Рассказ первый. Черный ворон. - Черный во-о-орон, что ж ты вье-о-о-шся, да над мое-е-ею головой?.. Песня медленно и тихо звучала над хуторком. На крылечке, покосившемся от времени и тяжести красногвардейцев, сидели двое: легендарный комдив Василий Иванович Чапаев и его верный адъютант Петька. Комдив задумчиво мычал любимую песню, из которой знал лишь пол куплета, и одновременно ковырял пальцем ноги в носу. У Петьки. Над хутором пахло... - Эх, Петька, Петька, - говорил Чапай оруженосцу, - живем, живем, а красоты-то всей и не видим. Так и помрем без эстетики. - Ой, да не о том ты, Чапай, думаешь. Вот победим беляков, тогда и будем про эстетику мечтать. Театры построим, стадионы, публичные дома... - Ну, эт ты Петька загнул насчет домов публичных. Не нужны нам буржуйские штучки для дрючки. Наша новая советская баба и без энтих домов публичных хорошему красноармейцу даст. Вот выйдешь ты, к примеру, бравый боец Петька на улицу и выберешь любую. А она тебе и то, и это. И все забесплатно. На то он и коммунизм. Чтоб все было и ничего нам за это не было! Чапай мечтательно задумался, но вдруг насторожился, принюхался и посмотрел на Петруху: - Слышь, Петро, у нас случаем самогонки еще не осталось? - Э-э-э... Чаво вспомнил, Василь Ваныч. Ведь второго дня последнюю бутылку оприходовали. - Надо же. Нет, Петька, не могли мы так поступить! - Забыл ты просто, товарищ комдив! Вспомни, как быка в партию нашу большевистскую принимали... Или как ты за Анкой по огородам гонялся, а потом выяснилось, что это и не Анка вовсе, а коза соседская, но козу спасти не удалось... Да... Ну, и нажрались мы тогда... - Слышь, Петька, а может бражка где завалилась. У кулаков же цельную бочку реквизировали для голодных рабочих Поволжья. - И бражку мы уделали. Вчерась. Кислятина! - Вот блин! И чем же товарищу Чапаю опохмеляться? А, Петька? Мож, продразверстку проведем? - А может, не стоит. Восьмая за неделю будет. Народ уже недоволен. Грит: белые пришли – грабют. А красные пришли, дык не только грабют, но и водку пьют, а потом девок на гумно таскают. Взбунтуется народ. - Это, Петруха, все от безграмотности и несознательности. Не понимает крестьянин от сохи истинного значения советской власти. Объяснить бы ему... Так что, бери, Петька, пулемет, разъяснять пойдем... Рассказ второй. Мятеж. Хитрая белогвардейская сволочь все ближе подбиралась к позициям доблестных красноармейцев в надежде застать красных врасплох. Отборные офицеры, новенькие английские танки, великолепная кавалерия. И впереди – сам Деникин на белом коне. Но красные не дремали. Они не дремали, а крепко спали, нажравшись экспроприированной самогонки. Пулеметы и винтовки были разбросаны по всей деревне. На единственной пушке висел чей-то старый бюстгальтер. На улицах было пустынно: крестьяне прятались по своим избам и на улицу не высовывались, так как легко могли получить по лбу в порядке политической агитации. И только кулацкое отродье строило свои коварные планы. Поп Сидор и кулак Полифак тихо свергали советскую власть за бутылкой самогона... Тем временем белые части вышли на окраину деревни. Но незамеченными они не остались. Один из красноармейцев выбежал в ту минуту по нужде с сеновала, где в живой и доходчивой форме агитировал местное женское население вступать в комсомол. Женское население охала, ахала, стонала в порыве искреннего энтузиазма и, видимо, готова была вступить куда угодно: хоть грудью в комсомол, хоть ногой в дерьмо... Красноармеец так и не успел добежать до сортира: обделался по дороге, увидев такую армаду беляков. Враг тоже испугался. Один из танков пальнул, и начался бой... Петька, верный оруженосец легендарного комдива Василия Ивановича Чапаева, был парнем трусливым. Очень трусливым. Услышав шум боя, он сиганул в окно, забыв на столе недочитанный порножурнал, и побежал по улице. С закрытыми глазами и ужасными воплями. Танки он перепрыгивал, пехоту сшибал и внес такое смятение в ряды белых, что те начали палить друг в друга. Дружественный огонь быстро принес результаты. Враг лишился половины кавалеристов, трети пехотинцев и всех танков. А Петька все бежал и бежал... Чапай, в отличие от Петрухи, был смел и отважен. Он забаррикадировал дверь и выбросил в окно свои знаменитые... носки. Газовой атаки белые не ожидали. Холеные офицеры валились рядами. ОМП "маде ин Чапай" сработало на славу. А на красноармейцев носки Чапая действовали как допинг. Учуяв родной запах ног любимого комдива, бойцы проснулись, воодушевились и, как тараканы, повыползали наружу: кто из канавы, кто с сеновала, кто из клозета. Подкрепление подоспело вовремя. Остатки белогвардейцев, теряя оружие и эполеты, попытались отступить. Завоняло разгромом, и враг не смог уйти – наткнулся на Петьку, который все еще бегал и вопил. Этого белые выдержать были не в силах и... в ужасе сдались. И только Деникин уполз через чащу, а на нем восседал офигевший от неожиданного счастья конь. Но вот Петьку удалось выловить только через неделю... Рассказ третий. Анка. Знаменитый и непобедимый комдив Василий Иванович Чапаев много чего любил. Любил, например, пельмешки с водочкой да под соленый огурчик. Еще любил справлять большую пролетарскую нужду в буржуйские раковины. Обожал Чапай стрелять из именного маузера по детишкам. Шпионов любил пытать своими неподражаемыми носками. Но и не любил комдив тоже много чего. Молоко, потому что в нем нет градусов. Буржуев – за то, что у них все есть и они могут носки менять каждый день, а не только перед собственными юбилеями, как это делает Чапай. Детей, потому что они маленькие и по пьяни в них трудно целиться и попадать из маузера. И очень не любил Чапай считать и писать. Не умел потому что... И в этих хитросплетениях приятного и мерзостного особое место отводилось меткой дивизионной пулеметчице Анке. Ее Василий Иванович очень любил. Часто и подолгу. В смысле по долгу службы. Верный оруженосец комдива Петька тоже многое любил. Например, ананасы, которые часто путал с ананистами и не знал, что это такое: то ли противозачаточное средство от комаров, то ли новый сорт туалетной бумаги. Петруха просто боготворил Ленина, Маркса и Энгельса, хотя в тайне подозревал, что это один и тот же человек. Трехголовый, матерый Человечище! Любил оруженосец и Чапаева. Из подхалимских соображений. Из нелюбимых вещей Петьки на первом месте стояла стрельба, от которой Петька мгновенно терял и голову, и содержимое кишечника. Не любил он балет, потому как девки голые, а потрогать нельзя. Ненавидел Петька богатеев, потому что сам хотел стать богатеем и жутко завидовал. Но оруженосец, как и доблестный комдив, был просто без ума от Анки... Анка была хорошей девушкой. Ростом махоньким – метр девяносто. Телосложением щупленьким – везде по девяносто. Была пулеметчица девушкой на удивление доброй, застенчивой и на радость всем красноармейцам дивизии практически безотказной. Но иногда романтичную Анку охватывала грусть. В эти минуты к ней лучше было не подходить. Крушила Анка все направо и налево, ломала вековые деревья, скручивала в кукиш стальные подковы и отламывала стволы артиллерийским орудиям. Не все избежали встречи с Анкой в такие моменты. Кто попался, жалел потом всю жизнь. И на женщин уже не смотрел... Такая она была, красавица Анка, любимица всей дивизии и гроза белогвардейцам, которые за голову Анки (а также ее великолепную грудь) назначили великую награду. А вот свою любовь Анка отдавала только одному человеку – Василию Ивановичу. Изредка, конечно, перепадало и Петьке. Не за красивые глазки. Просто в комдивовской избе всегда было что пожрать и что выпить. Так и жили они дружной пролетарской семьей: Чапай, Анка и Петька. Вместе ели, вместе пили, вместе спали. А ежели кто кого иногда по пьяни и перепутывал ночью, дык о том знает только их командирская кровать. Рассказ четвертый. Смерть кулакам! Поп Сидор был в необычайной грусти. Эти наглые красные разгромили очередную белогвардейскую дивизию и опять пили. Над деревней неслись матерные частушки на мотив Интернационала, визжали девки, скулил кастрированный петух... Кулак Полифак печалился еще больше. Дом его пятистенный, стада коров и лошадей, двести овец, табун бегемотов, четыре страуса – все, что нажито непосильным трудом его батраков, было давно реквизировано под предлогом помощи босякам Поволжья. И успешно пропито в тот же день. А Полифаку даже не налили... Как тут не возненавидеть коммунистов!? - Слышь, святой отец, мать твою, - обратился кулак к попу, - нет моченьки терпеть этих большевиков. Пора уже свергать. Надоели. - Угу, - донеслось из салата Оливье. - За святое дело, батяня, бороться будем, за царя-батюшку, за Россию-матушку, за народ-кормилец! - Угу, - Сидор с трудом приподнял свою голову над тарелкой, но мозги, отравленные религиозным опиумом для народа, перевесили, и он снова шлепнулся в родную смесь из вареной картошки, соленых огурцов, колбаски и лука. С третьей попытки поп все же избежал чар салата и уставился на Полифака. Явно не узнавая. - Ты меня уважаешь, ик? Полифак понял, что Сидор уже готов. В смысле свергать советскую власть. А если не получится, то хотя бы нагадить. Например, на коврике у сельсовета. Именно там и был произведен первый террористический акт дефекации. Это была почти победа! Воодушевленные успехом заговорщики как угорелые носились по деревне и гадили, гадили, гадили... Повезло у штаба красных. Там было знамя революции, на котором поп старательно вывел глаголицей: "Вовка Л. плюс Надька К. – жених и невеста!". Легендарного комдива Василия Чапаева и его верного оруженосца Петьку бандиты вымазали зубной пастой "Помарин". У Анки враг утащил все тампаксы. В эту ночь советская власть сильно покачнулась. Но устояла. Спас революцию бравый Чапай. Увидев свое перемазанное зубной пастой лицо, Чапаев был разъярен и пошел подавлять кулацкий мятеж. Вскоре враги пустили пузыри, идя ко дну дырки местного сортира. Так большевики уничтожили один из последних очагов контрреволюции. Рассказ пятый: Про светлое будущее. А светлое будущее так и не наступило...