Дима был очень напуган. Сегодня мама поведет его в этот страшный кабинет с ужасным креслом, всякими причудливыми инструментами пыток, белыми стенами и этим ужасным человеком в чистом накрахмаленном халате. Он, как обычно, улыбнется ему и скажет, что Это совсем не больно. А потом будет боль, много боли. Мать Димы была против анестезии, она считала, что анестезия может убить его. Какая чушь! Он ведь был абсолютно здоров! Занимался футболом, хорошо питался и пил эти противные лекарства. Мама все время пичкала его разного рода микстурами от кашля, гриппа, головной боли. Но у него и без них ничего не болело! Пичкать ребенка лекарствами и быть против анестезии, что за бред? Сегодня после обеда, он неотрывно следил за часами, еще целый час, целый час, чтобы переубедить ее. - Мамочка, пожалуйста! – Дима стоял на кухне перед крупной женщиной, обожающей сладости, с двойным подбородком, пухлыми руками и маленькими пальчиками, которые частенько больно трепали Диму за его розовые щечки. - Дима, анестезия убьет тебя! Как ты не понимаешь? Она убьет тебя! – все мольбы маленького здорового мальчика с больным зубом были бесполезны перед этой женщиной. Они жили с мамой вдвоем. Отца у него не было, он его даже не помнил. Мама говорила, что он был летчиком и улетел от них, когда она «залетела». Понять смысла этих слов мальчик не мог, но чувствовал, что эта тема очень сильно ранит его единственного близкого и дорогого человека. Бабушек и дедушек не было. Мать все время смотрела с Димой телевизор и читала ему книги по медицине, вместо сказок, а ночью уходила на работу. Она работала исключительно в ночную смену, чтобы весь день проводить поближе к сыну. Мечтой Ольги Сергеевны был сын-хирург, и она отчаянно готовила его к предстоящему обучению в Медицинской Академии. У Димы же, в его двенадцать, были другие планы относительно будущего. Он хотел служить в военно-воздушных силах, стать летчиком, как его отец и поэтому все время занимался спортом, подготавливая себя к чему-то … к чему-то стоящему всех этих тренировок. - Садись за стол, поешь кашки, а я пока помою твои ботинки и поглажу твою чистую рубашку перед нашим походом. Есть Диме не очень-то хотелось, зуб сильно болел, жевать он мог с трудом, да и желудок, в предвкушении предстоящего похода, отказывался принимать пищу. - Мам, а … расскажи мне о … пап… - он остановился на полуслове, его прервал резкий и озлобленный взгляд его матери. - Я же просила! – она взяла себя в руки, успокоилась и сменила тон грубости на более мягкий. - Не забивай себе этим голову, малыш. Иди лучше «поклюй» кашку. *** Зубная поликлиника «Дент-Ленд» находилась всего через пару домов от Димы и его мамы. Он шел, как на каторгу. В ногах чувствовал слабость. Перед глазами все мутнело. Они зашли в большое белое здание с красным крестом над входной дверью, внутри пахло хлоркой и кварцем. «Наверное, так и должно пахнуть в стерильных помещениях. Тогда получается, что чистота – это так противно?», подумалось Диме. Он был рад хоть немного отвлечься от мыслей о предстоящей пытке. Петр Семенович уже ждал в своем кабинете, он лечил Димины зубы уже несколько лет. С каждым разом это становилось все невыносимей. Его мать упорно запрещала вкалывать бедному ребенку анестезию. Петр знал, что причиняет по воле Ольги Сергеевны сильную боль мальчику, но по другому было нельзя. Лечить-то его как-то надо? И вот настал тот самый день приема. Мама Димы позвонила ему вчера в восемь утра и записалась на прием. Что ж, никуда от этого не деться, будем лечить. Дима сел во врачебное кресло и прижался к нему с такой силой, что у него заболела голова. - Петр Семенович, а будет больно, да? Врача передернуло, на этот раз он не будет врать мальчику. - Да, Димочка, будет … Твоя мама запрещает мне делать тебе укол. - А может быть сделаем его, а маме ничего не скажем? В глазах Димы был страх, он уже чувствовал боль в своих зубах, хотя Петр Семенович еще даже не надел перчатки. «А собственно, почему бы и нет?», подумал врач. «Может быть сделать ему хоть легенький укол? Хоть половину дозы, чтобы не было так больно? Черт с ней, с Ольгой! Я не позволю мальчику страдать по прихоти больной женщины!» Петр Семенович улыбнулся и подмигнул Диме, - Это будет наш маленький секрет, хорошо? – Дима аж зашелся от радости, лицо его просияло, он даже забыл про больной зуб. Правда не на долго, вскоре он снова дал о себе знать. Игла шприца пронзила десну на стыке с зубом, легкое онемение не заставило себя ждать. Онемение ползло по десне, перебралось на соседнюю, вот уже половина челюсти, вся челюсть. Онемение перешло на горло Димы и он стал задыхаться. Петр Семенович, не ожидая такого поворота событий, стоял в временном замешательстве. Дима смотрел на него молящим взглядом, он пытался заговорить, но анестезия мешала ему. Он умирал. «Боли нет», какой-то чужой голос, так манил, шептал, увлекал его за собой, «Боли нет, боли не-е-ет, боли нет …», из глубины комнаты, померкшей для Димы на всегда, он услышал крик ужаса, это кричала его мама. И боли нет, боли нет, только свобода, свобода от боли, свобода навсегда … Небогатов О. Ярославль 29.01.08 http://nebogatov.realitylive.ru/