Столько лет продлилась эта спячка! В Черновцах неведомая местным, За кордоном славилась землячка: Строки на английском и немецком Поражали лапидарным стилем, Что в родстве с японским древним хокку... Ни годам изгнания ни милям, Земляков, кто выражал эпоху, Не отнять у города родного. Это я о Розе Ауслендер. Может я о ней смогу немного Привнести, добавив русский тембр... Что нам о Розалии известно? – (И она же – Беатрис Рут Шерцер). С ней душой соприкоснулся тесно: Город Черновцы -- паролем в сердце, Мне судьба немецкий и английский, Как и Розе, выдала для жизни Вместе с общей родиной, неблизкой. Чем смогу я послужить отчизне? Тем, что песни пламенных поэтов Изложу славянскими словами. Жаль, что поздно строки наших мэтров Воссияли ярко перед нами. Век двадцатый делал первый шаг. Шерцериха ожидает чада... -- Как там? –Все в семействе на ушах. -- Девочка! – Всеобщая отрада. Папа поэтессы – Зигмунт Шерцер, Родиной считая Садагуру, С малолетства ей вливает в сердце Откровения хасидских гуру. Дочь впитала их в семейном доме -- (Что при мне стоял на Волгоградской) – С материнским молоком, а кроме – Повторяла наизусть украдкой Рильке, Гессе, Эльзу Ласкер-Шуллер... Ницше, Шопенгауэр, Спиноза Обсуждались жарко in der Schule* -- Все вбирала в душу Шерцер Роза. * В школе (нем.) В ней любовь к немецкому – от мамы. Город на холме висел над Прутом. Золотились куполами храмы, Звал театр к восторженным минутам Пламенных катарсисов и встречам С местной межэтнической элитой... Компенсировать потери нечем, Та пора осталась незабытой. Буковина, Прут-река, Карпаты, Май в цветах, сентябрь сгущает краски... Университет. Дворцы и хаты, В воздухе витающие сказки. Сверхинтеллигентные газеты, Кофеек с пирожными по-венски... Незабытый город детства, где ты? Что тебя заменит на поверке? Это позже было бегство в Вену. От лавиной налетевших русских, От казаков, что внесли на сцену Антисемитизм в душонках тусклых. Налетев, как язва моровая, Первая война Европу грызла, Раздуваясь жабой: мировая! Множились пугающие числа – Столько-то убитых и увечных. Подлинная жуть пришла позднее От немецких античеловечных Выродков, что оказались злее. Вопреки сгущающейся туче – «Радуга» -- ее дебютный сборник... Весь тираж – в обуглившейся куче Под звериный гогот мерзких, черных... «Маленькая Вена» -- Черновицы, Резюме Европы довоенной. Дали шанс кому-то сохраниться По подвалам -- и неубиенной, Разве что с израненной душою, Встретилась со сталинизмом Роза. Власть была враждебною, чужою. Поэтесса власти – как заноза – И она объявлена шпионкой – И на годы спрятана в застенки. Каково ей там с душою тонкой? Пусть Господь поставит им оценки, Тем, кому мешала синанога, Выстоявшая при Антонеску, Им, взорвавшим Храм, обитель Бога, Разуму и совести в отместку. Черновцы сорок седьмого года... Для меня мой город начинался. Для нее пришла пора исхода, Розин дух от пут освобождался. Только-только из тюрьмы советской Вырвалась она – «шпионка» Шерцер. Столько боли для души поэтской – Не понять, как выдержало сердце. Очевидно, занавес железный Той порою был трещиноватым. В трещины протиснулись, пролезли Те, что не желали «старшим братом», В облике усатого сатрапа, Подвергаться поношенью духа, Чтоб не лезла в душу волчья лапа, Речь чужая, чуждая для слуха, Та, что для меня одна родная, Но не всем же распевать по-русски. Есть и те, кто русского не зная, Проживут и так без недогрузки В творчестве высоком и счастливом. Правда, Черновцы остались в прошлом Ностальгически прекрасным мифом – Хочется ведь помнить о хорошем. В междустрочье импрессионистски Отзеркалив улицы и парки. В мифе рай глядится черновицки, Краски в том раю свежи и ярки, Звуки мелодично-гармоничны, Лица вдохновенны и отважны... Это мы теперича циничны, Лживы, вороваты и продажны... Ауслендер значит – «чужеземец» -- Муж Игнац фамилию с ней делит, Хорошо еще, что он не немец. Розу рок надолго переселит В Бруклин, в Штаты... Тас она в газеты Пишет по английски, переводит... Только Розе не по духу это. Ну, а жизнь стремительно проходит. И однажды поняла: довольно! И уже, казалось, на излете Вновь судьбу ломает своевольно: Эй, вы там, в Германии! Не ждете? В Дюссельдорфе поселилась Роза, Там, где камни вспоминают Гейне. Шестдесят ей с лишним. Скажут – поздно. Лучше поздно, чем... Благоговейно Вслушивалась в говорок картавый – Вдохновилась им и расписалась. И наедине с Вселенской славой Вдруг в финале жизни оказалась. Первой, лучшей стала поэтессой Изо всех, кто пишет по-немецки, Атакована азартной прессой – Полосы, «подвалы» и заметки Ей – усталой, мудрой посвящали И печатали стихотворенья... А ее ночами посещали Детства Черновицкого виденья... Черновцы, которых нет на свете – Прошлая любовь невозвратима – Остаются вечными в поэте – Юность и прекрасна и любима. Мне бывать случалось в Дюссельдорфе Позже – разминулся с вещей Розой. Плоть поэта растворится в торфе, Но не властна смерть над чистой грезой. И она вернулась в Буковину, От нее теперь неотделима По ее пророческому чину... Пусть столетья пролетают мимо...