В реальности в конце лекции несколько женщин стали кричать из зала, чтобы он продиагностировал их ситуацию. Он ответил четырем из них, коротко сказав, что было, есть и, что надо делать. Хорошо помню слова о гордыне и необходимости работы над собой. Работа будет идти по цели Создателя для предотвращения возможной глобальной катастрофы с целью бесконечного созидательного и гармоничного развития микро- и макросистем. Работа идет одновременно с моим полным восстановлением на клеточном уровне по канонам Создателя. Цель работы - ……………. Несколько режущая слух, фраза-код для входа в работу по методам Григория Петровича Грабового. В этом учении тоже говорится об управлении, но не о власти, а о созидании и спасении. Уже месяца три барахтаюсь на поверхности информации этого учения, как это было с первыми книгами Лазарева, но потихоньку начинаю въезжать. Мои Ангелы-Хранители плавно подвели меня к очередной ступеньке. Правда, пока успехов не заметно, во мне образного мышления еще только «гати и кочки». Но дерзать в этом направлении не перестаю и прекращать не собираюсь. Громадное спасибо супругам Тихоплавам и Светлане Малой за их книги. Восхищаюсь Светланой. Ведь могла молодая женщина, как это делает подавляющее большинство, покориться и идти по жизни с сыном-инвалидом на шее и протянутой рукой, хотя и есть у меня повод на нее обидеться. Выслал ей, как редактору свою рукопись с письмом и не получил ни ответа, ни привета. Но представляю загруженность после выхода ее книжек и прощаю. Светочка, я люблю и благодарю тебя. Начал перебирать цели, обозначенные в книжке Светланы «Мой опыт работы по методам Г. П. Грабового» и появилось странное ощущение неудовлетворенности. Нет у меня сейчас ни денег, ни постоянной крыши над головой, отношения жены и детей пока ко мне оставляют желать лучшего, а не очень этим озабочен. На вопрос, могу ли я изменить что-то в работе с кодом, маятник ответил, что только само слово работа. А, чего там размениваться и мелочиться, цели у меня уже давно обозначены и не противоречат учению. Отец, прими сына блудного и непутевого со всеми потрохами. Пока еще временами сквернословящего и выпивающего, курящего и потребляющего мясо, но уже научающегося отличать главное от малого, зерна от плевел, суть от суда и не отказывающегося учиться любить. И получается у меня из того кода молитва-утверждение: Жизнь моя идет и будет идти по цели Создателя для предотвращения возможной глобальной катастрофы с целью бесконечного созидательного и гармоничного развития микро- и макросистем. Жизнь идет одновременно с моим полным восстановлением на клеточном уровне по канонам Создателя. Спасибо Тебе, Отец мой. Благодарю Тебя, Григорий Петрович. Да будет так!!! Аминь!!! С переходом на вечернее отделение техникума, мне надо было думать о работе по специальности. Годовой срок инвалидности закончился, а так как функции руки я восстановил почти полностью, мысли продлевать инвалидность не было. Попробовал себя на ремонте холодильных установок в рыболовецком колхозе «Падомью Латвия», но и ездить было далековато, и в коллектив не вписался. Стал работать на пивоваренном заводе «Ильгуциемс», в только что отстроенном громадном компрессорном цехе, дежурным машинистом. В первую смену, еще дублером, наблюдал преинтереснейшую картинку. В старом цеху, почти заброшенном, еще работал холодильный компрессор, сработанный в начале века, с чугунным маховиком, метра в три диаметром и ременной тягой. Дима Ситников, который сосватал мне эту работу, рассказывал, что иногда этот ремень соскакивает. А так как компрессор работает почти круглые сутки, надо время от времени его контролировать. Захожу ночью в старый цех и вижу в углу, сидящих вокруг ведра пива, прямо на полу четырех мужиков. На меня они не обращают никакого внимания и, судя по тому, что их покачивает даже в сидячем положении, ведро это не первое. Один из них зачерпнул кружкой из ведра, начал пить, но поперхнулся и поставил кружку на пол. Отполз в сторону, блеванул, утерся рукавом, таким же макаром вернулся на свое место и опять взялся за кружку. Сейчас понимаю, насколько велика власть Халявы, а тогда на заводе я первый раз в своей жизни распробовал этот прекрасный напиток и выпил пиво в радость и удовольствие. В наши обязанности входила проверка радиаторов охлаждения и температуры в помещениях, поэтому ключ от подвалов в компрессорной висел, а у Димки был еще и самодельный ключик от танков. На улице стояла почти тридцатиградусная жара, а в подвалах, где в кублах бродило и дозревало в танках пиво, благодаря работе наших компрессоров, около четырех. Привел меня Дима в подвал, пробежались мы по нашим обязанностям и стал он священнодействовать. По биркам с датой нашел танки с созревшим пивом и набрал в мерную двухлитровую кружку в равных частях три сорта: «Дижалус», «Ильгуциемс» и «Сенчу». В ведре с кипятком чуть-чуть погрел кружку. Разлил по кружкам пивным и достал из кармана бумажный сверток с таранью. Пиво не фильтрованное, да еще в таком сочетании я пробовал впервые. К вкусу этого великолепного напитка добавлялся вкус соли от вяленой рыбки. Ощущение липкого уличного пота и подвального озноба куда-то улетучились. Время никуда не спешило. Чувство настоящего блаженства! Димочка, спасибо тебе. Я научился благодаря тебе любить Пиво. С той кружки, для меня – это древний Божественный напиток, который украшает каждое и без того праздничное лето. Правда, прочувствование и осознание благодарности пришло через много лет. Ну, что же лучше поздно, чем никогда. Еще раз, громадное спасибо. Задумался, а почему я так четко зафиксировал год проблемы со своей рукой? Для меня соединить точную дату с событием в прожитой жизни, процесс достаточно сложный. По Луизе Хей локти связаны со сменой направления. Возможно, я и ошибаюсь, связывая такие пустяки с какими-то переменами, ведь по настоящему переоценка ценностей во мне стала происходить гораздо позже. Но, как сказано в Библии, нет большого и малого, а Свыше виднее кому, когда и что суждено поломать. С серьезным видом, Леня рассказывал о возможном проведении остатка своей жизни вместе с супругой в престижном доме для престарелых. Когда Леня заговорил про богадельню в третий раз, меня прорвало: «Ленечка, да посмотри ты на себя. Здоровый, в расцвете лет и сил, умный, талантливый человек, а вбиваешь в свое подсознание дурь. Ты программируешь себя на то, что тебя беспомощного будут кормить с ложечки кашкой и подтирать губы салфеточкой. С мечтами, как и с пожеланиями надо быть поаккуратнее. Они могут исполниться даже быстрее, чем рассчитываешь». Володя Кузенко и Райт Эглитис, мои ровесники. Два человека, без которых осмысление, осознание и прочувствование того времени будет для меня не полным. Первый ушел, не прожив и пол века, упокой, Господи, душу его грешную, спившись до крайности. Познакомился с ним в тринадцать лет, когда побил пацана с соседнего двора, задирающего моего брата. Вовка был им приглашен в качестве карателя. Долго, пока не устали, махали мы кулаками, стараясь попасть друг другу по лицу. Разошлись, матюгаясь, с угрозами, так и не поняв, кто кого победил. Позже, несмотря на то, что был он гораздо «правильнее» меня, возникло у нас взаимное притяжение. Все три брата, а он был младшим, были похожи на отца. Что-то калмыцкое проглядывалось в них. Смуглые, скуластые с карими раскосыми глазами и черными жесткими волосами. Как и мы с Витькой, дети отставного подполковника без образования, с той же идеализацией. В отличие от нас с братом, Кузенки четко выполняли установку отца. Шурик, старший, в раннем детстве повредивший позвоночник и потому горбатый, имел высшее техническое и экономическое. Средний, Борис, мастер спорта по гимнастике, окончил институт физкультуры и политехнический. Сейчас я иногда встречаю его в Каугури, где он нашел себе подругу. Работает в фирме сына, не знаю точно, сторожем или подсобником. Шурик ушел, спившись, еще раньше Володи. Господи, упокой и его душу. Была в Вовке какая-то упертость. Болезненно интересуясь сексом и алкоголем, дал зарок до восемнадцати лет не пить и не терять невинности. Обещание свое в общих чертах выполнил. Учась в восьмом классе, я познакомился с молодой женщиной, подрабатывающей у мамы в медпункте уборщицей. Она увлеченно училась одновременно на инязе ЛГУ и вокалу в консерватории. Узнав, что у меня нелады с немецким, предложила свою помощь. Я несколько занятий проходил, больше интересуясь ее персоной, чем языком. На один из таких уроков попал Володя. Сумела она его так заразить своей увлеченностью, что он в середине учебного года, усиленно занимаясь, перешел из группы английской в немецкую. Для меня это было непостижимо, а он и аттестат получил, сдав экзамен по немецкому языку. Потом было поступление на факультет иностранных языков ЛГУ. Позже что-то не заладилось у него с университетским начальством и вынужден он был перевестись на вечернее отделение. Лишившись брони, тут же загремел в армию. Прослужив около полугода, подал документы и сдал экзамены в престижный ВУЗ, военный институт иностранных языков. После моей службы видеться стали только во время его каникул. Кроме учебы, он еще наверстывал время, упущенное во время своего зарока. Занимался он этим за компанию с однокурсниками, как он их называл, маршалятами, для которых были уготованы тепленькие местечки при любом раскладе. Сыну простого подполковника те шалости не простили и по окончании института припомнили. Один из его каникулярных приездов совпал с нашей с Людмилой свадьбой. Вернее свадьба была в ЗАГСе назначена на время уже после его отпуска. Но Люда подсуетилась, угождая мне и торопя это событие для себя, сумела сделать, что Вовка был и свидетелем, и погулял на том торжестве. В следующий его приезд, мы праздновали годовщину. Стол накрыли во дворе, украшением его был пятидесятилитровый бочонок с тем великолепным коктейлем из трех сортов пива, заказанный мной на родном заводе, рядом костер с шашлыком. Накрапывал мелкий дождик и пришлось над местом празднования натянуть тент. Не поверил Володя в силу напитка и еще до того как сесть за стол, с жадностью высосал, принесенную с собой, «маленькую» водки. Кончилось тем, что мне пришлось вытаскивать его из костра, куда он угодил головой, уже не чувствительной к боли от ожогов. Получил он офицерские погоны, со знанием польского и немецкого языков, уже женатым, с направлением в танковую часть под Калининград на должность адъютанта. Жена, родившаяся в этой области и зацепившаяся замужеством в Риге, никак не хотела возвращаться на родину. Для Володи началась веселенькая жизнь. За алкоголь взялся уже посерьезнее. Рапорта его с просьбами о назначении по специальности оставались без ответа и тогда он через головы своего начальства написал письмо министру обороны с требованием использовать его мозги по назначению или уволить из армии. На удивление быстро и без особых последствий его перевели в Берлин. Но не успел он, как следует обосноваться с семьей по новому месту службы, у него к тому времени уже родился сын, с армией пришлось прощаться. Один из его новых сослуживцев соблазнил его нелегальной вылазкой в западный Берлин. Погуляли, как он рассказывал хорошо, а через некоторое время он был вызван в особый отдел, где от него потребовали отчет о той прогулке. Сначала он отказывался, потом признался, что был один и тогда ему показали донос того самого сослуживца. В общем, вылетел Вовка из армии с треском, по несоответствию, за недостойное советского офицера поведение. Дальше пошло по наклонной. Запил по черному, ни на одной работе не задерживался. С женой развелся. Она разменяла жилплощадь и стал он жить в комнате какой-то коммуналки, где и закончил свой путь. Последний раз я его видел, когда мы с Людой суетились в своем бистро на оптовой базе. К тому времени дела у нас шли уже не ахти как. Появившийся Володя, вид имел жалкий, а тут еще, отозвав меня в сторону, стал показывать язвы на ногах. Объяснил, что две недели назад его покусала собака и теперь требуются деньги на лечение. Говорю ему: «Вовка, ведь пропьешь». Уверил меня, что с тех пор, как на него накинулась собака, не пил и вообще решил завязывать. Под неодобрительным взглядом Люды, выгреб из кассы, сколько было, а было на тот момент около четырех лат и вручил ему. Это пол года спустя, Вадик Бондаренко, с которым барабанили еще в пионерском лагере, рассказал о Вовкином уходе и о том, что тем утром он стоял за углом и ждал, пока Володя парил мне мозги. Деньги они тут же на базе и пропили. Думаю, а смог бы я тебе помочь вылезти из того болота? Сейчас осознаю, что ни образование, ни воспитание, ни помощь со стороны без воли, самого человека ничто. Прости меня, Володя, если чем-то тебя по жизни обидел. Благодарю тебя за урок, ценою в жизнь. А тогда во мне любви не хватало даже на выбор собственный. Бродит по райскому, всему в садах, месту на берегу реки Лиелупе, в Дзинтари Сомнамбула, неопределенного возраста. Соседи говорят, что в школе она прилично училась и была очень красива. Сейчас той красоты нет и в помине. Оплывшее лицо, часто с синяками, припухлости под мутными глазами, свалявшиеся волосы. Трезвой я ее не видел ни разу. Когда она спит в кустах, ее белая собачонка пристраивается у нее в ногах. Встречаясь и здороваясь с ней, достаю сигареты, сразу после приветствия она обычно просит закурить. Прекрасная возможность почувствовать окружающим в своей гордыне, свою хорошесть, а планка-то низковата. Eglītis Rait Oskara dēls. Райт Оскарович – латыш не типичный. В шутку иногда называл его Елочкин или Оскарыч. Кроме всяческих других достоинств, замечал за ним полное отсутствие национальной озабоченности. Подчеркивал, что его зовут Райт, а не Райтис, как записано в латышском календаре. Празднование именин по этому календарю вообще штука интересная. У меня возникает подозрение, что эти святки придумали не латыши, а какой-то бедный, но хитрый еврей. Прекрасная возможность позавтракать, пообедать или поужинать, сорвав цветочек в саду одного соседа и поздравив с ним другого. На каждый день года приходится несколько имен, не связанных ни со святыми, ни с какими-либо событиями. Носящие эти имена, вынуждены принимать и угощать всех, кто надумает их поздравить. С обязательностью и дисциплинированностью латышей, процедура действует безотказно. Процесс наблюдал на примере Синтии. Она к этому дню заблаговременно, озабоченно, готовила закуску и выпивку. Не знаю как у нее дома, а в столовую в этот день заваливала куча халявщиков. С наклеенной улыбкой и цветочком поздравляли. В ответ получали угощение и такую же улыбочку. К концу дня Синтия была, осоловевши пьяненькой и энергетически высосанной. Райт, обладая абсолютным слухом, чувствовал лажу не только в музыке. Любимый анекдот Райта. По прерии из районного городка возвращается с покупками на свое ранчо ковбой. Вдруг, видит под кактусом лежит обнаженная женщина и загорает. Возникает в нем страстное желание, но, как истинный англосакс и джентльмен не может первый обратиться к даме, пока его ей кто-то не представил. Проехал мимо, остановился, развернулся, достал новый стетсон, напялил и подумал: «Буду сейчас проезжать мимо, она спросит: «Ковбой, откуда у тебя такая красивая шляпа?» А я ей скажу: «Давай перепихнемся». Проезжает, а она на него никакого внимания. Отъехал, остановился, достал из переметной сумы два новеньких, только купленных, «Смит & Вессон», повесил на бедра и думает: «Она спросит: «Ковбой, где ты взял такие великолепные револьверы?» А я ей: «Давай перепихнемся» и опять она ноль внимания. Тогда, в очередной раз, проехав и остановившись, достает из сумы зеленую краску, приобретенную для окраски забора, красит ею лошадь и думает: «Сейчас буду проезжать, а она спросит: «Ковбой, где ты нашел такую лошадь?» А я ей: «Давай перепихнемся». Проезжает мимо, а она ему и говорит: «Эй, ковбой, что ты здесь вертишься? Слезай с лошади, иди ко мне, перепихнемся». «Дура!!! Ты посмотри, какая у меня зеленая лошадь!». Интересное осознание. Анекдот, как и стихотворение – сжатая во времени и пространстве информация. При поверхностном отношении в стихах улавливается только та часть ее, что готовы переварить мозги и нравиться состоянию души на данный момент. В анекдоте удается разглядеть, ну очень смешную, соринку в глазу ближнего. Начинаешь копать глубже, приходит то самое Библейское: «Знания множат скорбь». Не виделся и не общался с Райтом все пять лет своих испытаний. Не думаю, что он изменился в худшую сторону и я обязательно созрею для встречи с ним потому, что во мне громадная благодарность этому человеку. Он научился не искать виноватых, брать ответственность за свою жизнь на себя и прощать гораздо раньше меня. Подспудно научался этому у него и я. Но пока прочувствование и осмысление идет во времени прошедшем. Интересно, что еще тогда, его старшая сестра Майя называла меня – волчий клык. Сейчас осознаю, что после моей службы в армии – это, вслед за моей женой, учителя главного, великолепного, но очень жесткого, чуть ли не единственный человек, у которого учился чему-то не от обратного. До армии был с ним шапочно знаком через своих одноклассников еще по школе начальной. В один из погожих майских дней после комиссования, решил искупаться. Ближе всего от дома, это можно было сделать в прелестной речушке Рацупе, за бывшим аэропортом. В свое время я там, на прибрежной поляне прогуливал свои школьные занятия. Тринадцатый автобус был переполнен людьми, едущими на свои огородные участки. Через пару остановок услышал как в середине автобуса кто-то беззлобно, но очень смачно ругается матом по-грузински. Способностей к языкам я за собой не замечал. Как говаривал подполковник Митрофанов, ланглот из меня получался никудышный, но кое какой, приобретенный в армии, специфический интернациональный багаж за плечами имел. Этим кавказским матерщинником оказался Райт. Встрече я очень обрадовался. После госпиталя это было первое знакомое лицо. Те, с кем до армии общался или дослуживали, или сидели. Володя учился в своем институте, а Райт, будучи на год меня старше, уже отслужил. С этого дня мы стали много времени проводить вместе, благо интересы наши совпадали. Разница была в том, что умел Райт из обыкновенной пьянки сделать праздник, из еды священнодействие. Очень часто получалось у него, тренируясь на мешке и груше, быть здоровым физически и, не отказываясь от драки в принципе, превратить назревающий конфликт в шутку. И руки у него, как говорится не из задницы росли, и учиться чему-то новому в применении этих рук, от шитья и кулинарии до механики, не отказывался. Позже, когда наши пути разошлись и виделись мы очень редко, семилетний Мишка, познакомившись с ним, назвал его, веселым, смешным дядей. Мечтал Райт ходить по заграницам, окончил мореходное училище, освоив профессию моториста, но за его язык визу ему не открыли и направили работать в портафлот. Однажды в субботу, уже зимой на танцах в клубе «Текстилка», где он играл на ударных, собралась компания человек в двадцать. За пьяными разговорами решено было устроить на следующий день массовое купание в море. Утром на станции Засулакс собралось шестеро. Когда доехали до Булдури, в воду полезли двое – Райт и я. Мы испытали после того омовения такое великолепное ощущение, что потом года два ездили почти каждое зимнее воскресение в Булдури, пока кто-то не напугал его мифическими дырками в легких. Присутствовал я и при событиях, когда Райт лажанулся в выборе спутника жизни первый раз. Его соблазняли комнатами в частном доме в Засулауксе, «Москвичом» и дачей в Майори, больше похожей на сарай. Даже тогда я видел, как Наталья, его будущая первая жена, хотела видеть его дополнением к «Москвичу», комнатам и мебели. Кащей подсовывал раскрашенную лампочку, ту самую «куклу». Прости меня, Наташа, если я ошибся. Райт спрашивал совета у меня. Ничего не мог я ответить на его вопрос, кроме недомолвок в каких-то смутных своих сомнениях. К тому возрасту я уже начисто забыл о своем Я Божественном, а время вспоминать, еще не пришло. Скончался этот брак довольно быстро, без особых последствий. Думаю, что оба вынесли из него какой-то урок. Именно во время того сватовства, я и познакомился с главным своим учителем по жизни, моей женщиной и матерью моих детей. У Людмилы последнее время не очень ладятся отношения с хозяйкой фирмы, в которой она работает поваром, Светой и директором Жанной и не только с ними. Подумывает о смене работы и опять мне не верит, что обе женщины тут ни при чем. Для меня-то это уже ясно, как Божий день, а она никак не может взять в голову, что дело в ней самой. Начиналось все довольно радужно. Видя ее энтузиазм, я помогал, как мог. Приходил с ней утром делать заготовки. Сделал себе приятное, вспомнив работу оформителя, сотворил рекламу и вывеску для столовой. Очень удивил Жанну, не взяв за эту работу денег. Подарил для украшения офиса пару своих работ. Я думал в ней просыпается достоинство человека и профессионала, и она уже почувствовала ответственность за свою жизнь, но и здесь не удалось ей вылезти из шкуры маленького человека. Она смогла в войне против меня, засадить в окоп «мы женщины» весь свой коллектив, а сама выбросила белый флаг и объявила перемирие. Во все времена предателей родной, горячо любимой и нежно лелеемой идеи не жаловали. А подобное притягивается подобным. Этот закон хорошо отслеживается на Басе. Мы возвращаемся утром по асфальтовой дорожке с дежурства. Мимо нас проходят и проезжают на велосипедах люди, спешащие на работу. Ни они на Басю, ни Бася на них внимания не обращает. Но вот мужчина, едущий на велосипеде нам навстречу, метрах в пятнадцати от нас притормаживает. Бася тут же кидается к нему и облаивает. Я командую ей отбой, здороваюсь с мужчиной и выслушиваю его: «Ты же понимаешь, если эта зверюга кинется на меня, у меня шансов нет». «Посмотри» – говорю я ему: «Мимо проходит много людей и ни на кого она не реагирует, кроме тебя, значит, дело не в ней. В основе любой агрессии лежит страх. Твой страх в тебе и притягивает ее страх-агрессию. Не сможешь избавиться от этого страха, тебя будет облаивать каждая шавка, а те, что поактивнее могут и накинуться». Не очень уверен, но, похоже, что человек задумался. Не научившийся прощать, обязательно получит обидчика для себя. Корысть излечивается ворами и жуликами. Насильник будет устремляться к человеку, в страхе, ощущающего себя жертвой. К воюющему, как магнитом притягиваются враги, а предательство строго и мстительно наказывается союзниками. Не умеющий благодарить, будет все время тыркаться носом в свое же дерьмо. Раб выслуживается в ожидании барской подачки, а, не поняв почему не получил ее, начинает роптать. Человеческие законы можно обойти, скрыться от наказания, подкупить судью, нанять адвоката. Нам с Людой около тридцати и она решает, что нам пора обзавестись автомобилем. Поднапрягшись сами и, подзаняв денег у отца, приобретаем «Запорожец». Отъездив полтора года, я попадаю в аварию. Пьяный мудак своим грузовиком впечатывает меня с машиной в бордюр. Первые слова, заплетающимся языком, вывалившегося из кабины, шофера: «Давай не будем вызывать ГАИ». Я отделался очень легко, а кузов «Запорожца» пошел в металлолом. В суде, когда адвокат с пафосом рассказал и зачитал кучу справок, какой обвиняемый хороший, бедный и несчастный человек, содержащий папу инвалида, детей своей сестры и прочее, прочее, я увидел в глазах судьи такое сочувствие, почти слезы, что стал думать, какой же я черствый и неправильный. Появилось впечатление, что сейчас начнется суд надо мной. Догадываюсь, за что получил тот урок, а сам случай пришелся в строку. Ни возраст, ни пол, ни социальное положение, ни богатство от ответственности за несоблюдение Божественной воли, энергоинформационных законов не освобождают. Ни одни часы в мире, сделанные руками человека, не работают так точно, как эти законы и, чувствую, нет из них исключений. Посидеть в кафе «Йома» в Майори в те времена, не имея блата, было достаточно сложно и, без уверенности, что туда попадешь, занимать очередь еще днем. Не обошлось без анекдота и здесь. Наталья провела нас вечером через служебный ход. Она с удовольствием отказалась бы от моего с Толиком присутствия, но мы были друзьями еще не окольцованного Райта. По его просьбе официантка попробовала закрасить кофе спирт, принесенный с собой. Такое я видел впервые. В середине графина в бледно желтой жидкости вырос коричневый коралл. Нас это не смутило, полюбовавшись, разболтали получившийся напиток и приступили к выпивке и закуске. Я продемонстрировал компании, чему научился еще в армии. Залил в рот стопку горящего спирта. Райт, только дня три назад сбривший бороду, попробовал повторить фокус, но очень неудачно. Взял он не стакан, а фужер, стал пить подожженный спирт и часть его полилась мимо рта по щекам. Наталья, сидевшая рядом с ним, попыталась сдуть пламя. С гудением огонь разгорелся еще больше. Догадался Райт отвернуться и закрыть лицо ладонями. С неделю после этого он проходил с красным от ожога лицом, но в тот вечер от какой-либо медицинской помощи стоически отказался и застолье продолжилось. Изрядно выпив и закусив, я стал оглядываться по сторонам в поисках партнерши. Оркестр играл, танцы в самом разгаре, а ублажать Наталью вовсе не хотелось, это была обязанность Райта. Она сидела через столик от нас. Сказать, что красива нельзя. Открытое симпатичное, улыбчивое лицо, да больше поблизости от нашего стола и глаз положить было не на что. Трое, сидящих за ее столиком, кавалеров не стали возражать, когда я пригласил Люду на танец. Я был уже пьян и с танцами у нас получилось не очень изящно, я даже пару раз наступил ей на ногу. Но она, маленького роста, с прекрасной фигуркой, помещалась в моих объятьях как-то очень уютно. Успели мы познакомиться, обменяться телефонами и разошлись, каждый со своей компанией. Милые женщины, встречавшиеся на моем пути, простите меня за обиды. Я вас всех люблю. Вы меня научили многому и я благодарен вам. И тем, кто дарил любовь, не меряя, и тем, кто имел корыстный интерес. Не исключая и тех, кто кроме прочего награждал меня гонореей и лобковыми вшами. К моменту знакомства с Людой, я уже можно сказать, был повязан. Много времени проводил с красивой девушкой соседкой из интеллигентной еврейской семьи. Гостевал на их даче в Баложи. Она мне помогла при поступлении в техникум, позанимавшись перед экзаменами со мной русским. В свою будущую тещу я был просто влюблен. Приветливая, доброжелательная, тактичная, умная, веселая, даже озорная. Прекрасный музыкальный педагог. В день ее рождения вся квартира была заставлена букетами и корзинами с цветами от благодарных учеников, многие из которых были лауреатами различных конкурсов. Иринкин отец протежировал меня на ту первую работу в рыболовецком колхозе и, чувствовалось, что это только начальная ступенька моей будущей карьеры. Мои родители стояли в очереди на новую квартиру и шли разговоры, что наша двухкомнатная в случае моей женитьбы отойдет мне. Будущее рисовалось таким безоблачным и стабильным, но оказался я, и остался на веранде ветхого деревянного домика в Майори. И виной тому была Людмилина любовь. Позвонила она мне через несколько дней после нашего знакомства, когда я уже начал забывать о том вечере. Отдалась она мне без всяких предварительных условий, в отличие от Ирины, которая, какими бы бурными, глубокими и продолжительными ни были ласки, головы не теряла. Как говорят в народе, после свадьбы хоть ложками, а до свадьбы ни-ни. Это было так не похоже на мою уже расписанную по нотам жизнь. Убогость обстановки квартиры, вопиющая неаккуратность и отсутствие элементарных удобств. Неграмотная, крикливая теща дворник. Стабильно знающая, как и чем, все должны жить. Воинствующий противник любого алкоголя, похоронившая за десять лет до этого мужа, угодившего по пьяной лавочке под машину. Люда была девушкой очень энергичной и очень самостоятельной, но со мной кроткой, слушала и слышала меня, готова была пойти за мной, куда бы я ее не повел. Осаживала свою маму, когда мне не нравились ее попытки влезать в нашу жизнь. Она прощала мои шалости на стороне. Полностью поменяла образ жизни, окружение, работу, только, чтобы угодить мне. Подчиняясь моей безответственности, покорно шла убивать наших детей в абортарий. И не пугали ее никакие сложности и трудности. Изначально сотворены отношения, Не только как половые сношения. Это – когда заквашены в одном тесте И радость жизни хлебать ложкой вместе. Жена, да убоится мужа своего. Не мог никак осознать и прочувствовать фразу Библейскую. Не укладывалось в моей голове, почему замужняя женщина должна жить в страхе перед своим мужчиной, ведь в той же Библии сказано: «Боящийся не искушен в любви». Человека, пришедшего к любви, оставляют страхи. Значит – это о том, кто еще или уже вне любви. Начало потихоньку укладываться. Вернее, с этим четверостишием, пришло воспоминание, как Люда замешивала тесто. Даже в холодильнике оно продолжало лезть через края миски. Без узды информации энергия прет безвекторно во все стороны, как тесто из квашни. Но если тесто - субстанция животворящая, то энергия без терпения, вне смирения и прощения, порождая безответственность, превращаясь в гордыню, давит своей серостью все на своем пути и несет разрушение. Еще одно осмысление понятия из русских традиций - уважение к мученикам, особенно чувствующееся в звучании слова великомученик. А ведь в основе лежит простой корень – ученик. С этим пришло осознание еще одной непонятки из Библии, почему женитьба на разведенной считается грехом. Не сумев пройти школу прощения и покаяния, не научившись любить, не выдержав экзамен перед Богом на звание Женщины с одним мужем, она, утвердившись в гордыне своей, с еще большей силой несет разрушение дальше. Отец мой небесный, прости меня. К тебе упрек. Знаю - моя сущность выбирала и судьбу эту, и место жительства, и родителей, и мучителя генерального моего, и все, что к этому дальше по жизни прилагается. Это для моих Ангелов-Хранителей подход к следующей ступеньке плавный, а для меня – «вновь мордой об асфальт». Ох, уж эта мне, минус фаза, подтачивающая силы, давящая неподъемным грузом ответственности Зачем Ты оставил меня, еще маленького и несмышленого, в таком энергоинформационном пространстве, где все построено против Тебя, где подсказки были столь слабыми? Сейчас, так трудно исправлять ошибки, навороченные в прожитом. Ощущаю упадок сил, чувствую насколько мощная в моем учителе энергетика. Сейчас, мое состояние похоже на то, когда два года назад, я в отчаянии, не зная, что делать, выпил зараз запредельную, смертельную для себя дозу, почти литр водки и пошел ночью с Басей в лес, прости еще и еще раз, материть Тебя. Правда, спасибо Тебе, теперь я воспринимаю это не так драматично и даже с все возрастающим интересом. Если бы проснулся сейчас ваятель Венеры Милосской и воссоздал свой шедевр, нашлось бы немало людей, подумавших: «А без рук она была красивше». И среди них обязательно были бы энтузиасты, кто попытался бы вернуть прежнюю картину, избавив статую от непривычного лишнего. Людмиле: «Раньше я, не прислушиваясь к своей сущности, не веря в Бога, отказывался от использования своих мозгов, как инструмента развития и познания. Теперь, когда я работаю над восстановлением функций всех своих органов, как их задумал Создатель, ты своей гордыней все время пытаешься, как топором, снести мою голову с плеч». Отец, догадываюсь, я просто обязан стать по Твоему замыслу настолько сильным, чтобы усмирить любовью энергию разрушения и превратить ее в созидающую. Но как же это временами тяжело дается. Спасибо Тебе за эту прекрасную жизнь, но помоги, Отец, удержать вес и, чтобы ножки не подкосились. Человек, находящийся в ложном информационном пространстве и, не имеющий истинных ориентиров - пылинка, носимая непредсказуемыми воздушными, потоками. Такой песчинкой, прожив почти четверть века, был я. Прочитанные мною книги соцреализма, романтические, фантастические и прочие, заваривая неудобоваримую кашу в голове, никак не увязывались с моей реальной жизнью. Призывы официоза совершенно не трогали и только вызывали неприятие. Попытки прибиться к какому-нибудь берегу, найти своих, какую-либо опору в жизни, тоже не приносили каких-то особо радостных результатов. Как снег на голову, вдруг исполняется мечта мастурбирующего подростка. Предыдущие опыты с женщинами достаточно легко начинались, с еще большей легкостью и заканчивались. А здесь в обмен на обладание женщиной, нежная забота, как о ребенке, вера в меня. Не избалованный до этого вниманием, весь в соплях идеализаций и комплексов, без веры и любви, я эгоистично полоскался в этой заботе, как воробей в луже. Постепенно растрачивал Людмилину любовь и до-верие, терял мужское начало и, взращивая в ней гордыню, сам превращался в привычный предмет обихода и персонаж анекдота уже из жизни семейной. Написал слово доверие через дефис, чтобы лучше прочувствовать мною полученный, но не оправданный до поры аванс. Бой-баба – женщина-мальчик. Бой-баба – этим сваи бить. Нос в табаке, вина стаканчик. Казалось бы, с такой жить, не тужить. Покровительственное: «Зайчик», Но, как не пытайся изворачиваться и хитрить, Не вздумай засунуть в рот пальчик, За все в этой жизни надо платить. А расплачиваются не только мальчики и девочки, К концу жизни сидящие на скамеечке. Это болото засасывает детей и внуков, Уходят люди с вонью чмокающих звуков. Людочка, милая моя, единственная моя! Прости меня. Я тогда, больше тридцати лет назад, еще не умел и не мог ответить, одарить тебя любовью, я был нищ. Это ты была королевой и по-царски щедра. Ты дарила, не меряя, не подсчитывая барыши. Восхищаюсь тобой, твоей энергией и интуицией. Ведь верила и знала твоя сущность, когда сам еще даже не догадывался, что смогу я стать и Мужем твоим, и Отцом детей твоих. Прости меня, что не верил, не любил, говорил пустые слова и позвать мне тебя было некуда. Прости, что, при тогдашней толстокожести и неблагодарности своей, не смог прочувствовать и осознать твою любовь. Прости за шоковые, драконовские методы, к которым временами приходиться прибегать сейчас, чтобы свернуть шею твоей непомерно возросшей гордыне. Выросшей на почве моей безответственности, из-за моей безалаберности. Ненавижу в тебе гордыню. Не приемлю твои нытье и лень. Этой серостью мажешь, Бог знает, Может последний прекрасный день. Прощаю и я тебя за гордыню и пока еще непокаяние, за забвение звания-должности Человека, Жены, Матери. За то, что заразила этой проказой нашу дочь и та теперь в неприятии отца, не может быть счастлива ни с одним мужчиной. За сына нашего, который, глядя на тебя, не хочет услышать отца и живет в суете и комплексах. Прощаю за то, что при всей твоей громадной энергетике, не хватило в тебе терпения, терпимости, прощения и превратилась ты из королевы в торговку и кухарку. Прощаю за предательство своей любви. У людей принято за гораздо менее тяжкие преступления лишать жизни. Я же тебя не только прощаю, я тебе бесконечно благодарен. Не останься я тогда на твоей веранде, не потянись я за твоей любовью, неосознанно, как росток за солнцем, кто знает, смог бы я сам в этой жизни почувствовать, что это такое - любовь? Скорее всего, был бы респектабельным, добропорядочным гражданином Латвии и, как говорится сейчас, под самую завязку прилично упакован. Наверняка уже посетил бы и Тель-Авив, и Нью-Йорк, и Париж, не говорю о Турции. Имел бы теплый ватерклозет и все принадлежности к нему. Наверняка был бы постоянным, прилежным пациентом заботливых и старательных врачей, в лечении того букета заболеваний, что люди считают неизбежным в моем возрасте. Но смог бы я найти себя, прийти к Богу? Не уверен. Зато сейчас верю и уже знаю, что сможешь ты все вспомнить. И тогда мы уже вместе справимся и возродим твою Любовь. И ты снова почувствуешь себя любящей, но теперь еще и любимой Женщиной. Не со мной и не с ними, в общем, ни с кем. Ни в горе, ни в радости, то есть ни с чем. Ни там и не здесь – это нигде, В общем и в частности в пустоте. Долго мы жили вместе, Но были врозь. Тридцать лет супружеской жизни – Изнурительный кросс. Продвигаюсь, здоровею, расту, Любое дело мне теперь по плечу И прекрасную свою женщину Я все чаще и чаще хочу. Ты меня соблазнила уже давно. Не нужны теперь дешевые ухищрения. Ни туфли на высоком каблуке, Ни с тайным умыслом угощения. На продавленном диване, Как будто бы на своем. И не важно в доме мы или в палатке. Главное, что вдвоем. Это уже не страсть, а чувство, Не ремесло давно, но искусство. Искусства познавать, созидать, творить. Жить в Любви и здоровье. И не тужить. Лежу на уступе скалы в изнеможении. Руки в кровь, тело гудит от напряжения и усталости, воздух с хрипом проходит в легкие, сердце колотится и вырывается из груди. Ощущение, что вот-вот умру. Ведь полез в гору, наслушавшись песен альпинистов профессионалов, без опыта, без инструктора, без напарника и страховки. Но прислушиваюсь, а душа-то поет те самые песни, расцвечиваясь всеми цветами радуги, зовет еще выше и каждая клеточка организма начинает подпевать. И вид открывается с моего уступа настолько великолепный, что дух захватывает, и становится неинтересно слушать мысль, которая витает где-то рядом. А шепчет она, что в долине сочная трава и можно почти вольно пастись и не важно, что тебя стригут и погоняют. Можно даже самому стать вожаком какой-нибудь отары, пастырем, бригадиром, бугром, капо и пользоваться привилегиями. Ведь кормили тебя в армии, особенно под Вентспилсом, в окружении колхозных полей, когда к солдатскому столу попадали даже овощи и фрукты, вполне прилично. Раз в неделю баня, чистые белье и портянки. И эрзац-истина была подана уже в готовом виде: «Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом». Вспомни, ведь екнуло, что-то в тебе, когда ты узнал, что тебе присвоили звание ефрейтора и промелькнуло сожаление, что тебе дальше ничего не светит. Но эта порхающая вокруг меня мысль абсолютно не греет, да и знаю уже, что путь туда вниз или в орлином полете, или, сорвавшись вместе с камнепадом, когда в этом падении лавина, погребет под собой не только меня. Прочитал Людмиле свое признание в любви. В ответ, полное неприятие. И Ирина некрасива и мама не такая, и вообще, все не так. Чувства, мысли, слова, незамеченными, прошли мимо. Единственное, что четко уложилось, даже как-то обрадовало – признание жестких мер войны с гордыней. Слепой и глухой слышит и видит только то, что хочет почувствовать. Попробовал смоделировать ее теперешнее мировосприятие и получилась примерно такая неприглядная картинка: «У меня был злейший враг. Лупоглазая, носатая, с мать ее, жидовкой. Но, с помощью моей мудрой и умной мамы наши, как всегда победили и я отвоевала, получила в награду себе раба». Заработал то, что долго по жизни закладывал сам. Судя по ее реакции, если очистить от словес, которых в этот раз почти не было, попал в самую десятку: «Если ты не откажешься научаться любить, вспомнишь о своем королевском достоинстве, вновь сможешь Давать и Благодарить и кому-либо удастся нас разодрать, разлучить, для меня это будет громадная потеря. Я пришел к осознанию ответственности за воспитание своей жены, к пониманию ответственности за жизнь детей и потомков своих, но если меня очередной раз предаст и, подняв хвост, уйдет кухарка, удерживать не стану и особо переживать не буду». «Знаешь, почему капитан тонущего корабля предпочитает погибнуть вместе с судном?» - говорю ей: «Он не хочет быть судимым людьми за свои ошибки и выносит приговор себе сам. Ты же, покапитанив и утопив семейный корабль, пусть при моем попустительстве – это я позволил тебе штурвалить, всплыла, как говно и мажешь этим продуктом всех вокруг. И самый главный враг и обвиняемый у тебя я». Людмилины слова после секса: «Ну, ты, бродяга, силен». Говорю ей: «Не слышу благодарности». Она: «Но ведь я тебя похвалила». «Похвала – это для комплексующих дураков, не знающих себе цену, а мне нужно пожелание, от души данное – Спаси Вас Бог. Ты же совсем разучилась дарить другим Благо». Не хочет пока жена моя в гордыне своей и непрощении почувствовать ответственность ни за мысли свои, ни за слова, ни за поступки. Но, ничего, еще не вечер и жизнь-творчество продолжается. Пятьдесят девять лет, полет нормальный. День рождения пришелся на пятницу в мою смену. Утром позвонил Райт, поздравил. Очень обрадовался этому звонку. Мы с ним уже один раз встретились и очень мило пообщались. Подарил я ему распечатку записок и снабдил информацией доселе ему неведомой и его заинтересовавшей. Кроме прочего, рассказал о тех стереотипах мышления, которые дают, беспокоящий его, простатит, о ритуале очищения в церкви с четырьмя свечами. Спрашивает: «А если я пойду туда с корыстной целью?» Говорю: «Ты же идешь в церковь добровольно, никто тебя туда не гонит, да еще просить прощения и прощать, значит, уже признаешь, что на все воля Божья». Телефонная трель прозвучала, когда мы беседовали с Мишкой возле его машины. Как обычно он в суете назначил встречу на нейтральной территории и передал мне в подарок бутылку французского коньяка и сигару «Партагас». Они с Настей ждут ребенка шесть месяцев, а «Узи» никак не может определить пол. Люда вместе с розочкой преподнесла подарок. Уволилась все-таки, опять не посоветовавшись со мной, с работы, которая нас кормила, очередной раз, усложнив задачу нашего выживания. Уже на службе позвонил Лене и Володе-гусару, удивив обоих, желанием услышать их пожелания к своей годовщине. От Володи получил дежурные слова о здоровье и успехах. Леня, если перевести на язык попсовых знаменитостей, высказался: «Пусть пипл схавает твой товар, купив его, как можно дороже и поможет тебе подняться и разбогатеть». Еще один звонок сделал Дмитрию Бружмелю, на радиостанцию «Домская площадь», с просьбой поздравить себя любимого. Но, пока дозванивался, передача «Трамвай желаний» подошла к концу. Договорился передать свой заказ на следующий день. От Артема получил СМС с поздравлением. А вечером долгожданный Глебов звонок. Причем в этот раз он не торопился закончить разговор, в экономии маминых телефонных денег. В субботу, с сигарой и коньячным, чудом выжившим, в наших бесконечных переездах, бокалом в руке послушал поздравление Бружмеля с декламацией моего стихотворения и, заказанный мной «Поезд в огне» Гребенщикова. Интересно, когда первый раз вслушался года два назад в слова этой Борисовой песни, аж присел. Ведь все стихи свои, что сотворил, я назвал «Возвращение домой». «Аз есмь» прочитал Дима очень смазано и скороговоркой, но я все равно, снова дозвонившись до него, поблагодарил. В понедельник в нашем «блошатнике» гостил Глеб. Мы, поторопившись, не предполагая, что осень будет такой теплой, съехали из камеры-каюты. За полтора месяца проживания на новом месте Людмилу укусила блоха всего раз, хотя спим в одной постели. Меня же они находят везде и на службе, и на улице, и в доме и, несмотря на все предпринимаемые мною меры, прямо зажирают. Чувствую, это не самый сложный урок, который мне предстоит усвоить этой зимой. Да, и благодарить мне надо членистоногих. Будят они меня ночью, а во время и после охоты на них приходят интересные мысли. Например, что пословица: «Торопливость нужна только при ловле блох», неверна. И в этом серьезном и благородном занятии суета – помеха. Людмилины упреки предстают в несколько ином свете: «Твое недовольство похоже на то, когда твоего мужа поджаривают на открытом огне, а ты возмущаешься и обвиняешь его в том, что брызги горячего жира тебя обжигают». Подарил внук симпатичную вещицу в покупной рамке, срисованную с какой-то иллюстрации, как он объяснил, в стиле югенд. Его последнее время беспокоит своя озабоченность отметками в школе средней и то, что в художественной он мог бы рисовать лучше. Говорю ему: «Тебя сейчас в обеих школах обучают голой технике и трехмерной, формальной логике, можно сказать, дрессируют. Нажмешь на эту кнопочку, получишь бублик, повернешь рычажок – конфетку. Большего тебе ни та, ни другая школа дать не сможет. И тебе все время внушается мысль, что ты можешь не успеть урвать свой кусок, опоздать с выбором пути, заставляя в торопливости этой не прислушиваться с любовью к себе, к своему Я Божественному. Только сам, без суеты, если будет на то твоя воля, научишься изображать на картине не только то, что видишь, сколько то, что чувствуешь, ощущаешь и тогда сможешь стать Художником, Творцом. А расти и совершенствоваться будешь в процессе созидания. Это касается не только живописи. Нет, станешь мазилой. Можешь, прекрасно освоив какую-либо технику, стать модным, стильным и высокооплачиваемым, но все равно ремесленником и мазилой. Будешь превращать заученные движения в деньги для поддержания желудочно-кишечного тракта, своих прихотей и вряд ли сможешь жить в радости сотворения и познания, а уж дарить эту радость другим тем более». Посоветовал ему поинтересоваться судьбой и творчеством художника Верещагина. Позже задумался, сколько же в русском языке заложено подсказок. Ведь мазила – это не только, переводящий зря краски, а еще и промахнувшийся, не попавший в цель. И тут же Бася преподнесла нам великолепный урок на эту тему. Перед чаем пошли вчетвером к реке. День был солнечный, но ветреный, температура воздуха близка к нулю. Глеб, играя с Басей, кинул палку в воду. Она с готовностью бросилась за ней, но из-за больших волн потеряла из виду. В поисках ее, долго кружила, пока не наткнулась на веревку, которой к бую была привязана лодка. Приняв ее за палку и, вцепившись в нее зубами, попыталась доставить Глебу. Я успел и пробовать скомандовать отпустить веревку, и покурить, снова накричаться, а она все плыла, не двигаясь с места. Пришлось мне раздеваться и лезть в воду. Только, когда я подплыл к ней вплотную и рявкнул: «Фу», она, услышав меня, отцепилась от веревки и направилась к берегу. Так и я, хренов стрелок по ложным мишеням, совсем недавно, при кажущемся движении, греб на одном месте и все под себя. Если бы молодость знала, если бы старость могла. Тоскливой трехмерной безысходностью несет от этой поговорки. Вглядываюсь в лица пожилых людей, не вижу и в их глазах радости познания. 446. Чтобы усмотреть успех жизни в расширении сознания, нужно уже обладать испытанным духом. Люди так привыкли обосновывать жизнь на вещах земного назначения, что даже основы сущего несовместимы, пока человек остается в обычных для него обстоятельствах. Значит, обстоятельства жизни должны быть складываемы необычно. Нет правила для этой необычности. Жизнь духа указывает обстоятельства жизни. В том несчастье семей, что жизнь духа не входит в их обиход. Можно лучшими измерениями украшать жизнь и поднимать течения духа. Но есть некоторый обиход, который обращается в берлогу дикого зверя. Утратив мост к Миру Высшему, люди не только себе вредят, но и всему окружающему. И собаки их полны вредных привычек, и животные, и птицы, и растения их не пригодны для эволюции. Нужно заметить человеку: «Посмотри, что творишь вокруг себя!» Мертвое или живое начало лежит на обстановке всей жизни Агни Йога. В природе ни одно живое существо, кроме человека, не наносит само себе вреда и только те животные, которых люди подгоняли под свои прихоти, подвергшиеся из поколения в поколение дрессуре и селекции, переняв частично человеческую логику, стали ущербными. Уважение вызывает кошка. Прожив не одну тысячу лет рядом с людьми, абсолютно не меняясь, умеет приспосабливать «хозяев» под себя. То, что делает Куклачев – не дрессировка, а наблюдательность. Ему удается заметить, а потом и продемонстрировать публике только то, что самой кошке делать нравится и приятно. Мы все больны одной болезнью, по сравнению с которой СПИД – это детский насморк. Неправильным мировосприятием, искаженным приятием информации о Миропостроении. А полноценные Знания изначально на генетическом уровне заложены Создателем в каждом из нас и стоит только набраться смелости поверить в это, начинают идти подсказки от Бога, который в сердце. В противном случае болезнь прогрессирует и делает Человека ущербным и несчастным. В боксе есть упражнение – бой с тенью. Состояние очень напоминает эту драку с выдуманным противником. А если добавить, что надуманный враг становится реальным, завязанные глаза и местонахождение на краю пропасти, сравнение будет полным. Тумаки почему-то сыплются со всех сторон, но только не с той, куда наносишь удары. Выбор за мной, у кого учиться жить в этом мире. У собаки, превращенной людьми в раба, готовой за подачку выполнить любую вбитую и усвоенную команду. Или у котенка, который, едва продрав глаза и оторвавшись от материнских сосков, познает мир, веря только тому, что заложено в него природой. В осознании того, что написал, выношу глубочайшую благодарность Володе, одному из бригадиров стройки, которую охраняю. Невысокий, плотный, чуть полноватый, редко улыбающийся, производящий впечатление замученного жизнью человека. Разговоры наши редки и отрывочны. Когда я прихожу на дежурство, он, закончив работу, спешит, боясь опоздать на электричку. Когда моя смена заканчивается и я могу себе позволить задержаться, ему пора приступать к работе. То, что человек крестился в пятьдесят лет, уже о чем-то говорит, но на поиски в себе времени у него нет. Как он говорит, при одном выходном в неделю, после работы успевает доехать до дома, приготовить еду, поесть и упасть, а утром, едва разлепив глаза, спешит на работу. По Норбековскому десятибалльному тесту оценивает себя на четыре. Пробежался он галопом в один из своих выходных дней по моим запискам и стихам, но в той информации зацепили его второстепенные детали. Опять повод задуматься. Выходной. Подразумевается выход и можно задать себе вопрос, куда? К-уда, не отсюда ли уда, удилище? А если об удилище, то только ли о рыбалке? Удилище – удила. Есть над чем поразмышлять. Говорю ему: «Представь, что мы оба слепы и больны, но я, поверив в свои силы, этой верой с любовью начал себя исцелять, стал прозревать. И этот увлекательный процесс выздоровления становится все более радостным и заметным. Ты, находясь еще в кризисе, советуешь мне, с чьих-то слов, какие-то пилюли. Не стану я с тобой спорить, будь ты хоть тысячу раз прав, я просто чувствую свое состояние. Хочешь, возьми мой опыт, нет, воля твоя, лечись теми пилюлями или не лечись вовсе. Меня научили уважать чужой выбор». Кстати, о пиве. Весь мой медовый период, от знакомства с Людой до штампа в паспорте и еще какое-то время после, а он был действительно самым сладким в моей жизни, я проработал на пивзаводе. Единственное место, где я продержался около пяти лет. Двумя каплями дегтя была нужда зарабатывать потом хлеб насущный и несбыточность мысли об осеменении всей молодой части женской половины рода человеческого. Работа была хоть и не любима, но не особо в тягость и не очень потлива – сутки, через трое дежурства. Пару раз по ночам во время своих каникул вместе со своими маршалятами в раздевалке моей компрессорной гостил Кузя. Первый раз ведра пива им хватило, а во второй, мне пришлось делать дополнительный рейс в подвал. Еще пришлось снимать с унитаза отключающихся, а к утру вываливать их, как мешки с песком в окно цеха, выходящее на улицу. А вот ту мысль приходилось прятать, особенно после регистрации брака все глубже. Другие комплексы, идеализации и страхи под Людмилиной опекой стушевались и как-то не очень проявлялись. Не устаю благодарить Создателя за место и время рождения. Родись я на четверть века раньше, думаю, не хватило бы во мне целостности Жаниса Липке и Конунги, не считаясь с моими Ангелами-Хранителями, загнали бы меня в окопы реальные. На пару десятков лет позже, и на меня с раннего детства обрушилось бы такое количество достижений технического прогресса, попсы и рекламы, что и не знаю, смог ли бы я устоять в одиночку? Геннадий Тихомиров. Как он боялся заболеть менингитом. С этим диагнозом и ушел сердечный. Упокой, Господи, душу его. Даже летом прикрывал он остатки своих светлых волос кепочкой, а с наступлением холодов с головы не снимал ушанки волчьего меха. Готовился он в юности стать волейболистом в рижском «Локомотиве», но из-за более важных дел забросил это занятие. А на пляже мы с ним оттягивались до изнеможения. У него учился доставать в падении, казалось бы, уже «мертвые» мячи и самозабвенно отдаваться игре. Играли мы обычно вдвоем и получался у нас Праздник, радость для души и тела. И чувствовали его не только мы. Бывало, что, проходящие мимо люди останавливались посмотреть на нас. А мы с Геной уже обессиленные, падали на подстилку, но, полежав немного на песочке, перекурив и, искупавшись, снова становились играть. К тому времени, был он уже зажат долгами и стиснут рамками со всех сторон и наши встречи удавались не так часто, как хотелось. На работе, а работал он на «Автоэлектроприборе» бригадиром, был «Ударником коммунистического труда» и кавалером ордена «Трудового красного знамени». Чуть не стал «Героем социалистического труда», но какие-то интриги помешали. Должен был КПСС, в рядах которой состоял. В гостях в его квартире в Иманте я был всего пару раз. Как в наглухо закупоренной банке, очень неуютно себя чувствовал. Градусов около тридцати температура воздуха и никогда не открывающиеся окна. Его жена Лариса, очень активно заботясь о здоровье детей и, панически боясь сквозняков, заставила Гену законопатить все щели в квартире, поставить дополнительные обогреватели и застеклить лоджию. Туда он беспощадно и выгонялся, если был пьян или хотел курить. Там он ощущал свое место. Только на пляже ему удавалось оставаться самим собой. Для него это была единственная отдушина, хотя Лариса доставала его и здесь. Я мог ради волейбола плюнуть на обед, отменить любые дела. Людмила уже знала, что никакие уговоры заняться чем-то другим, услышаны не будут. И самый главный упрек, после ЗАГСа с каждым годом звучащий все настойчивее, что это время можно с пользой потратить на зарабатывание денег не действовал. Гена уже покорился и позволить ослушаться себе не мог. Геночка, спасибо громадное тебе, что подарил этот Праздник, который, слава Богу, помог не покориться мне и не дал прикрыть вьюшку. А вместе с благодарностью, вместо поминальной молитвы, прими вот это: Пляжного волейбола мышечная боль, На губах моря и пота соль. Воздух прожарен, кожа горит, Чайками море о любви кричит. Ну, а когда придет зима, Мне хватит набранного тепла, Круглосуточного пребывания в счастье И в белых ночах соучастья. Стихотворение писалось о более позднем периоде, когда я смог уже, не запинаясь, произнести слово любовь. А в то время, на Людмилин вопрос: «Ты меня любишь?», я мог лишь промычать, выдавив из себя, нечленораздельное: «Угу». Но и на те прекрасные дни и ночи мне грех жаловаться. Весь отдел сбыта на светотехническом заводе, во главе с Расмой Яковлевной, ревновал ее ко мне, настолько ее любовь оказалась нужна окружающим. Они грелись в ее лучах и Люда не мелочилась. Окрыленная любовью, парила она над всеми окопами и никого не боялась. Да и не могло быть в ее состоянии никаких врагов и недоброжелателей. И позже, когда устроилась она, чтобы быть больше со мной, на сменную работу, тоже сутки через трое, оператором бензоколонки в тридцать шестое АТП, люди это чувствовали. Это мое сегодняшнее осознание, а тогда я просто залез в тот чистый водоем с грязными ногами и купался в нем с очень ограниченными помыслами. А какая уверенность в своих силах и энергичность была в ней. Когда я после очередного аборта, пытаясь хоть как-то загладить вину, откупиться, не умея Дарить Благо, предложил расписаться, она не поверила. Но мы действительно подали заявление в ЗАГС. Срок до регистрации нам назначили, по закону, два месяца. Но у Володи Кузенко кончался его отпуск-каникулы и тогда Люда, простая бензозаправщица, как сейчас говорят, открыла ногой дверь кабинета Бродского с просьбой-требованием, чтобы тот посодействовал закон нарушить. Он был не только руководителем крупнейшего автопредприятия, но и членом горкома партии, депутатом исполнительного комитета города. Да, будь он хоть трижды генералиссимусом, ее это не остановило бы. Бродский в удивлении даже пригласил меня в тот кабинет, посмотреть ради кого сыр-бор. И пошел он у нее на поводу. После этого нас были готовы зарегистрировать уже на следующий день, но Люда великодушно согласилась две недели подождать. Однажды высказанное мной замечание, по поводу формы ее носа, вызвало такой ураган действий, что я испугался. И до сих пор благодарен тому страху, который остудил ее пыл, тогда она меня еще слышала. Ведь добралась она до института стоматологии, где в то время делали пластические операции и не останавливала ее ни цена процедуры, ни слухи, что часто бывают неудачи. Никакие человеческие законы были ей не указ, любые мнения окружающих не были для нее руководством к действию. Она жила в любви своей, как дышала, не осознавая этого, законами Божественными. Напомнив ей о том времени, спрашиваю: «Сможешь сейчас подойти к какому-нибудь своему начальнику с любой своей проблемой, просьбой даже не такого уровня?» Отвечает: «Время другое». «Нет» - говорю: «Это твое отношение к себе, к людям и жизни изменилось. Ты теперь без любви, забыв о радости дарения, отказываясь от того, что дано тебе Богом, довольствуешься подачками». Нащупываю начало в себе. И опять упираюсь в искажение или отсутствие информации. Детский садик. Девочек учат, здороваясь, делать книксен, а нас, мальчиков шаркать ножкой и склонять головку. Надо стараться потому, что наказание за нерадивость - угол в кладовке без окон и я уже там бывал. Остаться в темноте и полном одиночестве я боюсь, во мне уже сидит страх безверия, я уже оторван от чувства единения с Богом. И никто не удосуживается растолковать, чтобы смог прочувствовать, мне заповедь Библейскую. Я начинаю путать форму с содержанием. В один из выходных, когда не надо идти в садик и я утром нежусь в постели, приходит та самая ленивая гнусная мысль, в сегодняшней интерпретации звучащая примерно так: «А зачем мне расшаркиваться перед родителями? Ведь они свои и вижу я их каждый день, вот они рядом и никуда не денутся». И перестаю я ежедневно желать здоровья самым близким, самым родным в этой жизни людям. Маме, выносившей меня и вскормившей своей грудью и отцу, заботившемуся обо мне, когда я не умел делать этого сам. И уходит из меня Благодарение, а вслед и Любовь. Милые вы мои, любимые, еще и еще раз простите меня. Уже возраст пионерский. Галочка Русакова. Игра в «Ручеек». В памяти буханье сердца и жар в груди. Нежность в пальцах, когда брал ее за руку, выбирая в пару. Если другая девочка выбирала меня, я ощущал в руке холодок безразличия, появлялось желание избавиться от него, как можно быстрее. Бег к началу выстроившихся пар, чтобы вновь почувствовать ее руку в своей. А вечером на танцах, моя рука на ее только формирующейся талии, а в другой опять ее рука. И как будто нет никого больше рядом, и это великолепное чувство взаимного притяжения. Милая Галочка. Прими мой нижайший поклон в неизмеримой благодарности, что позволила испытать то чувство. Прости меня. Не знал я, что подсовывают мне «липу» и дружба исключает жажду власти и зависть. Управляемый, как марионетка внушенным мне ложным пониманием мужской дружбы, предал я свою и твою влюбленность. Еще и еще раз прости. Прости меня и Ты, Отец, что не умел тогда отличать я зерна от плевел. К моменту нашего знакомства, Люда обладала поварским талантом холостяка. Бутерброды, картошка жареная, картошка вареная, в том же ассортименте яйца. После знакомства с моими родителями, с энтузиазмом готовить начала учиться у моей мамы, у которой получалось все очень вкусно. Очень быстро настолько ее превзошла, что оценил это даже отец. Прослужив всю жизнь в авиации, где и во время войны офицеров обслуживали официантки, был очень привередлив и не ел ничего вчерашнего. В один из их приездов, Люда, зная об этой его особенности, честно предупредила: «У нас есть сегодняшние сосиски и мои вчерашние котлетки». Людмилину кухню отец к тому времени уже распробовал, но в тот раз, без колебаний выбрав котлеты, удивил всех. Теперь думаю, почти уверен, смогли бы мы с Людой не просрать ее любовь, не будь этих штампов в паспортах, идей прав, эмансипации и прочих человеческих игр, которые лишь поощряют гордыню и подменяют чувство ответственности за свою и супружескую жизнь. И меня смогла бы она изменить гораздо раньше, не теряя своей любви и веры в меня. И процесс этот проходил бы не столь долго и болезненно. Ведь были поиски в себе, правда, вслепую, даже до того, как мне в руки попал Новый завет. Знаю сейчас, что те заморочки по женской части, начавшиеся у Люды несколько позже и, закончившиеся операцией на матке – это коррекция, подсказка Свыше, когда женщина теряет свое Начало. В официозной трехмерной медицине создана целая отрасль борьбы со следствием этого и оттягивающая время до окончательного приговора – гинекология. И простатит в тридцать пять, из той же оперы моя ария. Не сожаление, прости Господи, это, не стон или жалоба – констатация. Первый опыт голодания тоже был связан с котлетами. Еще очень не уверенный в себе, не решаясь проводить его в одиночку, соблазнил брата. Для него это была возможность избавиться от лишнего веса. Договорились, что неделю, на время проведения опыта, он поживет у нас. Первый день прошел в прогулках, беседах и попивании боржоми. К вечеру Витька, вспомнив о каких-то своих делах, с обещанием утром вернуться, отбыл в Ригу. А на утро мамин звонок: «Слава, что ты сделал с братом? Он вчера, приехав от тебя, съел все котлеты, приготовленные для троих на два дня». Она после того пребывания у нас в гостях, тоже иногда стала готовить на пару дней. Я выдержал, как и опыты последующие. Позже я попробовал уже десять дней голодания сухого. Еще из летнего разговора с внуком. «Дед, а что такое синтез и анализ и чем они отличаются?» – спрашивает Глеб. «Ты приносишь в поликлинику коробочку со своим калом на анализ» – отвечаю ему: «И там, в лаборатории определяют его состав, раскладывая все по полочкам: столько то процентов калия, столько то кальция, железа и прочая и прочая. На основании этого делают вывод о состоянии твоего организма. Синтез – это когда ты берешь, какое то количество калия, какое то кальция, железа, прочих ингредиентов и при помощи какой-либо технологии получаешь цельный кусок говна». Глеб долго смеялся. Говорю ему: «В каждой шутке есть доля шутки. Сейчас прочувствовав суть, ты не станешь позже досадовать на себя, что заучиваемая, омертвленная формулировка из учебника плохо запоминается». Тогда же рассказал ему о своем опыте по разгону облака. В одной из своих прогулок с Людой и Басей возле водоема, лежа на травке, сконцентрировался на одиноком облачке. Минут через пять оно стало таять и за пару минут исчезло вовсе. Глеб говорит: «А если это было совпадение?» Отвечаю: «А какая разница, сотворил я это событие или предугадал? Ведь свершилось оно, когда я думал об этом». «Так займись улучшением погоды» – предлагает внук. «Я и за то действо прошу прощения у Создателя, ведь не знаю и не чувствую пока последствий того, что сотворил. Можно предположить, что мой эксперимент здесь, может отозваться где-нибудь на земле катастрофой. С мыслями надо учиться быть поаккуратнее». «Дед, ты много куришь, а твое стихотворение по этому поводу – просто отмазка» - говорит внук. «Да, я и сам осознаю свою зависимость от этой привычки, но одновременно чувствую, что она каким-то образом помогает мне в моем теперешнем состоянии. Знаю, сумею очиститься достаточно, потребность в этом пропадет. Ты вот нашел уже больше года назад прямую зависимость твоего диатеза от обид. Сейчас он тебя мучает вновь и ты почти поверил врачам, что исцелить себя не в твоих силах. А ты просто недостаточно глубоко нырнул в прощение. Сумеешь не останавливаться в работе над собой, нужда в коррекции отпадет и диатез исчезнет за ненадобностью». Чувствознание – истинная ценность, потерянная людьми. Еще одно перевранное понятие – дело, свое дело, удел, надел, выделенный, данный Создателем путь. Без него любая работа, превращается в рабский труд, трудность, повинность, достижение ложных целей. Объясняя внуку, сам лучше начинаю осознавать и чувствовать, казалось бы, такие простые истины. У Дмитрия Верищагина есть великолепное сравнение выбора пути с открытием ячейки в привокзальной камере хранения. Если человек с любовью прислушивается к себе, он обязательно находит свою дверцу. И тогда перед ним, водящие по городу машину, хотя бы раз испытывали и знают, что это такое – зеленая улица. Если слушает не себя, а окружающих и взламывает ячейку чужую, Ангелы-Хранители будут пытаться, неприятностями, болезнями, несчастьями вернуть человека на путь истинный. Да, человек своей волей, упорством своим, как танком дощатый забор, может снести эти подсказки-препятствия и достичь, поставленной кем-то за него цели: стать первым парнем на деревне, очень богатым или безмерно знаменитым. Но во мне громадное сомнение, что сможет он прийти к любви и стать счастливым. Опять мне вспоминается великолепный рецепт счастья от Бориса Гребенщикова: «Я всю жизнь делаю то, что мне нравится, хотя окружающие не верили, что это возможно, а мне еще за это и деньги платят». Не единожды спрашивал у своих собеседников: «Какая первая библейская заповедь?» Почти все, даже называющие себя верующими, христианами неуверенно отвечают: «Не убий или не укради». И звучит это, как будто этих мерок человеку вполне достаточно. Очень четко ответ выдают свидетели Иеговы, но у меня создается впечатление, что за твердо выученным назубок уроком, формой, как-то выхолащивается содержание. А ведь первые заповеди регламентируют, оставляя за человеком выбор, отношения с Богом. Только начиная с пятой: «Чти отца и мать своих, и продлятся дни твои», заповедуются взаимоотношения человеческие. Осознаю и чувствую, краеугольный камень, основа мироздания – любовь, а в Новом Завете это запротоколировано. У апостола Павла: «Все имею, могу горы передвигать, но любви не имею – я ничто». Вот тут у меня возникают вопросы. Почему мне пол века сводило в судороге челюсти, когда я пытался произнести одно только слово – любовь? Почему ни в одной стране христианского мира, в том числе и в государстве, где проживаю, ни одна, даже фиксирующая в своем названии христианство, политическая партия не провозглашает в своей программе любовь? Я все-таки поймал ее и раздавил между ногтями. Бок зудел от укусов. На часах полночь. Людмила на работе, Бася тихо посапывает возле моей постели на своем коврике. Спать уже не хочется. Включаю приемничек, он у меня последнее время постоянно настроен на «Домскую площадь». В эфире объявляется, как сейчас принято говорить интерактивная передача, о самом главном, о самом сокровенном. В студии ведущая и два нарколога, судя по голосам, молодые женщины. Привлекли внимание, какие-то скорбные нотки в этих голосах. Вступление было достаточно скучным. Говорили о наркоманах и алкоголиках, о мучениях их родных. Но потом пошли звонки и стало уже интереснее. Позвонил молодой человек, наркоман с многолетним стажем, не знающий, что же он все-таки хочет. То он заявлял, что бросить наркотики он может хоть сейчас, то жаловался, что никак не может избавиться от зависимости. Говорил, что родители не знают об этом и тут же, себе противореча, утверждал, что они ничего с ним поделать не могут. Два раза прорывался, похоже, сильно поддатый мужчина с витиеватыми речами о том, что ему нравится передача и женщины, сидящие в студии. Были еще звонки, примерно такого же уровня. Женщины отвечали на вопросы, задавали их сами, а их голоса не покидала кладбищенская скорбь. Непреодолимо захотелось позвонить самому. На удивление, набрав номер, тут же попал в передачу. Поздоровавшись, рассказал, как я столкнулся с этой проблемой около шести лет назад, когда жена напрочь отказалась от ответственности за свои мысли и поступки. Заявил, что благодарен Богу, судьбе, за эти испытания. Это через них я многое осознал, прочувствовал, многому научился и пришел к вере и любви. «А вы обращались к кому-нибудь за помощью?» – спрашивают меня. «Нет». Еще вопрос: «И вы справились с проблемой?» Говорю: «Я с ней живу, расту, развиваюсь и постепенно решаю ее». «Вы разговаривали с женой, контролировали, лишали денег? Какими методами вы пользовались?» «Пробовал я все, вплоть до насилия и пришел к интересным выводам. Изменить другого, я могу, только меняя себя, чем и занимаюсь. Контроль – это лишение человека его выбора, а этого не позволяет себе даже Бог. Жалость развращает, недаром в словах жалость и жало один корень. А разговоры – это только в пользу бедных». «Как же вы все-таки справляетесь с этим?» «Я люблю свою жену». После долгой паузы психолог мне выдает: «Вы знаете, я даже не знаю, что вам сказать». И после еще одной: «Наверное, у вас сильная любовь». Заключительные слова и свое ответное спасибо я прочувствовал теплом, аж до жара в груди. На этом наше общение закончилось. Удивился, психолог в растерянности – признание своей некомпетентности. Осознание пришло позже. Если мои собеседницы будут честны перед собой и в себе же покопаются, а у них, как у профессионалов возможностей больше, чем у других, то обнаружат в глубине своей души нежелание искоренения проблемы. Если завтра исчезнут наркоманы и алкоголики, псу под хвост пойдут рабочий кабинет и зарплата, стабильность сегодня и уверенность в дне завтрашнем. Годы учебы будут восприниматься, как потраченные зря. И главное, будет подвергнута сомнению своя нужность. Написал слово, оно тут же подчеркнулось компьютером, как грамматическая ошибка. А слово, однокоренное с нужником, прекрасно передает суть. Это можно сказать не только о государственных образованиях, призванных заботиться обо мне и бороться со злом. В подготовке специалистов всех этих ведомств, напрочь отсутствует даже упоминание о любви и все при деле. Счастливому человеку, обретшему Веру и Любовь, все эти нежные заботы всевозможных структур оказываются лишь в тягость. В древнерусском языке говорить – это врати. Думаю, не от необходимости это лгать, а от невозможности, каким бы богатым язык ни был, передать им всю многогранность, многомерность и многоцветность Мира, созданного Творцом. Корысть, чтобы, удержать в руках кормило власти и, разделяя, кнутом и пряником управлять толпой, вынуждена, ограничивая мир трехмерностью и двухцветностью, в прямом смысле врати. Городятся заборы-границы, не столько по территории планеты, сколько в сердцах. Забор – это изъятие, уворовывание любви-энергии у людей, а границы – ограничение их сознания, лишение инициативы и любви, а значит и ответственности за собственную жизнь. Нет, инициатива даже приветствуется и поощряется, но только в рамках строго диктуемых правил игры. Вера приземляется настолько, что находится ниже уровня поверхности земли, загнана в окопы. Любовь – благодарение, смирение, терпимость, радость дарения заменяется суррогатом и опущена до голого секса. Время оценивается денежными знаками, а пространство сжимается до берлоги и собственного мирка. Политики наперебой обещают усердно заботиться о тушке, оставляя за бортом душку. И люди рвут себе жилы, корежат горы, калеча, убивая себя и других, в устремлении к благополучию. И хочется, как лучше, но, несмотря на все возрастающие мощь и возможности Власти, получается, как всегда. Коррупция, преступность и терроризм неистребимы, растет количество бесплодия, разводов и болезней, процветают проституция, гомосексуализм и наркомания, не исчезает суицид. Библейская инструкция и гарантия к изделию остается невостребованной. Мне никто сейчас не в состоянии внушить, что мир - это жизнь в отвоевывании у других уютного местечка под солнцем, в заботе о желудочно-кишечном тракте и ублажении в суете своих прихотей, и делится на людей добрых и злых. Где свои отбеливаются, приобретают пушистость и правильность, а чужие, в лучшем случае, неумытость и нехорошесть. В бехтеревском институте мозга провели эксперимент. Там сняли энцефалограмму мозга у людей молящихся и медитирующих. До этого ученые считали, что для человека норма – это находиться в одном из трех состояний: бодрствования, медленного сна и сна быстрого. Оказалось, что существует еще и четвертое состояние. Если человека лишить какой-либо фазы, например, медленного сна, не пройдет пару недель и он неминуемо станет пациентом психушки. Без молитвенно-медитативного состояния можно прожить жизнь. Но во мне крепнет уверенность, что такая жизнь не состоится хотя бы не по библейски, а просто по теперешним меркам продолжительной, счастливой и полноценной. Сногсшибательную информацию прочувствовал, вычитав, у Юрия Андреева в «Явлении четвертого кита». Нет, я об этом уже догадывался и читал у других авторов, но так ясно представить себе до этого не мог, не созрел образ. Еще одно четверостишье становится осознанным: Микрон отклонения сегодня – Будущие километры блуждания. Вселенная – непрерывный процесс во мне. Предав себя в настоящем, Завтра живу в дерьме. Человеческое сознание переваривает шестнадцать Бит в секунду, в то время как человек купается в информации оцениваемой в сто миллиардов Бит. Я, процеживая информацию чайным ситечком своего сознания, чтобы даже не оказаться в нужное время, в нужном месте, а просто выжить, должен не захлебнуться, не утонуть в этом океане. Очень жестко встает вопрос об ориентирах. Пусть еще не все получается, но те десять Библейских заповедей становятся нормальным состоянием. А путеводной звездой, добавленная Иисусом: «Возлюби ближнего, как самого себя». Когда не возжелаешь ни раба, ни рабыни не только чужих, но и своих. Сознание, постепенно очищаясь от лишнего, научается видеть суть вещей, становится подобием линзы, с помощью которой Солнцем в детстве выжигал на доске свое имя. Колодец выкопан в правильном месте. И когда до дна вычерпывается муть, Сознание получает от Отца вести. Глубинных истин просачивается суть Закон был дан через Моисея. Через Христа истина и благодать. Иисус на Земле любовь посеял И жизнь дана этот подарок принять. Как совместить в себе уверенность с покаянием, Слову служение с пропитанием, Разума и плоти страхи, С верой, любовью и состраданием? Приняв Мир, каков есть, В океане жизни на гребень волны сесть. Наполняя воздухом и брызгами грудь, Самому познавать и другим нести Слова путь. Не желаю больше жить я в законе, В ожидании лычки очередной на погоне. Я уже нахожусь в пространстве Любви, А за спиной, сожженные мной корабли. Вступаю на зыбкую почву знаний пока еще мной не прочувствованных, информации, приходящей из многих источников и только осмысляемой. Догадки и предположения. Натолкнула на эти размышления музыка. Леня уволился из охраны. Он сейчас мучается в непонятках, когда земля уходит из-под ног и пробуксовывают привычные стереотипы мышления и поведения. Знакомое по совсем недавнему прошлому мне состояние, но меня он пока не слышит. Уходя, оставил он на службе старенький приемник «ВЭФ». В одно из дежурств я включил его. Послушал голоса немецкой волны, ББСи, Америки. Все те же вкрадчивые и доверительные интонации, все та же озабоченность, что и много лет назад, только без глушилок. Ничего нового и интересного для себя не услышал. Наткнулся на греческую радиостанцию, передающую музыку. Около часа с удовольствием, подтанцовывая, слушал. Информация, из незадолго до этого прочитанной, книги Д. В. Кандыбы, как бы наложилась на этот фон и заставила задуматься. В наше время попсовой нивелировки, греческую музыку, даже эстрадную, ни с какой другой спутать невозможно и за этим стоит один человек - Орфей. Это какой же мощью, какой силой надо обладать, чтобы передать, пронести и сохранить свои чувства, мысли, эмоции через тысячелетия? Жрец, волхв, ведун. В моем представлении - человек, обладающий Знанием, оперирующий обоими равноценными полушариями мозга. Могущий пребывать в измененном состоянии сознания, владеющий не только телом физическим. Одновременно и ученый и священнослужитель. Сейчас вижу две воинствующие половинки. Холодных препараторов лягушек, с сильно развитым, в ущерб правому, левым полушарием, верящим только в то, что можно пощупать или высчитать. И работников церкви, притронувшихся к жару Божественной любви, превративших это прикосновение в статью дохода, а между ними массу людей мечущихся, не знающих, даже не слышавших о законах Божественных и живущих в мучениях по законам навязанных прописных истин Майи. Недавно меня обозвали религиозным человеком. С уважением отношусь к православию и, не отворачиваюсь от него, я в нем крещен. Все же поразмыслив, решил, что такое украшение не для меня. Религиозность подразумевает принадлежность церкви, неважно, как она называется. А церковь – это организация, созданная людьми, впитавшая все человеческие достоинства и недостатки. Вот эти слабости-недостатки обладают великим соблазном. Дают возможность из-за стен своего монастыря, своей догмой, как дубиной, долбануть по голове своего противника, оппонента, неправедного, чужого. Объявить его соратником дьявола, отлучить, предать анафеме. А еще призвать на эту войну, поставить под знамена, своих. Сейчас это очень четко прослеживается на мусульманах в карикатурной войне. Подставляю свое ситечко под разные источники, пробую на вкус, отсеиваю ненужное и впитываю то, что отзывается в душе радостью. Слово подсознание ассоциируется у меня с подпольем. Чего-то, что загнано людьми на нелегальное положение. Правда, приходилось читать о, звучащем с большим уважением, надсознании. А ведь именно оттуда, а не из средств массовой информации и учебных заведений, идут главные вести. Люди, уходившие в лес и проводившие там время в молитве и посте, выходили, обладая уже знаниями на порядки выше университетских. Человек, оказываясь в истинном информационном пространстве, утоляет жажду из родника, а не из грязной лужи. Передо мной стоит архиважнейшая задача. Не удаляясь в скит или келью, познавая себя, вытащить из подполья, пробудить и легализовать, забитую образованием, воспитанием, влиянием общества, правую половинку своего мозга, ответственную за то самое подсознание. Надобно научиться осознавать, чувствовать, ощущать и учитывать океанские течения и ветры. В ходе этой работы, Иисусовы слова: «Будьте, как дети», становятся более понятными. Говорит он не о том анекдотическом конфликте в песочнице: «Отдавай мою игрушку, не то выколю глаза». Это психология, уже образованных обществом людей. Ребенок, познавая мир и себя, принимает ситуацию всем своим существом, душой, телом, сознанием. Непосредственность – слово, великолепно выражающее суть. Живущий своей жизнью, а не на средства, выделяемые кем-то в качестве подачки. Не приведенный к общему знаменателю, не усредненный, а живой Человек. Наступив на грабли и, заработав шишку, задающий детский вопрос: «Почему?», а не: «За что и кто виноват?» Первое, что приходит на ум, при встрече с неизведанным, повзрослевшему: «А, что я буду с этого иметь?» Им уже владеет и ведет его по жизни левая половина, оперирующая трехмерной, формальной логикой. Похвастать особыми успехами в этой работе пока не могу, но курс определен и, смею думать, никто и ничто меня не заставит с него свернуть: Шелест осинового листа. Воздух упруг от шального ветра. После длительного сна, Шагов первые километры. Каждой клеточкой вдохну голубизну неба, Туда же помещу зелень листьев и травы И где бы я теперь не был, В душе распускаются, благоухая цветы. В полете сознание, тело подчиняется. В разноцветье радуги вплетается душа. Приземлюсь, отряхнусь от капель я И по жизни пойду, дальше не спеша. В Ведической цивилизации каждый человек был цельным, целостным, свободным и потому в той или иной степени обладал чувствознанием. Недаром в древнерусском языке отсутствовали такие понятия, как правая, то есть правильная рука и пойти налево. Уверен, только при таких условиях может выстроиться в любви иерархия естественная, не противоречащая энергоинформационным Божественным законам, процветать общество и люди, живущие в нем, не нуждающиеся в такой, как сейчас жесткой коррекции. И к кормилу приглашались бы, руководствующиеся не корыстью и своими комплексами, а мудростью. Имеющие знания не только о цели, но и о географии, метеорологии и навигации. Любящие Бога, себя, и ближнего своего. Трахаться, жрать, спать, срать – Физиологический процесс. Для ублажения его Технический прогресс Чтобы было всего побольше, поблестючее, Дороже, развлекательнее и комфортнее. Чтобы у соседа слюна текла И гонка эта целью жизни была. Вломились в космос, не сотворив ни шиша. Земле успели нагадить И, охраняя отвоеванное друг у друга, Не в силах между собою ладить. Люди привыкли сосуществовать. Создатель учит любить и прощать. Жить сознанием, творить, созидать, Чтоб суметь счастливым и здоровым стать. Великолепное чувство парения над окопами. Ничье мнение обо мне абсолютно никакого ко мне отношения не имеет и не мешает ощущению упругости воздуха в свободном полете вне осуждения. Нет во мне больше страха показаться кому-либо чужим, плохим, трусливым, неинтеллигентным, глупым… Список веревочек, за которые меня дергали и мной управляли можно продолжить и передо мной стоит задача выявлять очередные привязки и, освобождаясь, обрывать те нити. Никого не осуждаю сам и единственный мой враг на этой планете, которого не просто в холодной ярости осуждаю, а ненавижу всеми фибрами своей души – гордыня любимой мною женщины, жены моей и матери детей моих. Одним прекрасным утром в начале ноября я, проснувшись и поздоровавшись, обратился к Людмиле очень официально: «Я, Вячеслав Михайлович Линев заявляю тебе об объявлении беспощадной войны с целью уничтожения твоей гордыни. Мне надоели твои отмазки: «Я не воюю», «А, что я сказала?» Война будет вестись ежесекундно, денно и нощно, без каких-либо перемирий и остановок. Результатом войны будет наша общая победа, когда мы похороним даже память об этом явлении или ты меня зароешь. Но на такое ты даже не рассчитывай. Ты можешь, тратя на то нашу энергию, отсрочить конец войны, но на исход повлиять уже не в состоянии. Я, с Божьей помощью, обрел столько сил, что не позволю закопать себя и прикрыть многопудовой могильной плитой твоей гордыни». Набирая эти строки, вспоминаю подсказку-четверостишье, сотворенную уже давным-давно: Ты стоишь в окопе с примкнутым штыком – Последняя линия обороны. Не замечаешь, за твоим плечом Каркают вороны. Я за своей спиной и в себе чувствую мощнейшую поддержку Бога-Отца, любовь своих предков и потомков, мудрость авторов книг, пришедших ко мне, подсказки, встречающихся на моем пути людей. Не стану я в конце своего труда, как это делают многие, да, и будет ли конец моему творчеству-жизни, перечислять список использованной литературы. Не устаю сейчас произносить, спаси Вас Бог и во мне рождается великолепное состояние единения и постоянного Благо Дарения Создателю и всем, всем людям. А за осознание того ощущения полета во мне персональная благодарность Андрису, моему напарнику по охране. Саша, двадцати двухлетний прораб моей стройки, в двадцатых числах ноября объявил военное положение. Субподрядчик Айгар, взяв солидный аванс и закупив материалы, пролетел с рабочими. Первую бригаду вывезли автобусом после вялой работы и двухнедельной пьянки. Приезжали новые люди, но и они работали примерно в таком же режиме. Хорошая погода и время были упущены. Саша расторг с Айгаром договор, предусматривающий штрафные санкции. В опасении, что будет предпринята попытка вывоза материалов и был удвоен караул. Теперь вместо двенадцатичасового гордого одиночества, разделяемого со мной Басей, сутки через двое дежурства вдвоем. В отличие от Саши, иногда приглашающего меня в свою будку-кабинет и выслушивающего меня чуть ли не с открытым ртом, настолько информация, которую дарю, доселе для него была абсолютно незнакома, Андрис что-то читал, что-то слышал о Тонком мире и есть у него какое-то о нем представление. Слушал Андрис меня с интересом, даже записал рекомендуемые мной книги, но за сутки дежурства не один раз пытался засадить меня в один из своих окопов. Осуждает он православную церковь в целом и попов в частности, хотя крещен в этой конфессии. Говорит мне, пытаясь увидеть во мне соратника: «Ты же ушел неудовлетворенный от священника, когда пришел в церковь каяться по поводу абортов своей жены». Я ему рассказал о том эпизоде. «Представь» - отвечаю я: «У меня возникла проблема и я знаю, что ты разрешаешь такие, как орешки щелкаешь. Я обращаюсь к тебе и ты меня от нее избавляешь. Я становлюсь человеком не умеющим решать какую-то задачу и зависимым от тебя. Другой вариант, я прошу тебя о помощи, но ты по каким-то причинам отказываешь и мне приходится справляться с той проблемой самому. Научаясь преодолевать препятствие, я становлюсь сильнее, умнее, мудрее. Конечно, у меня есть повод на тебя обидеться, но по размышлении, взвесив все за и против, прихожу к чувству благодарности. Так и с тем священником. Обидевшись, до сих пор жил бы неудовлетворенный, да еще держал бы зло на него и на все православие. Я же, благодаря ему, приобретая опыт и нужные мне знания, научился чиститься самостоятельно. Как думаешь, какое чувство я теперь к нему испытываю?» Раздражают Андриса Борис Гребенщиков и Виктор Цой, художники примитивисты и черный квадрат Малевича. В окоп не лезу, объясняю свое отношение через чувства: «Меня совершенно не волнует, заплетенная в косичку, Борисова борода, которую сам носить бы не стал. Мне по барабану, был Виктор Цой кочегаром или раввином и чье-то мнение, что он никакой, как поэт, музыкант и певец. Я чувствую, что какие-то струны моей души резонирует, с их творчеством, что-то связано с воспоминаниями, эмоциями и получаю громадное удовольствие, слушая их». Описал Андрису свои чувства, вернее отсутствие оных, когда услышал православное песнопение в исполнении «На-На». «Мне один раз в руки попали репродукции картин Ефимова» – продолжаю я: «Всю жизнь проработавшего печником и на старости лет взявшегося за кисти. Даже через репродукцию я ощутил его радостное мировосприятие и почувствовал этот праздник в себе. А по поводу квадрата Малевича, пусть меня кто-то обвинит в полной некомпетентности, но, глядя на него, ничего не ощущаю». Интересно, что через день, перечитывая одиннадцатую книгу Лазарева, с ходу натыкаюсь на информацию, при предыдущем прочтении от меня каким-то образом ускользнувшую, что квадрат – это символ остановки энергии. Каждое из пяти дежурств в усиленном режиме, пока все не утряслось, я дежурил с новым для меня человеком. Провести сутки с глазу на глаз, только познакомившись, очень поучительно. Прекрасная школа, великолепные учителя. Самый активный – Валерий, симпатичный тридцати пятилетний цыган, невысокого роста, не устающий утверждать, что мама у него русская. Как ему объяснить, если окопался он в попытке утвердиться за счет других и услышать не хочет, что подобным комплексом я страдал пол века? В лучшем случае не афишировал национальность отца, в противном, рассказывал о своей полукровности. И чем с большим жаром это делал, тем большому количеству людей приходилось что-то доказывать. В моем случае оставалось такое положение вещей, пока не принял все, как есть и не поместил отца с любовью в своем сердце. За мои записки со стихами Валера прямо схватился, но не осилил. Мотивировал тем, что не хочет влезать в чужую жизнь. После нескольких общих смен замечаю по глазам, что он меня не только начинает слушать, но и что-то слышит. Объясняю: «Мы с тобой провели уже много часов вместе. Ты слышал от меня, чтобы я назвал кого-то хорошим или плохим, правильным или неправильным? Я учусь и стараюсь принимать людей такими, какие они есть. Ты же, зная Иисусово: «Не судите, да не судимы будете» и вроде бы с ним соглашаясь, постоянно обвиняешь в неправильности политиков и чиновников, соседей и русских, прохожих и рабочих на нашей стройке. Тебе и меня очень хочется загнать в какие-то рамки. Это тебе кажется, что ты в судейской мантии и чем чернее окружающие, тем белоснежнее твое одеяние. В моем представлении ты не на судейско-прокурорском троне, а в грязном и вонючем окопе. И вместо роста познания тебе приходится под ответным огнем вжиматься в него. И тащишь ты туда не только детей своих, но и потомков, а за ними и все человечество». Говорю ему: «Твою энергию, да в мирных целях, цены бы тебе не было». С какой страстью и напором, особенно в первую нашу общую смену, пытался он снять меня влет, чтобы я, как сбитый «Мессершмит», оставляя дымный шлейф за собой, врезался в землю. Чтобы, согласно привычным для него представлениям, оказался я в каком-либо окопе. Или в родном, откуда мы, стоя плечом к плечу, расстреливали бы вместе неправедных, или в противном, когда он с полным осознанием своих прав, пытался бы уничтожить меня. Активно, в качестве оружия для этой цели использовал свои знания Библии, с которой познакомился в тюрьме. К концу первых суток после того, как от его аргументов не остается камня на камне, с пафосом и жаром заявляет, что стихи у меня от Бога, все остальное от дьявола. Сознание отмечает, что, слушая его, я все время улыбаюсь, но когда этот приговор объявляет в четвертый раз, говорю: «Все, в спорах рождается не истина, а шум. Оставайся со своей правотой, я от этих разговоров устал». На удивление, он моментально утихомиривается, а я в наступившей тишине оставшийся до конца смены час раскладываю на компьютере пасьянс. В одно из наших дежурств приподнялся он над бруствером и оказался без брони: «Слава, скажи, а что ты обо мне думаешь?» Отвечаю ему: «Я с любовью принимаю тебя таким, какой ты есть со всеми достоинствами и недостатками. Очень благодарен тебе за учебу, а учителя мне попадались и пожестче. И самый суровый – моя жена. Представь, в течение пяти лет любимая женщина постоянно старается укусить, особенно в подпитии, как можно больнее. И получается у нее это лучше, чем у кого бы то ни было. Ведь прожили мы с ней больше тридцати лет и знает она меня, как облупленного. И я, ежеминутно держа экзамен перед Создателем, научаясь терпению, терпимости, прощению, благодарению, должен, изменяя себя и решая проблему, суметь не предать любовь». Какая же во мне громадная благодарность Валере за его хлещущую через край энергию, за нагловатую цыганскую самоуверенность. Если Андрис позволил мне ощутить полет, то благодаря Валере я почувствовал ту упругость и прочность крыльев из Веры и Любви. Когда прочитал ему то, что написал о нем, первый раз услышал от него, после продолжительного молчания, нечто неуверенное: «Наверное, где-то по большому счету, ты и прав». Говорю ему: «Так Создатель и дарит нам жизнь, чтобы учиться брать высоту, а не проползать под планкой». Пристрастился слушать передачи «Домской площади», которая выгодно отличается от других FM радиостанций. Меньше трепа ради трепа. Почти нет назойливой рекламы и не накрывает с головой вал махровой попсы. Кое-какая информация вызывает интерес. Причем пристрастился я не только слушать. Вначале достаточно робко, а дальше все увереннее, стал звонить в студию. Не в счет первый раз, когда я доставил себе маленькое удовольствие, поздравив себя с днем рождения. Задача в процессе решается преинтереснейшая. За очень короткое время, покопавшись в себе и перелопатив знаемую информацию, прочувствовав, выдать свое понимание проблемы собеседнику. Да еще постараться сделать это, как можно короче и доходчивее. Домашних заготовок нет, они не проходят. Преодолен еще один комплекс, какой-то барьер и во мне благодарность людям, работающим на этой станции. До этого даже не предполагал, что о главном можно говорить по телефону, когда не видишь собеседника, да еще с вещанием на всю Латвию. В тот разговор с психологами я уже смог достаточно четко вложить и чувства свои и мысли. Сейчас, по размышлении, я мог бы многое добавить к сказанному тогда. Обязательно прочитал бы свое четверостишье: Власть поменялась, государство сменилось. Ничто на полянке не изменилось. В поисках своей души, Топчутся в роще с утра алкаши. Сказал бы о давнем своем прочувствовании слов лечение и исцеление. Где в лечении слышу желание под кого-нибудь лечь, в ожидании халявного чуда. В мощном же слове исцеление ощущаю обретение целостности, жизненной цели. Рассказал бы о своем осознании бесперспективности усилий специалиста, отрицающего существование того, на что указывает название профессии – души и слова-любви. Не верящего в Бога, ремонтирующего человека, как некий механизм, опираясь лишь на техники и химию. Не избавляющего пациента от зависимости, а возвращающего его в строй, трансформировав неудобную проблему-чемодан в рюкзак. Обязательно постарался бы передать ощущение ишака с, маячащей перед ним морковкой. Когда кажется, что вот-вот, еще один шаг и проблема будет решена. Будет больше специалистов, государство выделит больше денег и в процессе работы не станет у людей этих зависимостей. Не получается это даже в странах, где хватает с лихвой и того и другого. Сказанное касается не только их, дай им Бог здоровья и успехов, каких-то ощутимых результатов в, выбранной ими, нескончаемой и тяжелой работе, борьбе со следствием. Это относится и к миллионопудовому маховику, государственному, политическому, экономическому, общественному. Без главной движущей силы, дарованной Человеку Создателем – Любви, запущенному. Когда люди, объединенные в разнообразные структуры, делят, раздирают, подгоняют под себя материю, пространство и время. На память приходит великолепный мультик «Падал прошлогодний снег», с его девизом: «Маловато будет», проявляющим суть. Вроде бы смешно настолько, что в пору плакать.