Богема Я зашел в вагон за полчаса до отхода поезда. Еще наш сумасшедший тренер приучал иметь в запасе минимум час. Помню как мы его дразнили. Мое безумие в два раза меньше. Полчаса достаточно. Время позволяет зайти в вагон, поставить вещи, посмотреть, нет ли чего интересненького. А это что такое? Какая хорошая жопа. Девушка переставляет свой чемодан. Нагнулась вперед, немного расставила ноги, чего-то копается. Как здорово у нее между ногами, хорошо б… Морда тоже вроде симпатичная. И чем-то знакомая. Она вышла на перрон и курит. Вперед. - Добрый день. - Добрый день. - Знаете, Ваше лицо кажется мне знакомым. Только не могу вспомнить, где я Вас видел. - Нет, я Вас, кажется, не помню… - Да? Странно, теперь я не просто вижу приятное лицо, но оно точно мне где-то виделось. Вероятно, это могло быть вот так же, в дороге. Да, кстати, меня зовут Алексей. - Ирина. У нее крашеные волосы под цвет карих глаз, небольшой нос, губы не толстые, но и не слишком тонкие. Смотрит прямо, общается очень легко и свободно. Легко переходит на ты. Голос немного резкий. Вполне уверена в себе. Не слишком ли я суетлив? Словно мне нужно сказать все и сразу. Работает на радио. Интересно, кем? Ого, она автор передачи с названием, которое мне ни о чем не говорит, при том еще режиссер, менеджер, продюсер. Но хвастаться быстро заканчивает. - Не люблю говорить о работе. Лучше о цветочках. - Да, работа дело такое… - Куда ты ходишь? - В спортзал. А ты? - В разные места - клубы, на мероприятия, выставки, театры - Конечно, профессия обязывает. Нужно тусоваться. - Мне нужно заканчивать с этим. Возраст уже. Все никак не закончить. Ее мама гоняет на пятилетнем форде. Скоро Ирина тоже пойдет на водительские курсы. Подъезжаем к кирпичному дому-вставке. В старые времена я бы назвал его "дом еврейской бедноты", так меня учила моя мама. Около парадной гуляет пожилой мужчина с собакой. - Это мой родственник. Не будем ему показываться. Прощаемся, нежно улыбаясь. До отъезда в деревню к жене и доченьке мне оставалась еще неделя, но назначить встречу я не мог. Приезжаю из деревни через неделю. Звонит дружище Денис. В обычной настойчивой манере требует моего присутствия в ресторане. Событие - прошедший месяц назад день рождения. - Хорошо, а кто будет? - Ну кто, с кем я буду, ты знаешь. Еще будет Петр с его подружкой. Манера Дениса сорить деньгами, его талант жить единственным днем делают его неотразимым. Жадность, даже расчетливость ему не свойственны в принципе. Петр наоборот, весьма прижимист, иное дело, доходы у него больше. Получается, что в ресторане они готовы потратить одинаково чудовищную для меня сумму. Например, баксов по сто пятьдесят. Ебаны в рот. Я бы с ними не пошел, но Денис потребовал моего присутствия. На мои возражения, что я не могу тратить сколько они, и готов праздновать в менее официальной обстановке, он принялся давить и заявил, что наша дружба и деньги не должны никоим образом смешиваться, он будет платить сам, и пусть я попробую не прийти. Я назвал его шантажистом и согласился. Петр - богатый парень, совладелец нескольких магазинов. Сделал деньги сам вдвоем с приятелем: был челноком в Польшу и Китай, возил прутки никеля из Казахстана, строил кому-то дачу из гнилых бревен. Так делали многие, но у немногих хватило воли и сил для продолжения борьбы. У Петра хватило. Необходимая сумма была собрана, договоренности достигнуты, оплата произведена. Из-за границы приехал первый грузовик с унитазами. Таможня обошлась весьма и весьма недорого - у Петра там было все схвачено. После смазывания таможни на грузчиков денег уже не оставалось. Грузовик самостоятельно разгружали оба предпринимателя. Унитазы проданы быстро и с прибылью. Поехал второй грузовик. Ребята торговали оптом, затем открыли магазин, затем другой. Лет через десять они уже, наверное, стали миллионерами. Деньги - это здорово. Но они не достаются людям слабохарактерным. В нищей молодости Петр развлекался так: приводил в гости девушку, заталкивал в ванную, ебал ее там, потом выпроваживал. Если что не так, мог и силу применить. Сейчас он поспокойнее. Его лошадиный шарм, отвага и дерзость мирно уживаются с ограничением свободы в виде двух постоянных подружек довольно средней внешности. На его месте я бы передрал весь город. Или завел бы гарем молодых жен и делал малышей. Итак, я должен ехать в ресторан. Денис и Петр придут с бабами. Сидеть с ними одиноким клоуном - малое удовольствие. Нужно взять подругу. Кого? Есть три на примете. Одна вроде просто пищала от радости, но она в целом так себе. Другая оставила рабочий телефон, сейчас не дозвониться. А что если звякнуть Ирине? Почему бы и нет?! Нет никаких границ, кроме тех, что устанавливаю для себя я сам! Нечего выдумывать препятствия для себя самого, вот я щас ей позвоню, да и отдеру сегодня, почему бы и нет! Ирина рада звонку. - Удивительно, что ты вспомнил обо мне после месячного отпуска на юге! - Конечно вспомнил. - Так тебе нужна спутница в ресторан, или ты просто хочешь со мной встретиться? - Конечно хочу. Ресторан оказался кафешкой, причем довольно хреновой. Мои спутники впятером принялись ругать кухню и обслуживание. Я же только что вернулся из деревни, и выражать недовольство у меня язык не поворачивался. У меня перед глазами стоял образ пожилого совхозного мужика, черного от солнца, сухого и жилистого, его древний грузовик литры бензина наперечет, куры индюки картошка постоянное ожидание погоды ранние зорьки больная поясница крепкие папиросы усталость усталость, если бы он услышал все это, как задрожали бы его огромные задубелые ладони, в какие бы грозные и справедливые кулаки они сжались. Охуели морды городские, харчи им не по вкусу, блядям зажратым! В любом случае, среди всех присутствовавших я наиболее редко бывал в подобных заведениях. Они обсуждали достоинства и недостатки разных злачных мест, словно весь остальной город был выстроен для заполнения пространства между кабаками. Затем Петр стал вещать о своих дорогих увлечениях - катании на доске под парусом, игре в сквош, езде на огромном черном джипе. Ирина смеялась, мы с его девушкой Надей ревновали. Я - незаметно, а Надя иногда останавливала нетрезвый взор на конской морде своего неверного спонсора. Петр некрасив, но обаятелен. И богат. Выходит, это лишь обаяние успеха. Завтра он пойдет на выставку и купит там катер. Можно передрать полгорода. Затем мы двинулись в боулинг, я впервые катал эти шары. Вышло не так уж плохо, как бросать, я в целом ухватил, в следующий раз смогу даже посоперничать с какой-нибудь не слишком трезвой девицей. Умница Денис активно поил всех текилой, ему, наверное, хотелось создать для меня наилучшие условия. Я же был за рулем и не пил ничего, не считая бокала красного вина в самом начале. Ирина становилась все менее трезвой, я начал ее слегка прихватывать. Но очень слегка. Затем мы пошли на дискотеку. Еще текилы. Ирина радовалась жизни. Народу вообще не было, только какие-то хмурые уголовные морды. Девчонки рванули танцевать. Здесь-то Ирина и развернулась. Двигалась грациозно, вызывающе, кокетливо и при этом совершенно свободно. - Ты что, училась танцевать? - Да, конечно. Я даже выступала пару недель в клубе "Метро", деньги были срочно нужны. А вот тебе нужно раскрепоститься. Я общаюсь с очень раскованными людьми, ты же какой-то застенчивый, но мне это в тебе даже нравится. Такой застенчивый и интеллигентный. Хо-хо. Знала бы. Может, уже скоро я засажу хуй в ее пизду. По самые яйца, интеллигентно. А в принципе она права. Я действительно стесняюсь. Мое неумение танцевать не сильнее неумения других танцоров с теми самыми яйцами. Я чувствую себя не в своей тарелке, я не могу соответствовать этой ловкой партнерше, наверное, рядом с ней я выгляжу отвратительно. Хотя, не так все плохо. Раззадорившись, я копирую ее движения, если не знаю что делать, просто выпрямляюсь и смотрю ей в глаза. Я же, в сущности, почти красавчик - пока помню об этом, пока моя шикарная улыбка не становится вымученной. Не надо улыбаться - просто смотреть в глаза как в танго. Ей со мной хорошо, я вижу. Целую в щечку. Она просится на улицу подышать. Прогуливаемся, раннее утро отвратительно светлеет. Ебаные белые ночи, этот природный нонсенс доставал еще Пушкина, когда он норовил было завалить девицу в кустах. Все же улучаю момент поцелуй открытыми влажными ртами языки играют губы чуть касаются. Хорошо, очень свободно. - Может убежим отсюда? - Ты довезешь меня домой? - Мы могли бы заехать ко мне и выпить бутылочку красного вина. Ответа нет. Это значит все, что угодно. Кроме отказа. Прошел еще час. Она согласилась. Прощаемся с Денисом, прощаемся с Петром, хорошо пьяная Надя висит на нем. Выглядит беспомощно и эротично, было бы неплохо ее это самое. Наконец, вместе с Ириной едем в моей тачке. - Куда мы едем? - Ко мне с бутылочкой вина. - Нет, вино я уже не потяну. Въезжаем во двор. Не дай бог, заметит какая-нибудь старушка из доброжелателей и жене потом сообщит. И все, пиздец. Ладно, кто не рискует, тот не ебет. Целовались на кухне. - У тебя есть какой-нибудь диванчик? - Вот отличная кровать. Встал на колени хорошенько взялся за молнию ширинки властно и не торопясь потянул вниз. Стащил с нее штаны. Снял свою рубашку и майку. Снял лифчик. Она на кровати. Снял с себя трусы хуй нацелен вверх точно гаубица. Она в трусиках под одеялом долой одеяло загорелая гладкая кожа хорошие сиськи твердые и немаленькие поцелуй свободно руки на сиськах властно трусики вниз сжимаю сиськи глажу ляжки постанывает целую везде где хочу делаю что хочу. Не тороплюсь. Постанывает. Гондон. - Это у тебя что? Надеваю пусть смотрит прижимаюсь что это она валит меня на спину хорошо пусть она сверху насаживается на хуй да! хорошо входит и выходит она стонет покрикивает. Хороший контакт. Смотрю на пизду как хуй входит и выходит она прыскает смехом неужели стесняется как будто первый раз замужем, ей ведь уже лет двадцать пять. Переворачиваю так и сяк хватаю и глажу и целую везде и немного странно потому что мне можно все. Ставлю раком конечно у нее хорошая жопа я сразу это понял хуй в пизду входит и выходит беру за сиськи и отпускаю никаких правил нет. Что же она так вскрикивает соседи услышат раком суку блять. - Иринка, - А что? - Я сейчас кончу! - Да да да! - Сейчас! - Да да! Блять, никак, этот ебаный гондон, но зачем же так дергаться все не в такт сучка весь ритм сбила я устал от гонки теперь не кончить блять. Перевожу дыхание переворачиваю бабу на спину наваливаюсь на нее вставляю хуй и ебу все быстрее и быстрее. Кровать входит в резонанс я держусь неподвижно на руках а баба вместе с упругим матрасом быстро быстро скачут вверх-вниз подо мной мы не касаемся друг друга только хуй в пизду вжик вжик все кончаю да да. Хочет спать в моих объятиях. Ночью еще раз проснулся и еще раз ее хорошо отымел. Снова прыскала застенчивым смехом в ответ на мою акробатику - а кому сейчас легко. Ничего сложного, в Камасутре много всяких ненужных глупостей. Мы обманулись друг в друге: в постели она оказалась скромной, а я развратным. К тому же еще зачем-то начинаю рассказ о своей грешной жизни. Просто нет спокойствия в моей душе. Но зачем она слушает мои излияния опосля, так не похожие на беседу до? Достоевщина в худшем понимании, желание вымараться в дерьме пополам с соплями. Перед культурной и интеллигентной девушкой из хорошей семьи. Наверное, мы больше не встретимся. Впрочем, я и не особенно хочу. Мне, как человеку женатому, не следует устанавливать постоянных отношений. Я верный муж. Запор Сегодня у меня тренировка. Буду жать лежа, буду жать ногами в станке под углом. Килограммов сто сорок на ноги - для кого-то это ерунда, тем более под углом сорок пять градусов, умножаем на косинус сорока пяти градусов, что есть ноль целых семь десятых, получается около сотни килограммов чистого веса. При моих семидесяти двух килограммов собственного веса достаточно взять на плечи еще тридцать и присесть, вот и все. Но не все так просто. В этом тренажере работают только ноги с жопой, спина практически не задействована, чего не скажешь о приседаниях со штангой. Выходит гораздо чище, а главное - безопаснее. Моя поясница заслуживает бережного обращения. То же относится и к моим бедным коленкам - узким, слабым, с трудом удерживающим вместе длинные рычаги голеней и бедер. От моих ножек - прямых и длинных, не отказалась бы иная фотомодель. Побрить волосы, сильнее позагорать, спрятать здоровые ляжки под юбочку, а потом их выставлять аппетитно. У меня другие проблемы. Ни в коем случае не сгибать колени сильнее, чем под девяносто градусов. Было время, что от боли в коленях я даже не мог толком приседать. Сейчас, в принципе, могу - очень медленно, аккуратно, после обязательной разминки, и приседания как упражнение в мою программу не входит. Буду жать ногами, пыхтеть, упираться, сто сорок килограммов на мои согнутые колени, между них из станка выглядывает страховочный штырь, похожий на толстый надежный член. Когда я опускаю вес чуть глубже, перекладина рушится на штырь с железным лязгом, вес вздрагивает от удара, останавливает падение и остается мелко трепетать возле точки равновесия в унисон с напряженными мышцами, колени спасены. Вес в нижней точке, напряг, сильные ягодицы начинают выдавливать вес наверх, мускулистые ляжки продолжают движение, приятное чувство борьбы и победы, работы моих сильных мышц, сто сорок килограмм высоко вверх на всю длину распрямленных ног, смешные пляжные тапочки уверенно держат толстую стальную платформу. Чтобы все было так хорошо, я должен разгрузиться и хорошенько посрать. Тем более, уже немного хочется. До конца рабочего дня полчаса, делать нефиг, сейчас пойду в туалет. Собака завхоз, разве можно делать такие дешевые толчки в такой солидной конторе! Ты же, выблядок развалившегося советского завода, принят в солидную иностранную фирму, у нас респектабельные зарубежные акционеры, никаких местных олигархов, так разве можно так наябывать этих честных людей, дающих нам возможность так же честно и немало заработать, даже не столько их, сколько нас, твоих коллег, ебаный ворюга! Что за толчки! Каждый вздох, каждый плюх страждущего ясно слышен всей четверке заседателей. А зачем ставить писсуары напротив входа? Для фетишистов удобно. Помню игривый взгляд одного уважаемого руководителя, когда он мочился, а я входил в туалет. Не хотел ли он, чтобы я посмотрел? Или надеялся, что его увидят из коридора, метров пять, но все же… Скорей прыгнуть в кабинку неопознанным, сейчас я начну срать, могу пернуть, из меня будет плюхаться кал, в этом процессе нет ничего противоестественного, но я просто не смогу расслабиться, мне необходима анонимность, не могу допустить, что кто-то наблюдает за мной срущим, вслушивается в мое кряхтение, я чувствую себя совершенно незащищенным, а ведь кто-нибудь может встать на стульчак и заглянуть через эту жиденькую перегородку, увидеть сразу все - синяя рубашка задрана, голая задница сияет, одна рука ухватила галстук и штаны, другая уперлась в стенку - ишь расщеперился, птенчик, а на стульчак садиться брезгует, интеллигентный… Меня никто не заметил. Отлично. Унитаз, конечно, со следами дерьма. Эти уроды, ведь в такой конторе работают, деньги получают, а дерьмо до конца не вычистить. Нужно было влезть в соседнюю кабинку, но там, обычно, засрано еще хуже. Видимо потому, что стенка имеет выступ, в который удобно упираться выставленной назад рукой. Хотя, откуда мне знать, каким способом люди гадят? Был случай, когда наш вороватый энергичный завхоз не поленился дернуть дверь кабинки - закрыта, наклониться под перегородку - ага, а ноги где! - и поймал-таки орла, торчащего на унитазе в физиологически оптимальной, но запрещенной руководством позе. Здесь, в этой кабинке, рукой нужно тянуться далеко. Вероятно, моя техника не подходит для маленьких, короткоруких и тяжелых. Это значит, они отсидели своими вонючими задами весь стульчак. Тужусь - черт, кто это так стукает дверью, баран, хамло, здесь люди сосредоточенны и погружены в себя, эти чахлые перегородки не обеспечивают благородного состояния privacy, беда русского человека в том, что он живет среди таких же хамов, как и он сам, у нас даже и слова такого нет. Тужусь - черт, не идет. Твердый кусок высунулся из моего напряженного сфинктера, но так и ушел назад, проехал внутри, мучительно, но и довольно приятно, так вот и становятся пидорасами, это еще называют массажом предстательной железы. Еще и еще - нет, не получается. Ужасно. Тренировка пойдет к черту, день испорчен. Со мной такого не было никогда. Неужели это возраст, скоро уже тридцать пять? Что у меня там, черт, надо было посрать вчера, я, наверное, пропустил денек, так вот, что это такое - запор. Тужусь до белых мух в глазах, нет, не идет, не устать бы еще до тренировки, блять, придется сесть на этот засиженный стульчак и спокойно выждать. Как бы вот так сесть безопаснее… Обложу бумажкой стульчак, какие длинные куски, ничего, бумага казенная, вот только стульчак широкий, есть незакрытые полоски, еще бумажки, ну, почти хорошо, аккуратнее, точнее прицелиться в бумагу, не хватает еще вляпаться в остатки от чужой грязной жопы, глисты там всякие… вот, хорошо. Сейчас посижу, подумаю о чем-нибудь позитивном… Например, о бабах. Хорошо бы кого-нибудь трахнуть, вот хотя бы ту пышечку с толстыми губами. А если бы она не дала мне, то Игорьку-то уж наверняка. Он так бы ее отхуячил, ха, раза в два ее тяжелее, налег бы, засадил, так бы вжарил, она бы лежала вкусные ляжки врозь и попискивала, радостная… Нет, мне не расслабиться, эти бараны так все и грохочут по сортиру. Как неприятно. Блять, а что у меня там, вообще говоря? Натужусь, потрогаю пальцем - ага, наружный кусок вылезает, если подцепить - нет, не идет, отковырнул только немножко, а если пальцем поглубже, хуй с ним запачкаюсь, лишь бы все это закончилось - нет, проход забит, кожа растянута, так я себе сам и жопу порву. Ебаны в рот. Придется втянуть в себя все это поглубже и тащиться на тренировку. Интересно, что под весом я уже и забыл про неудачное сидение. Вечером дома я уже воссел рассудительно, подумал о сексе, о надежности своего имущественного положения, о неспешной и спокойной карьере, о перспективах дальнейшего ведения европейской политики в моей любимой стратегической компьютерной игре, потом не выдержал и все-таки поднатужился, эх, только идиоты ходят в лобовые атаки, мудрый полководец ищет победы в маневрах и обходах, ну, давить, давить, больно, как будто коряга, но уже сейчас, покончить с этим и все, вроде получается, давить - о, пошло, слава богу, … Что у меня там внутри, неужели какой-нибудь геморрой, крайне болезненная, говорят, первая послеоперационная дефекация. Говорят, сейчас что-то лазером делают… Жопа ныла всю ночь, как будто в ней оставался небольшой, но важный кусочек. Хотелось проверить его пальцем, вообще подняться с кровати, пойти и доделать все уже до победного конца, но нет, скорее всего, это неприятная иллюзия, последствия безумной атаки, боевые раны победителя. Не забывать срать каждый вечер, это не менее важно, чем дрочить. Мои годы пришли. Теперь я знаю причину тяжелого беззвучия за туалетной дверцей. Мани-Хани Там сильно накурено, грохочет рок-самодеятельность, мало свободных женщин. Какие-то ребята без возраста лихо отплясывают с ловкими прокуренными девками, выглядит почти профессионально. Один лохматый даже крутанул партнершу в воздухе - такое я видел разве что по телику. Подсели к трем свободным бабам. Одна - тридцатилетняя плюшка, откровенно прыгала на нашего огромного Игорька. Симпатичная брюнетка держалась отстраненно, как я ни улыбался, единственная из трех она еще не была пьяна. Третья казалась настоящей блядью - крашенная в белый цвет, развязная, с дырками и разрезами в шмотках. Выглядела она лет на двадцать пять, но не постеснялась заявить, что ей тридцать. Пыталась доказать, что очень крута. Жила где-то за бугром несколько лет – работала проституткой, наверное. Вытащила майку, заявила, что это Версаче (одеть? - ага), сняла рубашечку, продемонстрировала неплохие сиськи в белом лифчике, не спеша натянула творение итальянских пидоров. - Хочу, чтобы меня изнасиловали… - заявила она между делом чуть позже. Обращалась ко мне, но лишь как к собеседнику, насилию, вероятно, она хотела подвергнуться под Игорьком. К сожалению, тот напился и растерялся между разными компаниями девок. Все мои требования немедленно объявить плюшке со шлюхой, что они с нами едут ко мне ебаться, встречали его уверенные комментарии под аккомпанемент самодеятельности: - Они согласны ехать, Лешик, все отлично, мы им понравились! - Хорошо, просто скажи толстой, что мы едем прямо сейчас! - Все отлично, они согласны, все зависит от нас! - Игорькова голова болталась в дыму где-то в вышине под закопченным деревянным потолком. Затем он полностью исчез, и в течение тридцати минут я забавлял трех баб, которым хотелось с ним ебаться. Впрочем, брюнеточка, может быть, и вообще ничего не хотела. Поняв, что от Игорька толку не дождешься, я заторопился домой: завтра рабочий день, от пассивного курения болит голова, скоро разведут мосты и мне каюк. Со мной увязалась одна из Игорьковых девок, глупая брюнетка. Совершенно трезвая, сучка, ее тачка стоит в паре кварталов. У нее нет горячей воды, она с удовольствием заедет ко мне помыться. Приехали ко мне на двух машинах, по дороге она все старалась меня обогнать, я ее пропускал. Сидит на кресле, ляжки в черных брюках расставлены. Несет какую-то чушь. Сидит в Интернете, иногда ездит тусоваться со знакомыми по чатам. Сейчас я ее трахну. Иногда касаюсь ее ноги. Сама она юрист, у нее ребенок, а муж объелся груш. То, что надо. Не будем тянуть, уже поздно и ей захочется спать. - Пошли вместе, спинку потру. - Нет, предпочитаю мыться одна. Ничего, подожду. Конечно, мыться будет долго. Захожу в туалет, ссу. Слушаю шум воды из ванной. Между ванной и туалетом три прорези, если встать на стульчак, можно будет за ней подглядывать. Хорошая мысль. А если засечет? А пускай. Делаю что хочу. Я стою на стульчаке уже минут десять. Это неудобно, но хуже всего то, что мне ничего не видно. Занавеска дергается иногда, высовывается рука, берет очередной флакон и утаскивает. Увы, похоже, я ничего так и не увижу. Тем более, она может испугаться эдаких штучек и не дать. Лучше слезу. Выложу гондоны на стол, чтобы она видела мои серьезные намерения. Она выходит еще минут через десять в моей майке до половины голой жопы. Неужели она без трусов! - Где я буду спать? - Здесь, - кровать узковата, но уж с бабой можно поместиться где угодно. - А ты где будешь? - Тоже здесь. - Нет, не пойдет, и вот это со стола убери! Черт подери, не нужно было резину класть напоказ. Думал, она нормальная давалка, так может, все еще и сложится, поломается и даст, чего бы она бегала с голой жопой без трусов. Снимаю джинсы, под ними ничего нет. Пусть смотрит, сука. - Пойду тоже помоюсь. Потри мне спинку. - Нет. Она взглянула на меня как-то странно. Колеблется? - Ну пожалуйста. - Нет, у меня уже и руки кремом намазаны. Ладно, все не так плохо, спереди, где кончается майка, чернеет ее пизденка! И совсем не стесняется, развратная дрянь! Выебу! Возвращаюсь из ванной к ней на кровать. - Нет, вот этого мне совсем не нужно! Я хочу спать! Если ты не уйдешь, я сама уйду в другую комнату! Если не можешь уснуть, пойди подрочи! Меня от этого всего просто тошнит! И все это гнусным пронзительным голосом, сука не кокетничает. Очень плохо. Дура ебаная. Понятно, почему ее муж предпочитал груши. Я ушел в другую комнату, отдрочил, но все равно долго не мог заснуть. Проспал часа три, блять, на работу идти. Хуй снова стоит. Она спит, можно присунуть ей сзади. Классная мысль, сердце бьется сильно. Юрист меня опередила, с грохотом открыла мою дверь: - А сколько сейчас времени? - дуре тоже на работу с утра. - Пол-седьмого. - А, хорошо, - дверь закрылась. Что ж, шансов мало, но пойти попробовать стоит. Захожу к ней и лезу под одеяло. Оказывается, на ней трусы. Черные и узкие. Она не была голая в футболке. То, что мне казалось черной мохнаткой, было просто маленькими трусиками. Увы, ничего не получится. Сука юрист долго возмущалась моим поведением. - Начинающий плейбой! Не умеешь с девушками обращаться! - Скорее, плейбой на пенсии. Мне уже все равно, так, привычка. Удача возвращается Скоро мои праздники закончатся. Вернется жена с доченькой. Начнутся суровые будни. Буду исполнять супружеские обязанности. Будут и удовольствия – дочь посюсюкать. И все. Так что сегодня я должен кого-нибудь отодрать. Просто обязан. Езжу взад-вперед. У метро крупная девица вышагивает неторопливо, как будто не вполне знает, куда же ей идти. Знакомимся. Пьет мое пиво. Учится на искусствоведа где-то в Челябинске, в общем, на Урале. Полдня бегала по городу, любовалась красотами города. Говорит, что ей нужно домой к подружке, где она остановилась. Ко мне не хочет ни в какую. Везу ее к подружке, в магазине рядом покупаю еще пивка, джин-тоник для подружки, черешни и персиков. - Так ведь их нужно мыть. - Можем дома у нее подождать, думаю джин-тонику после работы она обрадуется… Только уже у самой парадной выясняется, что кроме подружки в квартире еще ее какие-то родственники. Облом. Прощаемся, дура запоминает адрес моей электронной почты, который и сам-то я помню с трудом. Пакет с черешней, персиками, джин-тоником и пивом я ей не отдам, ясное дело. Еду назад к Ломоносовской. Внутренняя борьба. Голос астеничного Стареющего Онаниста шепчет: только набегаешься зря, черешню с персиками и самому можно сожрать неплохо, телик посмотреть, поваляться. Голос Бородавчатой Жабы возражает: килограмм черешни с килограммом персиков при необходимости сожрать можно, но кто будет пить джин и пиво? Голос Старого Самурая воодушевляет: нет ничего важнее победы над собственным малодушием, в бой до конца! Редкое единство Жабы и Самурая - теперь у меня уже нет другого выхода, как кого-нибудь поймать. Девушка с голыми плечами в черной кофточке на тонких лямках и черных же штанах. На голом плече татуировка. Обгоню ее и встану на пути. Блять, этого не хватало. Там рядом пасется мой одноклассник - в свои тридцать пять уже наверняка конченный алкоголик. Вот еще нужно с ним здороваться, все сорвет баран. Проеду чуть дальше, кажется, у этого неудачника плохое зрение. Выхожу из машины, жду девку. Симпатичная морда, сама такая аппетитная, грудь декольтирована довольно вызывающе. В руке бутылка пива, марку не знаю, но форма бутылки необычная. - Добрый день. У Вас хороший вкус к пивку. - На самом деле? Реакция сдержанно-положительная. Зовут ее Таня. Идет на встречу с подружкой, чтобы посмотреть какой-то видеофильм. - Можно объединить наши усилия и посмотреть все это вместе. У меня есть пиво, черешня и персики (спасибо дуре с Урала). - К сожалению, у нее есть ребенок, все не просто. А вот и подружка. Навстречу катит коляску стройная мамашка с коляской, из тех, что не толстеют, а худеют после родов. Довольно симпатичная, на вид слегка уставшая. С ней поджарый парень лет двадцати пяти и пожилая алкоголичка, видимо чья-то мать, тянут какое-то барахло. Социальные низы. Моя подружка работает кондитером, все же не люмпен, ну ладно. Едем с ней за видеокассетой. Берем какую-то ерунду. В следующую ездку помогаю новому другу Вите отвезти большое подержанное зеркало. Витя родился в эстонском городе Нарве, а сейчас живет и перебивается в Питере, не только без прописки, но и без гражданства. Соглашаюсь с ним в том, что здесь можно найти работу, лишь бы хотелось. Тем не менее, в настоящее время он не работает. Нехорошо. Хотя парень на вид именно из тех упорных и жилистых, на которых все держится. Подходят наши дамы с коляской, Света смотрится неплохо, ее мать - просто ужасно. Я им помог, теперь они просто обязаны пригласить меня в гости. Таня тихонько предупреждает: - Только имей в виду, многие знакомые впадают в шок, когда оказываются у них в гостях. Это правда. Такого я давно не видел. Это похоже на квартиру сильно пьющих людей советских времен. Там нечисто, все требует ремонта. Что это за стук, о боже мой - старушка в тряпье толкает перед собой стул, видимо, хочет в туалет, а костылей нормальных ей не купили - какой ужас, вот откуда эта затхлость, она почти лежачая, и здесь же ребенок, молодые родители, алкоголичка, все в двух тесных комнатах, смерть придет в этот дом как избавление. Половина крохотной кухни завалена барахлом. Садиться своими чистыми голубыми джинсами на их табуретки не хочется. Объявляю себя большим знатоком по части истребления мух - классическая деревенская методика. Только городские лохи пытаются прихлопнуть муху ладонью сверху. Ей всегда удается взлететь быстрее. Лох просто зря отбивает себе ладонь. К тому же, данный способ требует ровной надежной поверхности. Деревенские классицисты, истинные славянофилы и почвенники, как и я, их воспитанник, мыслят и действуют совсем по-другому. В основе метода лежат вековые наблюдения за жизнью мух и людей. Главное - понять, что муха стартует головой вперед. А еще - признать, что она все-таки быстрее и деревенского мудреца. Слабость мухи равняет ее с городским лохом - она глупа и суетлива. Деревенский мудрец спокойно подносит и ставит большие грубые ладони по обе стороны от предполагаемой траектории взлета мухи. Я, внимательный городской последователь, нервно и старательно подражаю запавшим в память благородным движениям мастера. Теперь хлопок! Раскрываю ладони - вот она, муха! Где-то на самом краю моей узкой интеллигентской ладошки, но она не ушла, я приебал ее! Теперь контрольный выстрел - муха скатывается в черный комочек и, элегантным движением победителя - отправляется в последний полет, в мусорное ведерко по строгой параболической траектории. Самое забавное - если бы она сидела спокойно на месте, не суетясь, с ней бы ничего не случилось, роковой оглушительный удар прошел бы спереди и поверх нее. Но муха всегда стартует к своей гибели, словно не ожидает мудрости и наблюдательности от простого городского балбеса. Прошло минут пять захватывающей охоты, и количество мух на кухне уменьшилось на полтора десятка. А мой боевой дух заметно вырос - от уверенного steady до благородно-отважного impetuous. Таня попросила закончить с мухами и пойти смотреть фильм. Света пошла с нами. Витя с мамой исчезли. Таня спросила Свету, какие новости о муже. Света стала было что-то отвечать. Но я перебил: - Пардон, так а Витя - это твой муж? - Нет, я с мужем не живу, хочу развестись, но ребенку еще год не исполнился. - Секунду, а кто тогда Витя? - Ну, - Света с Таней заулыбались, - он с моей мамой. У меня отвисла челюсть. Маме лет сорок пять по паспорту, лет тридцать она регулярно спиртует свой организм. Вите двадцать пять, у него две руки и две ноги, он уверен в себе и жилист. - Я, наверное, чего-то не понимаю. И как они, э… вот так вот и живут вместе? Девчонки кивнули. Таня, кажется, немного ухмыльнулась и обещала потом без Светы мне рассказать подробнее. Девчонки промыли косточки своей юной соседке. Наивная бедняжка. Все подружки во дворе последнее время спрашивали друг дружку при встрече: "Тебе Женька, хи-хи, уже рассказывала?" - "Нет, а что?" - "Значит, подожди, хи-хи, сама расскажет". Женька только что лишилась девственности и взахлеб делилась своими впечатлениями с кем только ни встречалась: "…и тут у меня что-то чпокнуло…". Девки слушали, качали головой и изо всех сил старались не заржать. Мы с Таней рядом на диване. Она сидит по-турецки, мне видна ее голая спина, колено касается моей ноги. В следующий час я глажу ее по спине, по ляжкам, по шее, ушкам. Целую в плечо. Целую в губы, неудобно изгибаюсь, вот бы шею не вывихнуть. - Тебя не смущает, что мы только сегодня познакомились? Как бы эдак лучше ответить… - Я просто делаю то, что мне нравится. Я уже забыл, что нужно говорить в этих случаях, поэтому сказал правду. И это прозвучало неплохо. Целуемся взасос, когда Света по требованию бабушки выходит к ребеночку. Слегка прихватываю за грудь. В ответ она кладет мне руку на внутреннюю поверхность бедра. И гладит, перебирает пальчиками. Предплечье ерзает по выпирающему из джинсов члену. Руки у нее небольшие, но сильные - работает кондитером. Звонит по телефону: - Мама, я, наверное, сегодня не приду. Здорово! Пьем пиво. Когда Таня выходит поссать, Света начинает мне что-то говорить, я смотрю на нее одобрительно и киваю. Хорошо бы ее трахнуть - мужа нет, ебаться хочет. Умирающая бабушка смотрела фильм вместе с нами. Кроме всего, она еще следила за правнуком и требовала от внучки немедленно успокоить, если он плачет. Соображала она вполне четко, смеялась проделкам забавного ниггера из фильма. Девки огрызались на старушку, как будто она уже надоела им более всего на свете. - Светочка, включи телевизор… - Зачем тебе телевизор? Лежи спокойно! - Включи, я посмотрю… - Отстань, надоела! Я не удержался и зашептал на ухо Свете: «Ей уже немного осталось потом будешь чувствовать себя виноватой делай чтобы ей было хорошо». - Знаешь, какая она… Все-то ей нужно. Когда ее полугодовалый, нездорово полный от искусственного вскармливания сынок заснул, Света предложила выйти прогуляться. О кей. На Свете джинсы в обтяжку. - А что, пошли ко мне? - Конечно, - подхватила Таня. Света тоже обрадовалась. Купили еще пивка с голубой этикеткой для нас и Red Devils для Светы. У меня на диване сидим втроем, пьем, смотрим идиотскую комедию. Глажу Таню, уже чуть-чуть и за грудь, похоже, особенно ей нравятся прикосновения моих рук к шее, она явно возбуждена. Снова эта рука проверяет возбуждение моего члена, ебаны в рот. - Пошли в другую комнату. - Нет… Глажу снова. Что же делать? Ах черт, совсем забыл. Нужно же ее просто взять и отнести! Медленно собираю Таню в удобный комочек и поднимаю на руки. Света молчит и не двигается. Таня призывает меня к осторожности: - Главное, не удариться о дверь. Верное замечание. Таня совершенно права, вероятно, она не раз бывала на руках пьяных кавалеров. Медленно и аккуратно отношу ее в другую комнату, кладу на кровать. Пусть дверь будет открыта, Света услышит и ей сильнее захочется. Расстегиваю рубашку. - Хотя бы дверь закрыл. Увы. - У тебя есть презервативы? - Да. Они у меня в кармане, но я отхожу к столу и делаю вид, что нахожу их там. - Хорошо. Таня быстро раздевается, я быстро раздеваюсь, одеваю гондон, ложусь на нее. Глажу, привстаю, трусь стоящим хуем, она тащится, ложусь на нее плотнее, о, она сама берет вставлять член, опа, кажется, вошел, да, вошел, раз-два, раз-два, вот бы не кончить сразу, эта фигуристая Светка в соседней комнате, хорошо бы ее тоже выебать, раз-два, классно я сегодня поработал, молодец старый самурай, нужно сменить позу. Извлекаю гудящий член. Таня понимает правильно, но зачем переворачиваться боком, я же кончу, взваливаю ее на себя, она торчком на мне сверху, снова сама вставляет член. Со стонами и охами прыгает на мне. Шлепаю по жопе, хватаю за сиськи. Что, кончила? Похоже, да. - Я устала, - сообщает Таня и ложится в ту же свою любимую позу на боку, спиной ко мне. Деру ее дергаю за жопу, быстрее, быстрее, черт, уже поздно, я устал, неужели не кончу, быстрее хорошо я ее выебал кончаю классно. - Ты не обидишься, если я скажу… у тебя сколько женщины не было? - Ну недели две… - Понятно. - А что, слишком быстро? - Я бы не сказала, но… быстрее, чем я. - Я думал, что ты кончила, ты ведь сказала, что устала, я и подумал… - Я устала потому, что не привыкла сверху. Ладно, не бери в голову. Брошенная Света смотрит телевизор. ОК, теперь моя рубашка расстегнута. Пусть смотрит. Таня требует, чтобы я пригласил какого-нибудь друга для Светы. Звоню. Один отказывается, у другого отключена трубка. Света, впрочем, уверяет, что секс ей не нужен, а хочет она просто поболтать. Хотя до этого по дороге ко мне требовала от Тани найти ей любовника. Боже мой, я и сам для нее могу все сделать, только вот как бы к этому перейти? Девки трогают мой живот. Таня заявляет, что если сверху у меня нормально, то вот это - мамон! У меня просто такая конституция живота, внизу действительно выпирает. Но это не мамон, какого хрена я худел на пять килограммов? Вот, смотрите, у меня пресс, а это не мамон, а самый минимум, что же мне, вообще от истощения сдохнуть? Света тоже трогает, это хороший знак. Таня устала после работы и ебли, идет спать. Это просто здорово. Мы с Светой вдвоем. - Сколько ты весишь? - Пятьдесят. Но хочу похудеть до сорока четырех с половиной. - Сорок четыре с половиной? Это мало. Ну-ка встань. Как у нее классно ноги растут из жопы, это пространство между ног, там у нее пизда, ноги чуть расставлены я смотрю прямо туда. - Думаю, пятьдесят - это как раз твой вес. - Нет, сорок четыре, все будет просто идеально. - А где, собственно, ты хочешь похудеть? Талия (поднимаю рубашечку трогаю неуверенными жадными пальцами талию светлый животик) или здесь (мой нос на уровне ее пупка ладони охватывают ляжку мнут ее сжимают чуть ниже повыше как же у нее прекрасно расставлены ноги просвет медленно сужается от колена вверх вот самое узкое место и вновь чудесное расширение к самой письке туда ее ебут), но нет, вряд ли стоит, все нормально (ладони мнут ее ляжку спускаются на икру какие ноги она стоит как ни в чем ни бывало снова мну ляжку), нет, пятьдесят кило - это твой вес. - Когда я худею, у меня уходит вот здесь (показывает рукой на попу, ну-ка, жму указанное место) и ноги вот так вниз тоже уходят (показывает как сужается внешняя сторона бедра, ага, вот как). - Но смотри, если худеть, то и грудь уйдет, сними-ка это… (долой рубашечку она в лифчике светлая кожица как же стоит хуй вроде она не против жму грудь расстегиваю лифчик). - Нет, грудь у меня никогда не уходит, нет, вот лифчик снимать не надо, все, ты уже посмотрел, - вот черт подери! - Но в лифчике ничего не понятно! - Ну и ничего, блин, теперь не застегнуть… Лифчик застегнут, рубашечка надета. Нога закинута на ногу. Поглаживаю спину, талию, плечики. Света нарушает молчание. - Ты зря на что-то надеешься. У тебя был выбор: Таня и я, ты выбрал, и со мной у тебя ничего не будет. - ОК, тогда, чтобы понравиться твоему сыну, я подарю ему ботиночки "первый шаг". На тренировке по переговорам учили, что нужно обязательно продемонстрировать живые деньги, это действует. Вынимаю из кармана помятую пятисотку. Она молчит. Зацепило! Ей нужны бабки, она думает над этим! Что она ответит? - Конечно, мне нужны деньги. Но ты не стал бы мне их предлагать, если бы не хотел со мной. А я не такая. Это уже проституция. - Да какая же проституция?! Я делаю подарок твоему сыну, ты начинаешь ко мне лучше относится, все нормально! - Нет-нет, вот если бы просто так, ни за что ты бы мне дал денег, потом бы мы еще месяц просто так встречались, ну вот тогда что-то могло произойти. Неужели не даст? Черт подери, эти предрассудки, ей же нужны бабки! Ладно, если не выебу, так хоть покажу... - А вот, что у меня есть еще, - снимаю джинсы. - Что, там полметра, что ли? - Нет, не полметра, просто вот… Я голый, у меня, конечно, не полметра, нет, ничего особенного, но это настоящий мужской член в полустойке перед соломенной вдовушкой, вот он здесь и сейчас! Рубикон перейден, я предлагаю ей близость прямо и явственно! - Нет, я не такая, - она ломается, член ей прекрасно виден. - За деньги, вот так… - Хорошо, увеличим ставки. Кладу на стол еще одну пятисотку. Любой чайник скажет, что это ошибка, слишком быстрое увеличение цены, слишком серьезное - в два раза! Только идиот может такое ляпнуть, но кто не идиот, когда хуй упирается в джинсы и баба вот-вот согласится! - Нет, вот так сразу за деньги! Обнимаю ее за талию. - Я вот тут на тебя смотрел тебя трогал меня всего разобрало так очень захотелось если бы не трогал то не так а то вот прямо очень… Похоже, она прибалдела, ей ведь тоже очень хочется! Света взяла короткую паузу и заявила: - Я стою гораздо больше. Я бы подумала, если бы здесь было в два раза больше, твой презерватив, я курю сигарету прямо в этой комнате. Выворачиваю карманы. - У меня 1650 руб., оставлю жетончик на метро купить. Вот презерватив. Что ж, кури. - Она улыбается и достает сигарету. - Только курить ты будешь голая. - Но ты не будешь мне мешать. - Хорошо. Она в трусах без лифчика сидит на кровати и курит. Грудь небольшая, ребенок ее почти не испортил. Говорит, молоко пропало через две недели. Трогаю членом ее соски. Хуй ноет. Похоже, это ее тоже заводит. Как все это долго. - У меня не такой опыт, как у Тани. - Подумаешь, опыт - не главное. Сигарета закончилась. Тушит ее в банке. - Встань. Залезает на кровать, но не ложится, а стоит на ней. Надеваю гондон стягиваю с нее трусики. Встает спиной к стенке. Лезу к ней прижимаю к стене получится ли я ведь выше чуть приседаю одну ее ногу вбок она тоже хочет так заправляю вот… вошел да поехали. Чуть неудобно на присогнутых коленях вверх-вниз у нее нежная светлая кожица это здорово. Все, теперь ложимся, вот так лучше, можно приналечь… Блять как же скрипит диван та дурочка может проснуться еще заявится помешает. - А а поцелуй меня... Что это еще за просьбы, ты, блядь! - Не люблю целоваться люблю ебаться - Да да трахни меня милый - Я тебя выебу да вот какие у тебя ноги хорошо ебешься ты мне дала я тебя выебал тебе это нравится? - А а как ты думаешь? - Думаю тебе нравится ебаться вот я тебя сейчас ебу вот этого я и хотел а ты дала. - Давай солнышко о какой же ты мужик давай трахни меня давай. - Я хотел тебя раком выебать какая у тебя жопа вот так тебя раком ебу. - Давай милый давай. Сжимаю ее жопу кончаю. Ох-хо, ой-ей-ей! Как же я устал... Пойду помоюсь. По возвращении слышу вопрос: - А с кем тебе больше понравилось, со мной или с Таней? - Кто спрашивает, тому и отвечаю - конечно, с тобой. - Нет, серьезно! - Ну разумеется. - У меня ведь нет опыта. - Странно, если женщина замужем, у нее должен быть большой опыт. - Да, но не с моим мужем. Муж у нее славный парень. Один раз она бегала в милицию "снимать побои". Из милиции ее послали в больницу. Оттуда - в другую, подотчетность у них сменилась. Наконец, побои были "сняты". - Дайте подтверждение в милицию. - А кто тебя избил? - Муж. - А, муж! Нет, по бытовому мы справок не даем. - Так что же делать? - Иди в милицию, пусть они вышлют запрос. А в милиции не хотят заводить дела, пока не будет справки из больницы. Пиздец. Теперь они живут отдельно, а муж иногда развлекается тем, что приходит в гости ломать ее дверь. Среднее время подъезда милиции составляет два с половиной часа. - Хочешь верь, хочешь - нет, но я только второй раз мужу изменила. И полтора месяца у меня мужчины не было. И замуж я целкой вышла. С удовольствием смотрю на ее бедра, туда, где они чуть расходятся у пизды. Сводит их вместе. - Ты смотришь на меня как на проститутку, которой только что денег заплатил. - Да нет, просто мне нравится, как ты выглядишь. Провожаю ее свежим ранним утром, по дороге прихватываю ее и еще хлопаю, да, ночка удалась. Гляжу на ее замечательный просвет между ног и хлопаю по жопе. - Что ты смеешься? - Вот прикол, ты сейчас идешь со всеми моими деньгами, а у меня вообще одни железки остались. - Ну, это твои проблемы. - Да, все правильно, мы договорились (it's a deal!). Хорошо бы еще заявить, что я ее выебал, но язык у меня не повернулся. Светло как-то, солнышко светит, люди на работу спешат, как такое скажешь. - Да, и всем хорошо. Учитывая, как она торгуется, следует признать, что она совсем не глупа. - Мне понравилось. Возьму ее за жопу подержать. - Я бы и так согласилась. Вот это новости! Ни хрена себе, что же, придурок, зря выбросил полсотни евро! - взбесилась Жаба. - Может и да, а может, и нет, - успокоил Старый Самурай. - Живи здесь и сейчас. - О да! Самое интересное - что там у ее алкоголички с молодым парнем? Света говорит, что ее мама вообще испортила Витю, в том смысле, что она была его первой женщиной. На мой взгляд, маму в ее нынешнем состоянии вообще трудновато называть женщиной. Разве что мерзкой пропитой старухой. Витя спит с бабой-ягой. Силен. - А к тебе он не приставал? - Нет, что ты. Он даже на меня и не смотрит. - А мне показалось, смотрит. - Нет, вот раз мы даже в одной кровати спали, мама нас нашла - так ничего и не было. - Вот это потенция у парня, надо же, она ведь намного старше! - не обидеть бы ее маму. - Нет, ничего особенного, мама говорит, он так себе. - Ну, это понятно (на его месте я получил бы звание абсолютного импотента. Но я никогда бы не оказался бы на его месте, ебаны в рот!). - Он до нее даже и целоваться не умел. Витя целуется с бабой-ягой. Меня стошнит. По версии Тани, Витя все-таки ухаживал за Светой, она не согласилась, тогда он, настоящий мужик, переадресовал свою любовь ее мамаше. Видимо, очень хотел устроиться в Питере. Но какая потенция! Почему он не вернется в Эстонию, не станет европейцем, будет деньги зарабатывать в ЕЭС? Ему нельзя вернуться. Как-то раз они в Нарве с друзьями, гуляя вечерком в парке, наткнулись на девчонку, которая одному из них была должна денег. - Ну, что нам с тобой делать?! Четыре ядреных парня в справедливом негодовании, юная испуганная девушка, хитрая и милая, в парке тихо и безлюдно, к вечеру прохладно, скоро будет совсем темно. - Ладно, овца, раком становись! И она покорно спустила джинсы и оперлась на руки и колени о влажную траву, вот так попала, еще запачкаюсь. А они драли ее по очереди. - Эй, Витек, иди, трахни ее! Что? Не хочешь? Ну и дурак. Поехали, пацаны, по второму кругу. Через часик ребята успокоились, овце была прочитана нотация, все, свободна, пусть знает как деньги не отдавать, поняла, бля?! Легко отделалась, скорее прочь, теперь быстрее к папе -работнику прокуратуры. - Доча, наконец-то! Ты где была? - Меня изнасиловали. - Что, как ты себя чувствуешь? - Нормально. - Запомнила козла? - Всех четверых. - Пиздец убью козлов! - Лучше ты их посади. - Конечно деточка не плачь всех козлов моя хорошая посажу всех. Самое любопытное в том, что прокурорская экспертиза ДНК спермы в ее молодой свежей упругой в меру натертой письке официальнейше подтвердила вторжение не только троих молодцов, но и четвертого уклониста Витьки-неудачника, девственника, виноватого без вины. А нечего было морду кривить, ебать нужно было, а не пялиться. Теперь в бега, в Питер - ебать пожилую алкоголичку, жить без документов, а кому сейчас легко? Сестрички Ее загорелые коленки светились, когда я проезжал мимо на своем велосипеде. Она заметила мой взгляд и заулыбалась. С расстояния в тридцать метров она выглядела старшеклассницей. Подъехал, познакомился. Она с меня ростом, здоровая, с талией и жопой, одета в легкое длинное платьице, в разрезы выглядывают длинные ноги, трусы просвечивают. С ней мелкая пожилая сестра. Они далеко не школьницы. Здоровую зовут Вера, выглядит немного за двадцать, хотя ей двадцать семь, а сестре стукнуло все тридцать пять. Погуляли, выпили пивка, Вера - джин, вообще пьет слабо. Потащились на Неву прямо пешком, хватаю Верку сперва за талию, затем все ниже и основательнее. Зашли в игровые автоматы, по какому-то недоразумению выиграли четыреста тридцать четыре рубля, из которых сестры получили по двести, а чаевые достались девке - автоматчице. В конце концов оказались у меня дома, Верка потребовала не хватать ее руками, я переключился на сестру, благо под пивко и бабулю можно. Невзначай прижал ее на балконе, обнял сзади, несколько раз хорошо проехался по жопе снизу вверх стоящим в штанах хуем. Но Верка не дала идиллии получить развитие и утащила сестру домой. Я их было отвез, привез сестру назад, но ко мне она уже не пошла, а начала выебываться, требовать прогулки под луной и поездки рысью. Заявила, что мужиков нужно поддразнивать. Прошедший вечер она описывала так: - Ты сперва вот к Вере подошел, но потом ты понял, что я очень привлекательна, у меня отличная, просто идеальная фигура, ты и стал ко мне приставать, и я тебя не отталкивала, позволяла все это, но это не значит, что я должна с тобой прямо так переспать. Дура блять. От Верки я отстал лишь после ее ультиматума "руками вот не надо меня трогать!". А к этой бабке на четвертом десятке пристал только потому, что в темноте бы и она сгодилась. Пошла на хуй, в общем. - Ну что ж, очень жаль, было приятно пообщаться. Собственно говоря, я нисколько не преувеличиваю, когда называю женщину тридцати пяти лет "бабкой". Даже состояние организма здесь ни при чем. Просто к этому возрасту уже вполне можно успеть обзавестись внучкой. Арифметика проста: 17 (бабушка поверила негодяю) +17 (дочка неудачно отметила день рождения) +1,5 (срок двух беременностей) =35,5. Неологизмы Миши. Погода распогаживается. Вы просрачиваете заказ. Повышение рождаемости Пора спасать Россию. Вот, например, отличное решение: за каждого третьего рожденного ребенка бюджет платит папе с мамой реальные бабки, пятьдесят тонн баксов. За первого и второго ни хрена не платить. Возражение первое: сразу понятно, кто будет пользоваться этой льготой. Улучшение проекта: платить только за белого ребенка. И никакой дискриминации, смуглых детей у нас и так вполне достаточно. Ой, это же расизм? Расизм - это иностранный, чуждый термин, а в России это называется словом "патриотизм". Ладно, цвет кожи – дело мутное. Тогда эти реальные бабки должны выдаваться через православную церковь по факту крещения младенца. Разворуют же, стукачи чекистские! Нет, денег им давать нельзя, бабки должны идти из бюджета напрямую папе с мамой. Из церкви только справка, что крестили. Тогда ведь попы справками начнут торговать! Ох, ну и проблемы с этой Россией. Возражение второе: сразу понятно, кто будет пользоваться этой льготой. Алкоголики и дебилы. Ну что же теперь сделаешь, если народ наш спился да повыродился. Авось ничаво будет, да на худой конец еще детдомов понастроим, пусть добрые американцы наших деток-инвалидов усыновляют. Примерный семьянин Я так люблю свою жену, что мне похуй, кого ебать. Я стою у окна нашей квартиры. Эти панельные дома совсем плохо строят. Если смотреть с улицы, видно как из стыков и углов кое-где торчат куски желтой теплоизоляции. При этом они довольно высокие. Рукой я опираюсь на раму и боюсь, что она сломается и я выпаду со смертельной высоты. Но зрелище слишком притягивает меня. Уже ночь, но мне видно происходящее. Я даже понимаю причину. Местная преступная группировка наказывает непослушных. Те построены неподвижной шеренгой и ждут своей очереди. Среди них мой отец. Я не могу узнать его, все-таки довольно темно. Хоть бы с ним ничего не случилось. Члены группировки двигаются вдоль шеренги, принимаясь избивать очередного. Их меньше, чем жертв, у них нет оружия, но что-то удерживает избиваемых от сопротивления. Они покорно ждут, когда к ним подойдут, ударят в живот, собьют с ног, будут пинать в сплетение и по почкам, потом решат, что достаточно и перейдут к следующему. Сверху из окна видно, что шеренга неподвижна и становится все короче - это она ломается с края, когда упавший человек корчится на земле под ударами бандитов. Избитые кое-как поднимаются и уходят. Дело доходит до девушки со светлыми волосами. На ней укреплен какой-то плакат, может быть, политический. Бандиты вдруг обливают ее бензином и поджигают. Странно, с другими они так не делали. Она останется жива, но будет изуродована. За что ее так? Полуденный сон Актерская любительская труппа. Собрались случайно, договорились о репетиции. Она была молода и хороша собой. Не взглянув, ответила на его приветствие. День был дождлив и скучен. Дик наудачу предложил пойти куда-нибудь, чтобы согреться. Сюзанна согласилась и мельком взглянула на него. В этом городе оба были проездом. Она недавно пережила разрыв с близким человеком, он признался, что уже давно не может найти себе места. Сюзанна сказала, что на днях получила письмо от своего знакомого. Он пишет, что все прекрасно, новый дом хорош, он любит ее и ждет, любит и ждет. Да, - сказал Дик, - они делают это с обычной для них жестокостью. Что? – в голосе девушки послышались боль и удивление. - … с обычной для них жестокостью, - эхом самого себя ответил ее спутник. - Обними меня, - попросила она. В пустом зале театра их ласки были чуть жарче, чем у влюбленных. Она оказалась сверху, ее колени сжали его тело, а он стал читать детский стишок про город и орехи, спрашивать, как же зовут эту девочку, самую тяжелую в его жизни, Сюзанна отвечала, а он спрашивал снова и снова, и ее имя стало забавно искажаться, когда его пальцы легли на ее горло, пока не стало легким как ее тело свистом. Когда все закончилось, он поднялся и пошел к выходу. Почувствовал, что так просто уйти не сможет. В стылом оцепенении встал и оглянулся. В одном из рядов спиной к нему сидела девушка, ее голова откинулась на спинку кресла. Ей могло быть неудобно и жестко, в обнаженных плечах и шее оставалось столько молодой силы и изящества, что хотелось дождаться, чтобы увидеть, как она проснется, потянется, встанет и взойдет на сцену или отвернется, поправит волосы и уйдет прочь. Он вернулся, чтобы заглянуть ей в лицо. Глаза неподвижно и внимательно смотрели в сторону, тонкий нос сломан набок, выражение лица немного удивленное, словно незаслуженной болью, почти равнодушное. И кто-то спокойно наблюдал за ними. Смерть Толика Толик старался бросить, но это было сильнее. В его записной книжке дядя Слава, его отец, прочитал понравившиеся ему строчки и часто, смеясь, цитировал их: «В моей жизни есть только один большой плюс – крест на моей могиле.» Многие боялись, что он сошел с ума. Записная книжка сына была полезной и с другой точки зрения – можно было поискать женщину, родившей от Толика ребенка. Если, например, она раньше не заявляла о себе, но вот если узнать и позвонить ей, то могла бы признаться: «Да, я родила ребенка от вашего сына, просто раньше немного стеснялась сказать, точнее, двух детей – мальчика и девочку, и они очень на вас похожи». А если в записной книжке не окажется телефона, можно дать объявление в газету, например: «Разыскивается девушка Толика, телефон и адрес указан, просьба позвонить по поводу рождения ребенка, мальчика или девочки.» Соседка Людмила Васильевна с трудом отговорила его от этих поисков. «Может появиться пятьдесят или даже сто пятьдесят женщин с детьми, и никто не сможет найти в этой куче настоящих детей Толика.» Дядя Слава первый увидел сына, когда зашел на кухню. Позвонил жене, мы зовем ее тетя Таня. Затем позвонил в скорую помощь. Затем сел в своё кресло и стал гладить здоровую овчарку по имени Рекс. Терпеть не могу собак и чужих детей, особенно собак. Но Рекс произвел на меня хорошее впечатление, когда раз на моих глазах он охотился на шуструю уличную кошку. Все решили доли секунды. Мощный рывок, стремительно ускользавшая кошка теряет равновесие, ее туловище уже между зубов пса, челюсти вот-вот схлопнутся, шикарно, кошка летит кубарем – и, что же такое за ерунда – выскакивает из пасти и тут же оказывается на дереве. Все равно, Рекс молодец - рывок был хорош. Кошка уже не контролировала ситуацию, ее спасительное сальто было чистой удачей. Тетя Таня приехала раньше, чем скорая. Дядя Слава все так и сидел в кресле. Рекс нервничал, ему было нужно гулять. Тетя Таня надела на собаку поводок и повела вниз. Намордник не взяла, у нас это не принято. У нас много чего не принято. (Как-то раз тетя Нина, врач-терапевт из Москвы, пришла к очередному больному по вызову. За дверью ее встретил хозяин и рядом с ним его собака – рычащий клыкастый зверь. Хозяин вежливо приглашал доктора проходить. Тетя Нина очень спокойно попросила его: «Уберите, пожалуйста, собаку». Хозяин обиделся: «Моя собака не кусается и вообще намного умнее Вас». Тогда обиделась и тетя Нина: «Вот тогда и лечитесь у своей собаки». И ушла. Хорошая женщина, вот только детей у нее не было.) Внизу в подъезде тетя Таня, у которой сын в тот день умер, и которая приехала раньше скорой, точнее, скорая не приехала, потому что уже было не нужно, внизу в подъезде тетя Таня встретилась с мужчинами в белых халатах. - Вы за трупом? - Угу. - Это на четвертом этаже, квартира налево, там на кухне у помойного ведра, легко найти. - Вы так все подробно объясняете, а... м-м-м? - Я его мать, мне нужно гулять с собакой. Толик, наверное, слишком долго пролежал в тепле. Когда на кладбище в последний раз открыли гроб, было видно, что Толика гадко раздуло, а изо рта почему-то сочилась кровь, хотя последнее странно и, скорее всего, показалось. Тетя Таня, мать Толика, сказала его друзьям, не тем, которые бритые и здоровые, а другим, которые худые и наоборот, чаще всего небритые, стояли в сторонке: - Вот, смотрите, так и с вами скоро будет. Среди них, действительно, за последние два года умерло шестеро, они это хорошо знали и с тетей Таней не спорили. Мне одинаково, нет, по-разному, но очень противны и те, и другие, да и сам Толик мне был всегда противен, хотя я с ним почти и не общался, пусть Сережа и говорит, что он был хороший. Мне грустно оттого, что по соседству с его большим могильным плюсом темнело надгробие с фотографией юной прекрасной девушки. Дядя Слава сказал, что она тоже умерла от наркотиков. Светочка На моей свадьбе эта восемнадцатилетняя девушка, Светочка, была среди самых грустных. Возглавляла группу страдальцев моя новообретенная теща, утирающая помятые щеки - наверняка в слезах полно спирта. Между нами всего лет шесть разницы, но я молодой интересный мужчина, а она через три месяца будет официально провозглашена бабкой. Довольно того, что она приводила домой мужиков и давала им в присутствии едва ли спящих детей. Еще неизвестно, кто виноват в распаде ее семьи - алкоголик тесть или проблядь теща, кто свернул с дороги раньше - яйца или курица? Теща на моей свадьбе поплакивала, но сильнее страдала ее младшая подруга, Оля, жиреющая девушка на выданье, жертва несчастных любовей и безнадежных связей с женатыми. Когда она наклонилась над новобрачными и прохлюпала искреннее пожелание счастья, ее короткая юбка задралась таким лихим манером, что и бывалые мужики позади нее в смущении отвели взгляды. Светочка грустила не так отчаянно, а как-то по-птичьи робко, устремляла на красавца чужого мужа - меня любимого - печальные глаза и нежно улыбалась. В этом читалось такое стремление стать жертвой, что у меня и хуй бы встал, если б я не волновался, все же это моя первая свадьба за три с лишним десятка лет бедовой жизни. Из последующих разговоров с женой мне открылось, что Светочку расстраивали не только нахлынувшие соленой волной дружеские чувства к новобрачной, но и ее прискорбная восемнадцатилетняя черт возьми девственность, еще не позор, пока только повод призадуматься. Будь я свободен или нагл, или хотя бы по-прежнему упорен в борьбе со своей трусостью, отодрал бы всех присутствовавших дам, ебаны в рот, даже сорокалетнюю пропитую и проебанную до жил тещу, даже жопястую Олю стоило загнуть и еще на пол-пальца задрать короткую юбчонку, тем более печальную Светочку с ее овечьей кротостью отхуячил бы во все дыры. Хотя в большей степени мне все же нравятся плохие девчонки. Миновало уже года полтора моей счастливой семейной жизни, когда жена рассказала мне о звонке своей старой подруги. Светочка порадовала ее, что она благополучно рассталась со своей невинностью, более того, недавно совершила замечательную поездку в Турцию, где познакомилась с интересным молодым человеком. - Что, спала? - Да, но только с одним. - Ну, нормально. Интересно же получается - люди едут отдыхать в чужую страну и там находят друг друга. - А он не русский, он турок. - Что, не понял, турок? - Ну да. - Что, черный что ли? - Ну как черный, нет, симпатичный, молодой, двадцать два года, из Стамбула, богатый. - Понятное дело, вот и проблядь твоя подруга, турку давать. - Так у них роман красивый был, он за ней ухаживал, две недели каждый день встречались. - Ну ясный пень, драл ее дуру каждый день. - А она мне еще сказала, что мужчина в сексе должен быть, это… изысканным. - Изысканным? Ха-ха-ха! - Ну да, вот, смеяться будешь, ну чтобы она не лежала просто, а вот по-разному? - Это как это по-разному? - Ну вот как мы с тобой… ну с извращениями всякими… - Не понял, это чтобы ее били что ли? - Ну нет, ну это чтобы и так, и на коленях постояла… Камасутра, в общем. - И сверху приседания поделала, понятно. - Он ей сказал, что у нее есть все данные для работы в сфере обслуживания. Приглашал на работу. - Проституткой? - Нет, говорил в обслуживании. Может, обманывал? - Таким только проститутками и работать. Турку давала! Этого добра и здесь у нас полно, вон азербонов сколько! Ха! Он же хачик! Светка хачику давала! Хачу! Будешь с ней общаться, станет она хвастаться, можешь ей ответить "ну что, Светка, все с хачами трахаешься?", она удивится, а ты добавишь "ты бы еще негру дала". - Это ты потому так говоришь, что тебе за русских мужиков обидно. - Ну правильно, конечно обидно. Правда с турком наверняка лучше, чем с русским алкашом. - Светка рассказывала, что немки туда специально за этим едут. - Чтобы туркам давать? Правильно, этим зверям любая баба понравится. - Немцев там на пляже сразу видно: жирные, белесые, дряблые. - А туркам все по фиг. Светка проблядь. Люблю таких девок. Жена никогда бы не простила. Выборы в Государственную Думу Политическая реклама вовсю эксплуатирует ненавистный мне образ. В роликах по радио нарочито хамский голос рубит правду-матку. Возможно, именно этот типаж признан наиболее удачным эталоном для идентификации большинства избирателей. Это все из того же фильма "Особенности национальной охоты", который я уже и не помню, но образ хама въелся мне в память. "Ну вы блин даете", - главное в этом комментарии - бесшабашное удальство, гордость от собственной дури. Салтыков-Щедрин называл этот народ "головотяпы", это точно. Как начнут головами тяпаться. Вот почему у нас так опасно ездить по дорогам, так неприятно вступать в вынужденный контакт с народом - всегда чувствуешь агрессивное давление тех, кто не любит ждать. И не любит думать. Собственно говоря, фразу "ну вы блин даете" произносит не кто иной, как Булгаковский пес Шариков, но ведь как он изменился, как вырос в глазах зрителей, теперь он явно положительный герой, любимец публики, с экрана телевизора он смачно рекомендует к употреблению пивко с водочкой и зовет голосовать за какую-то политическую шайку, и все это - с присущим ему жизнеутверждающим обаянием скотины, с бараньей радостью от веселого звона своей пустой башки. Письмо Букеровскому лауреату Рубену Гонсалесу Гальего Ваша внешность необыкновенно выразительна. Где же вы прячете свой волшебный палец, так точно попадающий в нужную клавишу? Тот единственный, который способен двигаться? У меня же полный набор из десятка ловких пальцев, я владею слепым методом печатания, при этом я не лучший писатель, чем посредственная секретутка, что грезит о хуях и допускает стыдные опечатки. Вы управляете своей инвалидной коляской о пяти передачах черт знает чем, вот этим Вашим загнутым кистевым суставом, застывшим в напряжении излома, словно на выходе из теплой мамы его схватил морозец судьбы. А я довольно ловко вожу автомобиль и недавно совершил увеселительную поездку по немецким автобанам, скорость - вот только чуть-чуть меньше двухсот километров в час, больше было никак не выжать. В Вашей любимой Испании тоже бывал, и это резон для осторожности водителей инвалидных колясок - автомобилем может управлять российский турист, а ждать окончания корявых маневров уродца-заморыша ему впадлу. Вы читали книги из-под кровати, ползали помочиться в замерзающий туалет и стучали головой в дверь к жизнерадостным нянечкам, а я учился в физмат школе и любил прокатиться в набитом автобусе между крепких сисек и попок своих однокашниц. К числу моих хобби в прошлом и настоящем я бы отнес, безусловно, следующие: футбол, теннис, шахматы - это, кстати, тоже требует ловкости и координации движений, попробуй, попади по кнопке часов, если играешь в блиц и на ход тратишь меньше секунды; прыгал с парашютом за спиной прямо в километровую пустоту обжигающего зимнего воздуха, занимался карате, немного боксом, изредка с веселой злобой дрался на улице, ходил на танцульки знакомиться с бабами. Кстати о бабах: я отодрал их поболее двухсот, среди них были классные девки - модели, спортсменки, победительницы конкурсов мисс школа, в общем, под таких дрочат старшеклассники и инвалиды, если работает хотя бы одна рука. Мы с женой с удивлением прочли про Вашу полигамность, и она, молодая красивая женщина, весело смеялась, когда я с присущим мне тонким чувством юмора изобразил в краткой пантомиме Ваш чудовищный сустав как удобное приспособление для захвата головы очередной временной супруги при исполнении супружеских обязанностей. Ваш пиетет перед святым таинством науки кажется мне забавным проявлением инфантильности, я закончил два с половиной института и с уверенностью могу сообщить, что в научной деятельности, ей богу, нет ничего сексуального, лишь тоска от вынужденной гиподинамии и геморрой. С Вашим завистливым скрипом в отношении зарплат московских программистов я вполне согласен, но отмечу, что мой труд оплачивается пусть и не так шикарно, но тоже весьма достойно, при всех возможностях лениться, а главное - никаких кодов и алгоритмов! Вроде бы, все здорово. Если бы не одно, что не дает мне уснуть - меня ждет неминучая смерть, и страдая на прощальном одре, сочась зеленым гноем, мне нечем будет утешить свой пылающий от боли мозг, не на что надеяться, пусть же это случится попозже, я слежу за здоровьем, правильно питаюсь, регулярно занимаюсь физическими упражнениями, три раза в неделю часа по полтора-два в тренажерном зале, я даже завел ребеночка и заведу еще, но и это меня не утешает, от ужаса полного исчезновения можно спрятаться лишь за чем-то сравнимым по величине - но я не верю, и если даже и пытаюсь, то уж не лучше, чем сам Христос, что усомнился в отце на последнем пороге, выхода нет - остается только писать. Я шутливо сравниваю себя с Кафкой, принципиально не желавшим становиться профессионалом, графомания для меня - это лишь хобби, но от него зависит решительно все. Я начал еще школьником, все годы думал только о том, что буду писать и писать, и что теперь, мне уже тридцать пять, а я еще ничего не сделал, и сумею ли когда-нибудь? Ваш угловатый лаконический стиль напомнил мне свой собственный, писать размашисто мне мешает лень, писать точно - трусость; кстати говоря, вспомните, насколько гуманны были спартанцы в своем отношении к дебилам - тем, кто не может ходить. У меня есть все для преуспеяния, даже слишком много, нет лишь воли делать главное, я как легкий яркий мотылек, что пьет изо всех цветов, да и гадит в них же. Случись мне оказаться в инвалидном кресле, дай мне господь шанс лишиться всех иных возможностей, кто знает, что бы могло выйти из меня? В общем, я посредственность, и, как графоман к писателю, не испытываю к Вам ничего, кроме зависти. Пляшите, мой дорогой, Вы - баловень судьбы! Предновогоднее 2003-2004 Гулкими декабрьскими ночами быдло проверяет свою пиротехнику. Да, народец стал жить получше, вона как ебнуло! Скоро новый год, и от каждой стайки разновозрастных подонков стоит держаться в стороне, у беременной женщины может быть выкидыш от резкого взрыва, но почему они так виновато улыбаются в ответ на брошенную под ноги бомбу? От этой милой склонности к ночному хамству до закладки гексогена в жилой дом - не так уж далеко. Я бы с удовольствием сломал ноги этим саперам-любителям. Пирожок террориста Японцы собираются повесить террориста, отравителя метро. Старая этическая проблема. Коллеги по работе, мирные обыватели, все высказываются за смертную казнь. Заявляю в ответ, что я, хоть и не являюсь сторонником ее отмены, но предлагаю вместо средневекового повешения разумную ограничительную меру - пожизненное заключение. - Что же, на этого убийцу еще и деньги тратить? Да он ведь еще посидит, да потом и выйдет, у него такие адвокаты найдутся! - Хорошо, хорошо, вот тогда любимый аргумент противников смертной казни: а кто будет приводить этот приговор в исполнение? Смех в ответ. - Ну уж на это желающих сколько хочешь найдется. Вон, есть такие, кто человека и съесть готовы. - Так если мы будем потакать их людоедским желаниям, тем самым сделаем наше общество более жестоким! Впрочем, мало кто из нас хотя бы когда-нибудь в юности да не ел у метро вкусных и горячих советских пирожков с мясом. О собачках и кошечках Мне омерзительны все эти истории сослуживцев и знакомых про их домашнюю скотину. Их котики, знаете ли, отличаются необыкновенным интеллектом, смешным коварством и великолепными навыками манипулирования. Даже ссут по углам или рвут обои эти животные как-то особенно элегантно. А их славные песики, уж как строго они относятся к случайным прохожим и к чужим беспородным шавкам! Милые бойцовые собачки! Меня все подмывает рассказать какому-нибудь псолюбивому доброхоту, как я однажды не жалея ботинок пиздил по рычащей оскаленной морде привязанную запуганной хозяйкой только что напавшую на меня овчарку. Да прыснул перцовой настойки в нос охранявшему автомобильному стоянку глупому кудлатому увальню, то ли пуделю, то ли еще кому, но собака большая, бля, я плачу им пятьсот рублей в месяц и не хочу, чтобы меня здесь кусали. Да еще в последнюю секунду инстинктивно ебнул и попал локтем в челюсть целившему мне в горло здоровому черному догу - я неосторожно совершал по парку оздоровительную пробежку. Да еще в нежном возрасте плакал от угрозы мудрой овчарки, решившей понятно объяснить мне, что она хочет спокойно поглодать свою кость без моего любования. Собака взяла мою тоненькую щиколотку в пасть и аккуратно подержала, нет, никакой боли, я даже не ревел те несколько секунд, пока она меня не выпустила. Но я говорю только, что вместо кошечки и собачки у меня есть дочь, тоже неплохо. Ей полтора года. Вчера, уже уложенная было спать в свою кроватку, она вдруг заплакала. Что, доченьке приснился кошмар? Дочь стояла в кроватке и топала ножками. Нет, кошмар не приснился ей, кошмар пришел наяву ко мне. Она обосралась так страшно, как только может обосраться крупный, хорошо питающийся ребенок, достаточно взрослый, чтобы проситься на горшок, но еще слишком маленький, чтобы делать это всегда. В складках смятого одеяльца темнели жирные колобахи говна. Пока я на вытянутых руках и с пугливо отставленным задом (черт, нужно было снять свитер) нес девчонку на санитарную обработку, она обиженно ревела и трясла ножками, пыталась сбросить остатки налипшей коричневой массы. В ванной я просто не знал, как ее держать - засраным было все вокруг, а она продолжала реветь и тянула к моему свитеру запачканные ручки. Самое время позвать на помощь жену. Но говно в нашей семье - это по моей части. Блокада Недавно город отмечал очередной блокадный юбилей. У женщины было четверо детей. К зиме сорок первого стало ясно, что по карточным нормам не выжить. Умные люди посоветовали кормить только двоих. Мать решила, что если смерть, то всем поровну. Уже слабеющая, решилась вломиться в комнату соседа, ушедшего на фронт. В углу нашла мешок. В нем сушеные фрукты. Спасение. Где-то читал, что основную массу грузов в блокадный Ленинград составляли комплектующие для оборонных заводов. А к Жданову и главным товарищам летали самолетики, полные жратвы. Детская поликлиника Покупайте чай Плантекс - ваш ребенок будет всегда веселым и бодрым. На кабинете надпись: "Врач комнаты здорового ребенка". Кто этот здоровый ребенок? Хорошо, что у его комнаты есть врач. Он очень занят, и повредить здоровью ребенка ему некогда. Ходит ли этот здоровый ребенок в свою комнату? Наверное, нет. Надеемся, что врач никогда так и не вылечит комнату. У здорового ребенка есть даже собственный вход, так и написано: "вход здорового ребенка". Вернется ли он в мир на своих ножках, или его вывезут в гремучем железном тазике с красным подтеком из-под крышки? Преимущества грудного вскармливания неоспоримы. Вот только почему дети на плакате такие взрослые. Разве они не знают, что новорожденный похож на задохлого динозаврика гораздо больше, чем на щекастого здоровяка, которого они так любят изображать. Этот битюг уже мог бы ходить в школу, зачем ему сиська. Что же на самом деле они делают с новорожденными? Ультразвуковое исследование Под серьезной шапкой медицинского института с титулом длиной в три строки и орластым двухголовым гербом приводятся результаты ультразвукового исследования плода, то есть моей доченьки. ФИО больной заполняется от руки. Когда была последняя менструация? В полости матки определяется: (один, два, несколько), (живой мертвый) плод - ненужное зачеркнуть). Сюсю Дочь в хорошем настроении. Иногда она проявляет характер, сердито покрикивает и не хочет общаться ни на каких условиях, даже кататься на папе – игриво ржущей и цокающей лошадке. Но сейчас она сидит у меня на руках, обнимает за шею, позволяет нюхать волосики, подставляет щечку для сюсю и жизнерадостно проговаривает новое слово уже из трех слогов: "папока". Слезы счастья закипают в моих глазах. Москвички Переезжаю в Москву. Здесь больше платят. И климат гораздо лучше. А в Питер буду на экскурсии приезжать иногда. И в командировки. Москва сверкает богатством. А какие здесь девки! Роскошные. Какая-то новая порода. Самые красивые бабы и самые энергичные мужики все последние десятилетия стремились в Москву. Их дочки выглядят сногсшибательно. Высокие, наглые, очень часто – блондинки, с длинными ногами и волосами, с гибкими талиями и маленькими попками – для красоты, не для материнства. Настоящие стервы. На кривой козе к ним особенно не подъедешь. Это задумчивую петербурженку еще можно охмурить своим интеллигентским обаянием. Главная ценность для москвички - это успех. Их общая мечта - найти богатого любовника. Хотя бы одного. Кто он - неважно. Лучший вариант – приехавший на высокооплачиваемую должность европеец. Какой-нибудь немецкий менеджер, боявшийся у себя во Франкфурте и посмотреть на кого-нибудь ниже спины, здесь, в Москве, чувствует себя офицером армии-победительницы. Курка, яйки, млеко! Раздягайт! И московские девки рады этой властной арийской длани на их упругом бедре. При удачных обстоятельствах можно ведь и замуж выйти. Впрочем, сойдет и местный – но обязательно крутой. Московские мужики, кстати, бездарно используют свою элитную генетику. Москвич изо всех сил бьется, чтобы добиться успеха и растолстеть, стать наконец похожим на жирную свинью, здоровую, самодовольную, наглую. Так и должен выглядеть достойный любовник высокой холеной красотки. Но таких преуспевающих кабанов на всех красоток не хватает. Что ж, на худой конец сойдет и заезжий ниггер, и подозрительный хачик из местных, были бы у него бабки. "Кого волнует, с кем я сплю?" - игриво улыбаются москвички. Самое худшее для них - почувствовать себя грязной дешевой проституткой. Единственное обидное слово из трех - "дешевая". Словосочетание "грязная дорогая проститутка" в Москве не употребляется. Если "дорогая", то при чем здесь "проститутка"? Просто женщина сумела хорошо устроиться. "Грязная" - уж совсем не к месту, у москвички всегда найдутся средства на уход за телом и гардеробом как до, так и после, ну, придется слегка потерпеть, но ведь не бесплатно, отнюдь, отнюдь не бесплатно. А кто бы отказался? Город желтого дьявола. Что ж, нужно соответствовать. Задний ход В тридцать пять лет возраст уже дает о себе знать, особенно если последние шесть удалось провести в таком удобном кресле, что и вставать из него неохота. Первые симптомы почувствовал еще года три-четыре назад. На рабочем центре пипифакса, в высшей точке очистительного напряжения объявилась маленькая и гадкая красная клякса. Ерунда, потужился чересчур сильно, трещинка какая-нибудь маленькая. Эти трещинки в жопе плохо заживают. Гром грянет - мужик не перекрестится. Но мой судный день настал. Сегодня вечером тренировка, неплохо бы прочистить трубы. Пойду в наш офисный туалет. Его особенности удручают изнеженного гедониста. Это явно эконом, а не бизнес-класс. Четыре посадочных места отделены довольно хлипкими фанерными перегородочками. Каждый вздох ожидания и грусти, каждый стон наслаждения и боли слышны братьям-орлам в соседних кабинках. Туда не зарастет народная тропа, просто в трудный час идти больше некуда. Есть и еще одно сугубо национальное обстоятельство. Этот народ невозможно победить. После обеда трудно найти незагаженный унитаз. Что там унитаз, ведь эти сверхчеловеки, преодолевшие рабскую зависимость от добра и зла, гадят очень мимо, просто куда только можно себе представить, подобную свободу могли чувствовать, пожалуй, только умирающие от рака кишечника в концлагерном лазарете жидо-цыгане и славянские недочеловеки. Если заглянуть в особенно уделанную кабинку, останется только дать задний ход и плотно закрыть дверцу, будто бы это остановит химическую атаку. Но и в лучшей из кабинок после обеда приходится ступать осторожно, как по минному полю, благо, все мины хорошо видны. Но мне нужно. Утверждаюсь на чистом месте и упираюсь рукой в стенку. Не дай бог, если в одно время со мной здесь окажется еще один страждущий, вот не хватало еще слушать его крях-пых-плюх-ахх, мне же будет не сосредоточиться на своем. А сосредоточиться необходимо. Желательно подумать о чем-нибудь умеренно позитивном, благостном, но не вызывающим сильный эмоциональный всплеск. Например, о том, что я неплохо поиграл в прошлый четверг в футбол, не блестяще, но довольно крепко, в общем, отрабатывал в защите, да, в атаку подключался, эдакий работяга на футбольном поле, конечно, пару раз вышло с дриблингом, один разок неплохо ебнул и забил, да, так, в общем, нормально поиграл. Нус-с. Теперь можно потужиться. Решительно. Воздуха набрать, и зажать его, и животом вниз, хорошо, что я пресс много качал, и надавить, бля, не получается, перехватить еще глоток воздуха, надавить, еще, ну… Блять. Все очень плохо. Возможно, я несколько переоценил свои возможности. Принял желаемое за действительное. Срать действительно хочется. В жопе стоит кол говна, его нужно только выдавить. Но это никак. Ебаны в рот, вот ведь еще кто-то лезет, скотина, хлопает, кашляет, звенит пряжкой, вот ведь свинья офисная. Надеюсь, он ненадолго, парень, по звукам, хваткий и энергичный. Подождем. Уходить нельзя. Продавить бумажкой торчащее говно - путь неудачника. Пока сосед вершит процесс, я подготовлюсь к битве. Вытру стульчак, проложу его пипифаксом и устроюсь капитально. Присяду. Снова задумаюсь. Футбол - дело хорошее. А вот еще хорошее дело - бабы. Неплохо бы кого-нибудь выебать. Кого? А, кого угодно. Какую-нибудь бабу. С жопой, они сейчас ходят в джинсах в обтяжку, вот блять раком поставить и отхуярить, у них джинсы обтягивают жопу и промежность между ляжками, они ебутся на хуй с кем попало, теперь снова потужиться… блять, мне уже просто больно. Торчащий кусок отковыриваю пальцами. Тужиться еще уже не представляется возможным. Отложу до вечера, дома посижу обстоятельнее. Геморрой требует осмысленности в каждом напряге. Уже в интимной домашней обстановке, кряхтя от натуги, с мучительной болью в жопе и пульсирующими в окружении меня бесцветными червяками все-таки выдавливаю из себя какашку - жалкую и тощую. Похоже, эффективное сечение моей прямой кишки существенно уменьшилось. Как мне теперь с этим жить? У доктора-проктолога мне не очень понравились: его кавказская фамилия на грязном расписании, гнусный советский лежак с холодным полиэтиленом, собственная растерянность с брюками в руках – их совершенно некуда повесить. Впрочем, негативные впечатления можно воспринимать как забавные. Очаровательная кровать со ступенькой и подставками под колени на манер гинекологического кресла. Слева на зыбкой подставке накрытые полотенцем склянки, что-то краснеет, использованная вата или что-то. Белый пластмассовый ящик с выдавленными буквами КРОНТ и рукописной надписью «Чистые зонды». В сущности, крот по своим функциям – это тоже зонд, только грязный. Лежак с подколенниками, один из них повернут вокруг своей оси с небрежностью, нет, больше, с разнузданностью. Здесь ничто не ограничивает свободу хирурга. На баке такая же надпись от руки «Дестил. вода». Ошибка или намеренная небрежность, да, высшее образование не обязательно для посвященных. - Оденьте брюки отверстием назад и сверху бахилы. Эти брюки – порождение уголовной фантазии. Зона ревела бы от восторга, пройдись по ней 8 марта педрила в таких штанишках, думаю, на закрытой вечеринке гомосексуалистов они тоже могли бы заинтересовать эстетов. Штанишки похожи на обычные пижамные, за исключением хорошо обшитой дыры во всю жопу. Доктор ловко мажет мою жопу вазелином. Нехороший знак. Боль, когда доктор делает крутую профессиональную клизьму. Уже потом я всматривался в аппарат – обыкновенный ящик из советского прошлого, такой мог бы использоваться и в системе управления ракетным пуском, но здесь шкалы амперметров размечены градусами Цельсия и мегапаскалями. Доктор ворочает в жопе взад-вперед чем-то твердым. - Расслабьтесь. Больно. - Встаньте на локти и колени. На кушетку с холодным полиэтиленом, что ли? - Нет, сюда. Забираюсь на знакомый стояк, утверждаюсь раком. Не сразу догадываюсь, что локти тоже нужно согнуть. Передо мной открытое окно в сад, он шумит со сдержанной тревогой летнего вечера, как в детстве на даче, когда ни одна из игр не может отвлечь от тягостного ожидания чего-то неизвестного, опасного. Снова эти смазывания моей дырки, вслед за которыми обязательно следует боль. - Прогните спину. Что-то твердое снова лезет мне в зад. Больно. Подаюсь вперед. Издаю стон. - Максимально прогните спину. Что-то безжалостное въезжает мне глубоко в утробу. Так, что я с судорожным выдохом подаюсь к окну. - О-О, доктр, бльно очень. - Ну все, все уже. Слава богу, похоже, он не обманывает. В жопе теперь пусто, остается только глухая, немного саднящая боль. Стыдно, мои ужимки под напором жопоскопа были достойны не сурового бывалого ебыря, а наивной девственницы. Все соблюдено: трепетность ожидания, стыдливость прогибания, робость уклонений, нежность стонов, радость облегчения и легкость разочарования. Доктор остался доволен увиденным в моей жопе. Предложил мне сделать прижигание моих узлов прямо счас. Нет, сегодня я этого уже не перенесу. Отложим на несколько дней, мне нужно прийти в себя. В назначенный срок прихожу на экзекуцию. Доктор занят. Есть время посмотреть по сторонам. Женщина бальзаковского возраста проходит по коридору деревянной походкой, лицо бесстрастное, в руке ножницы. Заходит в операционную. Выходит. На лице улыбка, медленная как слизняк. В дальней комнате кто-то невидимый сильно гремит железными тазами. Кругленькая невысокая тетка средних лет проносит поднос. Под белым полотенцем много инструментов, в частности торчат какие-то металлические ножницы. - Это вы на операцию? - Ну я, вообще-то на электрокоагуляцию. Не отвечая, уходит. Что это значит? Что обещанная мне щадящая электрокоагуляция и есть самая что ни на есть операция? Наконец меня приглашают в операционную. Раздеваюсь. Ложусь на пыточный стол. Гляжу по сторонам. Вижу хороший штырь весь окровавленный стеклянный прозрачный с такой интересной насадочкой для подачи жидкости, весь в крови, весь. Что тут до меня было? Кругленькая просит приподняться. Это легко. Заводит под меня стальную пластину. Будут пытать током. А вот и доктор. - Ложитесь, немного поближе, нет, голову опускайте. Успеваю посмотреть на свои гинекологически раздвинутые колени и внимательные глаза доктора, устремленные в мой задний проход. - Сейчас йодом смажу. Хорошое что-то такое в жопу, здоровое, и с проворотом, очень больно, с проворотом, я сам готов провернуться вместе с этим проворотом внутри, это как мясорубка, только внутри. У меня в жопе. Четыре укола в прямую кишку – по одному уколу на каждую сторону света. Пронзающая боль. Зато все деревенеет. Ничего не чувствую. А если девственницам перед дефлорацией делать такие укольчики прямо в малые губешки? Возня в одеревеневшей заднице, чувствую лишь толчки. Что-то запихивают, наверное. Вроде бы щелкнул какой-то тумблер, очень знакомый звук, словно с лабораторной по физике. Сколько же тут ампер. - Доктор, а что, процесс уже пошел? Голос кругленькой, она неожиданно коммуникабельна: - Да, все уже делается. - Здорово, и не больно совсем. Ладно, так можно жить. Чуть-чуть больно становиться лишь немного позднее, хотя, в сущности, ни с чем предшествующим это не сравнить. Все заканчивается неожиданно быстро. - Все. - Все? Не может быть!? - Да, все, доктор закончил, - с готовностью отзывается кругленькая. - Какой приятный сюрприз! Меня спрашивают о самочувствии. Приподнимаюсь. В обморок я не падал никогда. Но сейчас у меня явные проблемы с удержанием равновесия. С чрезвычайной аккуратностью, очень медленно одеваю брюки. Одна рука обязательно упирается в лежак. Не хватало еще повалиться на пол, увлекая вместе с собой гулкие железные тазики, безжалостно отточенные кровавые железяки, тянучие провода и жилы катетеров, использованные перчатки и звонкие склянки с микстурами. Снова интересуются о самочувствии. Боятся, что я грохнусь? Предлагают полежать. Слава богу что не здесь, а в другой комнате, рядом с инструментами я чувствую себя коровой под разделку. Аккуратно укладываюсь на бок. Очень хорошо, что все уже кончилось. Можно позвонить жене и друзьям, похвастаться. Один раз - еще не пидорас. Два раза - еще не привычка. Отдыхаю. Похоже, начинает отходить местный наркоз. Что-то такое там внутри начинает тихо жечь. Может быть, именно поэтому меня спрашивали, как я себя чувствую. Что же будет? Не могу сказать, что отходняк был приятным. Задумчиво вертел в руке склянку с обезболивающими таблеточками. Но все же смог перетерпеть. Зато какать стало легче. Прошивка вен Если уж венами заниматься, то как следует. Варикозное расширение вен нижних конечностей углядел даже мой проктолог. На вопрос, мог ли он бы этим заняться, ответил задумчиво: - В принципе можно. Сделать два разреза и концами электродов. Понятно. Спасибо, пытка током внутривенно - это не то, о чем я всегда мечтал. Придется обратиться к специалистам. Их лавочка носит успокаивающее название - отделение лазерной хирургии. Это для простаков и дилетантов. Жутковатые картинки на стенах. От таких вены сразу начинают ныть. Усиливается обратный поток крови, вены раздуваются, клапаны не справляются, кожный покров деградирует, появляются язвы. В общем, нужно лечить. Доктор шутлив и бодр, несмотря на солидный возраст. В коридоре пробовал защипать обаятельную медсестру. Еле успокоившись, приглашает меня в кабинет. - Варикозная болезнь так же неотвратима, как старость. Но приходит раньше. - Доктор, сейчас, говорят, есть малотравматичные способы лечения - в вену делают укол и она слипается. - Да, есть такой метод, есть и другие. Вена - это вообще очень слабенькая вещь. Вот артерия - это да, на ней можно собаку повесить. А вена - ерунда. Она разрушается даже от быстрого ввода хлористого кальция, чего уж говорить. У нас тоже передовая методика - турбофлебодеструкция, убираем вену турбовоздействием. - А долго восстанавливаться? - Нет, быстро, после операции полчаса полежите - и своими ногами домой. Разрезы маленькие, только чтобы к вене подобраться. Сантиметр, не больше. . - И раствор вводите? - И раствор, у нас своя, авторская методика. Вены слегка прошьем, раствор, турбофлебодеструкция, все как нужно сделаем. Они прошьют мне вены. Иголкой и ниткой прямо в тело под кожей. Может, бежать отсюда? Молодящаяся ухоженная дама в белом халате делает мне ультразвуковое обследование. В трусах стою перед ней на кушетке. Ее подтянутое лицо на одном уровне с моим членом. Похоже, я ей нравлюсь. Спросить, не хочет ли отсосать? Ладно, не буду, мне нужно лечить свои больные вены. В назначенный день с тренировочными штанами, тапками, бинтами и булавкой в полиэтиленовом мешке я прибываю в лазерную хирургию. Мне рады - страховая компания заплатит им за операцию. Но я здесь не один такой. - Куда его положить? - Во вторую. - Там занято все. - Да? Ну ладно, тогда прямо сюда. Проходите. Белая дверь, такая же, как и все другие в этом широком коридоре. Но на ней табличка. Операционная. Здесь меня будут резать. Мои худые венозные ноги. Появляется фигура в белом халате. Пожилой мужчина, но для своих лет в хорошей форме. Меня всегда удивляло, как это дедушки в семьдесят лет берутся за сложные операции и бравируют этим. А если маразм вдруг накатит волной - ой, а кто я, и чего это я тут стою, ого, крови-то сколько, а чего это за ножик у меня в руке? Они правы: сколько бы им не оставалось, у больного всегда меньше шансов. Режь, пока не сдохнешь, больных на твой век хватит. Мой доктор улыбчив и серьезен. Бережно поддерживает меня за локоть сильными пальцами. На шее у него какие-то старческие пятна. - Как себя чувствуете? - Так, ничего. Наверное, он проверяет, не обрублюсь ли я прямо здесь, в предбаннике операционной. Но нет, во-первых, я к обморокам не склонен, а во-вторых, доктор несомненно обладает харизмой. Под его внимательным взглядом я физически ощущаю, чувствую, как он принимает на себя ответственность за все, что должно и что будет, словно перед ним его малолетний сынок, растерявшийся так беспомощно, что вот-вот описается. - Брюки снимайте и проходите, да-да, вот сюда, смелее. Рука доктора на локте. Мне очень неловко в операционной. Я полуголый и болезненный. Девушкам до первого выхода в свет обучали многие годы - как говорить, как танцевать. Я же не знаю здешних правил. Могу чего-нибудь зацепить, свалить какой-нибудь прибор. Доктор останавливает меня посередине. - Давайте посмотрим… Вены куда-то спрятались. Это от страха. Мне очень страшно. - Постойте здесь немного, пока вены покажутся. Доктор не торопится. Я стою перед ним на небольшой приступке, рукой придерживаюсь за лежак. Скоро меня положат на него и взрежут ногу. Хорошо, что только одну. Скорее бы. - Ага, хорошо. Доктор склоняется к моей обреченной ноге и синим фломастером принимается рисовать на коже вену, стараясь повторять все изгибы оригинала. Чуть пониже колена на внутренней стороне ноги ставит игривый крестик. Он мог бы стать художником или, по крайней мере, чертежником. А почему бы и нет - глазомер, твердая рука. Или мясником. Но он называется хирург и сейчас, уже, наверное, совсем скоро будет меня резать. Аккуратно залезаю на лежак. Доктор сопровождает меня сильной рукой. Наверное, не однажды пациенты теряли сознание именно в этот момент, срывались с узкой поверхности тушей больной плоти. - Головой чуть повыше. Хорошо. На потолке светится белым светом широкий плафон. В туалетах дискотек в последние годы дневные лампы мажут красной краской - говорят, чтобы наркоманам было труднее искать вены. Здешний мертвенный свет поможет доктору лучше видеть мою кровь. Кроме доктора, судя по всему, участие в разделке будет принимать медсестра - средних лет статная тетка, та самая, чью жопу хирурги любят щипать мимоходом, стоит лишь им снять их резиновые перчатки. Слева к лежаку приделана металлическая рогатка. Мою пятку устанавливают на ленту между ее зубьями, теперь нога поднята выше уровня сердца на треть метра. Понятно, это чтобы кровь не брызгала. Неустойчивое положение, лента не фиксирует, а лишь поддерживает - вся нога болтается. К тому же коленный сустав нагружается на излом. А колени у меня не новые. Пошлая русопятская музычка, которую я бы немедленно выключил в любой иной ситуации, теперь кажется мне вполне приемлемой. Лишь бы резалось под нее лучше. - Больно не будет. Только немного, когда наркоз будем вводить. Да уж, догадываюсь. После уколов в прямую кишку я лишен иллюзий. Без боли эти выродки не могут. Как только очередной случайно выживший пациент изобретает новое обезболивающее средство, врачи моментально разрабатывают инструкцию по наиболее мучительному способу его применения. Можно представить себе рассказ старого хирурга молодым коллегам. - Вот раньше были времена. Хлороформом его надуешь - и твори свободно, режь как хочешь. А если девочка ничего себе такая, ну, это кому как, кому-то и мальчишки интересней, ну так пока не проснется, всей бригадой по два раза пройтись можно, хе-хе, да и стажеров позвать молодых, хе-хе-хе, хоть ушивай ей потом. Теперь не то. Местный наркоз им подавай, на общий мало кто соглашается. Ну так что же, ладно, хочешь местный наркоз - вот тебе иголочку побольше, да в местечко почувствительнее, в следующий раз чтоб знал, да и другим рассказывал. Глядишь, кто-то и на общий согласится. Мой доктор вышел из палаты, наверное, рассказывает что-нибудь коллегам. Я наедине с медсестрой. Она быстро мажет холодным йодом мою бритую тощую венозную голень. И пятку. - Вы что, щекотки боитесь? - Да, немного. Даже страх не может заморозить этот рефлекс. Нога теперь желтая и почти уже не моя. Но все равно ее почему-то жалко. - Сейчас уколю немножко, потерпите. Ай, больно. Какого размера у нее игла? Анестезирующая жидкость содержится в большой, несколько литров, прозрачной полиэтиленовой емкости и льется через длинный шланг с иголкой на конце. Это напоминает заправку бензином, только вместо горловины бака - дырка в моей ноге. Похоже, жидкость не экономят. Ткани в месте дырки-горловины словно начинает распирать под ее напором. Больно. Что-то прохладное льется по ноге, не кровь. Лишняя жидкость. Медсестра вынимает иглу и втыкает ее в другое место. Быстро и ловко, как будто у них соревнование по скорости заправки пациента наркозом. Нога постепенно немеет. И еще один укол. Неприятно. В моей ноге ковыряются. Когда наркоз наливают в нижнюю часть голени, похоже, что нерв чувствует это и боль отдается в мизинце. - А-А, о, больно, больно! - Да, здесь немного больно, - это добрый хирург снова появился в операционной. Нет, много, слишком много для меня, это же черт знает, игла впилась мне вроде как сзади в голень, а боль стреляет в мизинец, сука блять, вдруг она мне в нерв засадила, ой-ей-ей, зачем я сюда вообще пошел… Игла выдернута, перевожу дыхание. Нога немеет. Жду. Хирург с пугающей ловкостью натягивает резиновые перчатки. И даже хлопает ими, чтобы я тоже улыбнулся. Кто самый остроумный человек на свете? Конечно, режущий хирург. У него самая отзывчивая аудитория. Медсестра вносит какую-то особенную, необычно белую даже в этой обстановке простыню. Очень зловещий предмет. Как она ее несет - быстро, аккуратно, отстраненно, и как пристраивает под мою ногу. Это стерильная простыня. Для операции. - Вот так, засекайте двадцать минут, - заявляет харизматичный хирург. - И все? - Да, и все, - голос хирурга по-отечески теплый и уверенный. Хорошая новость. Мне говорили про целый час. Терпеть резню и разделку собственного тела шестьдесят минут - это просто трудно себе представить. Двадцать минут еще можно надеяться пережить. Похоже, началось. Чувствую прикосновения. Или мне кажется, что чувствую. Но задранная на рогатку нога трясется, когда хирург склоняется над ней. В нижнем поле зрения я угадываю его шапочку. Создается ощущение, что я краем глаза могу посмотреть. Но не хочу. Боюсь увидеть что-то превышающее мои силы. Тем более, что иногда по ноге скупо льется что-то жидкое и медсестра сразу это жидкое вытирает. Крови я вроде бы не боюсь, но сознание того, что кто-то забрался мне под кожу, полез ковыряться в моих сосудах - это слишком. Даже обычный анализ крови из вены мне тяжел, это же мои, мои вены, никто не должен туда лезть. Прошивать. Хирург старается, тянет и трясет, похоже, операция требует хороших физических кондиций. Откуда появилось выражение "тянуть жилы"? Из медицинской практики в древности, в средневековье и в годы советского ренессанса, когда врачи совмещали и должности следователей. Гнусная музычонка из приемника радует меня, сейчас в моей жизни нет иного удовольствия. Особенно если учесть, что даже самая паскудная запись не может тянуться дольше обычных попсовых четырех минут. Это значит, что мне нужно вытерпеть пять-шесть песенок. Стараюсь подсчитывать, но забываю. Уже, наверное, скоро. Мышцы левого бедра устали от напряжения в стараниях уберечь коленный сустав от лишней нагрузки. Почему они ничем не подпирают ногу снизу? Чтобы ничто не мешало жилы тянуть? Легкое удивление хирурга, замешательство, быстро преодоленное. Вполголоса медсестре: - Здесь двоится, нужно еще вот тут… Моя анатомия имеет особенности даже в мелочах! Я избранный! Воистину, местный наркоз – это для любознательных. Хочу все знать. Хирург закончил с моим уникальным раздвоением, полез выше и стал рвать ногу лишь чуть ниже колена. - А, а, доктор, больно! - Больно? Я не чувствую, что он смущен. Чужую боль можно перенести, тем паче, с его-то опытом. - Да, больно… Но вроде терпеть можно. - Хорошо, еще немного осталось, сильной боли не должно быть. Удивительно, хирург прав – эту боль можно терпеть. Хотя он рвет ногу так, что она ходит ходуном. Черт те что творится. Только когда все закончилось, и ногу готовы были бинтовать, я первый раз посмотрел на нее. Она была голая, без единого волоска, желтая от йода, глубоко порезанная чем-то острым в двух местах и как будто даже и не моя, а чужой промороженный кусок мяса с костями, третий сорт, девяносто рублей за килограмм. Сестра энергично набрасывается на меня с бинтами. Что ж, лучше на эту ногу и не смотреть. Бинты туго охватывают раненую плоть. Нога холодеет от недостатка крови. Наверное, так надо. Нога болит тупой болью. Мне холодно. На следующий день боль не ослабевает. Мне говорили, что уже на следующий день я смогу ходить потихоньку. Но что-то мне так не кажется. Наступать больно. И чем дальше, тем больнее. Терплю. Нужно дожить до перевязки. Это еще через день. Но как мне туда добраться? Хорошо, до больницы меня подвезет дружище. А потом, по коридорам? Позвать двух друзей, чтобы меня несли? Нет, лучше по-другому. Тем более, у меня есть инвалидный опыт. В назначенный день прихожу на перевязку, бодро стуча костылями. Хм. Меня встречают с удивлением и тревогой. - Что это с вами? - Нога болит. - Что, так болит, что ходить не можете? - Да, наступать больно. Еще первый день так себе, а потом вообще стало невозможно. - Проходите скорее. Первый раз такое вижу. Когда они размотали, стало ясно, что причина моей жуткой боли – слишком туго перетянутый бинт. Это постаралась озабоченная тварь в белом колпаке. Раскаяния не чувствует. - Что же вы не ослабили? Взяли бы и сделали как вам удобнее! - Откуда я знал, с какой силой нужно заматывать? - Мне тоже операцию недавно делали, я уже через день бегала. Сумасшедшая медсестра демонстрирует мне собственные свежепрооперированные икры. - Вот здесь! И здесь, смотрите, на другой ноге. И ничего, уже работаю! Позднее я обнаружил, что нога была порезана не в двух, а в четырех местах. Вот почему хирург тогда бубнил про вену, которая раздваивается. Хороший повод сделать лишнюю пару разрезов.