответа, он перескакивал на другую тему. Пока подошли другие люди, Быстров сумел опросить уже почти всех, он задал последний вопрос и побежал лично убедиться в готовности объекта X-10, как назывался он в официальных документах. Он торопливо осмотрел всё, задал несколько вопросов техникам, и, недослушав их ответы, побежал к людям, с которыми прилетел. Комиссия в это время только начинала опрашивать строителей и учёных, которые заранее приготовились отвечать на наивные и непрофессиональные вопросы. Бюрократия существовала везде и всегда, и, к сожалению, в современном мире без неё никуда. Комиссия несколько часов пытала строителей, пока сама вконец не запуталась, и только потом, махнув рукой, приняла объект. За это время Быстров чуть не сошёл с ума. Он бегал вокруг комиссии, начинал спорить, кричать, чем оттягивал принятие решения. Но, наконец, всё благополучно разрешилось: было получено последнее, крайнее решение – эксперимент пройдёт сегодня в полночь. Строители собрали свои вещи и погрузились в вертолёт вместе с комиссией и Быстровым, который не хотел никуда улетать, но и не мог остаться. Он весь полёт до наблюдательного пункта думал: «Наконец-то, сегодня всё решится. Сегодня день моего триумфа. Сегодня мой день! Через несколько часов я войду в историю. Жаль, что нельзя остаться, лично руководить экспериментом. Проклятая техника безопасности. Но ничего, я уверен в своих людях, они сделают всё как надо и без меня. Я отдал пол жизни этому опыту. Он не может провалиться» Постепенно его мысли вернулись на несколько месяцев назад, когда он искал, где бы взять энергию. Но решение оказалось простым и гениальным как всегда. Быстров предложил использовать уцелевшие энергоблоки Чернобыльской атомной электростанции, которые двадцать лет стояли без дела. Небольшая проверка подтвердила такую возможность. Идея постепенно стала весьма правдоподобной. А что? Местность вокруг пустынная, людей нет, лишних наблюдателей тоже. Никто не помешает. Проблему с Украиной, удалось решить очень быстро, лишь намекнув на долги. И закрутился маховик государственного аппарата, всё быстрее и быстрее, полетели первые транспортники с оборудованием, инженерами, строителями и материалами. Скоро процесс уже нельзя было остановить. Строительство заняло лишь месяц с небольшим, а сегодня всё должно закончиться триумфом. Про строителей подумалось: умеют, когда хотят. В это же время на объекте подходили к концу тесты оборудования. Шестеро учёных и один доброволец готовились к часу X, когда придёт приказ начинать. Два старших инженера тестировали центральный компьютер, отвечавший за всё: - Посмотри показания мощности. - В норме. - Показания поля. - В норме. - Общая готовность через 20 минут. - Добро. Тут же, через громкоговоритель донеслось: внимание, до начала осталось двадцать минут, всем занять места согласно штатному расписанию. Люди засуетились, но быстро успокоились и продолжили работу. Разговор тоже продолжился: - Проверка готовности оборудования завершена. Норма. - Отлично. Всё по плану. - Как с добровольцем? - Нормально, нервничает немного. - Я бы на его месте тоже нервничал. - Слава богу, ты не на его месте. - Шутки у тебя какие-то не смешные. - Какие шутки, если что-то пойдёт не так, только ты и Игнат можете сделать хоть что-нибудь. - Да ладно. - Послушай, а у тебя не чувства дежавю? - С чего бы это. - Так двадцать лет назад здесь же … - Не каркай,- перебил один из инженеров, - тогда они проводили технически не подготовленный эксперимент, а у нас всё просчитано до мелочей. Всё будет в порядке. «Как же, просчитанный, ага, просмотрел я всю техническую документацию, бред один. Всё строится на домыслах Быстрова, и одном удачном опыте за 6 лет. Но вояки ухватились за идею с цепкость бульдога, попробуй-ка скажи хоть что-нибудь. Выпрут за милую душу. Нет, говорила мне мама, не спорь - целее будешь. Последую мудрому совету» - Да ладно я пошутил. - Всё, не отвлекайся, минута до часа X. - Хорошо, принял. -Внимание! Всем покинуть камеры, приготовиться, обратный отсчёт. -10 -9 -8 -7 -6 -5 -4 -3 -2 -1 - Старт!!! - 0 … Наблюдательный пункт. Шестьдесят километров от Чернобыля. Вертолёт приземлился за наблюдательным пунктом. Люди быстро перебежали в здание, где уже собрался весь свет генералитета. Прибывшие разошлись по комнате и стали быстро рассказывать об итогах проверки, легко можно было проследить, кто на кого работал, и кто кому подчинялся. Быстров отошёл в угол комнаты, опёрся на стену, закрыл глаза и практически уснул. Ему надо было отдохнуть: за последний месяц Игнат почти не расслаблялся, спал по 2-3 часа в сутки. Постоянные разъезды, споры, доказательства. Каждую мелочь приходилось выбивать, за каждую вещь сражаться в смертельной схватке с бюрократами и взяточниками. Каждый чиновник хотел вырвать хоть кусочек из тех небольших средств, которые государство, скрипя, выделило для проведения эксперимента. Стена недоверия, которая окружала этот опыт, не таяла, а с каждым днём всё крепла и крепла. Быстров знал, что его «за глаза» называют шизофреником и еретиком. Многие с оглядкой шептались о том, что у него покровитель на самом верху и что будь их воля, они послали бы Быстрова старшим помощником младшего научного сотрудника куда-нибудь за полярный круг, что бы не мозолил глаза и не смущал «честной» народ. Но теперь, когда через полчаса свершится то, к чему он шёл всю жизнь, Игнат ничего и никого не боялся. Будь, что будет, а там разберёмся. К Быстрову подходили люди, жали руку, похлопывали по плечу. С фальшивыми улыбками поздравляли с успехом: каждому хотелось получить немного славы победителя. Лишь самые осторожные стояли неподалёку и бросали на Игната сомневающиеся взгляды: поздравлять заранее или нет, а вдруг провал, тогда окажешься среди проигравших, а если удача, то можно и не успеть. Эта дилемма, главная дилемма чиновников, и сейчас не давала им покоя. Но вот до эксперимента осталось несколько минут. Все собрались возле панелей управления, на них транслировались изображения с 8 камер наблюдения: четыре по периметру, две в одной камере, две в другой. Транслировались показания приборов, как из бункера, так и со станции. Все расположились вокруг Быстрова, нетерпеливо поглядывая из-за его плеч. До начала одна минута… Обратный отсчёт… - 1 - Пуск! Какую-то тысячную долю секунды, почти не заметную, всё оставалось как есть, а потом - яркая вспышка озарила сразу все мониторы. Нестерпимый свет лился с экрана, он пронизывал всех, кто находился в комнате. Свет был такой яркий и слепящий, что глаза Игната пронзила боль и несколько минут в комнате стояла полная, абсолютная тишина. Все были в полном ступоре. Никто не понимал, что случилось. Никто не верил. Для Игнатова эти минуты длились вечность. Он стоял, и смотрел на чёрные экраны, которые ничего уже не могли транслировать, не с чего было. В его голове метались сумбурные отрывки мыслей, которые даже не запоминались. Лишь спустя вечность он подумал о том, что это конец всему: мечте, работе, жизни… Потом пришли мысли о людях тех, кто остался проводить эксперимент. Он вспомнил всех тех, кто, может единственные, верили ему всегда, тех, для кого он был идеалом, тех, кто погиб ради него. Пришла в голову банальная мысль, что он там должен был быть один, а все остальные здесь, и погибнуть должен был он один. Мысль о том, что он стал убицей, который хладнокровно послал на смерть всех своих друзей. Именно всех, больше у него не было близких людей. Они все погибли. Мысли плавно перетекали от одной темы к другой. Они постоянно сменяли друг друга, не давая остановится на чём-то одном. Вдруг подумалось: может, все они живы, а вышли из строя камеры наблюдения, например, сгорев от переизбытка энергии. Но тут в хрупкий внутренний мир Игнатова ворвалась жестокая действительность, в которой все присутствующие орали в трубки телефонов, пытаясь, хоть что-то понять. Неожиданно установилась полная тишина, и кто-то мёртвым голосом сказал: - Объемный ядерный взрыв… Сильное непонятное излучение… Выброс ядерного топлива со станции… Ничего живого не осталось в радиусе 20 километров… Последние надежды и сомнения разбились в душе Быстрова. Он медленно подошёл к кому-то из военных, даже не заметил к кому, вытащил пистолет из кобуры, развернулся и молча пошёл к выходу. Военный рванулся за ним, но его удержала рука генерала, который шепнул: - Так всем будет лучше. Москва. Квартира Фёдора Степановича Незлобина. Фёдор Степанович давно уже не смотрел телевизор, просто не хватало времени, но сейчас он мог себе позволить хоть весь день его смотреть. Пенсионерам уже некуда торопиться. Да, вечного руководителя отправили на пенсию. Он больше не был нужен институту. Его провожали с почестями, наверно, репетировали похороны. Было много ненужных цветов, звучало много пафосно-хвалебных речей, которые ничего кроме отвращения не вызывали. На некоторых лицах было большими красными буквами написано: наконец-то дождались! Но всё же было больше тех, кто по-настоящему сожалел об уходе Незлобина. Но, что было, того не переделаешь. Поэтому Фёдор Степанович даже не возмущался, он внутренне давно ждал этого решения, и с гордостью его принял. Он многое сделал для института, и уходил с чистой совестью и высоко поднятой головой. Незлобин уютно располагался на кресле и готовился смотреть футбол, как вдруг по экрану, прервав рекламу, пробежала заставка новостей, и появившеёся диктор сказал: - Экстренный выпуск новостей. Десять часов назад на территории Чернобыльской атомной станции произошел ядерный взрыв мощностью до 800 мегатонн. На данный момент подробностей неизвестно. Следите за нашими следующими выпусками. Фёдор Степанович, отрешённо подумал: - Чернобыль… опять… быстров… энергия… Москва… Сознание начало гаснуть, глаза закрывались сами собой, лишь где-то на заднем фоне кто-то кричал: - Что случилось, дедушка. Мама, мама дедушке плохо. Свет погас, наступила полнейшая тьма. В сознание Незлобин пришёл через сутки, в одной из клиник Москвы. Врач безапелляционно заявил: инсульт. Но это было совсем неважно.