Мир, это, безусловно, произведение искусства. Но Вы уже, конечно же, поняли куда я «клоню». Сила которая и есть мир, намерение, Бог, и всё всё всё, желает осознавать себя, воспринимать себя, и для этого вкладывает маленький уголёк осознания во всё, во что только можно его вложить – в каждую попавшуюся форму. В новорожденном существе это уголёк. Но потом дело доходит и до пламени, и до тления. В кружки наших «биологий» осознание кладётся в виде свечения – для «брожения». В момент Смерти содержимое кружки залпом выпивается. Таким образом, нашими глазами видит Бог. Точнее – Бог видит нашими глазами самоё себя. Мы, живые существа, есть восприятие Бога. Вот у Вас есть, к примеру, селезёнка. Это внутренний орган. Организм без этого органа, и этот орган без организма – ничто. Селезёнка, являясь частью организма, функционирует в общем с ним режиме. Восприятие, это такая же часть Бога, как разум – наша. Об этом, как нельзя лучше, сказал Бродский в своём «Назидании»: Помни, пространство, которому кажется ничего Не нужно, на самом деле, нуждается сильно во Взгляде со стороны, в критерии пустоты. И сослужить эту службу способен только ты. Женщина, конечно же, ближе к Богу, чем мужчина. Матка «подключает» её напрямую к системе, а вагина генерирует в этот мир новое вещество так же, как черные дыры формируют самоё пространство. Женщина – несомненно – произведение искусства. И как любое произведение искусства, стремится быть воспринятой. Противоположность этого желания женщины быть познанной, можно отыскать на мужской половине, где действуют законы, сводящие функцию мужчины к восприятию и власти. Мужчина женщине нужен только лишь как воспринимающая сторона. Ей нужно его внимание. А так как, в глазах мужчины женщина уже сама по себе и есть сплошная сексуальная поза, то все, обычно, остаются довольны. Нет, ни о какой проституции здесь речи не заводятся. Ведь нет же проституции, скажем, у обезьян. Это всего лишь течение этого мира. Женщина не продаёт своё тело, -- она, всего лишь, выгодно его пристраивает. Она согласна быть «спутницей жизни», самой главной, но вещью в багаже мужчины (пардон) – в багаже у мужчины. Ручной кладью в его повозке; а там – куда вывезет. Институт брака, это, на самом деле, станция проката таких вот семейных «кибиток», которые ячейками проплывают по бурлящему морю социума, бороздя его вдоль и поперёк. А основами своими он уходит в побуждение женщины спрятаться за спину мужчины от других мужчин, которых многовато -- слишком много для неё одной. И чем пригляднее женщина, тем их больше. Извините за грубость, но «давать» целесообразней одному – одному из них. А дальше пускай он сам скалится в темноту, и не подпускает их к своей с... Есть ещё один компонент брака, правда вовсе не обязательный, и даже, редкий. Дело в том, что иногда, с мировоззрением происходят странные, и даже, где-то, неладные вещи. Кровь бурлит, мир «поёт», и когда рядом оказывается какое-то конкретное, самое-самое существо, все «инь-яни», гармонии, Боги «уходят на тихий час», не выдерживая конкуренции с плотностью и накалом возникающих «на пустом месте» ощущений. Иногда мы впадаем в такое состояние. Люди зрят «влюблённые парочки», и одного взгляда бывает достаточно для того, чтобы идентифицировать их состояние. Люди всех социальных классов, всех возрастов, давно разуверившись в любви, или, ещё не познав её, -- понимающе улыбаются. И, что не совсем редко, даже сочувственно. Потому что состояние это, как правило, проходит – остаются одни «головёшки». Иногда мы находимся в таком состоянии... Но потом оказывается, что любовь женщины к мужчине, и любовь мужчины к женщине, это не совсем одинаковые вещи. Потом оказывается, что эти два существа любили разное друг в друге. Любовь любовью, но у нас разные конституции мышления, и это сказывается. И хоть половой акт, это есть «инь-янь», но он, всё-же, не смотря на то, что не цветной, всё-таки разноцветный. Влияние расположения и формы генеталий на качество воспрития каждого отдельно взятого момента, трудно переоценить. Бытие определяет сознание, а биология определяет психологию, как администрацию восприятия. Мировосприятие человека поделившего мир на инь, и янь, как мы уже утвердились – стена, забор о кирпичах. И разница между нами состоит лишь в том, что мужчина мочится на забор, а женщина под забор. В нашем же кокретном контексте всё дело состоит в причинах, заставляющих по иному взглянуть на конкретного мужчину, и на конкретную женщину. Конечно же, женщина, осознающая то, какое действие производит на окружающих мужских особей её зад, склонна приписывать возникающий, рано или поздно, антогонизм этому их свойству, не включая, однако, в механизм этого свойства саму себя. Хотя, чьё это свойство – мужчин глядеть на женские задницы, или женщин -- обладать такими задницами, на которые смотрят мужчины – сейчас уже «пойди разбери». Женщины «за глаза» называют мужчин за это «кобелями», презирая и высмеивая данное мужское предназначение. Но женщины при этом лукавят. Природа наделила их другим способом участия в процессе воспроизведения, но не освободила от самого участия. Просто между «активом» и «пассивом» есть разница, а потому, и правила игры другие, и вообще «взгляд на вещи», на окружающий мир. Все мы слышали женскую версию о том, что они одеваются «для себя». Так-то оно так, но порой женщина «для себя» одевает такое... Что-то уж очень мы – женщины и мужчины – сходимся в этом деле во вкусах. Женщина, отрицая свою значимость как тела, именно это тело и старается в одежде всячески показать -- выгодно подчеркнуть те линии, или убрать и ретушировать эти. Значит одевается женщина не для мужчины; а что же, одеваясь, «заголяется» для него?!! Выходит, что женщина сама, без участия мужчины, очень даже озабочена своим телом. Воистину, для женщины тело – смысл жизни. Это тело женщина холит, лелеет и ваяет, делая из него произведение искусства, заставляя, воспринявших его адекватно, мужчин, суетиться около, принуждая их работать в этой «конторе по обслуживанию» данного конкретного тела. Во всяком случае, по всему выходит, что женщина – красивая женщина, желанная женщина – есть высшее существо, которое должно носить на руках. Идеальность форм отражает идеальное содержания. Не пытайтесь оспорить это, ведь я говорю не о моральном содержании, и вообще не о личностной сфере. Речь о том, что находится прямо посередине любой женщины -- в матке, о том, что является одновременно и генератором жизни, и его производным. Некое свечение – нам не видимое – это и есть то, что на самом деле приковывает внимание мужского существа к женскому. И чем ярче -- тем сильней. Функция женщины – дарить жизнь, мужчины – сохранять её. Не надо забывать, что осеменение осемением, а конечный итог – цель инстинкта продолжения рода – именно продолжение рода. В случае с человеком это предполагает какой-то присмотр за, не готовой к взаимодействию в обычном режиме с миром, еденицой. Тут относительно мужчины можно говорить о каком-то подобии преданности. Любящий мужчина, не то, что готов, -- он просто стремится стать чем-то, вроде собаки. Ну конечно, «куда ему до собаки», существа, чья преданность зафиксированна в конституции её предназначения – стремления к счастью. Собака готова стать преданной (вещью, собакой) за кусок хлеба. А нередко и без него. Лишь бы иметь хозяина. Собака ищет человеческого социума, а точнее – того, что он ей сулит. Это что-то напоминающее соцпакет. Миска супа, плюс -- кто-то думает за тебя. Собачья жизнь. А остаться без того, чтобы кто-то думал за тебя... Собаки с ошалевшими глазами бегают по троллейбусным остановкам, приподнимая носы кверху, нюхая воздух... И если Вас угораздило подкормить собаку на улице куском чего-то съедобного, а она сидит перед Вами и ждёт ещё чего-то – того и гляди увяжется – это всего лишь означает, что данная собака просится «стать Вашей», просит быть её хозяином. И, к сожалению, самым гуманным в этом случае жестом, будет иммитация замаха ноги, с тем, чтобы собака испугалась Вас, и отбежала подальше. Если боитесь обидеть её, то «потопайте» на неё. Чем жалеть её словами в момент «оказания помощи» – а собака это очень чувствует, буквально на уровне одного из органов восприятия: чувствует сострадание в голосе; лучше пожалейте её такую, какой она будет, когда Вы уедете. Без неё. Пожалейте это её состояние. Невостребованная преданность собаки, это, как уже говорилось выше, след человека в её предназначении. Человек научился изменять не только форму и характеристики вещества, но и самоосознание другого существа; он сделал новые усовершенствованные модели предназначенных в услужение ему форм жизни на базе волка, лошади... Тут и птицы, и насекомые (ох, если-б человек только мог одомашнить муравья), и прочие твари по паре–тройке. Хотели дельфина – и не понять: то ли вышло, то ли нет. (Это как с взаимоотношениями «человек и космос» -- завоевание идёт, но на уровне лёгких прикосновений, -- всё ещё «не секс». Во всяком случае, соразмерность претензий человека на окружающий его мир, и реальное положение дел в упомянутой области, напоминает нам о наших мизерных возможностях.) Наверное «кишка» у нас всё-таки «тонка». При этом надо заметить, что уровень взаимодействия человека со своим сознанием ещё меньше, чем с космосом. Уродство человеческого духа и быта, в котором этот дух обитает, настолько явны, оговорены и предсказуемы, что – повторяю – человеку не следовало бы становиться в благородную позу, обременившись мозгами о чуде своего происхождения, -- любая благородная поза выдаёт в нём осанку обезьяны. Любая попытка «сделать умное лицо» заканчивается тем, что, вместо умного лица, мы получаем лицо важное. Воистину – ужасны наши дела и наши следы, -- и это при том, что у нас есть разум, который рядом с этими нашими проявлениями поставить «рука не поднимается». Чем обобщённее глядишь на человеческий род, тем более признаёшь его жалость. Наши убогие цели, одни и те же планы, скупость внимания – вот, что есть на самом деле мы. И пусть это звучит гордо, да, только, человек ничем особым не является. Более того – не являются чем-то особенным его мозги. И далеко не всё они решают, эти мозги, а по-сути – вообще ничего не решают. Они у нас есть, но только почему-то,с этими мозгами, с этим средством выбора, мы всегда выбираем одно и то же, стремимся к одному и тому же. Мы не хотим понять, что двигаемся большим гуртом в одном направлении –к «какому-то там счастью». Не замечаем животность и зверство наших «обдуманных» поступков. Человечество так и «нарывается» быть и оставаться свинством. Мы отказываемся видеть, что действуем все по одной и той же схеме. Что стремление каждого человеческого существа заключается в превосходстве, возвышении над остальными. Положение «над», судя по всему, как нельзя лучше нас устраивает – уж очень много удобств мы в нём находим. Там наш обезьяний зад чувствует себя в безопасности. Там наш человеческий разум «не находит себе подобных». Да будет Вам известно, что «из всех пролетариев дворники, швейцары и вахтёры – самые поганые». Давеча приходил устраиваться на работу в одно заведение. Вакансию «вычислил» по объявлению в газете: требуется такой-то... И что же Вы думаете? На проходной меня не пускает вахтёрша: говорит -- «куда»? «В отдел кадров» -- отвечаю. --Там никого нет. --А как же объявление в газете? – всё ещё не сдаюсь. --Уже взяли, -- закрывая дверь перед носом, шелестит она. Подозревая неладное звоню по указанному номеру – все на месте, никого «не взяли». И таких историй про вахтёров я слышу тысячи. «Днём с огнём» не сыщешь такую проходную, на которой бы не дежурил «пуп земли», тот, что в каждом человеке без пропуска, видит кандидатуру на должность собаки, которую следует (и можно) пнуть ногой. И чем ниже должность, тем выше гоноры. «Все свои» через проходную проходят легко и непренуждённо. Человек -- сидит, мимо – проходят. Никому и дела нет. Потому что – пустое место. Поискать – не найдёшь ниже должности. Кому можно показать свою значимость – кроме дворника и уборщицы? Иступлённое желание показать «всю ничтожность» Вашего положения, а по-сути – свою никчёмность, заставляет их «потрясать» мизерной властью своей перед Вашим носом. «Не пущу!» «У меня есть власть, а у тебя её нет. Я здесь начальник.» НАЧАЛЬНИК. Это сладкое слово... Начальник, это сущность – одна на весь человеческий род, но зато какая! В каждом из нас живёт она: сидит тихо до поры, но когда появляется шанс себя проявить – пулей летит из нас проявляться. Можно сказать, что в отдельные минуты, а порой и очень продолжительные периоды времени, эта сущность повелевает нами, двигает как ей заблагорассудится. Начальник руководит нами. Начальник руководит носителем – начальником. Он трансформирует обычного человека в надутого идиота, меняет ему ход мыслей, вектор устремлений, мировоззрение. Не-начальники ругают начальников «на чём свет стоит», потому что всю ничтожность начальства прекрасно видят; но, как только, кто-то переводит их в «режим начальника», приступают «к работе» «засучив рукава»: делают всё то же, за что зло высмеивали вышестоящих. Потому что начальник, хочешь-не хочешь, а заставляет одевать чистую белую рубашку и надменный вид. «Положение обязывает...» Это всё весьма «смахивает» на генную комбинацию, которая активизируется при определённых условиях. Как уже говорилось «выше», желание быть начальником, это прямое проявление нашего стремления «быть выше других». Доминировать, обязывать... Это власть, господство над другими, и человек стремится к нему всеми силами, всеми фибрами, оправдывая и маскируя это своё стремление разного рода «жизненными целями». На самом деле, если мы посмотрим на свой жизненный путь через призму графика, то увидим, что все наши действия направленны на достижение одной цели -- быть самыми-самыми. Таким образом сие явление нашей жизни можно отнести к разряду того, что в человеке его рассудок отрицает напрочь – наличие ярко выраженного и жизненно важного Инстинкта. В данном случае мы имеем дело с инстинктом потребления. Эго, выделяя на первый план свою значимость в окружающем мире – примерно 50 на 50, -- «я и мир», заполняет всё наше внимание, заполоняет всё наше существо. С одной стороны, процесс имеет собирательную, укрепляющую функцию, с другой – заставляет нас бояться Смерти: эго, это единственное, что у нас есть, и нам, таким образом, есть что терять. Но про все эти дела наше эго, наш рассудок, который говорит нам, кто мы есть, -- и не помнит. Если даже пространство, нами перекроенное, уже не помнит... Наверное это и есть наше дешёвое человеческое счастье – «кроить под себя пространство». Чтобы ничего нас не тревожило. Чтобы всё было «по нашему». А чтобы всё было по нашему, нужно быть начальником. Нужно быть начальником чтобы «кроить пространство», и составляющий его социум «под себя». И я уж Вам скажу – стремление быть начальником, хоть и истинно человеческий инстинкт -- производная от стремления доминировать, но тем не менее, в то же время, это есть по характеру один из самых животных инстинктов. И этот инстинкт «показывается наружу» довольно часто – намного чаще чем Вы можете себе представить, или признаться. Этим инстинктом пронизан наш быт, этот инстинкт заполняет и наш духовный мир. «На нём построена» «пирамида» иерархии, которая составляет суть социальности. Что бы там не говорили адепты коммунистического течения в философии, но равенства человечеству «не видать». Кстати, звание человек общественный ещё вовсе не подразумевает социальности отдельно взятой особи. На самом деле социальность, это не принадлежность наша, но состояние, и человеческому существу, находящемуся среди себе подобных, доступны все режимы (а их всего три), скажем, -- все положения переключателя в состоянии социального самоосознания. Режим первый – «глубокие дебри» социальности. Деньги. Человек и Деньги. Деньги, деньги, деньги. Это не они, а мы делаем такой паскудной свою жизнь. На деньгах в разных суммах обозначенна наша грусть – прямым эквивалентом. Куда не сунься, всюду натыкаешся на деньги. Если взглянуть на нашу планету со стороны (любой!), и «выделить» из общей картины только деньги – снимок со спутника «только деньги», то мы увидим, что «вирусом» поражена вся поверхность планеты. В океанах тоже мелькают маленькие крапинки, но там, в океане, деньгам «нечего ловить». Режим второй, самый оптимальный – «прикосновение» к социальности, это когда человек в ней, как в воде, «моет руки», но не «топится». Использует её во благо, но не зависим от неё. Первое – мне нужно то-то и то-то. Второе – там, где-то, на шкафу или в шкафу, лежат «бумажки» -- деньги – с помощью которых, при помощи которых я сделаю то-то и то-то... Режим третий, утопичный в самом определении – асоциальность. Вам стоит достать самую ценную купюру, которая у Вас есть на данный момент и всмотреться в неё получше. Я предлагаю Вам видеть в этой бумаге не деньги, а именно бумагу. Получится не сразу, но приложите усилия, и у Вас всё получится. На эту тему мне однажды посчастливилось провести небольшой эксперимент: сто долларов я клал в сложенный надвое тетрадный лист – как в конверт. В рабочей среде, среди коллектива, в котором мне всё-таки удалось заниматься трудовой деятельностью, несмотря на приложенные со стороны вахтёров усилия, я тешился следущей ерундой. Стоя в двух метрах от крыльца по которому, выходя из дверей, то и дело, шастал этот коллектив, я, как бы, показывал вышеупомянутый тетрадный лист, с тем чтобы, когда испытуемый (ничего не подозревающий коллега) спустится на пару ступенек, глядя на то, что я держу в руках, и недоумевая – зачем я это делаю, опустить половинку тетрадного листа, обнаружив лежащие там деньги. Я глядел на лица. Я хотел отыскать в них эту самую социальность. Можно сказать, что я охотился на неё. И охота прошла успешно. Ни один – ни один! – из них не прошёл испытания на отрешённость. Как только на их глазах происходила эта метаморфоза, в них – в глазах – происходила ответное изменение. Несколько раз, правда, оно было мимолётным, но всё-таки... Лица меняли степень какой-то особой напряжённости. Я не стану упоминать тут вскинутых бровей, восклицаний, и прочего. Я хочу обратить внимание на некое изменение «центра тяжести» их внимания. Оно переключалось в другой режим, и это было видно ясно. Все изменения происходили от какого-то внутреннего импульса, и я думаю, что момент его возникновения и следует считать моментом «переключения» оговоренных режимов. Как только человек видит деньги, он становится социальным существом. Хорошо бы, глядя на эти бумажные предметы -- в которые даже завтрак на работу не завернёшь, с которыми единственное что можно сделать, это передать их кому-либо -- помнить о том, что бумажки эти нужны «для того», или «для этого». Только в этом случае начинаешь понимать странную, на первый взгляд, вещь: это не мне нужны эти бумажки, -- это я нужен им. Это я нужен государству. Это я нужен культуре. Я нужен Богу. Я носитель всего воспринимаемого и осознанного -- и мир во мне нуждается. Когда мир перестанет нуждаться во мне -- не станет ни меня, ни моих восприятия и осознания. Пока же, наблюдается обратное, и это происходит повсеместно – просто нам, вцепившимся в свой социум денег и в библиотеку синтаксиса, из толпы себе подобных, не видно саму масштабность явления. Потому что мы пока живы; но это не навсегда. И лишь в последний момент -- когда всё уже случилось -- мы видим, как методично «работает» Смерть, и отдаём ей должное. А до тех пор развиваем «кипучую» деятельность, «мотаемся» по жизни «в один конец», что-то постоянно делаем, о чём-то постоянно думаем, тщательно маскируя своё предназначение, а именно – влечение к противоположному полу. Уже не раз говорено, и не только по этой, а возможно и только по этой причине: женщина – сплошная сексуальная поза, которая, что бы не делала, чем бы не занималась, а половину внимания, половину ресурсов тратит на «мизансценирование» себя, как объекта внимания, проэцирование в пространстве. Часть существа женщины состоит из намерения показывать себя. Ну, конечно же, предлагать себя. Инстинкт воспроизведения закодирован в женщине именно таким образом. Счастье женщины, что бы не говорили там важнейшие феменистки, состоит в том, чтобы нравиться, чтобы быть желанной. В этом и проявляется инстинкт. У инстинкта есть вполне определённое ощущение – быть желанной. Почему лето называется бабьим? Потому, что такое колличество голого (извините!) мяса, как в пору последних тёплых деньков уходящего года, когда можно ещё успеть «надеть», Вы не увидете за целый год. Конечно же, сей действительный общественный режим навязан мужчинами, создавшими (из своих корней, из своих тестикул) ажиотаж вокруг женщины, её тела (идеал и гармония), красоты, желания, романтики... Травиальное стремление женщины поудобней обустроить свою задницу на всю оставшуюся жизнь, построить вокруг неё -- как вокруг печки избу -- социальное здание удобства и уюта, одним лишь своим обликом (а мы вкалываем, а она, сука, в шубах ходють), продиктована именно таковыми запросами мужчин. Спрос диктует подорожание. Что мы видим? Женщину смирившуюся со своим положением? Согласившуюся с той ролью, которую ей диктует социум, который есть синтаксис в предпоследней инстанции? Тот, что навязал ей мораль, образ мировоззрения, предназначение? В чём вообще предназначение женщины? С точки зрения биологии мужчина занят тем, чтобы строить цивилизацию, а женщина изготовлением всё новых, и новых строителей. Тут наше сознание «излазило» всё почти «вдоль и поперёк», и на многие вопросы получило ответы. Но вот параллельно с миром сознания, существует мир бессознательного, и в этом бессознательном – что есть женщина, способная рождать новые вселенные в своей «чёрной дыре»? (Бог сотворил мир за шесть дней?! Грандиозно! Но я вот, лично, очень бы не хотел поприсутствовать, даже «намёком» восприять то, что происходило в эти шесть дней. Наверное это ощутимо – появление в тебе самом другого осознания. Выделения из тебя самого его формы, отделения от тебя части твоего собственного... Наверное поэтому общественная значимость женщины намного ниже мужской, ведь общество, это и есть область синтаксиса, сознания. Подсознание же наоборот – в обществе «болтающееся под ногами» понятие, в женщинах спрятанно базируещееся. И сидит это «базирующееся» и красит ногти. Сидит дома, потому что на работе будет занято тем же; так пусть лучше сидит и красит дома. Мужчина, что? Лёг, «сбросил» семя, «сделал» ребёнка, и гулять «себе пошёл». А ты – сиди. Мужчина пришёл с работы, упал-отжался, спать лёг. Женщина «охраняет очаг» и ложиться вечером под мужчину, чтобы упадать-отжиматься было не так жёстко. Мужчина должен выйти на мороз и починить проводку, а женщина должна родить ему ребёнка. Не утомляет? И так по кругу. Одно и то же. Как для женщин, так и для мужчин всё происходит по кругу – однообразно и предсказуемо. Выходит... Выходит, что женщина находится в таком социальном положении потому, что: первое -- её это устраивает; второе – она, как и мужчина, забыла. Её внимание забывает рассматривать социальное устройство человеческого мира с критической точки зрения. Внимание «замыливается» как взгляд, и многие вещи, «перетёкшие» из функционального состояния в состояние абсурда, приобретшие (почему-то) статус некой константы, стержнями «впиваются» в боки социума – а они и есть его рёбра, его каркасс. И в качестве теорий они плодят другие, если не ошибочные, то, по крайней мере, неверные тории. Вся человеческая наука состоит из гипотез, основанных на других гипотезах. Это, если Вы пишите «контрольную» по высшей математике, «исписали» пятнадцать страниц одного решения, и в конце концов оно, это решение оказывается не верным, потому что где-то там, в этих пятнадцати листах «закралась» ошибка – одна единственная «малюсенькая» ошибочка, которая, разросшись в геометрическую прогрессию, стала огромной «бабищей», инсталлированным в систему сбоем. Что делает «прилежный» ученик? Ищет решения? Или, как один мой сослуживец, «мотает» из инженерного института? Как поступает индивидуум в обществе, когда ему говорят, что белое – это белое, а чёрное – чёрное? Доискивается истины, первопричины? Он соглашается. А чтобы согласиться – надо забыть. Внимание должно забыть, что красный цвет – это цвет. И жёлтый, и зелёный. Внимание должно забыть, что Смерть будет. Внимание должно «надрессироваться» принимать пищу на глазах у кого-то, -- тем более, примирительная фраза «приятного аппетита» снимает вызванное инстинктом напряжение. Синтаксис везде поможет. (И усадит, и уложит.) Готовые его заготовки поведенческих стериотипов, диктующих угол мировоззрения, а особенно два главных – государство и религия – ведут нас по Жизни, до самой Смерти. Находите ли Вы показательным процесс? В губернской деревне кто-то сабботирует поставку зерна в Петроград, и «ревоенсовет» посылает туда, для дознания, комиссию из нескольких членов. Потрудившиеся в её составе зовутся «коммиссарами». Коммиссары все, как на подбор, «красные», но цвет-то у них чёрный, так как, они одеты в кожанные хрустящие куртки. Это уже каста – социальное понятие, определяющее целую группу людей. А также определённая культура, точнее – культурное явление, присущее в целом культуре региона. Комиссары в своих хрустящих куртках могли появиться только в «пост-путиловском» Петрограде – в сердце революции и истоке её культуры. Если бы географический центр этого социального явления переместился на запад, другой вид приобрела бы и его культурная составляющая (представляете великую социальную революцию в Прибалтике?). А уж если перенестись за океан и представить себе облик их товарищей... Коммиссары здесь становятся «коммарадес». Они носят «хаки». На взгляд всего Старого света (включая и Испанию, и Португалию), это экзотика. Вспомнить хотя-б маленький кубинский рай. Беспредельная отвага – социализм «под боком» у Большого Сэма. Америка – оплот «наживы и чистогана», круглосуточного разврата и растления – нависла над «народной республикой», усадьбой Кастро. Кастро успел договориться «с кем нужно». И товарищи привезли «товарищще». Когда от полуденной жары спасает не тополь, а пальма, синтаксис видоизменяется. Кокосы, и всё такое прочее... Эсэсовские шпроты, суровые широты и зимы, разруха (как сказал пр. Преображенский -- «в головах») сбивают людей в стада, -- в стаи не мартышек, но голодных и злых собак, бродящих по «одетым» в лёд, ночным городским улицам в поисках прокорма. Мы где-то очень хорошо и, самое главное, ясно понимаем Шарикова. Но синтаксис «закрывает» наши глаза на картину в целом: за Шариковым мы забываем Борменталя – тоже, по сути, собаку, но; собаку полезную, собаку добрую, служащую, исполяющую, приспособленную к обществу, одним словом – собаку культурную. Культура, как бы это так сказать, оказалась склонной к развитию системой, уровнением, требующем расширения – инсталляцией. Культура, в понятийном плане, есть результат. Но, так как, пока человеческая цивиллизация ещё существует, то результат это не конечный. Мы можем зафиксировать лишь срез, мгновение... Культура в качестве промежуточного результата, обнаруживает своё сходство-родство с принципом синтаксиса, а также способом-выходом из него. Одно мгновение чистого восприятия мира сущего (медитация, внутреннее безмолвие) много решает в любом деле постижения, на любом пути, и достигается путём повышения своего общего, в том числе и культурного, уровня. Культура есть результат взаимодействия «насущной необходимости» (физики, сознания), с неосознанным, подсознательным стремлением человека «сгладить» «углы» физики, миром духа, желанием поставить не строгую точку, а витиеватую запятую. Человек должен построить дом, чтобы не замёрзнуть. Но когда становится тепло, то становится «не по себе» от того, что вокруг, от того, от чего на самом деле нужны были стены. Человек защищается смехом, весельем, радостью... Это и есть, если хотите, стремление к прекрасному в нём – уход от неизбежности, бегство от Вечности. Синтаксис этот момент в нас упускает, но «опомнившись», берёт «бразды» в свои руки сново, и этот новый продукт, эту слезу человека, «обрамляет» «в рамки». Культура, это калейдоскоп. Культура, это пасьянс. Культура – постоянный эксперимент в регионалных заповедниках человеческих социальных обществ. Определённая местность даёт свои «плоды». Это как вино многолетней выдержки: его можно оставить в бочке, но до конца предугадать результат нельзя – можно только восхититься им спустя некоторое время. Вот и в нашем случае: можно восхищаться культурой не только лесов, но и культурой степей... В арсенале человеческих культур рябит от разнообразия. Но всё в конце концов сводится к нескольким разделам, сходным по числу с вариантами условий жизнепроживания. Мировоззрение горца очень отличается от мировоззрения пустынного кочевника. Есть менталитет тропический, субтропический... Есть менталитет Севера, есть менталитет Юга. Менталитет, это и есть та точка соприкосновения требований внешней среды, и необходимости выплескивания в какой-то форме того, что получается в результате осадка в нас самих восприятия самой внешней среды. Мы, как бы, «пропускаем через себя» эту внешнюю среду. Наша культура состоит в том, что мы видим и слышим... Так вот соединение ручейка «что мы воспринимаем», с ручейком «как мы реагируем», рождает сам поток – культуру. Культура, это реакция человеческого (как отдельно взятого, так и общества в целом) на окружающее, точнее -- на законы окружающего. На то, как социум и его составляющие меняют констатированные характеристики под влиянием стремления к счастью. На физическом, конкретном плане существует проекция счастья. И это не оргазм, как многие уже подумали из тех, что, не уснув, дочитали до сюда. Это действие, ощущение, и зовётся оно «вдохновением». Да, вдохновение, будучи процессом, тем не менее является ощущением. Всегда любое произведение труда, сделанное в этом состоянии, является произведением искусства. Каждое произведение искусства «заряженно» чем-то, возникшем от вдохновения. Вдохновение заложено в каждом человеке. Вдохновением человек защищается от окружающей Бесконечности. Культура – след этой битвы. Например, то, что женщина может ходить среди мужчин без опасений быть «растерзанной», целиком заслуга культурного характера построения социума. В данном контексте культура выражается словом «нельзя». Культура запрета так же нужна социальной системе, как культура потребления. Являясь по своей функциональной сути ключом – отпирающим и запирающим, культура действует как кодирующее и декодирующее устройство. Достаточно изменения одного сегмента цепи -- «цифрового блока», и меняются целые интерпретационные системы. Женщина, например, из существа, чьим предназначением является деторождение, превращается в существо социальное. Но двигаться далее по пути культурного развития предпочитают немногие из них. Большинство предпочитает играть роль сексуальной позы – пока позволяет возможность. (Вот гляжу культурно на Марью Ивановну – Марья Ивановна; а как взгляну некультурно...) Культура является продуктом исключительно человеческим и очерчивает границы человеческого мира. За счёт чего расширяется «этот» мир? Судя по тому, что средне-достаточный, средне-возрастной человек стремится постоянно увеличить размеры своего пениса или бюста, а вместе с ними и сферу своего обитания, удлинить границы доступного, культура также генерирует все составляющие явления собственности. Например, швейцарские Альпы, это уже не природа в первозданном виде, а часть культуры туризма, и тому подобное. Всё, к чему бы человек не прикоснулся, он пытается «окультурить», взять себе. Видимо в процесс культурного восприятия включён и процесс идентификации, и сдаётся, что на данном участке эти два процесса есть одно и то же, потому что культура, это, по сути, идентификация и есть. Одомашнивание собаки, это тоже процесс идентификации. Добыча нефти, золота, руды и леса... Мы лезем туда, и смотрим: это там полезное ископаемое, что-ль? Культурный уровень требует неусыпного контроля, и подтверждения развития. Существовавшие миллионы лет до появления человека виды растений, возможно сделать культурными. Но даже селектированные человеком виды нужно поддерживать в этом культурном состоянии, иначе они станут не-частью культуры. Таким образом, мы представляем себе культуру в виде распаханного, ухоженного поля, на котором произростают культуры: каждая на своей полосе, в нужном агроному месте. За пределами поля растут те же кусты и деревья, но, чтобы «попасть» на поле, им нужно пройти процедуру обработки секатором. (А чтобы стать евреем...) Безусловно, культура несёт исключительно положительную характерность. Но в такой же степени, исключительность эта проявляется лишь в отношении человека. Культурные растения становятся сильней и полезней, но только на поле. За пределами, как правило, жизнь их сомнительна. И -- в очередной раз -- наступает пора говорить о культуре, как о формате, и, соответственно, соответствии ему. Получается (в очередной раз), что культура и является этим соответствием – соответствием определённым критериям и характеристикам, выработанным в результате борьбы за существование, и полученным в ходе этой борьбы знаниям. Являясь инструментом синтаксиса, культура, будучи понятием, сама по себе «заведует» понятием. Культура, это, если хотите, жанр – ключ к пониманию. Способность к охвату. Читатель в нашей с Вами библиотеке, пытающийся «втиснуть» Бога в форму, «натянуть» её на него, как ночной колпак (не будем использовать слова «презерватив», хотя, функционально, оно в данном случае куда больше подходит) осязаемый облик, и, в своей попытке объять необъятное, забывший о том, что существует «снаружи» Мир внешний, где гуляет ветер, и некультурно бьёт ветвями о стекло.