Отцу пришлось больней. Его На стройке с этажа столкнули, Сломали позвоночник... Все -- Убили, не потратив пули... Еще дыша, еще живя, -- Позвал меня: -- Теперь, Галчонок, Вас с мамой двое... -- Как же я Любил вас, больше всех девчонок, Всего на свете... Ухожу... Зачем? Не знаю... Нет ответа... Я на прощанье так скажу: Студенткой университета Должна моя дочурка стать, Когда, конечно, повзрослеет... Господь хранит вас. Уповать Лишь на него теперь... Немеет Все тело, не осталось сил, Прощайте, Галочка и Саша! Я жил для вас, я вас любил... Нам неподвластна память наша: Мне кажется, я помню день, Когда отца похоронили, Хоть мне два годика и семь Лишь месяцев... Могилу рыли, Бросали на сосновый гроб Рассыпчатые комья глины И быстро закопали, чтоб Мир праху был его... Голимый Мрак безнадежности душил Осиротевшее семейство. Мрак был вокруг, мрак в сердце жил... Так в каждом доме повсеместно Невыносимая тоска Любой душе сплетала сети... Первопрестольная Москва, Казалось, -- на другой планете... Как выживали, -- не найду И разуменья... Голодали, Рвались буквально на ходу Подметки, без конца латали Ту одежонку, что отец Нам щедро покупал с любовью... Та жизнь без радости -- сердец Растрата и урон здоровью... Случалось: ночью легкий стук... Тихонько открывались двери... Входил в квартиру папин друг. Тайком, чтоб не прознали звери, Нам деньги привозил, еду, Чего-нибудь из одежонки... Мы жили -- истинно -- в аду... Был ужас лейтмотивом... Тонкий Вкус смерти вкусом был слюны Самой во рту, воды и хлеба. Мы жили, "под собой страны Не чуя", над собою неба Не видя... страх тот и сейчас Не до конца преодолели... А впрочем, и поныне нас Боясь, власть держит в черном теле И ложью пичкает -- хлебай, Хлебай, народ, дерьмо с азартом: Коммунистический--де рай Уже -- вот-вот... За Бонапартом, То есть, генсеком -- в ногу все! Шагай, слепцы -- вполне по Босху. И хоть закончилось шоссе А впереди обрыв -- и доску Хотя б -- никто не проложил -- Пусть -- моритури те салутат! Хоть в коммунизма миражи Никто давно не верит... Шутят, Надев удавку... Остряки! А что им -- жизнь гроша не стоит! Мысль заспиртована. Ростки Осознаванья редки... Стонет Россия -- и дивится мир: В шизофреническом коллапсе Что рухнет раньше: марксов миф Или страна откинет лапти? Воспитывать себя самой Пришлось мне с малолетства. Маме -- Не до меня. Борьба с нуждой, За хлеб насущный -- с потрохами, Как говорится, в плен берет. Ей нет ни роздыха ни вздоха. Работает. Невпроворот Работы. Горькая эпоха: То образованных -- в распыл, А тех, кто выжил -- в три упряжки Запрячь, и чтобы каждый был Ни часа без работы... Тяжкий Удел сиротства превозмочь Мне помогали книжки, краски... -- Ну, что -- я на работу, дочь, Читай, рисуй в своей тетрадке. Проголодаешься -- возьми Хоть хлебца -- и запей водичкой. Вернусь, наверное к восьми, Захочешь спать -- ложись... Привычкой Печальной стало -- быть одной... Детсад потом мне стал отрадой. Я верховодила толпой Шумящих малышей... Порядок Вмиг наводила... Миссис Гленн, Заведующая, любила Со мною толковать... С колен Ее по часу не сходила. Однажды заболела... Корь, А может быть -- коклюш, ветрянка... Чтоб не распостраняла хворь, Из садика уводят... Мамка -- Не дома -- и меня ведут К соседям -- секретарь райкома Кукушкин проживает тут. Жена его обычно дома. Берут соседи надо мной Опеку -- лечат, вызывают Врача... За мной, как за родной Ухаживают, помогают... Со мной однажды об отце Стал говорить сосед Кукушкин... Я помню, на его лице Прорезались, как сыпь, веснушки. Как льдинки -- серые глаза Смотрели на меня сурово. -- Запомни, Галочка, -- сказал, Коль ты кому-нибудь в полслова Расскажешь то, о чем сейчас Скажу тебе -- большой бедою Окончится для всех для нас... Я говорю сейчас с тобою. Поскольку дружбой дорожил С твоим отцом. Запомни: Федор Достойно и красиво жил Для Родины и для народа. Ты также знай -- не сам упал Он с высоты -- его убили... Не забывай его, -- сказал, Запомни также: где-то были Другие дети у него, Твои братишки и сестренки... Была другая -- до того Семья, а вот -- в какой сторонке -- Не знаю... Я была мала, Не все, конечно, понимала, Но память цепко, как смола, Рассказ соседа удержала, А понимание пришло С годами... Но сосед Кукушкин Исчез позднее... Что могло Случиться -- неизвестно... Ушки -- По слову -- были и у стен... Мы жили-выживали с мамой Как прежде трудно. Вместе с тем И радости случались. Самой Огромной стала -- смерть вождя -- Сатрапа, упыря, вампира, Убийцы миллионов... Чтя Господа, поди, полмира Благодарили небеса За то, что демон в ад повержен... Я -- в школе. Я давно -- писать, Читать, считать умею... Держим Мы с мамой марку. Лучше всех Стараюсь быть всегда в учебе. И каждый Галочки успех -- Для мамы Саши радость. Чтобы Хоть как-то дочку приодеть И вот завред районки Саша -- Нужда научит песни петь -- Бралась и за уборку... Наша -- Ее трудами -- жизнь была На уровне других. Однако Порою даже не могла Я посещать уроки: слякоть -- А у меня калошек нет... И не было у Гали куклы... Вот так мы жили много лет И были дни темны и тусклы... Был день. Он в память мне вошел Конфликтом чувств: средь лучших в школе Нас принимают в комсомол... А мама горько плачет... Что ли, Плохое что-то в этом есть? -- Поймешь позднее Галя, ладно... А в школе поздравляют -- честь! Иной завидует изрядно... Летели школьные года... В угаре выпускного бала Я -- прима! Помнится, тогда Я вальс прощальный танцевала -- И замер зал, а мой партнер, Соклассник Саша был в ударе -- Спина прямая, смелый взор... О нас, как о прекрасной паре Шептались, только жизнь вела Меня, его -- по разным тропам. Его стезя прямой была -- Он строевым чеканно топал, Пыль на училищном плацу Взвивая до верхушек сосен. И лейтенантская -- к лицу Была ему фуражка... Носим В душе мы отпечаток грез Невинной юности... Неважно, Что в хоровод родных берез Нам больше не вступать стоффажно. А я по маминым стопам Иду... Меня в корреспондентки Берет районка... И стихам Нет больше места в жизни детским. Вступая в репортерский цех, Мечтала: помогая людям, Потрачу жизнь -- и пусть у всех Любви и радости прибудет. Но жизнь районного "пера" Заполнена скучнейшей прозой, Рутиной... Странная игра Считалась жизнью... Дикой дозой Пытались мы толпе вколоть Идеологии наркотик. Короче, ерунду пороть Пришлось в заметках... Первый годик Еще терпела этот бред: " Идя навстречу...", "Принимая Повышенные..."Скоро свет Стал мне не мил... Я понимала, Что умножающим маразм Моим заметкам -- как до неба -- До журналистики... Миазм Бездумного кропанья не был Ведь безопасен для "пера": Иные свихивались мигом -- И я решила, что пора Бросать, чтоб личностью с "задвигом" Шизофреническим не стать... Москва! Здесь все мое! Как будто Здесь родилась. Пришла сдавать Экзамены веселым утром В иняз московский... Не судьба -- Не те оценки... Что ж, Галина, Ведь у верблюда два горба, А ты на старте жизни длинной... Ну, хоть посмотрим на Москву: Калининский... Размах... Туристы... Мороженое... А в мозгу: -- Куда и что теперь? Варись ты В столичном, Галочка, котле, Конечно, было б много легче -- Здесь лучше школы... Только в плен Уже взяла Москва... Далече Она, как прежде, хоть иду Сейчас по Новому Арбату... Когда ж, Москва, в каком году С победой возвращусь обратно? Заглянем в книжный... Подберем Умнячих книг для поступленья... Повторного... Глядишь, найдем Здесь ключ к вратам столицы... Плен я Москвы и в книгах чую... Бах! Находка: абитуриентам -- Язык немецкий... Авербах Той книжки автор... Я моментом Раскрыла книжку -- и, забыв Кто я и где, перелистала... -- Ах, где ж ты, дядя, раньше был? С досадой прямо вслух сказала... -- Какая разница?... Сейчас -- Я здесь, -- ответил тихий голос. Я -- в фокусе серьезных глаз: -- Я -- Авербах... -- Московский фокус? -- Вот документ... Да, Теодор Давыдыч... То же вижу в книжке... Ну, просто чудо! Разговор Пошел неспешный... И мыслишки Не возникало о дурном -- Такое вызывал доверье. Я мигом распознала в нем Учителя и друга... Веет От человека добротой, Вниманием и пониманьем... Он жил в Перловке... Там со мной И занимался... Крепким знаньем Азов немецкого меня Обогатил... Он знал секреты Преподавания... Менял Мое незнанье на советы, Которым следую... Теперь Язык дается легче, проще... Воистину -- дал ключ -- и дверь К судьбе, как будто между прочим Для Гали приоткрыл... Ему Я благодарна... Дай, Всевышний Награду человеку, тьму Развеявшему в мыслях... Вышли Все дни, что я могла в Москве Тогда пробыть... Пора обратно, Да не хотелось... Там-то с кем Советоваться? Ну, да ладно -- Родные кличут гостевать... И вот я в первый раз в Полтаве. Красивей города встречать Не довелось. К старинной славе Побед Великого Петра, Да присовокупит спасенье И Гали от судьбы "пера" С "приветом"... Пышнее цветенье Садов над Ворсклой тешит взгляд.... Твердит легенда: слово "Вор-скла", Что в переводе -- "вор стекла", Петром вдохновлено... Подростка, Меня, то есть, на этот счет Вмиг старожилы просветили: Мол, в лодочке катаясь, Петр Играл в воде рукой и смыли Вдруг волны перстень, а на нем Алмаз -- прозрачности стекольной... Ну, царь и выдал... За царем Поныне повторяют... Больно, Поди, красавице-реке Три века слышать обвиненье. Необоснованно никем -- Утверждено в холопском рвенье... Полтава, ясно, не Москва. Но и в Полтаве отыскалась Пусть горстка лиц, чьих душ родства С моей сияньем озарялось Стремленье обрести себя... Ищу себя в Полтавском педе, На филологии... Взойдя В студенты, мыслью о победе Отнюдь себя не тешу, нет. В отцовом давнем том завете Был назван университет... А я учусь в Полтавском педе. Читаю "Слово о полку...", Учу -- по Розенталю -- русский... По психологии -- секу -- И комсомольские нагрузки, Как всем положено, несу... И есть веселая компашка, В которой постигаю суть Общенья молодого... Тяжко, Коль не находится души, С которой хочешь поделиться Тем сокровенным, что в тиши Раздумий -- радостно родиться Иль горестно на свет смогло... Шевченко Коля... Что тут скажешь? Должно быть, и мое пришло Цветенья время... Не прикажешь, Понятно, сердцу: не люби! Глаза в глаза, у сердца -- сердце... Волной горячей из глубин Взмывает радость... Взрыв! Рассейся, Нет, колдовство любви, продлись! Была подружка из Диканек, Тамила, с нею подались В Диканьки к бабушке... Механик Небесных сфер, Творец всего Был щедр на радости для Гали... Иль просто все в душе цвело? В Диканьках сильно налегали На вишни, огурцы, борщи... Наш ректор, Михаил Васильич Семиволос встречал: -- Ба, чи Дiвчат подiбноi краси лиш У Полтавi часом стрiнеш? Так!... Требовал, чтоб Галя с ним Болтала лишь на "украиниш" Пусть даже с костромским моим Протяжным аканьем... Работа Нашлась мне в институте... Жизнь Полна и искрометна... Плотно Насыщен день... Дерзай, сдружись И с филологией... Годится! По селам ездила... Была Душой фольклорных экспедиций... От дома к дому вдоль села -- Записывали сказки, притчи... Затем и практика была. Студенты, как велит обычай -- По школам посланы... Дела... С детьми общаться -- это радость... Но наробразовский надзор Удавкой жесткой душит... Надо От сих до сих... Как прокурор, Над каждым надзирает завуч... Ну, прям не школа, а ГУЛАГ... С собой все обсудила за ночь, Решив: бросаю! На журфак Пойду -- ведь есть альбом заметок И поднакоплен общий стаж, Прибавилось и знаний... Меток Прицел... Ну, что ж, на абордаж! Прощай, прощай, моя Полтава... Вещает сердце, что сюда Не возвращусь я... Боже правый, Храни и пестуй города, Что мне дарили кров и радость... Мости, надежда, мне мосты... Курьерский, под аркадой радуг Кати до матушки-Москвы... Поэма 4. Люся Журавлева … Валя подно возвращаеся домой. Усталыми движениями сбрасывает пальто, умывается и проходит в кухню. Ужин уже на столе. Вся семья в сборе, ждут ее. А за едой, как обычно, начинаются разговоры. Мать рассказывает о делах на ферме, младшего брата тоже интересуют кое-какие вопросы. В глазах девугки вспыхивает веселый огонек. И вот она уже с интересом рассказывает о трудовом дне. Только отец сидит молча и сосредоточенно слушает оживленный разговор. И по тому, как Валя по-хозяйски рассуждает о делах трудового дня, он окончательно приходит к выводу: со временем в совхозе прибавится еще одна опытная доярка. Выполняя обязанности скотника на этой же ферме, отец присматривается к дочери, к ее приемам ухода за животными. Хоть и молода, но дело горит в руках. График работы – закон для доярки. А как заботливо Валя холит своих питомцев! Каждую буренушку вычистит, внимательно интересуется поведением коров. Если какая-либо из них ведет себя неспокойно, Валя сразу же спешит за советом к зоотехнику или ветеринару… Дойка коров. Девушка проворыми пальцами эластично и в то же время быстро тянет соски вымени. Несколько минут, и Валя направляется с подойником к другой корове. Знать индивидуальные особенности животных – очень важно. Иная без ласки не подпустит к себе… Людмила Журавлева. Хозяйка фермы. Газета «Голос хлебороба», г. Умет, Тамбовская обл., 7 января 1967 г. …Вот это чудо! Под рукой Сноровистой линотипистки Строка рождалась за строкой Ну, волшебство… Ведь словно птички, Взлетали над стальным станком, Удар по клавише почуя, Железки-литеры… С отцом Здесь на экскурсии… -- Хочу я В редакции работать, па… Я – несмышленый дошколенок… Отец: -- К профессии тропа Чрез школьный класс ведет, цыпленок… Кирсанов… Тихий городок В тамбовской волчьей глухомани. Моих надежд и грез исток, Мой космодром… Плывут в тумане Его кораблики-дома, Захоровоженные лесом. Здесь детства моего роман Строкой лыжни в лесу окрестном Остался зашифрован… Лес Читает наизусть поэму… Метафоры лесных чудес Без напряженья входят в тему То земляники кузовком, А то – боровиков лукошком… И мне сигналит маяком Наш старый домик… За окошком Отец и мама. Здесь тепло. Здесь радио – тарелкой черной В углу под потолком… Ушло Отсюда детство… Детство! В чем нам С сестренкой Галей повезло – Что мама Зина – столп семейства… Испытана войной на слом, Характер – жесткого замеса. Отец был искрометен, ярок Талантлив даже в мелочах, Не папа, словом, а подарок С веселой искоркой в очах. Фельетонист-папаня виден Всему Кирсанову, причем, Начальством остро ненавидим, Любим народом горячо… Я, кстати, родилась в Тамбове. Отец тогда еще служил, Был капитаном. Он любовью, Заботой нежной окружил Жену, дочурок… Фронтовая Им выпала в судьбе любовь. Ее , поэтам, воспевая, В балладах отразить… Плейбой, Воронежский студент Витюша – Трубач из джаза, футболист – Паллиатив отверг…Хоть в душу, Чужую не заглянешь, -- чист Душою тот, что чести предан! Встав добровольно в строй бойцов, Как мог, он приближал победу… Но ранен снайпером в лицо. Лицо красавца-парня – всмятку, И боль, конечно, и тоска: -- Урод! – И жгучую закладку Несчастье теребит в висках. Взамен лица – сплошная каша… А медсестричка: -- Не горюй! Еще на свадебке попляшем -- На чьей? -- Твоей солдатик! Плюй На все с высокой колокольни. Ты главное пойми: живой… Конечно, понимаю: больно, А все же счастлив жребий твой… А у отца нет губ и носа, Ни есть нельзя ни говорить… Но медсестра: -- Цена вопроса – Лишь пара операций… Ныть Не смей, герой, и верь: прорвемся, Не бойся, парень, я с тобой… Как выздоравливать возьмемся, Кто остановит нас? Любовь… Она сильней пенициллина. И в этом случае она Солдата Витю исцелила. И вот у Виктора жена -- Та медсестра, Фролова Зина. Две их судьбы в одну слились. Вдвоем по веснам и по зимам Идут… А позже родились Две дочери – признаньем факта, Что мама – главная в семье… Отец остался в кадрах – как-то Ведь надо выживать… В житье Том гарнизонно-офицерском, Тогда, в конце сороковых, Непритязательно-простецком, Мы слыли не бедней других. Отец не вышел в генералы. Носил мундир свой, сколько мог. Но постепенно убирали Фронтовиков из войск. И срок Потом пришел его отставки. Не мудрствуя лукаво, он Со всем семейством – к деду, бабке В Кирсанов двинул на поклон. О генеральстве. Мама Зина – Представьте -- генерала дочь. Еще какого! «Осетина» Кремлевского сотрудник. Прочь Сомненья: есть известный снимок: Торжественный прием в метро. Правители страны, меж ними – И генерал Фролов… И трон Сатрапа охранявший верно, Так предан Сталину был дед,. Что полагал изменой, скверной Сатрапа развенчанье… Бед Тем инспирированных, он Знать не желал, в упор не видел. Не человек – кремень! Бетон! Еще он напоследок выдал: Когда Никита извлекал «Отца народов», месть лелея За то, что перед ним плясал, Решительно из Мавзолея, От огорченья бедный дед В один момент лишился речи, Мычал косноязычно… Нет, Не все болезни время лечит… А снимок, сделанный в метро, Где, в вестибюле Маяковской Торжественный прием (Мы кто? Родства непомнящие?) -- острой Печалью отдается: Дед Среди участников парада… (Ноябрь, год сорок первый… Свет Был поражен) – при всех наградах, С Верховным рядом – бодр, здоров, Не признающий компромиссов. И дочка Зина – средь ветров, На фронте – как фашистам вызов Буквально с первых дней войны… В Кирсанове потом батяня – В редакцию пошел… Нужны Всеместно фельдшеры. И тянут Упряжку трудную вдвоем . Вначале комнату снимали. Квартиру после дали. Дом Купеческий, стариннный…. Знали: Там прежде обитал купец. Три комнатенки в доме – наши. В метр стены и голландка-печь, «Скворечник» во дворе. Я младше, А Галя старше… Здесь растем… Я радио любила слушать. Вначале черный рупор дом Наш пеньем наполнял и душу До самых возвышал небес… И мне казался черный конус Ну просто чудом из чудес: Он пел и говорил! Легко нас И просто удивить, пока Мы со столешницею вровень. И звуков сладостных река Меня влекла куда-то… Кроме, Как в радиоконцертах, мне Иных не доставалось песен. И с песнею наедине Я ямщика жалела… Беден Был парень с почты, что возил Багаж и путников по тракту. В одном селении любил Девчонку… Эта песня как-то С младенчества над сердцем власть Неодолимую имела. Так под нее грустилось всласть… Я, в песне растворясь, немела, И в ней растроганно жила… Любила также слушать «Помню, Еще молодушкой была…» Порой, когда болела, к полдню Уж так наслушаюсь всего, Что незаметно засыпаю, И в музыкальном сне того Беднягу-ямщика встречаю, И с ним о чем-то говорю… Вот так же, слушая романсы, В душе незримо востворю Страданья нежные… -- Не майся Мне строго мама говорит, Отец погладит по головке… Что с нами музыка творит! Чудесные инсценировки В моей рождались голове И были интересней фильмов… Затем приемник куплен. Две Диапазонных зоны… Ритмов Зубодробительных эфир Тогда не знал… Чисты, напевны Мелодии простые… Мир Девических мечтаний первых, Рассветы в радугах суля, Был полон светлых ожиданий… Приемник папе куплен для Редакционных спецзаданий. Его будильник поднимал К приемнику ночной порою… В столице диктор диктовал Заметки «ТАСС»… А мне игрою Казалось странной: по слогам, С замедленностью нарочитой Читались те заметки. Вам Такое неизвестно, вы-то По телетайпу в наши дни Привыкли получать известья, По телексу летят они Сейчас по городам и весям, А прежде следовало бдеть: (Сидел у радио бессонен Ночами папа) – и корпеть Над тем писанием – на совесть, Чтоб сельский прочитал простак В «районке» на любой странице… (Не дай Бог ошибиться – страх! -- Уж лучше сразу застрелиться!) Я доросла до школы. Здесь Мне было радостно. Учиться Все так де интересно днесь, Как в первом классе. И гордиться Привыкли мама и отец Успехами . А я, понятно – Отличница. Свободно текст Любой учу на память, внятно Его пред классом расссказать – Не в труд. И цифрами владела. В своей стихии, словом. Мать, Отец – забот не знали… Смело На школьные собранья шли, Им, знали, не краснеть за Люсю… А годы школьные текли Из класса в класс неспешно. Льются Дни нашей жизни, как песок Сквозь пальцы. Повезло, однако, Мне с педагогами. Урок Литературы (cтавлю на кон Судьбу, но это кто бы знал Заранее) – анестезия Печалей детских – и без сна Я – в Пушкине. .. Анастасия – (Учительница) – Александ – Ровна Панова, между прочим, Считала: у меня талант Литературный – слог был точен, Метафоричен… Все мои Эссе о Пушкине и дальше, Шли в районо… А там могли Пред областью хвалиться даже – Вот, дескать, уровень каков Преподавания -- знакомим: Анализ прозы и стихов У школьницы глубок… А корень Способностей словесных был Генетикою обусловлен. Папаня Пушкина любил И сам к писанию был склонен -- Ведь фельетон – труднейший жанр, Предполагаюший уменье Словесного жонглерства… Жаль, Что дерзкие отца творенья Не удосужились собрать В книжонку… Может быть, позднее… Боялась мама и ругать Его бралась… Куда там, злее И безоглядней бичевал Пороки – был бескомпромиссен И классиков не признавал, Что мы от общества зависим. Отец зависит только от Непроданной солдатской чести… С тем прожил жизнь и с тем живет. С тем жить и нам, уж коль мы вместе… Отец нас с Галею любил, Но тайная мечта о сыне В нем проявлялась. Папа был Спортсменом страстным. Маме Зине Наказ давался: в выходной Готовить нас с отцом к походу На лыжах по стране лесной… Она кладет по бутерброду С котлетой каждому… Вперед! И – по опушкам, по пригоркам Мы бродим допоздна. Ведет Лыжня в лесную сказку. Зорко Высматривая на снегу Следы, он их читал как книгу… Так интересно мне! Бегу За ним бeз устали… Но к мигу, Когда, зовущий светом, дом Нам открывался в перспективе, Кончались силы… -- Добредем? Без сил, но нет меня счастливей: Поход меня с отцом сближал, Весь день он – мой! И напряженье, В котором он себя держал В войне со злом, пусть на мгновенья, Но покидало здесь отца… Он молодел, душой оттаяв. Всегда сурового лица Черты смягчались. И вплетая В рассказ о чудесах лесных Воспоминания о давнем, Что после приходило в сны, Наполнив душу мне преданьем О предках… Летом в выходной Рыбачить ездили… На лодке Там переметик заводной Конечно ставили… В охотку Рыбешек доставать с крючков, Готовить на костре ушицу С дымком… Уха из окуньков Совместно быстро гоношится. И нагоняешь аппетит. И как пойдешь работать ложкой! Сказала б, что сама летит Ушица в рот… Еще немножко И съела б, да уж пуст котел, В два счета все уговорили. Покуда не погас костер, О том-о сем чуток рядили… Уроки жизни… Без затей И «воспитательных» сеансов, А неподдельностью своей Меня учили жизни… Шансов Не оставвяли мне отец И мама на капризы, леность. Перед глазами образец Достоинства и чести… Ценность Таких уроков, повзрослев, Мы понимаем в большей мере. В духовной жизни оскудев, Мы пропадали б в СССР’e, Но оставалась очагом Последнего сопротивленья Семья… Родные, отчий дом – Очаг надежды и спасенья От засорения мозгов Тлетворной ложью и безумьем… Мой бедный дед Сергей Фролов, Принадлежавший к слугам-судьям Режима варварского, был Режима и несчастной жертвой. В Москве в одном подъезде жил С семьею Чкалова… Cюжета Печальней в детстве не пришлось Узнать… В Москву проведать деда Приехала подростком… Дочь Сергея Фроловича кредо Отца – ему иконой был Портрет губителя, вампира – Мне разъяснила… Погубил Служаку «кукурузник»… Пыла «Весь мир разрушим…» превозмочь Не мог последыш большевизма. И разрушал… В глухую ночь Толстяк (Несчастная отчизна!) Велел предшественника прах Изъять из мраморного склепа И закопать в пяти шагах От мавзолея… Так нелепо Мстил Сталину Никита… Дед От горя потерял дар речи… Мычал, увилел внучку… Бед Моих начало здесь… Калечил Режим и души внуков тем, Что близких ядом людоедским Напичкивал … Досталось всем, Кто в рабстве пребывал советском. Понятно, что и школа нас Идеологией-дурманом Травила не жалея… Класс Мозги запудривал обманом, Гипнозом пионерства… Я Те пресловутые речевки, Что повторялись хором для Засрания моей головки, Не возглашала никогда. Для вида шевеля губами, Смеялась про себя… Беда, Как подло поступали с нами! Когда четырнадцати лет Достигла – комсомольский возраст – Вручали сверстникам билет На школьном торжестве… В промозглость Я незадолго до того Простыла сильно и болела. И по болезни торжество Не посетила. Не успела И заявленье в комсомол По той же написать причине… Не удосужилась… Прошел Срок для приема… Я картине Потом поудивлялась всласть: Все одноклассники – в значечках, Тех, комсомольских – ну, отпасть! Я – в красном галстуке… Денечка В нем походила два иль три. Тут классная подходит: -- Люся, Ты класс подводишь. Посмотри: В соседнем классе с нас смеются: Отличницу, мол, обошли… Короче, ждут тебя в райкоме, Билет получишь там… -- Могли Меня зачислить, даже в коме Была б, заочно, не спросив, Без заявленья? – Все, довольно! Разговорилась! Упаси Господь, кому подслушать! Больно Вообразить, как покарать За вольнодумие система Способна – всю сульбу сломать. Сегодня же – в райком! … Но тема Больного общества уже Возникнув, лба не покидала Легла оскоминой в душе… Я с большей страстью избегала Общественной работы… Мне С тех пор еще отвратней было Болтанье в стадной кутерьме. А власть, конечно, стадным быдлом, Идущим в ногу (в коммунизм?), Вопринимала с Мавзолея. Народ и партия… Клянись На верность партии, Емеля! Да что уж там! В такой стране Росла я в поколенье третьем. По счастью не досталось мне Убийственного лихолетья, Что выкосило наш народ На треть, чтоб утолить вампирью Страсть страху равную... Урод Лил кровь людей, как воду… Пылью -- В ГУЛАГ’e просыпались в снег Невинных жертв мечты и судьбы. Кровавой мясорубки шнек Без передышки чавкал… Судьи Бессудных «троек» -- приговор Пекли не мудрствуя лукаво. НКВД-шек задний двор Служил Голгофой. На расправу Сюда сводили с этажа… Потом полуторки ночами Свозили после «тиража» Останки… В папках с сургучами В архивах – скрытые от глаз – Поныне – за семью замками, Дела, таящие рассказ, О преступленьях власти… С нами Вослед пришедшие князьки, По счастью, не сводили счеты, Но души в рабстве и ни зги, Ни проблеска свободы – что ты! Последний класс… Пора решать… А «классная» -- математичка -- Считает: должно поступать Мне на матфак, ведь я отлично Ее усвоила предмет. Но в свой черед Анастасия Считает, что журфаку нет Альтернативы: -- Так красиво Писала сочинения! И склад души – гуманитарный… Журфак в Москве – оставь сомнения! Сомненья есть – ведь элитарный – Манящий этот факультет – Для самых-самых одаренных! И всенародный пиэтет Его питомцев окрыленных Незримым нимбом окружал… Осилю ль?… Но соблазна жало Меня кололо, как кинжал И острием того кинжала Казался МГУ-шный шпиль. Он душу занозил, а память С картинки давней сдула пыль: С отцом в наборном цехе… Ладить Здесь стали новый линотип, Еще он и для взрослых – чудо! Но вот – гудит, стучит… Летит За буквой буква… Не забуду: Отцу сказала: дескать, я Хочу в редакции трудиться … Знать, журналистская стезя Давно меня зовет… Гордиться Отцом привыкла. Он являл Пример бойца-фельетониста – Без страха мерзости вскрывал… Когда узнал, что в журналисты Я собираюсь, возражал: -- Напрасно. Здесь не синекура… Я сам, коль мог бы, убежал От этой лихоманки… Шкура Была б наверной целей… А впрочем, жить тебе, Людмила. Коль хочется – вперед! Цепей Навешивать не стану… Мирно В итоге приняли в семье Мое решенье. Цель поставив, Взялась готовиться. В статье Дебютной, сахзавод прославив, Шаг первый сделав по стезе Обетованной, ставлю «птицу»: Въезжаю на кривой козе На конкурс творческий. Годится! Теперь усиленно берусь Учиться – на медаль ведь тянем… -- Ты б малость отдохнула, Люсь!… -- Мам, после! Не мытьем -- хлестаньем, Упорством выборем медаль, А с ней и МГУ доступней. Как говорят, за далью – даль, За целью – цель… Медаль… Да, с трудной Задачей справилась. Итак – Есть! В аттестате все пятерки. Этап серьезный. Не пустяк. Пусть от усилий в кровь растерты Мозги, как руки от трудов, Но остается сверхзадача… Журфак встречать меня готов, Однако ж здесь меня удача В попытке первой подвела… Москва ничьим слезам не верит… Все – баллов я недобрала – Дневное закрывает двери. Как горько, как болит душа! Казалось, всей судьбы основа Разбита… Больше ни шиша Не ждать от жизни мне… Готово Меня однако же принять Заочное… Пусть так! Готова И я… Чем на судьбу пенять, Борьбу продолжим лучше… Тома В такой же роли… Как и мне, Подруге новой светит только Заочное… С ней наравне Хватили по пилюле горькой. С ней встретились у «райских врат», У двери, где дают путевки В общагу – и решили враз, Что быть нам вместе – и на кромке Журфака удержались… Что ж, Есть радость – обрела подругу. Что потеряешь, что найдешь – Судьба… А с Томой нам по кругу Заочных сессий колесить… Пока вернемся восвояси С полупобедой… Что грустить, Когда еще вся жизнь в запасе? Кто был заочником, поймет: Мне надобно искать работу В редакции… Берет Умет – Райцентр заочницу с охотой Корреспондентом, а отец, Что, вроде, должен бы гордиться, Не рад, ведь от родных сердец Придется дочке удалиться… Всего-то двадцать с чем-то верст И разделяяют два райцентра Но мне теперь одной, как перст, Самостоятельной, что ценно, Но, в общем, и непросто быть. Нашла в Умете комнатенку. И принялась кропать – творить… Не чудо ль, что меня, девчонку, Вот так в два счета взяли в штат? В деталях: позвонил редактор Кирсановский: мол, так и так – Езжай в Умет, покажь характер – Там надобен корреспондент. К тому ж, мол, я теперь студентка, Ну, так сказать, лови момент… Все б ничего, да только редко Встречаюсь с мамой и отцом… Районка… Подлинная школа Профессии… Товар лицом Здесь каждый день давай – и скоро Здесь журнализма черный хлеб Ты выпекаешь без заминки… Хотя, как каждому, и мне б «Нетленки» с пишущей машинки Хотелось выдать на-гора… Однажды вроде получилось: Я описала два двора, Семейства, то есть… Так, учились В деревне – четверо друзей. Два, то есть, парня, две девчонки. А после школы – поскорей Переженились – и вдогонку Семья семье -- рожать детей Взялись с нешуточным азартом: Росло одиннадцать парней В одной семье. Восьмого марта В другой – тринадцать дочерей Претендовали на подарки… Случайно выпавший сюжет – В одно касанье, без помарки – В газету… К сожаленью, нет В районке места для «нетленок». По счастью и «сельхознавоз» Меня не трогал с кучей пенок, Мол, расцвели овсы… В совхоз, В колхоз, конечно, посылают, Но у меня особый блок. Коллеги с завистью вздыхают: Колхозный «красный уголок» Конечно, описать приятней, Чем занавоженный пригон… Зато и похвалы принять мне – (Знать, вправду репортаж пригож Коль был отмечен на планерке) – Достойней… Словом, жизнь идет, Летит… Сказать, что на «пятерки» Ее экзамены сдает Студентка Люся – без надзора Родительского – не решусь. Однако ж не хочу разбора, Сама, однако разберусь Позднее, старой став и мудрой. А жить однако же теперь, Пока лицо не просит пудры, Пока звенит душа… Поверь, Одно лишь только сердце зряче, И в этом прав Экзюпери… В романсе о любимом плачет Душа пронзительная… Три Мы сдали сессии с Тамаркой. И для себя решили: стоп! Заочное бросаем. Жалко Напрасно жизнь транжирить, лоб От напряжения – в морщинах… Нет,. наш бесценный МГУ, Впредь на заочном не ищи нас, Тупую одолеем мглу – И все ж прорвемся на дневное… Вдруг стал душить меня Умет. Я понимаю, что со мною… Подруга погостить зовет – И я – у Томы. На Жемчужной, В Новосибирске. Пятьдесят На градуснике. Вечер вьюжный Собрал ее друзей. Гостят Коллеги и односельчане Тамары. Под полночный звон Стихами, тостами встречали Мы шестдесят девятый. Он Нас с Томой подвести не вправе. Мы верим: нас ведет судьба. Мы верою в нее попрали Ошибки кармы… Нас труба Зовет вперед – Москва пред нами… Мы верим: судьбоносный год Взвивает ангельское знамя Свершение надежд грядет… Потом, за месяц до того, Как прозвенит звонок -- к барьеру – Порог приюта моего Переступила Тома. Веру Друг в дружке стали укреплять В Кирсанове готовясь вместе… Что месяц? Месяцев бы пять… Да что поделать – честь по чести Зубрили даты… В языках Мы не поддержка друг для дружки: Мой – инглиш, Томин – дойч… Никак… И от подушки до подушки Шлифуем знанья. От зубов Чтоб отлетали факты, даты, Хоть ночью разбуди... Ведь сбой Непозволителен. В уста ты,, Нам, красноречие, Господь, Врасти, и сделай острым разум! -- Ну, с Богом! С правой ножки! – Хоть Отец несуеверен, разом Велел присесть и тут же встать. Нас провожают до вокзала Отец и мама… Как достать Смогли билеты, и не знала. Наверно, довелось, отцу, Немало приложить старанья. Стучат сердца, идут к концу .Часы,... Минуты расставанья… А вот и поезд на Москву… -- Да не подхватывайтесь, рано. Ваш – следующий… А в мозгу – Тревожное предзнанье… Странно: Но что-то вроде бы не так… Томленьем предвещает глухо Чего-то сердце… Тик-тик-так… -- Вот этот ваш теперь… Ни пуха! Стоянка пять минут… В вагон Влезаем с Томой торопливо. С платформы нам летит вдогон: -- Успеха, девочки! Счастливо!… И поезд дрогнул… Перестук Ритмичный начал наш курьерский… -- Билеты на проверку! – Вдруг: Орет «вагонный» с миной зверской: -- Вы сели не на тот состав. А ну, соскакивайте, живо! На свой, похоже, опоздав, В чужой поперлись? Некрасиво. А с виду – кто б подумать мог – Такие скромные – не стыдно? Слезайте, я сказал! В комок – Сердца скатались – как обидно! Мы в слезы! Злобный проводник Готов нас вышвырнуть на шпалы. У каждой – чемоданы книг… -- Слезайте вмиг! -- Слюной ошпарив, И сатанея на глазах, Собой от злобы не владея, Орет… Мы с Томою в слезах, Уже и выжить не надеясь, Пытались что-то объяснить… Тут отворилась дверь вагона -- А ну, кончайте воду лить, Еще не время для сезона Дождей… Что приключилось, ну? -- Высокий, в форменной фуражке Из тамбура в проход шагнул: -- Я этой поездной шарашки. Начальник… Ну-ка, тихо всем! Рассказывайте! Так… Ну, ладно, Бывает, девочки… Проблем Добавили, но уж обратно Вас не отправим. На купе Расчитывать не станем, верно?… Удобства в общем – так себе, Но едем к радости безмерной. Хоть все еще стучит в мозгах От ужаса пережитого… Но приближается Москва, Где будем утром в пол-шестого… Поэма 5. Сергей Ромашко… Отец – понятно: генерал – Был и в семье авторитарен -- И он, конечно, приказал: -- Пойдет, закончив школу, парень – В строители… Его резон, Что сын, подхватит эстафету, Судьбу устроив в унисон Родительской, успешной… Эту Идею реализовать Отнюдь не собирался отпрыск… Конечно, и на мне печать Отцовских достижений, отблеск Его карьеры -- мед и яд… Я, к счастью, бедности не ведал, Не знал и роскоши. Царят В семье простые нравы. Предан Отец эпохе… Он, отец Из Беларуси, мама тоже... Еще бы батьке не хотеть Сынком-строителем умножить Семейный инженерный клан: Едва лишь получить дипломы Успели, как лавиной к нам – Враги… Пришлось бежать из дома. В отчаянье людской поток, Спасаясь от орды фашистской По всем дорогам – на восток Стремился, обезумев… Шибко Народ ошеломлен… Побег, По счастью, у моих свершился Удачно… Далеко не всех Фортуна сберегла… Учился Не только возводить дома Отец – азы науки ратной Давались в вузе. Жизнь сама Не раз показывала внятно: Коль малость подготовлен – шанс На выживание умножен. Потерь немыслимых баланс Сражений приграничных, может И этим также объясним Сображеньем дилетантским: Фашист был подготовлен… С ним Полуобученным солдатским, Обезоруженным тупой, Безумной пропагандой, массам – Заведомо – не сладить… Бой В Кремле давно проигран… Матом Несчастных новобранцев шлют С винтовкой без патронов – в пекло. Их, необученных убьют… Но на крови погибших крепло Сопротивление орде… И мобкоманды извлекали Мужчин на всех дорогах, где Потоки беженцев стекались… Так стал солдатом мой отец. Он воевал на южном фронте Как все в окопах… Под конец Пришел приказ: вернуть к работе Гражданских инженеров. Вновь Строителям за дело браться. Еще не вся пролита кровь, Но начинала возрождаться Страна и строить… Впрочем, он, К профессии вернувшись, штатским Отнюдь не стал. То полигон Сооружал секретный, «штатским» В войне послевоенной, льдом Пахнувшей, антиподам, бяку Готовя… Строил космодром На Байконуре тоже… Батьку В московском доме не застать Неделями… В командировках Ромашко старший… Подрастать При маме и сестре… В головках Детей Иваныча – к отцу, Его работе – уваженье От нашей мамы: -- Не к лицу Вам шалости. Ведь положенье Отца такое, что его Дочурке и сынку не личит Ни баловство ни озорство. Любой в вас пальцами потычет: У генерала детки, мол… Но, в общем, мало беспокойства От нас… Учились… В комсомол Поочередно шли… Геройства Не обнаруживаю в том, Что не был двоечником. Маме Спасибо – генеральский дом Сверкал, сиял ее трудами. Заметим: в огненные дни Она на рубежах столицы Окопы рыла… Cохрани Об этом память, сердце! Длится Неотгремевшая война В cердцах, войною обожженных… Чего-то строила она В Татарии... На них, на женах Фронтовиков держался тыл… Потом, когда отец в карьере Прорвался, маме запретил Работать. Должно в полной мере Ей отдавать себя семье. Вот так и жили… Лишь добавлю: Что в нашенском житье-бытье Ей главной значиться. Я славлю Ее самозабвенный труд Домохранительницы тихой… Отец суров и нравом крут. Понятно: он вне дома лиха Хватал изрядно день-деньской, Верховной власти приближенный, Мощь Родины крепил… Домой Как нерв являлся обнаженный. У генерала выходной Так редок, как у прочих праздник. Но и в дни отдыха порой Он на объект спешил. В напрасных Мечтах моих—отец денек Мне посвящал, забыв о стройках… Лищь изредка батяня мог С собою брать, коль жутко строгих В объекте не имелось тайн. Тогда часок -- инспекций после -- Брели по кромке леса. Там, В дубраве темной, в ясном поле Слегка оттаивал отец. Здесь отпускало напряженье Губительное для сердец… Я наблюдал, что уваженье, Оказываемое нам – Мне за компанию, понятно -- Не лживым было… Знать, делам Отца все цену знали… Пятна На репутации коль есть, Непросто, будь ты маршал или, Генералиссимус, известь… Ну, а пред батькой не юлили, Он пресмыкательств не терпел Ему, «с подходами» -- не льстили – Он с теми, кто осанну пел, Общался в лапидарном стиле, Предполагая: здесь подвох И надобно проверить строже. А с тем, кто делал дело, мог Порой и пошутить. Положим, Начальства шутки не всегда Включают адекватный юмор. «Отец народов» иногда Поюморит – глядишь – и умер Тот, с кем изволил пошутить Генераллисимус-мизантроп… Отец шутил – и людям жить Приятней было… Русской мантрой Служила шутка сотни лет, Порою орден заменяла. И точно, зажигался свет В душе от шуток генерала. И, если ладно шли дела, Он не устраивал разборов. Мы уезжали… И была Потом пора для разговоров. Мы в придорожный шли лесок И в этом первозданном храме Он отвлекался на часок От дел. Сверхважными делами Здесь были птицы, и цветы, Родник и ясная полянка… Мир повседневной суеты Здесь понимался, как подлянка Судьбы, что доброго отца У сына отнимала в пользу Дел оборонных и с лица Улыбку изгоняла… Прозу Работы-службы иногда Отцу рыбалка оживляла. Рождала тихая вода Метафору покоя. Мало Заботил нас с отцом улов. Недвижны поплавки… Ну, ладно… Сидим, молчим… Не нужно слов… Все так чудесно и отрадно… Ах, отпуск батьки – что за дни! На арендованную дачу – Все вместе! О своей – ни-ни! Забудь – доносик замастрячут – Докажь потом, что не верблюд… Замечу, что и так «стучали»… Наш «одухотворенный» люд Извечно пребывал в печали, Когда успехи наблюдал Он у коллеги иль соседа… Из отпуска не долго ждал Отца начальник… Непоседа – Выдерживал от силы день, Ну – два без штурмов и авралов. Сбегал к делам. Ему не лень Быть в круговерти. Дел – навалом. От Мончегорска до Курил Возводит тайные объекты Прораб Вооруженных Сил, Неведомый Союзу Некто, Известный лишь своей семье Батяня – Александр Иваныч… Такое вот досталось мне Существование. Потянешь? А то – махнем не глядя, друг. Отдам батяню-генерала, Ну, скажем, за доцента… Рук Не потирай, дурашка, шало – Шучу… Как водится в стране, На юг порою выезжали, В спецсанатории… Где мне И Тане – шиш! Отнюдь не звали Туда детишек. Мать с отцом – В спецсанатории – нас рядом Пристраивали в частный дом… Установивший сей порядок Начальник, видимо, детей Со всею страстью ненавидел… Бывали хуже, но подлей Времен, поди, никто не видел… Вот так я рос. Сперва пошел В спец-супер-школу с мат-уклоном. С математическим – прикол! – Не с матерным, прошу покорно. Немного позже генерал Семью в просторную квартирку Перебазировал… Аврал! Мыть, красить, конопатить… Стирку Мамаша, ясно, развела… А мне теперь в другую школку С рассветом шлепать… Та была Повыше классом… Втихомолку Порадовался: в новой мне Учиться легче и прикольней. Слегка и озорую. В ней Братва отвязная… В укор мне Учитель расписал дневник, Что наглость, мол, имел Ромашко: Среди урока вдруг возник В чужом ряду… Здесь есть натяжка: Я не возник, а перешел В последний ряд -- вопрос уладить, Какой – не помню… Дома – шок! Отнюдь не вафли в шоколаде Мне выдал вечером отец. Пришлось поежиться изрядно И обещать, что, наконец, Исправлю поведенье… Ладно, Бывает хуже… Лишь отца Мне жаль – забот ему хватает Помимо сына-сорванца… Чего уж там… Ведь не бывает, Чтоб гладко шли дела у всех… С учебой, правда, все в порядке, А поведение – есть грех: Случались в дневнике, в тетрадке Лихие «пары» … Знать-то знал, Но вредный подростковый возраст Игрой гормонов вовлекал В адреналиновую хворость, Что побуждает нас чудить, Пред одноклассницей павлиня, Преподавателям дерзить… Поди, об этом Старший Плиний Чего-то тоже написал. Не сильно за тысячелетья Разумнее подросток стал… Худющий, как муляж скелета, В очках, заносчив… Как портрет? А самомненье-то! Куда там! Но вы-то лучше были, нет – К примеру, скажем, в классе пятом- Седьмом? Опаснейший рубеж Формирования подростка… Ну, проскочили, к счастью, без Особых бед… Сказать, что просто Мне дался гормональный взрыв – Никто бы не поверил, верно? Да, ладно, выжил, приоткрыв Дверь в подсознание мгновенно И вновь захлопнув… Там черно И ни к чему в себе копаться. Где что в душе размещено -- Не наше это дело, братцы. Нам ближний бы познать мирок. Чему слегка помогут хобби – Монеты, марки… Сто дорог Есть в дополнение к учебе Для отвлеченья от проблем Подростковых… Пластинку «Битлз» Достал соклассник… Ясно, всем Переписать хотелось… Выполз Из душ мальчишеских червяк. Те пацаны из Ливерпуля Назначены Всевышним… Как Их песни властвуют, вербуя Армады юных в мир мечты! Не этим ли волшебным песням, Что строили к сердцам мосты И становились повсеместным Общенья доброго ключом, Обязан расширеньем инглиш? И я средь битломанов. В чем Секрет их колдовства? Они лишь Cвои мальчишечьи мечты С печалями отдали песне, А, видишь, вышло: все -- и ты, Читатель, взял ее, и мне с ней Отныне нерасстанно быть… Меня учили эти хлопцы Дружить и музыку любить… «Ширяться» – наркотой колоться – Вот это мне не по уму. В самоубийственной заразе Не подражаю никому. Толпа, вопящая в экстазе, Меня сознанья не лишит… Я на концерты «Мадригала» Похаживал… Душа лежит К старинным мессам и хоралам… Реверберирует во мне Тувинцев горловое пенье Такое вот – ву компрене? -- Парадоксальное сцепленье Культур далеких и эпох… Мне стала интересней школа. И вдруг дотумкал, что убог Мозгами всяк, чье кредо -- «шпора», Кто здесь бесценные часы Транжирит, не хватая знанья, А прожигая жизнь… Чеши, Придурок, прочь из класса! Зла я На недоумка не держу, Но пусть мне не только не мешает… И я все больше дорожу… Тем, что учитель помещает Мне в голову, даруя свет… Петр Алексеевич, историк, Дела давно минувших лет Доносит – я учусь без троек. Происходил историк из Семейства православных зодчих, Иконописцев… Остракизм К церквям, наверно, хоть разочек Да ставил жизнь его на грань… Не диссидентствуя открыто, Он все ж в опасную играл Игру… В источниках нарыто Им много фактов поперек Идеологии маразма. Он души детские берег. Нас не шокируя напрасно, Но все же раскрывал глаза, Даруя разуменье факта, Что есть большущая деза В идеологии… Инфанта Ромашко, как и весь народ Двадцатый съезд заставил мыслить. Никитка вскоре уберет Из склепа мощи, чтоб не кисли, Чтоб черной аурой вождя Дух оттепельный не губило, «Отца народов» походя Уконтропупили… Пробило Коротким замыканьем страх. И точно ключевой водицы Народу принесли в горстях Поэты той эпохи. Лица В политехническом… Восторг! Катарсис, воодушевленье… Андрюша, Роберт, Женя… Вздох… Лаврентьевское поколенье Ученых двинуло в Сибирь. Впредь будет прирастать Сибирью России интеллект… Сруби, С души коросту, новой былью Шестидесятых, как волной Идеологии осадок Из подсознания долой, День новый, вымой… Светел, сладок Восторг возвышенный, когда Пронесся над землей Гагарин – Всечеловечная звезда… Предощущался в том угаре Освобождения канун… Петр Алексеевич, спасибо! Учили парня мыслить… Юн Ваш слушатель и вдумчив, ибо Вы, получивший свой запас Бесценных знаний от предтечи Из гимназических, до нас Их донесли с любовью… Нечем Пока воздать мне вам за ваш Нешумный повседневный подвиг. Учитель Мельников, типаж Не с вас ли списан был? Из поздних, Из молодых учителей С закваскою шестидесятых, В последних классах – мне милей Учительница-«немка»… Взятых Из вуза несколько пришло К гам в школу молодых «ушинских». И в этом тоже повезло: Им обучать, а нам учиться, Еше не надоело. Нам Язык Бетховена и Гейне Давался вдохновенно. Сам Вдруг дойчем вдохновился… Ей мне Бы поклониться... Интерес Нешуточный во мне Галина Ивановна растила… Влез В язык всем естеством… Хвалила Учительница за труды… А тем, кто проявил старанье, Спецкурс устроила… Горды Избранники и пониманье Все глубже… Шпрехаем вполне Уверенно, газетки, книжки На языке читаем … Мне Вдруг в голову вошли мыслишки, Что, может, следует язык Немецкий изучать и в вузе. Отец считает: это бзик. Строители нужны в Союзе, Уж он-то знает, как нужны: Остра жилищная проблема, Дороги плохи… -- Сын, пожни, Отцом посеянное. -- Тема Преемственности вдруг вошла В минуты нашего обшенья. Отец уж все наметил. Жгла Меня мыслишка: вообще я Великих строек громадьем Не вдохновляюсь. Безразличен. Да просто это не мое. Такое резкое отличье От папы… Возвращусь еще К Галине-«немке»… Есть в столице Газета «Нойес лебен»… Что Она придумала: сгодится Как упражненье в языке – По парочке послать заметок… Мы это запросто! В руке Конверт… Писанье взрослых «деток» Из школьной жизни «на ура» В газетке немцев помещают… Меня и мама, и сестра, И даже батька – поздравляют… -- Вот, есть и журналист в семье! Шутливо возглашает Таня. И в темя западает мне Мыслишка дерзкая… Листая Газеты, примеряюсь: смог Бы ошарашить репортажем Сенсационным в сотню строк? Пожалуй, да… А если, скажем, У знаменитых – интервью Прикажут взять, найду ль вопросы Поинтереснее? … Прерву Самокопание… Торосы, Барьеры комплесов в мозгах Наш выбор к худшему смещают… Мне, правда, легче, ведь Москва Всегда со мной, что упрощает, Ведь можно попросту сходить, Спросить, проникнуть в атмосферу, Себя в ней довообразить Уже студентом… Ладно, меру Воображенью – ведь пока Еще я старшеклассник… Снова Учителя восславлю-ка… Олег Михайлович… Основа Литературности моей, Пожалуй, этим педагогом Закладывалась. Новых дней Дыхание с его приходом Мы ощутили… Он любил Поэзию и знал поэтов Полузабытых, не забыл Забитых в лагерях… За это Одно поклон ему от нас, Взыскующих, взрослея, света… И, приходя к Олегу в класс, Мы ждали от него ответа На все вопросы бытия… Конечно, не был он всеведом. Когда – всерьез, когда – шутя, Всегда – осмысленным ответом – Он горизонты расширял, Учил задумываться… С бредом Идеологии, шаля Отделывался шуткой… Кредо Спектаклем выразил… Был взят Из сказок-пьес, рожденных Шварцем, Спектакль простой, на первый взгляд, Но с острым потаенным жальцем – О новом платье короля. Там наблюдались параллели С геронтоархами Кремля. Досталась роль и мне. Велели Министром главным быть… Пришлось Отраву храма Мельпомены Отведать в малой дозе. Врозь Впредь быть мне с нею. Я подмены Реальной жизни не хочу. О журналистике все чаще Раздумываю – и учу Предметы школьные -- сейчас же Я приближаюсь к рубежу, Этапа важного итогу… В часы прогулок прихожу К тому манящему порогу… Сад Александровский… Манеж… Стена кремлевская напротив… Чуть дальше – Ленинка… Надежд Здесь средоточие… Колотит – Так хочется проникнуть в суть… Усталый Миша Ломоносов Как будто шепчет: «В добрый путь!» Неразрешимых сто вопросов В душе и голове… Отец Меня наметил в инженеры… Его не убедишь… Творец, Придай мне сил, терпенья, веры. Я ссоры с батькой не хочу, Даруй взаимопониманье. Пусть по секретному лучу Мое заветное желанье, Достигнет разума отца И приведет его к согласью… -- Сереж, ты что-то спал с лица -- Чего-то приключилось в классе? -- Там все в порядке, как всегда… -- Но что то же гнетет, я вижу. Рассказывай… Гляди сюда… Ну, покажи глаза… Иди же Присядь рядком… О чем тоска? -- Отец толкает в инженеры, Что мне не по сердцу… -- Сынка Подросшего, любя без меры, Наш самовластный генерал Считает: знает лучший выбор Для сына… Ну, затосковал! Поди, поймет, Иваныч… Вы бы Присели как два мужика Да и поговорили толком… Отец, наверное, пока Не слышал от тебя о том, как Ты сам хотел бы поступить, Какое по душе занятье, Где думаешь учиться… Ныть Не смей! Явиться должен к бате Решительным и твердым, сын! -- Давай, Гавриловна, включайся, -- Сей повзрослевший, господин Не хочет в инженеры… Кайся, Какой тебя ведет соблазн? Неужто захотел в артисты, Сыграв в спектакле школьном? Блажь! -- Мечтаю, батя, в журналисты Пойти, окончив МГУ. Я разузнал: на факультете Объявлен спец набор… Могу Уверенно барьеры эти Пройти… -- Какой-там спецнабор? Ужель для генеральских деток? Такой им закачу сыр-бор!… -- В международники… Заметок С десяток есть на языке. Неплохо и язык освоил. И в аттестате все окей… -- Маленько, сын, меня расстроил, Мне виделся иным расклад… Но ты обдумал все, надеюсь? Уж не такой я супостат… Однако ж должен знать на «десять» Предметы к поступленью, так? Как полагаешь, мать, сумеет? -- Поди сумеет, не дурак… -- Ну, это жизнь покажет… Греет Одно сынок – характер есть… Так, стало быть, благословляю, Храни всего превыше честь… Ну, что еще? Дерзай! Желаю Осуществления мечты… -- Отец, спасибо! Мама Лида!… -- Добро, сынок, решили… Ты Сам выбрал, так что – без обиды… Поэма 6. Александр Иваненко … Необычен июль в этом году. Месяц палящего солнца и яркой зелени мало радует нас хорошей погодой. Дождик может пойти утром и вечером, в субботу и воскресенье, чаще всего тогда, когда его не ждешь. И сумерки порой захватывают город так быстро, так неожиданно день сменяется ночью, что можно ошибиться в определении времени года. Так было и в этот обычный, юудничный день. Сизые тучи, плотным шатром повисшие над городом, снова обидели солнышко, которое хотело на прощанье приласкать горожан теплом своих лучей. Вечерняя дымка, скрадывая очертания домов, окутала улицы. Не видно звезд на небосклоне; и луну, эту вечную спутницу ночи, пытаются унести подальше от города гонимые поднявшимся ветерком тучм. Но быстро наступмвшая ночь только сильнее подчеркнула свет земных, жлектрических звезд, в бесчисленном множестве засиявших на установках, колоннах, трубах и эстакадах предприятий большой химии. Здесь продолжают гудеть моторы, насосы, шумит пар в системах:идет технологический процесс. Стране нужны масла, топливо, полиэтилен, дивинил, спирт – и новокуйбышевские нефтепереработчики и химики дают их круглосуточно… … Не прекращаются с наступлением ночи и работы на строительных площадках. Как и год, и два, и три назад Новокуйбышевск и сегодня в вечерние часы – весь в огнях новостроек. Неузнаваемо изменили облик города неутомимые руки строителей… Александр Иваненко. Когда зажигаются огни. Фоторепортаж. Газета «Знамя коммунизма», г. Новокуйбышевск, 26 июля 1969 шода. ... Определилось все. Итак, В который раз «на низком старте». Судьба, командуй: «На журфак!» Архангелы, в шеренги встаньте, Чтоб от случайности любой, Своей Божественною силой Меня, ведомого судьбой, От неудач прикрыть... Красивой Моя донынешняя жизнь. Была, хоть иногда -- несытной Грядущая, -- молюсь, -- сложись Такой же яркой… К недосыпу, Недоеданию – солдат – Привычен, нет о том опаски, Мой, изощренный кистью, взгляд Лишь не приемлет серой краски В судьбе – и в расставанья день Мне надобно расцветить, скажем, -- (Всю суету и дребедень) -- Роскошным фоторепортажем. Ну, Гуго Поликарпус, друг, Рискни своей аппаратурой… А разбросавшийся вокруг Вечерний город, стань натурой, Всем многозвездием огней Мне на прощанье попозируй. Я знал здесь много славных дней… Светя, сверкая – прогнозируй Мне яркую судьбу и впредь… Ну, Новокуйбышевск, отметим, Чтоб не коптить мне, а гореть, Роскошным репортажем этим Прощанье с Волжским краем, где Родился я на Безымянке. Отечества большой беде Обязан этим… Там в землянке Эвакуационный штаб Ютился авиазавода Московского… Еще прораб, Слепой от недосыпа – (КЗОТ’a Смешны здесь правила) -- орал, Разметку цеха начиная, А новый штурмовик взлетал. И отправлялся в бой, вчиняя Фашистам иски за страну, За молодость отца и мамы… Досталось им в тылу войну Всю на себе держать годами. Московский авиазавод, Что возродился в чистом поле На Волжском берегу, пошлет «Прогрессы» в космос. Это – после, Когда он Куйбышевским стал «Почтовым ящиком», где долго Отец трудился… Подрастал На Волге я… Ах, Волга, Волга… В семье я третий… Родились В столице Слава и Лариса. Меня ж «нашли в капусте» близ Реки великой. Здесь родился И Юрий – он пришел за мной . Мы с ним – семейный дар Победе. Я в сорок пятом путь земной В Самаре начинал. Поедем, Читатель, в Кировский район, Что звался прежде Безымянкой… Да, да, -- вот здесь и был рожден, Сюда с заводом папа с мамкой Эвакуировались… Быль… Здесь ощущаю запах детства, Хоть появляюсь редко… Вы ль, Читатель не желали б средства Найти волшебного, чтоб вновь В поре счастливой оказаться, Когда кругом одна любовь? Так сладко утром просыпаться, Чтоб вновь увидеть над собой Улыбки мамы и сестренки, Отца и брата… Ты воспой, Поэт, в стихах мои пеленки! Я рано стал читать, писать Брат Слава был у нас художник. И я калякать-рисовать Едва ль не в зыбке начал тоже. И в шахматы учил играть Брательник мой себе к досаде. Ему – с подружками гулять… -- Cыграем, Слава! – хнычу. Ради Успокоения мальца Брательник жертвовал прогулкой. И доставались из ларца Резные шахматы и гулко Стучали мы, в азарт входя, По черным и по белым клеткам… Чудесное занятье для Того, чтоб быстрым был и крепким Ум малыша. Мне повезло: Я походил на маму в детстве, А это к счастью… Детство шло По вешкам золотым… Погреться В лучах воспоминаний вдруг Пришло престранное желанье. А дело в том, что, видишь, друг, Предощущаю расставанье Надолго, может, -- навсегда С моей приволжской колыбелью. Как искры из костра, года Летят в незнаемое с целью, Что нам неведома… Семья Жила на улице Свободы, Что для меня была всея Вселенной краше в эти годы. Была и школа – лучше всех: Учился в восемьдесят пятой. Cтарался… Я-то ведь из тех, Кто и клочка бумажки мятой Не оставляет на столе… Уж такова моя натура: Коль делаешь, то на сто лет, Тружусь до полного ажура, Еще пацан, а вот – педант. Иначе просто не умею… Брючишки наутюжу – франт, Ботинки полирую… Млею, Когда меня за внешний вид Учительница в классе хвалит За то, что собран, деловит, За то, что головенка варит. А я–то просто был влюблен: Красавицей в российском стиле Учительницей вдохновлен На чувство сильное. Растили Меня в любви в моей семье И мне естественно – влюбляться. На школьной крашеной скамье – Ромео-первоклассник… Братцы, Ведь до сих пор душой согрет Тот образ, как икона в храме -- Русяйкиной Таисьи – свет – Григорьевны! Однажды маме Я о своей любви сказал, Смущенье преодолевая… Она, внимательно в глаза Мне посмотрев: -- Душа живая Жить не умеет без любви, -- Сказала, что навек осталось Заветом мамы: -- Сын, живи, И пусть бы сердце отзывалось Добром, любовью на людей, К которым приведет Всевышний… Вот так и жил – всегда, везде… Я полагаю, что не лишне Представить: папа – Михаил Свет Алексеевич, завода Начальник производства был. Да, -- космолет -- его забота. А Анна Яковлевна, мать, -- Иного космоса хозяйка: Детей-то четверо – взлетать И приземляться -- ты представь-ка Ведь с каждым доводилось ей По многу раз на дню в заботе. А у любого из детей – Проблем! Поди и вы зовете, Лишь затрудненье -- ваших мам… А если с мамой что случится – Не дай Господь! Я знаю сам – Тогда работать и учиться Нерадостно, во всем -- провал. Я во втором тогда был классе, Когда ее недуг терзал. И содрогнулся в одночасье Строй нашей жизни до основ. Ее отправили в больницу, А младших маминых сынков – На проживание в столицу К московской маминой сестре, Нам тете – Никоновой Тоне. Что помнится о той поре? Грустил о маме и о доме, Гулял, знакомился с Москвой, А раз – на Ленинские горы Попал, где новенькой звездой Сиял, сверкал на все просторы Дворец науки и мечты… Еще не до конца построен, Еще заборы и посты, Еще пока не удостоен Наград и премий от «царя». Заметим, что вполне по праву, А я предчувствую: не зря Пришел: судьба в его оправу Уже незримо включена, Как будто бы аркан наброшен Невидимый на пацана. Я этой встречей огорошен. Я понимаю, что стена Меж ним и мной стоит глухая, А разрушения цена Безмерна и не утихая Меня отныне будет жечь Желанье ту стену разрушить… Шпиль со звездою, не калечь, Не соблазняй живые души, Не отравляй мальчишкам сны, Им рано помышлять о звездах, Ведь ты же знаешь: нет цены За вход… Не то Всеышний создал Не то – извечный оппонент… Мальчишка поклонился… Поздно! Есть поклонения момент – Он словно бы поклялся звездам – И он отныне их вассал… Судьба, судьба… Ее причуды Необ\яснимы. Кто послал Меня увидеть это чудо? Полгода прожил я в Москве – И вновь на Волгу возвратился. Вот школа, дом… Вот тихий сквер… Вот старый класс мой, где учился, Где продолжаю школьный путь. И, вроде, все идет как прежде, Но в чем-то очень важном суть Души иная и в надежде На безнадежное живу… Я, кстати, рисовать учился, Что значит: грезил наяву Рисунками, чтоб реже снился Дворец со шпилем и звездой. Ходил в кружок. Дом пионеров Был в центре… Карандаш простой, Куб… Пирамида… Бублик… Сфера – Изобразительный ликбез. На первом месте – аккуратность. Чтоб каждый штрих на месте, без Грязи и подтирок… Внятность, Осмысленность – само собой… Потом – о радость! – акварели. Учились отмывать водой Листок в альбоме, чтоб запели Все краски радостный хорал… Понятно, чтобы научиться, Я пять альбомов измарал… Но вот рисунок – и лучится Живое солнышко на нем, И травка изумрудно дышит, И небо синее, а в нем Клин журавлей – и кот на крыше… Учитель смотрит сквозь очки, Учитель скупо хвалит: -- Схвачен Сюжет неплохо. Эй, сачки, Сюда… Смотрите, здесь удачен И гармоничен колорит… Продолжим… Мы еще на старте… Но сделан шаг… Он говорит, Что все, мол, впереди… Поставьте Перед собой, ребята, цель… В моем мозгу дворец вошебный Мелькнул… Про пушкинский лицей Я в хрестоматии учебной У брата Славы прочитал… Когда ее из любопытства Однажды бегло пролистал… Есть цель в душе, но чтоб ехидство У посторонних не рождать, О ней молчу, она – секретна. К чему злорадство пробуждать. Ведь цель пока что не конкретна, А лишь – мечта, мираж, манок… А путь к ней – хорошо учиться… -- Ты маму радуешь, сынок! И сердце рвется ввысь, как птица… Я начал получать призы. Средь юных «импрессионистов» Известен: дескать, свой язык, Пишу уверенно и чисто. Удачным вышел натюрморт: Буханочка ржаного хлеба… Отлично! Я собою горд: Ведь важно, чтоб земля и небо Конфликт извечный и союз Здесь проявили в точном блике… Алеет яблоко… Боюсь, Что глубина пустой бутылки Не дастся… Вроде удалось? А впрочем, как расценят мэтры? У каждого в судьбе, небось, Бывают звездные моменты. -- А по разделу «Натюрморт» Приз получает Иваненко… -- С тебя, Сашуня, чай и торт! Ребята тормошат… Маленько, Быть может и завидно им, Но в то же время, вижу, рады Ведь вместе учимся, творим Уродуем бумагу рядом. Сегодня приз достался мне, А завтра выпадет удача Соседу, с коим в тишине Пытаемся решать задачи, Что нам искусство задает. Приз, кстати, выдали натурой – Путевка в лагерь…Что ж, пойдет, Но поделюсь наградой с Юрой: Мне – слава, а ему пускай – Путевка – так оно – по братски… -- Ну, брат, вещички собирай! Рад Юра, сборы были кратки И проводили всей семьей Меньшого в лагерь премиальный, Где навещали в выходной… Тот случай, с виду тривиаьный, Но мне однако же открыл Одну из истин сокровенных: Коль ты кому-то подарил Хоть маленькую радость, бренных Унылых будней серый цвет Ему на краткий миг раскрасив, Уже ты в выигрыше. Нет Превыше радости – согласен?`-- Чем – радость подарить другим… Запомним – в жизни пригодится… Быть может, самым дорогим Придется с кем-то поделиться. К примеру, чем? Кто знает, чем? Возможно, например, здоровьем Cамою жизнью даже, всем – Бывает спрос судьбы суровым… Я перешел в четвертый класс… Читаю: Александр Беляев… Судьбу ломающий приказ: Главу семейства в Николаев, В другой «почтовый ящик» шлют. Куда игла, туда и нитка… Порой, однако, криво шьют Судьбу нам в небесах – избытка Отрады там не обрели, Разрушилась семья, короче. Как? Почему? Зачем? Вели, Знать, звезды так иль кто сурочил. Я, Юра, мама – мы назад… Нас Новокуйбышевск приветил… Ну, честно ежели сказать, -- Скудней мы стали жить на свете, Но все же учимся, живем… Я в изостудии старался. Любимов был наш мэтр. О нем Как раз я, кстати собирался Чуток подробней рассказать. Наш Александр свет Васильич Умел отменно рисовать И ставил руку мне… -- Осилишь, Задачу, Саша? Сотвори Портрет. Хоть чей, хотя бы мамин… И я творю… Хоть дом гори – Неважно. Шевелю губами, Тщась дорогие мне черты Из немоты альбома вынуть. Они прекрасны и чисты, И это ясно видно сыну... А вскорости иной портрет Я стал осваивать с натуры. Ведь ясно мне, что в школе нет Ни у кого такой фигуры, Такого светлого лица С такими нежными устами… С кем в унисон стучат сердца? У тихой девочки, у Тани Над сердцем – сладостная власть. Душа откликнулась стихами. Ты, чувство первое, поладь С размером, рифмой и словами, Устрой их в строки, пусть звенят, Пусть озаряют юным судьбы, Слова, что выстроены в ряд, Неловки часто… Пусть! Лишь суть бы До сердца милой донесли, До сердца той, кого в мечтаньях Обожествили, вознесли До звезд… Прости, что вспомнил, Таня… Судьба нас с Таней развела… Отец ее семейство в Питер Увез поспешно. Здесь была Обида – точно ноги вытер О чувство дочери отец… Ее из чувства вырвав грубо Была – и нет любви… Конец! Врачу-папаше не был люб я, Да, безотцовщина, бедняк, Но ведь не глуп и не бездарен, А кто поюбит Таню так, Как я? Обидою ошпарен, Я долго приходил в себя… -- Да, жизнь порою куролесит, Несчастьем нашим веселя Зловредных демонов. Их бесит, Когда мы счастливы, зато, Когда мы в горе – им отрада… -- Где ж выход? – Выход есть. На то Искусство нам дано. Лишь надо, Ему поверив скорбь и боль, Их претворяя в вдохновенье, Творить… Проходит все: любовь… Вся жизнь – и та – одно мгновенье… Нетленны краски и холсты. Лишь ради них живет художник. И страсти наши и мечты – Даны для творчества. Ты должен Подняться над бедой, Сашок. Печаль – лишь творчества закваска. – Любимов поучал. – Дружок, На первом месте – кисть и краска. Они – для вечности. Ее Всего превыше в жизни ставим. Ты поживи хотя б с мое, Узнаешь: от всего устанем, Все надоест, все – предадут… Не предает лишь вдохновенье. Оно – Божественно! Кладут В обмен на светлое горенье Порой и душу на алтарь. Художник одинок и болен. Однако ж и всевластный царь Ему поклонится, он волен Превозвеличить и царя… Все преходяще, все – химера. Художнику даны не зря И испытания и вера… Поэтому – грусти, Сашок, Печалься и страдай от боли… Самовлюбленности грешок Да не затмит мечты и воли, Однако ж, уважай талант. Он – не награда, а нагрузка, Оброк пожизненный, гарант Нелегких испытаний… Сгустка Нездешних и немирных воль Мишень – сверхпроводник таланта. Вот оттого печаль и боль, А что поделать? Доминанта Судьбы нам задается вне Наших тела и сознанья, А где-то свыше… Мнится мне: Ты по судьбе – художник. Званье – Не принадлежность к цеху. Ты И архитектором бы вырос, Добавив миру красоты… Ее не продают на вынос, Ее привносят в мир творцы, Заквашенною на печали. О ней соборы и дворцы Поют песнь песней… Увенчали Бессмертием за красоту Великих зодчих и поэтов… Сквозь наших ребер тесноту Мечту о ней несем по свету… Увлекся Сан Васильич… Мне Не все понятно в страстном спиче… Преобразить печаль о Ней В творенье, дескать, в том отличье Художника? Ну, что ж, творю, Печаль расцвечивая ярко. Любовь убитую твою, Танюша, мне сильнее жалко... Картина: ночь, метель, столбы, Вдали окошком путь подсвечен… А в географии судьбы Теперь и Ленинград помечен… Что в школе? В школе все путем. Вот за немецкий мне вручили Смешного ослика… Бредем Мы с ним по жизни дальше. Были Наставники – супруги Шмидт. Из наших, из поволжских немцев, Из репресированных… Стыд Мне за страну корежил сердце. Их, ленинградцев коренных, В войну в Киргизию сослали Язык, кормивший прежде их, В войну их спас: служить призвали Главу семейства: он служил В Берлине до пятидесятых, Переводил, переводил Вагоны документов, взятых Архивов… Якова жена, Моя учительница, Флора, В честь мужа освобождена От отбыванья ссылки скоро. Так в Новокуйбышевске нас Свели пути судьбы… Случайно? Едва ль… Но истина темна, Она пока сокрыта тайной. Ее судьба откроет нам В день «Д»… Уж ей-то он известен… Ключом к грядущим временам Дойч станет… Ладно, неуместен Неловкий взгляд за горизонт… Он, точно, может выйти боком… Попытку прерываем. Зонд Вернем из будущего… Срокам, Судьбой назначенным, мешать – Вводить судьбу в ожесточенье. Мы просто будем жить и ждать – Все будет – время и терпенье… Жизнь у меня полным-полна, Меня не манит флер повесы. Учусь полдня. Еще полдня – На спорт, искусство, «интересы»… Я – лыжник и легкоатлет, Волейболист и велогонщик, Турист, гимнаст… Физкультпривет! Ухватим день за самый кончик, И выделим хотя б часок На хитромудрые устройства: Радиотехникой Сашок Еще увлекся… Беспокойство У мамы… -- Нет, не надорвусь, Зато и жизнь полна до края, А значит, счастлива… Что, грусть, Надеялась, не утихая, Держать меня в плену? Ан нет, Нашел я на тебя управу… Я старший… Мне держать ответ За Юрия судьбу… По праву Мужчины и главы семьи Я принял жесткое решенье. Из школы ухожу. Мои Нужны усилья в подкрепленье Зарплаты маминой. И я И брат мой четко шли к медали. Я старше, стало быть, моя Забота – подкрутить педали, Чтоб финбаланс семьи поднять. Учиться же могу в вечерке. И я – рабочий класс! Пенять Мне на судьбу негоже. Четки, Хотя и неизвестны нам, Ее расчеты и прикидки. Будь чуток, ведь по временам Она сигналы – вешки, бирки Нам выставляет… Принимай Судьбы неумолимый вызов – И действуй… Ну, судьба, давай, Попробуй дальше без капризов: И мне и брату аттестат Вручили… Ну, ему – с медалью. Решаем: дальше – в Ленинград! Похоже, в облаках витаю, А может, так судьба ведет: С разбега Юрий на физфаке. Во медалист меньшой дает! Мой жребий строже: мне в общаге Повестка вручена: пора Встать под армейские знамена. Бессмысленна с судьбой игра, Тем паче с волею закона Ты не сыграешь в поддавки… Прощаюсь с Ленинградом… К Тане Зашел – ведь все же земляки – Как водится, с вином, с цветами… Поговорили допоздна, Повспоминали школу, детство… Как мы дружили, имена Друзей -- кто где, кто с кем… Кокетство Ушло былое. Взор глубок, Серьезен. С неподдельной грустью… -- Ты, оставайся голубок, В такую поздноту не пустим Из дома. Ночевать – у нас.-- Решила мама Тани. В ночку, Конечно, не смыкал я глаз… -- Признайся, не испортил дочку? – Неслышно мама подошла И огорошила вопросом… Что скажешь? Для меня была Та девочка русоволосым Прекрасным ангелом, цветком Дюймовочкой из старой сказки Души растущей огоньком… Душа земной не жаждет ласки… Святая первая любовь… А вы о ней, так грубо, мама! Поди, и Таню, портя кровь Все тем же донимали, прямо Не мама – пыточный централ… Душа отравлена обидой… Осадок горький возникал И позже… Не подавши вида, Как я вопросом тем задет, Я помолчал, чтоб гнев улегся, И только тихо бросил: -- Нет… И приходить сюда зарекся… Я карантин прошел в Казани. … Присяга в танковом полку. Мы служим там, где приказали, Я – на Балтийском бережку. В местечке тихом Вейхерово, Стояла наша РЛС. Как всем, сперва и мне несладко Дежурства, классы – крут замес… Так отслужу, не видя Польши… Вдруг в штаб полка берут, в Старгард. Букет способностей чуть больше,. Чем прочих -- и помог азарт: Подвиг – я написал заметку, Опубликован – и пошло: Взят командиром на земетку – И – просто дико повезло: Приказано мне быть собкором В дивизии, писать статьи, В которых воспевать с разбором: Не дай Бог – критика – судьи Мне функции не полагались, Лишь дифирамбы… Соловьем Я – по приказу – заливаясь, Сам был вне критики… Живем, Браток, не служба, а картинка: И фототехника – на «ять», И студия со всей начинкой… И я повадился снимать… В командировочки по Польше – Лишь только заикнусь: – Давай, Езжай, снимай, пиши побольше! – Не служба, словом, чистый рай! Есть у меня и шеф-наставник В газете Группы войск – майор Мажаров, драгоценный навык Имевший, запускать мотор Энтузиазма военкора: Учил, воспитывал, внушал, Поругивал, случалось… Скоро, Во вкус писания душа Войдя, вдруг осознала четко: Вот это – полностью – мое! А все иное – мелочевка. Когда пишу – душа поет. Мне стали интересней лица, Мне видится ясней, что жизнь, Как из кирпичиков, сложиться Должна из фактов… Так сложись, Моя, -- из крошечных заметок, Из репортажей, интервью… А очерк истинный так редок… За шагом шаг – тропу свою Пойдем торить неугомонно… А что там предстает вдали, Вокруг чего пестрят знамена? Стоит навершием Земли Дворец с душою породненный, Земной ориентир судьбы, Начертанной мне свыше… Бренный По жизни бег верша, забыл О том, как в детстве поклонился, Тем на особую вступив Стезю. Он раньше часто снился… Потом, картинку ту затмив, Мне Ленинград явил свой образ, Что, видно, поперек судьбы… Но – стоп! Загоризонта область Запретна… Если б да кабы – Гадать не станем… Вновь виденье Нас посетило. Ясен смысл. И ладно. Главное – терпенье. И пусть вкус щец солдатских кисл, «Шрапнель» с «кирзой» давно обрыдли. И в том солдатской школы суть: Ты все барьеры перепрыгни, Все претерпя, пройди свой путь – Всегда есть свет в конце туннеля, В его лучах блестит звезда – Чего ж тебе еще, земеля? Вперед! … Я видел города, Старинные костелы Польши, Повсюду встречен был, как друг. Вот это я бы рад и дольше Испытывать… Высокий дух Достоинства и благородства В любом поляке, а язык Чарующе, как песня льется… Я понимать его привык Недели за две иль за месяц И захотелось говорить… И первыми, прошу заметить, Взялись меня ему учить Два хулигана – Лешек – Сташек – Жолнежа польских. В нашу часть Их за провинность, вольных пташек… Начальство приказало: -- Крась Здесь от меня и до обеда… Я рад был с ними поболтать По-русски-польски… Шла беседа Легко… Полякам понимать Нас, русских, просто: в школе учат, Как обязательный предмет Везде «великий и могучий»… Да я не лыком шит. В ответ Сказать могу: «Дзень добры, панэ!» – На их приветствие – пустяк, Прощаясь – «До видзенья!» Вам не Труднее это было б, так? Видать, грешок их был весомым – Надолго затолкали к нам… А я и рад: к парням веселым Ходил, как в школу по утрам. То угощал их сигареткой, То добывал поесть-попить… Они и рады. За беседкой Брались словам меня учить, Что в книжке точками отметят… Попутно – и другим словам… Так продолжалось где-то с месяц… Купил учебник. По слогам Вначале разбирал « Пепрш вепрша…» Но разобрался – и пошло: Мол « Втеды шунка бендзе лепша…» Спасибо Шмидтам вновь: цело Уменье малыми словами О чем угодно говорить. И вот – трещу по-польски. Сами Попробуйте, нетрудно… Жить Так интереснее, согласен? А совершенствовался я С Барбарой или просто Басей, Что для меня была «Всея Европы мисс Очарованье»… Я ей корзинами возил Из сада яблоки… Вниманье Ей льстило… Если и любил Солдат студентку из Щецина – То уж не так , как Таню. Стал Суровей, и мудрей… Мужчина Был возведен на пьедестал Любовью трепетной полячки… Спасибо, Бася… Не в укор Быль молодцу, но есть в заначке Души и память и задор… …Однажды еду через Познань. Вокзал. Здесь предстоит полдня Ждать пересадки. Ну, опознан На плане Южный форт… Меня К нему зачем-то потянуло… Поехал. Под горой – музей… Морозом душу полоснуло: На горке кладбище… На ней На левом склоне четким строем Кресты – дань первой мировой Российским воинам –героям, На правом – камни со звездой… Чтит Польша смертью смерть поправших, Прикрывших от свинцовых брызг Ее – сто двадцать тысяч павших… Пониже – белый обелиск, Как светлый реквием безвинно У жизни отнятой семье Еврейской – горькая картина… Я понял: не случайно мне Сие давалось поученье. В нем понимался знак, намек, Несущий тайное значенье… Возможно, что судьбы урок Я осознаю много позже… В строительстве моей души Три года, проведенных в Польше, Особо значимы… -- Пляши, Амбец, земеля, марш со службы! Солдат торопится домой, Где землю целовал, из луж бы Напился бы воды… Умой Меня дождем, родное небо, Пригорок, травки подстели… Я так давно, так долго не был В заветном уголке земли, Где ждет меня с надеждой мама… Я возвращаюсь к ней – живой! Здесь черный хлеб – небесной манной, Здесь я согреюсь и зимой Пушистым одеялом снега, Здесь все мое и я здесь свой, Здесь радость светлая и нега, И звездочка над головой – Висит – судьбы напоминаньем… Ну, пару дней передохнем – И баста! Отвергать не станем Забот о брате… Кто ж о нем, Студенте, будет печься, кроме Меня – по праву старшинства Заботу о семье и доме Я принимаю… Долг родства Велит мне быстро стать опорой, Кормильцем мамы, брата… -- Ну, Пойдешь в афишники… Без спора! -- Любимов руку протянул… И я – при деле. На зарплату… Пошьется Юрию костюм. Раз в месяц – переводик брату Пошлем – подкормим светлый ум Грядущего столпа науки… Малюю, точно Рафаэль. Шедевры типа: «Мойте руки…», «Не стойте под стрелой»... В кошель Кладу деньгу два раза в месяц… Уже семье полегче – факт. Обновку справим маме… Вместе Прорвемся… Проявляя такт, Не задает вопросов мама О том, что все еще болит, Лишь молится ночами… Храма Вдруг прихожанкой стала… Бдит На всенощных, постится, молит Всевышнего за нас, детей, Особенно за младших. Может, Господь доставит радость ей – Увидеть нас -- с образованьем, Семейных, правильных во всем, В ладу с любовью и призваньем… Призванье… Да, пора, начнем Строчить в гражданские газеты. Добавим в творческий багаж Простые мирные сюжеты… Вот – интервью, вот – репортаж – В газете «Знамя коммунизма» – Мои – на сто, на двести строк… И вот замечен я, и признан, И маме радостно: -- Сынок, Соседи все тебя читают, Гордятся: знаем, это наш, Все, что напишешь, обсуждают, Вчерашний хвалят репортаж… Приятно слышать глас народа – Уверенности придает, Приходит легкость и свобода, Мысль отправляется в полет, Рождая цепь ассоциаций – И я творю, пишу, строчу – Не ради хруста ассигнаций, Всего лишь вызволить хочу, Что исподволь в душе скопилось – Прими, читатель, просто в дар: Вот – в новый репортаж сложилось… Какой здесь, к Богу, гонорар! А, кстати, в воинской газете Он был, заметим, -- ничего! При дембиле денжишки эти Сказались к месту – и его Употребили на подарки… Жизнь, слава Господу, полна, Мечты светлы, надежды ярки… На перспективе – ни пятна… Отец стареет… В Николаев Поехал в отпуск. Все ж отец… Обида на него былая Утихла вроде наконец… Я по пути домой заехал В Москву – и ходу – на журфак. Все толком расспросил без спеха, Когда и где, куда да как. Теперь понятны все моменты, Разъяснены вопросы все, Какие нужно документы Добыть и складывать в досье… Ну, Новокуйбышевск, обитель, Заветный Иваненкоград. Где я – художник-оформитель И Вячеслав, мой старший брат, Надеюсь, не утратишь сходу Ни яркости, ни красоты, Когда в Москву, судьбе в угоду, Отправлюсь исполнять мечты? Сестра Лариса на Урале – Главбух – и у нее семья. В рабочем городе Бакале… И к ним поездочка с меня… Судьба ползет от вешки к вешке… Вершили свой солнцеворот По кругу месяцы без спешки… Брат Юрий гордо достает Дипломчик новый из портфеля… Освободившийся портфель – Мне! Ну, отметим без портвейна… -- Теперь – твой выход брат. Поверь В удачу – и вперед к барьеру! …Прощальный фоторепортаж – Зарок – опубликуют – веру В удачу укрепят… Мандраж, Конечно, есть, ведь не заставлю Фортуну мне глядеть в лицо, А фоторепортаж оставлю Дадут – студент! В конце-концов Судьбы капризы и зигзаги Не вечны – ведь Господь со мной И мне не занимать отваги… Москва! Я еду. Жди. Отбой! Поэма 7. Григорий Медведовский * * * Я помню, как охваченная сном, В минуту забывается казарма... И вдруг - подъём! - и ходит ходуном Она от полудетского азарта. Ещё гудит неумолимый вой - А ты уже бежишь со взводом в ногу, Надеясь, что не станет боевой Ещё одна учебная тревога... Григорий Медведовский. Стихотворение 1968 г. Опубликовано в газете Мос. Военного округа ПВО… * * * Бушует сутки напролет На Ломоносовском общага: Кто скучный диамат жует, Кто ссорится из-за «Живаго». В том корпусе, где делят кров, Журфака бедные студенты, Любовь бушует, будь здоров… Такие сладкие моменты… Вдруг в полночь в коридоре крик -- Любовнички, атас! Облава! А я-то к Ниночке приник, Забыв, где лево и где право… Стучат: -- Откройте! Знаем, здесь… А я все не могу врубиться… Она толкает: -- Гришка, слезь!… Ох, кайфа подлые убийцы! И вот меня ведет конвой Под белы руки в отделенье. Старлей от злобы сам не свой Слюною брызжет в исступленье. -- Эх, нету Гитлера на вас, Искоренил бы род жидовский… Так как тебя зовут? -- Авас… -- Еще, мразь, шутит! -- Медведовский … И, кстати, кто здесь мразь, вопрос… Старлей, с истерикою справься, Не то, как применю гипноз И до утра заставлю вальсы И падэспани танцевать… -- Какие, на хрен, к Богу вальсы? Гипнотизер, едрена мать… -- А ты сведи-ка вместе пальцы… В глаза гляди иль не гляди –- Как думаешь, что будет? – Что же? -- Я досчитаю до пяти – И пальцы ты разжать не сможешь… -- Эй, эй, не надо, прекрати, Ну, отпусти, ведь я на службе… -- Вначале извинись… -- Прости… -- Свободен! -- Расскажи по дружбе… -- Мы с вами не пасли свиней, И вместе не ходили в школу… -- Ах, вот вы как? Ну, вам видней… Тогда вернемся к протоколу. Впросак изволили попасть… Так, родились вы где? … … В Рубцовске. И унаследовал лишь часть Талантов всяческих отцовских. А он был щедро одарен, Видать, Всевышний был в ударе: Отцу достался бариток И слух отменный – первый парень Мой батя – музыкант, певец, На радио – отменный диктор, Поэт, художник – швец и грец – По поговорке… Прямо Рихтер Он за роялем, но играл Отец на всем, что хоть бы нотку Издать могло – и выдавал Такие номера в охотку… Капризный нежный терменвокс Им укрощаем был умело… В послушный обращалось воск Гипнотизируемых тело. Он их укладывал на «мост»: На стульях – пятки и макушка Все тело – между – в полный рост, Сам сядет сверху – не игрушка – Батяня рослый мужичок… «Мост» под гипнозом – как из стали – Ничуть и не прогнется – шок У всех, кто это наблюдали… Итак, Рубцовск, сорок шестой… Я осчастливил мир явленьем… Я позже произвел простой Расчет, отметив с удивленьем, Что девять месяцев прошло, Как батя с фронта возвратился – И вот он я -- врагам назло -- В семье фронтовика родился. А кстати , Марк, мой старший брат, Своим рожденьеи обозначил Уход отца на фронт. Солдат Узнал из писем, что богаче Семья на первенца. Матвей, Отец наш, начал пехотинцем, Царицы подданным полей, Радистом ротным… Пригодился Солдату дар поэта… Взят В дивизионную газетку, Где и обрел судьбу солдат… В десятку попаданье… Редко Найдешь такого, как Матвей: Он грамотешки был отменной И слог был ясен, без затей. Он обладал чертой сверхценной Для маленьких газет: гляди -- За ночь, строча без передышки, Он номер выпускал один, Спасая коллектив от «вышки», Когда в победном мае все В редакции упились в доску, Корреспонденции, эссе, Стихи писал… Набрав полоску, Сам вычитал и правки внес… Сам подписал и отпечатал, На «додже» утречком развез В подразделения… Почапал, Все выполнив к себе… Поспал… Придя в сознанье где-то к полдню, Редактор: -- Моня, ты ж нас спас! Проси, что хочешь, все исполню… Спасал, не потеряв лица, Еврейский гений неизвестный… Марк унаследовал отца Ген музыкальный, я – словесный… Рубцовск, Алтай, Сибирь… Сюда, Беременная мама, Эсфирь, Бежала от врагов, когда Ужаснейшее из нашествий Постигло Украину… Враг Избрал мишенью всех евреев… И, избегавший ссор и драк, Но все ж – потомок Маккавеев, Встал в строй зашитников Матвей… Бог уберег от похоронки. В Рубцовске начал без затей В газете, чтоб дивизионки Весь опыт втуне не пропал. И вот в «Призыве Большевистском» Самоотверженно кропал, Что связано с немалым риском, Ведь время было – ого-го! За опечатку изымали Коллег – и больше ничего О них домашние не знали. И впрягшись в стрессовый хомут, И новь Алтая воспевая, Почувствовал однажды: тут Запахло жареным. -- Тикаем! И быстренько собрав мальцов, С НКВД играя в прятки, Тишком покинули Рубцовск, Умчась подальше без оглядки. А, собственно, куда бежать? Иллюзия, что можно скрыться, Чего на новом месте ждать? Кругом все тот же мрак… Напиться? И укрывалась вся страна От злой действительности в пьянстве. И бездну подлости спьяна Забыть стремилась… В окаянстве Той жизни лишь один из ста И волю находил и силу Не питьсовсем… Пример отца -- Торил судьбу и мне, как сыну… Нас Украина приняла. Мне – Мелитополь – город детства. Нашлась газетка, что дала Отцу занятие и средства На содержание семьи. Cадился папа в местный поезд Зимой и летом до зари И семенил, поддернув пояс, В редакцию, где был отв. секр.. И в той жел. дор. газетке снова Случалось одному за всех Папаше, виртуозу слова, Тащить редакционный воз, Не допуская опечаток, За что тогда смертельный спрос Был с провинившихся… Участок Работы, в общем, не ахти, Зато ответственность – до стресса, Точнее – с этим не шути – До лагеря и до расстрела. Был случай, что отец болел, И номер правил сам редактор. Была ошибка. И влетел Виновник… Слава Богу, как-то Отсутствие отца спасло… Редактор, Феликс Сигизмундыч, Изъят… В стране царило зло, Со страхом обручась… Все бунты, Шпионы ждали пахана Кремлевского… «Космополитам» Готовилась в Кремле хана Страшнее гитлеровской… Выдам Едва ль, секрет, сказав «Таймыр», Куда нас всех, к оленям в гости, Сослали б, чтоб скорей там мы Все оказались на погосте.