И представьте себе, я не могла понять , где же раньше могла его видеть. Ни секунды не сомневалась в том, что знаю его уже давно, хотя и представляла совсем другим. Мне казалось, вот сейчас он вынырнет из-за угла , безучастно глядя вперед и упруго шагая к распростертому навстречу подъезду с покосившейся дверью. Я рисовала его седым, остробородым , в солидных летах и в темно-синем костюме с однотонным галстуком, перечеркнутым бежевой полоской ( не помню, в каком журнале мод я такое видела) , и с глубокими и чистыми светлыми глазами под выцветшими ресницами. Но он оказался совсем не то. Он был молод и совершенно без бороды, небрежно одет , небрежно причесан, слегка небрит, лицом насмешлив , и имел приторные карие глаза под выцветшими до прозрачности ресницами. И он , ненароком уронив большие руки в брюхатые карманы , взбалтывал асфальт ногами. И если б взгляд его не был пришит к подъезду , я бы и не догадалась, что это он, что его я жду уже битый час, и что его я ,такое чувство, что знаю уже давно. Он подошел, узнав меня отрывистым кивком , и мы двинулись в сырой мрак ноющего всеми фибрами дверных петлей подъезда. На втором этаже потянулась и сонно промурлыкала заветная дверь, куда мне суждено было приходить еще много и много раз. И, наверное, поэтому на двери был пристегнут белый парусник с червячками волн внизу . Помните, как у Лермонтова: 'А он мятежный просит бури, как будто в буре есть покой', то есть нет, не то, вот это :’Что ищешь ты в краю далеком, что кинул ты в краю родном’. А в общем, все равно. Он усадил меня на потертом, подтаявшем от упорного сидения диване и предложил кофе или чаю. По правде говоря, я не отказалась бы от горяченького : мороз ведь тогда драл ,как теркой, но раздумала соглашаться : первый раз неприлично. И он , будучи, экстрасенсом, парапсихологом и ясновидящим спиритом цепко поддел несварения моей жизни и начал излагать причинно-следственные связи , зияющие в пучинах уже осклабившегося самолюбия . И мне , как и самолюбию, стало немного некомфортно от одежды, сумбурно валяющейся на пыльном полу так, что не поймешь, где рукав, а где штанина- все перемешивалось в едином ландшафте холмистой местности. А еще досаднее сделалось от пискляво звенящих украшений на том же полу, неблагодарно кряхтящем в ответ, как от побоев. Но одежда- это , конечно, всего лишь метафора моего безнадежного положения. Только вообразите себе, молодого мужчину , узенько сербающего кофе напротив, и меня, до того и не помышлявшую усомниться в своей привлекательности. Но молодой мужчина между примочками кофе упоенно , со знанием дела, как говорится, рассказывал о моих психосоматических недугах, и о душевных упущениях , родивших упомянутые недуги и бессмысленные дыры в смысле жизни, прижженные наспех бесплатной ватой воздушных замков. И его хоть и щербатая, но авторитетно-сладкая речь начала потихоньку вливаться мне в шаткую душу теплым елеем , и я почувствовала робкую дружественность к этому уже привычному человеку и даже стала понимать важность его сквозных уверений. А что же мне оставалась? Я прибегла к такой весьма необычной помощи потому, что жизнь запершила вульгарным , бессмысленнейшим фарсом. Что делать было? И мякотная благость подставила мне свой округлый локоть , и я начала меняться ну просто на глазах. Не в тот же день, естественно , но с каждым днем ржавая канитель мыслей отслаивалась устремленной неведомо куда острой спиралью. И, как я уже успела сказать, визиты мои участились, и пульс мой участился , и дыхание все чаще повисало в мятом воздухе. А между нами тем временем затянулся довольно неуклюжий роман, подернутый какой-то дымкой душевности , томно прикрывающей веки. О если б я знала, как резать спирали и где резать. Меня учили только размыкать переливчатое звено, когда однажды сломался любимый браслет . А вчера я пробовала задуть трепыхающуюся свечку с близи легким пинком воздуха из пылающих губ. А позавчера я читала “Новый Органон” Бэкона и силилась не подавиться сантиментами из другого сегмента моего мозга. А завтра я тоже найду чем заняться, даже если он не объяснит мне , как ломать, крушить , давить спирали : посередине или с концов.