2000-7 Невысокая блондинка в черных кожаных брючках и черном пиджачке ищет путь через лужу. Миленькая, хотя и в возрасте. - Девушка, позвольте вас перенести! Она смотрит на меня. Недолго. - Хорошо. Несите. Беру ее за талию, аккуратно и медленно, другой рукой – под колени. Пахнет хорошими духами. Гляжу ей в глаза. Не торопясь, ступаю прямо через лужу. Не глубоко. Главное – не поскользнуться и не ебнуться в грязь прямо с ней на руках. Прошел отлично, даже ног не промочил. Бережно ставлю ее на ноги, не торопясь отпускаю талию. - Позвольте представиться. Леша. Она называет свое имя. Говорит, что идет к ларьку выпить пивка. Не возражает, если я составлю ей компанию. Пьем пивко на остановке, разговариваем. Она замужем, у нее двое детей. Всегда задаю этот вопрос: - И давно вы замужем? - Уже лет девять. - Девять лет! Столько не живут. По вам не скажешь. - А я свой возраст и не скрываю, мне двадцать семь. Рано замуж вышла. Слишком рано. Вздыхает. Оказывается, ее верный муж уехал куда-то за город якобы по служебным делам. Подозревает, что это вранье, и что на самом деле он с кем-то встречается. Затосковала и пошла выпить пива. Дети спят дома. Великолепная возможность. - Может быть, пойдем ко мне? Нет, домой ко мне не идет. Оставляю телефон. Прошу звонить. Гнилой вариант, где уж тут дождаться звонка – сейчас у нее настроение улучшится, муж вернется или дети проснуться. Уже пол первого ночи вижу на определителе незнакомый телефон. Не успеваю поднять трубку. Это должно быть она. Проблема в том, что я не помню ее имени. Звоню. - Привет! - Привет. Она не удивляется, что я перезвонил. Смелее. - Встретимся сейчас? - Давай. На встречу блондинка приходит в милом спортивном костюмчике. Это здорово, брюки снимать труднее. - Леша, а я твой телефон потеряла. - Где, дома? - Да, потеряла и найти не смогла. - Это не проблема, я тебе его снова запишу. О, вот только ручки у меня нет (приходится соврать, уж больно повод хороший). Ничего, пойдем ко мне и запишем. Это рядом. Подходим к моей парадной. Блондинка останавливается. - Зачем нам к тебе подниматься? Ты можешь сходить за ручкой и вернуться. Или там у себя напишешь на листочке. А я здесь подожду. - Нет, что ты, пойдем, девушке не следует поздно ночью одной находиться на улице. - Нет, я к тебе не пойду. - Не пойдешь? Хорошо. Я тебя на руках отнесу! - Нет, нет, не трогай меня, а то я сейчас уйду! Вот так ерунда. А думал – верняк. Что делать? Блондинка прерывает паузу: - А сигареты у тебя есть? Хороший вопрос к явно некурящему парню. Но, что самое интересное, сигареты у меня есть – дома. Я держу их на всякий случай, например, если какая-нибудь пришедшая ко мне девка начнет страдать от никотиновой абстиненции или попытается использовать желание покурить как предлог, чтобы перенести наше общение с моего дивана в людное место. - Да, есть. - Где, с собой? - Да нет, конечно, они дома. - Принеси сюда. Сдаваться нельзя. Если я принесу ей сигареты, это будет означать капитуляцию. - Нет, пойдем наверх. - Все, я ухожу. Буду давить на жалость. - Не уходи, пожалуйста. - А зачем ты меня наверх приглашаешь? С нехорошими намерениями? Как будто не понимает. Это такая игра. Сучка. - С какими такими намерениями? - делаю вид, что недоумеваю. - Дома можно посидеть, поболтать, получше меня узнать, телефон записать, если устала, могу на ручках отнести. - А презервативы у тебя есть? - вдруг спрашивает она. Меня окатывает горячей волной. - Есть. - А какие? - Разные, но хорошие. Целая коллеция Дюрекс. - Целая коллекция? А может быть, ты маньяк? Ты меня там у себя задушишь? - Да нет, разве я похож на маньяка? - А вы, маньяки, хитрые, по виду никогда не скажешь. В этот момент открывается дверь парадной, из нее выходит моя двадцатилетняя соседка с очередным кавалером – потрахались и хотят погулять, или на дискотеку едут. Мы с соседкой приветствуем друг друга, я вежливо киваю головой. - Добрый вечер. - Добрый вечер. Какое своевременное появление второстепенных персонажей! Сколь насыщенная игрой краткая сцена с их участием! Приветствие звучит вполне формально, социально приемлемо, даже как будто «на Вы», но только слепой не увидит, что улыбочка соседки приправлена салом, что у меня довольная рожа сытого кота. Только дурак не сделает вывод: эти двое якобы просто шапочно знакомых безусловно состояли в неких отношениях, о которых у них остались приятные воспоминая не для посторонних. Думаю, соседкин кавалер мог озлиться, впрочем, ничего предосудительного в моем поведении не было, как и в ее, ничего такого, это всего лишь встреча двух добрых соседей. К тому же, она могла улыбаться так многозначительно, в том числе, и при мысли о том, что ее легкомысленный сосед хочет переспать с очередной дурочкой, скорее всего, эту версию она и озвучит своему новому приятелю, если он будет ее спрашивать. Как соседка, она вполне могла быть в курсе некоторых проявлений моей личной жизни, даже и не вступая со мной в какие-либо тесные отношения. В целом, кавалеру остается только догадываться о степени нашей близости. А что же блондиночка? Она вся во внимании. Понимает ли она, что все было именно так, как ей сейчас кажется? Что мы с соседкой именно ебались? И что нам обоим приятно о том вспомнить? Говорю блондиночке, когда пара удаляется: - Вот, соседи подтверждают, что я не маньяк какой-нибудь. Блондиночка так довольна, словно подсмотрела чужую любовную возню. - Вот ты какой. Приглашаешь женщину к себе трахаться. - Ну, - быстро произношу я среди прочего словесного мусора. - Ну?! – ловит она. - Вот ты какой! Ну пойдем, потрахаемся, чего еще делать. Тебе пятнадцати минут хватит? - Хватит, хотя бы неплохо и еще. - А кофе у тебя есть? - Есть. - Ну пошли. В лифте хочу ее обнять, но она изгибается и ускользает. - Нет-нет. У себя дома сперва предлагаю угадать ее вес. Хороший повод еще подержать в руках. На весах она тянет всего 47 килограммов – вот почему ее так приятно носить. Блондиночка пьет кофе, я пробую ее лапать. Но она требует: - Не нужно меня трогать. Я хочу кофе допить. - А как же мои пятнадцать минут? Это с кофе или без? - Не волнуйся, успеешь. Пьет она долго. С нетерпением жду. На последний глоток уходит вечность. Принимаю чашку из ее рук. - Спокойно. Я разденусь сама. Тело у нее в очень приличной форме, тем более, если делать скидку на ее материнство и солидный возраст. Обнажившись, ложится спиной на диван, одно колено согнуто, рука под головой. Я гол и распален, бросаюсь на нее, хочу лизать пизду – она отстраняет мою голову. Странно. - Ты не любишь французский секс? - Я люблю обычный секс. Ложусь на нее сверху, развожу бедра, сую хуй, ебу, ебу, она задыхается и когтит мою спину. Сажаю ее сверху – она в нерешительности. - Я не умею. Ни хрена себе заявление! Девять лет замужем! - Ничего, я тебя научу. Либо это очень легкая наука, либо она это все-таки умеет, но ерзает на моем члене без проблем. Что это мы не целуемся? Нужно приказать: - Поцелуй меня! Она исполняет приказ, у нее мокрые жадные губы. Хорошая баба, девять лет назад вообще была конфетка. Скачка быстро доводит ее до оргазма. Блондинка жмется ко мне клитором, мычит, прогибается в талии, затем останавливается и ложится мне на грудь. Чуть влажная. Хуй стоит колом в ее пизде. Размеры вполне приемлемые. Может быть, потому что она и сама по себе небольшая. - Ты меня затрахал, - с мягким укором произносит жена незнакомого мне рогоносца. Пора и мне. Хочу поставить раком. - Нет, я так не люблю. Вот еще привередливая! Немного деру ее на боку, затем кладу лицом вниз, жестко деру. - Можно я кончу? - Да! - Я сейчас кончу, сейчас кончу… О, кон-чаю, о, да, уф-ф... Она не дает мне даже отдышаться. - Ты все? Мне пора. - Ух-ху... Я тебя провожу. Одеваемся. Жена и мать семейства просит ни в коем случае не звонить ей. Обещаю и прошу звонить мне, как только ей станет скучно. Нет, она не позвонила. Жаль, мне кажется, у нас мог бы получиться великолепно грязный секс. 2000-8. Анжела Еду вечером по городу. Лето, тепло. Гляжу - девка перебегает дорогу и сразу начинает голосовать. Брюнетка, на вид ебучая. Останавливаюсь. Торопится к метро Василеостровская, боится не успеть. - Зачем Вам к метро? Весь город и так наш. - У меня там встреча. - Как жаль. - Нет, у меня не свидание, я просто встречаюсь с подругой. Ненадолго. - Да? Может быть, мы продолжим вечер вместе? Меня зовут Алексей. - Очень приятно. Меня – Анжела. Не стану говорить, что это очень красивое и необычное имя. Во-первых, любую корову можно назвать Афродитой. Во-вторых, комплименты она и так слышит часто. С подругой она болтает минут десять, не больше. Возвращается ко мне. - Анжела. Предлагаю отметить наше знакомство. Вино любите? - Да, но вы же за рулем. - Верно. Можно рвануть ко мне. Предпочитаете белое или красное? - А что, у вас и то, и другое есть? - Для вас у меня есть все. Приезжаем ко мне. Пьем винцо. Сперва красное сухое, потом еще крепленое, что осталось после недавней обломной вечеринки. Анжела трещит как помело. Любит ходить на дискотеки и в ночные клубы. Невозможно остановить. Так треплется, что даже пить не успевает. Но я внимателен и настойчив. Не без труда, но все же вливаю в нее почти бутылку вина, сам тоже выпиваю побольше бутылки, для меня этого даже многовато. Пора в атаку. Лезу к ней целоваться. Анжела хочет как жгучая брюнетка, но возражает как дочка военного. Похоже, ей не нравится мысль о том, что ее будут ебать. По методу Андрея принимаюсь оформлять идею о том, что интимные отношения могут быть разнонаправленны, в том смысле, что и женщина может мужика «отыметь». Анжела хихикает, такой взгляд на проблему ей нравится. Мну ее, целую – не дается, но довольна. Изгибаясь под моими руками, ускользает с дивана на мой велосипедный тренажер. Я подхожу, помогаю. Одной рукой держу ее за лобок, второй подстраховываю сзади за промежность. Смыкаю под ней руки, мну самые нежные части ее тела, она не замечает моих прикосновений, а старательно крутит педали – тренируется. Долго ли она сможет так кататься? Беру ее на руки и несу на диван. Заваливаю, но она сопротивляется и говорит, что я буду разочарован, при этом, сволочь, кусается. Сильно кусается, я хоть и под алкогольной анестезией, но боль в губах и языке все равно чувствуется. Терплю. Когда добираюсь до груди, начинает заметно тащиться. Запихиваю руку в штаны, желания бороться дальше у нее совсем не остается. Сама снимает джинсы, я тоже раздеваюсь. Герой Кортасара из «Книги Мануэля», террорист Эредиа, подробно описывает технику и тактику борьбы с Джейн или Дженнифер, рыженькими английскими девчонками в коротеньких юбочках. Понятное дело, когда в коротенькой юбочке, так с ней ты и мастер. Ты вот стяни с нее джинсы в обтяжку, если она танцами лет пять занималась и злобная как сучка. Валюсь на нее сверху, хуй в пизду! Совокупляемся, попутно ведем содержательную беседу: - Ты моя? - Почти! - Что такое? Я тебя сейчас как следует оттрахаю, и будешь моя! - Ну, попробуй! - Выебу сейчас всю! - Ну, давай! Ну, что же ты?! - Вот, так! Вот, так! - Ну, что … да-вай! Конечно, я шлепаю ее по жопе, ей нравится. Так разошелся, что слез и отсосал ее долбаную дырку. Затем поставил ее раком, стал драть. Трахал долго – пьяный, не кончить никак. Повернула ко мне голову: - Я устала... - Так ты кончила? - Уже два раза. - Мне кончать? - Кончай! Никак не кончить. Снимаю гондон, начинаю отдрачивать. Анжела ноет: - Вот, я же говорила, что я тебе не подхожу! Тебе нужно тех девушек, что без презерватива трахаются! - Почему не подходишь, ерунда какая... Я быстро отдрачиваю и кончаю залпом в направлении ее сисек. Она еще немного погоревала, но я уже засыпал. Утром просыпаюсь в отличном настроении. Анжела лежит на боку ко мне жопой. Приподнимаю простыню. Хороша. Мну ей жопу, массирую промежность передней поверхностью бедра. - Ты понимаешь, что я еще сплю! – заявляет Анжела в ответ на мои ласки. - Угу, ты спи, спи. Чуть сгибаю ее бедра вперед, она слушается. Одеваю гондон и впираю ей во влажную дырку, оставаясь лежать на боку сзади от нее. - О-о! – отзывается гостья на этот маневр, словно он стал для нее неожиданным. Деру ее, держа за жопу и дергая к себе. Позицию менять уже сил не хватит, быстро кончаю. Она явно довольна, что ее так грубо и просто использовали. Вопрошает с деланным возмущением. - Что это вообще было? - Так, ничего. Вот и славно, вот и хорошо, - приговаривал я, устраиваясь ко сну. - Вот ты как! Теперь и поспать можно, да? Анжела рада, что мужик не испытал с ней проблем с задержкой оргазма. Интересно, с кем она трахается? С немолодыми развратниками вроде меня? Мы встретились и еще раз, она даже посетила мой гостеприимный кров. Но не дала. Как я ни приставал. Словно пыталась реабилитироваться за допущенную слабость. Платные услуги Срубить березу на кладбище стоит 5 000 рублей. Сколько тогда стоит на этом же кладбище, например, разок поддать ногой по жопе вот такой согбенной богомольной старушке в платке? Капитализм, полный сервис, людям иногда нужно расслабиться. 2000-9. Мила Еду домой уже в начале теплой летней ночи, на кольце при выходе на Мурманское шоссе вижу голосующую блондинку в короткой юбке, рядом с ней – еще одну девку. Разумеется, останавливаюсь. Надеюсь, не шлюхи? Блондинка заглядывает в открытую дверь. Согнувшись крюком. За эту манеру сгибаться в Штатах, если не ошибаюсь, проституток называют Hook. Но у нее свежее и наивное лицо, большие и глупые, как у куклы Мальвины, глаза, и спрашивает она не о моем желании расслабиться, а о стоимости пути до Разметелева. Нет, не шлюха. - Разметелево? Это где? - Это рядом, у Всеволожска. - Садитесь, подвезу. - А сколько стоит? - Бесплатно. Люблю кататься. Девки переглядываются, чего это я, но садятся. Блондинка рядом со мной. Теперь юбка закрывает едва ли треть ее крепкой загорелой ляжки. Ее зовут Мила. Хорошее имя для блондинки. Вторая девка выглядит не так ярко. Юбка на ней довольно длинная, волосы цвета неопределенного. Представляется как старшая сестра блондиночки. Мила только что поступила в институт, а Ирина уже работает в Нахимовском училище. Мила поглядывает на меня своими кукольными глазами, наверняка при свете они еще и голубые. Настоящая блондинка. Волосы длиной до жопы. Нет, не до жопы, но до талии точно. Улыбается. Я ей нравлюсь. Я и другой нравлюсь, как мне кажется. Хорошо бы их обеих поиметь. Но старшая девка совсем не кажется мне легкой добычей. По причине ужасной манеры с надменным видом изрекать прописные истины. Да она еще и замужем. Что делать? Мила поправляет на ляжках юбочку. Заметила, как я зыркаю? Улыбается. Так что же делать? Если даже обе они согласятся ехать ко мне, старшую я не одолею. Нет уверенности никакой. Эти ее вояки крепкозадые ей, наверное, каждый день ебаться предлагают, от каждого взвода дежурных представителей шлют. Приезжаем в это Разметелево. Что ж, имеет смысл взять телефон и позвонить как-нибудь. Но Мила говорит, обращаясь к сестре, что домой еще не хочет, зато было бы неплохо выпить пивка. Я тут же подхватываю, что тоже поддержал бы ее насчет пивка, а это возможно, только если я освобожусь от машины – недалеко от моего дома. И зову обеих с собой. Ирина отвечает, что не пьет уже год. Сначала на спор, потом привыкла. К тому же она устала и хочет спать. Но если Мила хочет поехать со мной, то сестра готова организовать прикрытие от мамы. Мила говорит, что одна ехать не готова. Понятное дело, боится. Диктую Ирине свой телефон, предлагаю записать и номер машины. Мила колеблется. Говорит, что должна показаться маме. А потом выйдет ко мне. Через пятнадцать минут, не больше. Хорошо. Раскланиваюсь с Ириной. Говорю Миле, что не прощаюсь. Она подтверждает. Хорошо. Есть надежда. Но стоит вспомнить, сколько раз меня кидали, заманив такими вот обещаниями! Сколько ждать? Пятнадцать минут, ясное дело – это все туфта. Полчаса она провозится, не меньше. А я? Бля, один час подожду и все, на хрен, домой. Честное слово. Зато погуляю, воздухом подышу. Классная погодка, веет свежий ветерок. Брожу взад-вперед у ее парадной. Когда же? Или кинула? Или все-таки появится? Какой же я молодец, что перетерпел эти тридцать две минуты! Мила в своей короткой юбке выходит из дома! Улыбаясь, идет ко мне! - Привет! - Привет! Она садится в мою машину! Выходит, не передумала! Едем ко мне, точнее, к ближайшему от моего дома ларьку. Беру пивка. Останавливаю машину у своей парадной. - Идем ко мне? - Давай здесь в машине посидим. Хорошо на улице. Она права. Погода шепчет. Опустим стекла и поболтаем тихо и расслабленно. Все равно никуда не денется. С каждым глотком пивка у меня появляется все больше оснований не садиться за руль. К тому же, тащить домой ее не нужно. Рано или поздно, но ей захочется писать. Миновал час. Мы с Милой уже совсем не испытываем трудностей в общении. Была бы вообще чудесной девушкой, если бы не курила. Но пусть лучше дымит здесь, чем у меня. Наконец, поднимаемся в мою квартиру, пьем дальше. Рассказываю, какой я крутой парашютист. Поглядываю на ее загорелые ляжки и думаю, как наброшусь, лизать ей начну, потом как сучку отдеру! Ничего с нее снимать не буду, юбку просто задеру, трусы только сниму или просто вбок сдвину! Никуда она не денется. Около трех часов ночи. Наконец я подбираюсь и обнимаю ее, мы целуемся. Но дальнейшую инициативу Мила пресекает и предлагает спать. Не возражаю. Зачем спорить, когда девушка сама предлагает раздеться? Ложимся. Мила тут же засыпает. Приставать сейчас? Нет, я же вижу – нельзя. Уставшая девушка не испытывает желания. Пусть немножко поспит. Мне тоже неплохо бы выспаться. Но как? Рядом с девкой? Ни за что не засну. Что ж, придется отдрочить. Да, иного выхода нет. Поехали. Ух, ух, бля, я ее мог бы выебать, да, я бы ее отодрал, ух, ух, в пизду, вот она дрыхнет, я бы мог бы подлезть и вставить или силком ее распялить сонную, бля, ух, ух, кончаю. Вот и славно. Просто и со вкусом. Зачем вся эта беготня за бабами, дерготня, нервы? Онанизм укрепляет организм. Какая приятная истома. Лежащая рядом женщина мне вполне безразлична. Просыпаюсь, когда уже начинает светать. Одеяло облегает фактурный зад моей гостьи. Офицерская дочка, выросла на военной базе Тихоокеанского флота, на свежем воздухе, в здоровом климате. Не худенькая, но ни в коем случае не толстая, а то, что надо. Кровь с молоком. Если начну приставать, может дать, а может ведь и не дать. Хм. Пристроюсь-ка я к ней сзади, пока она спит, засажу ей хрен в пизду, вот и все проблемы. Проснется, когда почувствует член внутри себя, приятно, может, и не обидится. Идея хорошая, но исполнение сопряжено с техническими трудностями. За прошедший день я отдрочил уже два раза, выпил три бутылки пива, не уверен в себе и волнуюсь, а ведь для решающего торчка мне нужна хорошая, надежная эрекция. Лежу, набираюсь сил, проверяю состояние члена. Но хуй не стоит по приказу. Наоборот, эта подлая скотина любит подставлять хозяина в наиболее ответственные моменты. Нужно не думать об эрекции. Нужно думать о бабе. О сексе. Эта блондиночка рядом со мной – она, наверняка, блядь и дает кому попало. В пизду дает. И хуй сосет. Как нажрется, так и дает черт знает кому. В ее пизденку многие хуи въезжали, так, на дурачка, на халяву присовывали в удачный момент. И я хочу ей хуй засадить. В ее развратную пизденку, сзади, так-сяк по-быстрому. Что ж, мыслю в правильном направлении, если б я только мог забыть, что мне нужна, очень нужна хорошая эрекция. Наконец пещеристые тела кое-как наполнились, что ж, стоит весьма так себе, на троечку, состояние члена позволяет вставить его в недетскую мокрую писю ждущей и содействующей партнерши. А мне-то нужно въехать посуху, конечно, смазка на гондоне – вещь полезная, но все же. И главное, у меня есть всего лишь пара секунд, за которую я должен оголить ей гениталии, определить расположение ее влагалища, правильно направить и засадить член! Была не была. Аккуратно приподнимаю одеяло с Милиной жопы и придвигаюсь. Аккуратно сдвигаю трусики, вперед, совать, совать! Бля, что-то мешает, хуй не лезет, черт, а Мила уже задвигалась, переменила положение, черт, все, она проснулась. Внезапный торчок не удался. Обнимаю, начинаю приставать. Мила теплая и мягкая, прежнего упорства, приличествующего офицерской дочери, она не проявляет. Еще толком не опомнилась? Быстро, пока она еще не пришла в себя, сдергиваю трусики. После некоторой борьбы снимаю лифчик. Мну ее молодые сиськи. Лезу пальцами в дыдочку, Мила против, но мне удается определить, что в ее дыдке крепко сидит инородное тело – тампон! Ах как плохо! Вот почему хуй тогда не влез, какая жалость, будь ее влагалище пустым, я мог бы насладиться украденной победой. Стараюсь этот тампон вытащить – не получается, а Мила начинает проявлять возмущение. Снова мну ее теплые крепкие сиськи, вперед - лезу головой между упругих ляжек. То ли от неожиданности, то ли от понимания богатства открывающихся возможностей Мила не возражает, я захватываю ее жопу обеими руками и лижу ей пизду. Какой ужас. Как напьюсь, так не знаю, что делаю. Впрочем, я уже и не пьяный совсем... Извращенец. Это ведь уже после двух отдрочек. Ну да, она сочная девка, но вот так ей сосать и языком... Да еще при менструации. Кто узнает, тот осудит. Фу, пизду... по менстру... бр-р! А я не могу сказать, что мне противно. Девка молодая, есть надежда, что еще здоровая, по крайней мере, селедкой не шмонит. Вкус крови есть, но слабый. Эти девки всегда преувеличивают интенсивность своей менструации. Я сделал Миле миньет по полной программе. Всю пиздень ей вылизал. А тампон в ней так и сидит. Пытаюсь его пальцем зацепить – никак. Мила, шлепая ляжками по моим щекам, требует перекур. Разрешаю ей курить прямо в моей постели, я ей это еще припомню, бегу за чашечкой для пепла, жду, когда она закончит дымить. Снова принимаюсь лизать пизду. Но этого как-то мало, нельзя же делать одно и то же. То есть можно, но лишь в качестве некоей основы. А мелочи и украшения нужно придумывать разнообразные. Мила тащится, когда я беру ее руку и кладу ей же на лоно. Да, она сильно возбуждена. Так, что я бросаю ей сосать, а ложусь на нее сверху и придавливаю, начинаю ерзать по ее телу в ритме ебли. Это заводит ее еще круче, о, наконец - она позволяет развести и согнуть ей ляжки. Но ее тампон, ее проклятый тампон! Самому мне его не вытащить, а если я сейчас начну ее уговаривать, она успокоится, и сверху залезть меня больше не пустит. На, если хочешь, пизду соси. Может, попробовать сунуть прямо так, в добавку к тампону? А куда деваться? Вариантов нет. Пробую запихать член, благо от сосания пизды моя эрекция пришла в отличное состояние, пихаю... пихаю... не дай бог она сейчас дернется... опа, пошел... есть! Да! Засунул! Я мачо! - Я взял тебя прямо с твоим тампоном! – торжественно объявляю я Милке, а мои бедра совершают возвратно-поступательные движения, то есть, я ее торкаю. В пизду. Блондиночка принимает мое заявление благосклонно: как удачную шутку, как манифест победителя. Но ебать мне не очень удобно. Тампон сидит где-то под членом и слегка трет. Если ускорюсь, можно и гондон порвать. Стоп машина. - Милая, вытащи наконец свой тампон. - Не знаю, вдруг все будет в крови? - Ничего подобного. Крови уже нет, но на всякий случай мы подложим полотенце. Извлечение тампона Мила превратила в целое мероприятие. Ушла в ванную и там застряла. Впрочем, она ведь уже моя, я там в ней уже был, так что совершенно не волновался. Люблю эти минуты сразу после первой близости. Напряга уже нет, а драть еще хочется. Блондиночка вернулась лишь через полчаса. Я угостил ее яблоком, мы грызли его по очереди, но не доели – я повалил ее на спину и стал драть. Потом перевернул. Черт, я очень устал, и когда она была сверху, член с большим трудом удерживал эрекцию, забавно, что в этот момент Мила нашла огрызок яблока и снова за него принялась. Двигаться не перестала, но было видно, что яблоко для нее важнее. Когда доела, остановилась и сказала, что хочет спать. ОК, тогда я сейчас.... Я снова забрался на нее сверху, ввел член, ебал минут пять, а когда подступило, откровенно поделился своими чувствами к ней: - Мила, я сейчас кончу, да, кончу... Блондиночка заметно оживилась, я кончил. Утром Мила пошла курить на балкон. Умная девушка. Понимает, что ночные привилегии на утро не распространяются. Приятно было глядеть на ее милое глупое личико, искать в его выражении намек на порочность. По лицу ни за что не скажешь, что я в нее хуй совал. Но ебать снова Милка не дала. Как ни уговаривал. Впрочем, особенно и не уговаривал – три семяизвержения за сутки, больше не хочу, пусть она и блондинка, но я же не хачик. На прощание сказала, что позвонит. Не позвонила. Жаль, но впрочем... Очень глупа. 2000-10. Нина Иду под вечер со стоянки. Неплохо бы кого-нибудь... А вот и бабы. Здоровые. Одна будет повыше меня, крупная, массивная. Вторая поменьше, но тоже довольно рослая. Лет им где-то по двадцать пять, похоже, что они навеселе. Бабы замечают проявляемый мною интерес. Та, что поменьше, хм, довольно симпатичная, спрашивает: - Молодой человек, нет ли у вас закурить? Черт. Это же явно заигрывание. Если бы я был курильщиком, у меня были бы дополнительные возможности устанавливать контакт с девушками, они все сейчас травятся. Но я не буду, ни за что. Нужно как-то ответить так, чтобы это был не отказ. - Нет, к сожалению. - Почему – к сожалению? - Потому, что курить – приятно. - Откуда вы знаете, если не курите? - Большой жизненный опыт. Меня зовут Леша. - А меня – Марина, - отзывается меньшая. – А ее – Оля. Иди сюда! С нами молодой человек знакомится! - Очень приятно. - И нам тоже. Оля, тебе приятно? Здоровенная Оля молчит и улыбается как дура. Ей приятно, двух мнений быть не может. Она все же будет выше меня. Метр восемьдесят пять минимум. Килограммов семьдесят пять, а то и больше. Нет, она не страшная, ее не портят даже очки, в принципе, она вполне ничего, но мужику нужно обладать истинной смелостью, чтобы обратиться к ней с двусмысленным или недвусмысленным предложением. Вряд ли ее осаждают желающие. - Девушки... Как насчет попить пива? - Так, а где попить? Марина живо проявляет интерес, даже подходит ко мне вплотную. Круто. Похоже, она не из тех, кто тормозит. Здоровая Оля продолжает улыбаться, теперь еще шире. - Ну, можно у меня. - Так, интересно! А ты где живешь? - Рядом – в этом доме. - В этом доме, да? А дом длинный, ты с какой стороны? Не далеко идти? - Нет, не далеко, почти в середине дома. - Да? А дома у тебя есть кто-нибудь? - Нет, никого. Марина не колеблется ни секунды. - Хорошо, пошли! Беру пивко, начинаю открывать первые бутылки, это чтобы не скучать в дороге те долгие пять минут до того, когда мы окажемся у меня, и я их обеих по очереди, сперва эту или может эту или как дело пойдет... как вдруг Оля всматривается куда-то вдаль и произносит свою первую фразу: - Ой, кто это там? Игорь, что ли? Ой, точно... Я пошла. Спрашиваю Марину: - Откуда еще этот Игорь? - Из дома. Это муж ее. Появление мужа губит всю вечеринку. Пытаюсь увести Марину к себе, хотя бы одну. И она, слегка упираясь и говоря, что хотела бы попрощаться с друзьями, все же идет в нужном направлении. Но муж богатырши Оли принимается орать дурным голосом с той стороны улицы: - Маринка! Маринка, ты куда?! Под эти вопли уйти уже невозможно. Приходится откликнуться на его зов. Вблизи муж Игорь не выглядит особенно внушительно, это худой, чуть пониже меня парень моих лет или помоложе. Марина представляет нас друг другу: - Ребята, познакомьтесь. Это Игорь, это... - Алексей. - Привет Леха, как дела? Развязный, наглый тип, что подтверждается и его женитьбой на здоровой бабище выше и тяжелее себя. Хамло, пролетарий. Такие любят нажраться, чтобы испытывать деликатность собеседника пустыми рассуждениями. Начинаю понимать, что сегодня они уже пили вместе, а к ларьку пришли за добавкой, при этом муж немного отстал. И вот, здрасьте. Игорь немедленно после нашего рукопожатия предлагает взять чего-нибудь существеннее пива (то есть, разумеется, водку) и пойти ко мне. Если такой засядет на моем диване, то его будет не выкинуть, прежде чем он заблюет и задымит всю комнату. Вечеринке пиздец. Мягко намекаю, что вижу его в первый раз и гостей я как-то не планировал… Здоровая Оля выручает в трудной ситуации: - Тогда пойдем к нам! Идти к ним? Чтобы три часа подряд слушать похвальбу этого осла, а потом отвалить, так никого и не выебав? Не особенно хороший вариант. Но Марина тянет меня за рукав: - Пошли, нас приглашают! Что ж, если девушка так настаивает... По дороге Марина держится за меня. Делая вид, что ей трудно держать равновесие. Нет-нет, это кокетство. Если будет удобная ситуация, я ее... Оля с мужем живут в двухкомнатной квартире, точнее, в одной из комнат за шкафом, ибо квартира, увы, коммунальная. Вместо детей у них есть крыса, настоящая крыса с длинным голым хвостом. Легонько трогает мою руку нервным и вежливым носом. Единственное интеллигентное существо в доме. В комнате всего два стула, Марина забирается ко мне на колени, бля, это не совсем на колени, похотливая сучка внаглую оседлывает мое бедро. Сидит очень неспокойно, ерзает, трется промежностью, вскакивает, снова усаживается и жмется. Ей интересно и удобно, брюки позволяют двигаться свободно. А мне штаны уже стали тесны. Марину я придерживаю за живот так легонько, что эрекция только крепнет. Оля восседает перед нами на супружеском ложе и что-то рассказывает, а я откровенно глажу взглядом ее тело сверху вниз и снова вверх, останавливаясь на большой груди и круглых коленях. Она не может этого не видеть, и не может скрыть, что видит. Голос выдает ее радостное волнение. Марина с Игорем не могут заметить моей сексуальной провокации, тем более, что они вовсю заняты своей игрой. Гарцующая на моем бедре Марина, и томящийся на кровати рядом с женой Игорь явно кокетничают друг с другом. В обычной манере малоинтеллигентных людей они обмениваются взаимными упреками. С таким настроением жмутся в летнем потном автобусе. Грубоватая похоть, агрессивность, нагловатое требование отдаться почти что звучит вслух, женские губы вот-вот сложатся в форме вопроса «хочешь трахнуться?», и все это в рамках социально одобряемой невоспитанности. Почему Оля не ревнует своего мужа к подруге? Может быть и ревнует, но не сейчас, когда я смотрю ниже ее собственной талии. А Игорь? Он что, не понимает, насколько это опасно для отношений в семье? Или у них достаточно свободные нравы? Хорошо бы отодрать эту здоровую. А эта тоже хороша, то пиздой потрется, то на Игоря ругнется. - Мне ехать домой далеко, - заявляет Марина. - Зачем ехать далеко, - под моим взглядом Оля неприлично улыбается. – Можно у нас остаться или, вон, у Леши… Ты ведь Марину не бросишь на улице? Я утвердительно киваю головой. - А можно здесь остаться… Вчетвером! – продолжает Оля, и обе девушки хихикают. Идея мне нравится. Не совсем ясно отношение Игоря к участию его жены в тотальном групповике. Наблюдать, как твою законную супругу пялит малознакомый интеллигентик: пыхтит, вспотел, сволочь, да и она, сучка, жопой уж больно в охотку подводит – обидно, однако! Но совершенно очевидно, что Марину он очень хочет. Что ж. Можно начать ебаться так – я с Мариной, он - с женой. И посмотреть, не захочет ли он поменяться. А уж если полезет на Марину, то ему трудно будет объяснить всей компании, почему Оле нельзя мне дать. Если даже он и проявит сдержанность, я постараюсь воспользоваться любой минутой его отсутствия в комнате. Сколько нужно времени, чтобы поссать? Я успею прыгнуть на его растерянную жену и сделать в ней десяток торопливых фрикций, вряд ли кончу, но это и не важно, успеть бы соскочить до того, как он войдет. Перспективы отличные. Но есть проблема. У меня с собой нет ни одного гондона. Ебать же хуем наголяк я зарекся уже давно. Тем более этих развеселых девиц. Да, Игорь полный дуралей. С подругой жены пококетничать, это мы могем. На месте Оли я бы обиделся. Игорь с Мариной увлекаются своим флиртом всерьез, она даже слезает с моего бедра и подается к нему. Ну-ну. Я тоже встаю, подхожу к крысе и подманиваю ее пальцем. У крысы, кроме хвоста, есть еще одна жутковатая особенность: прохладные цепкие лапки. Умное, доброжелательное животное доверчиво ступает мне на палец руки. Бр-р, я аж дергаюсь. Крыса есть крыса. Вечеринка продолжается. Марина кокетничает с Игорем, я – с крысой, Оля, похоже, начинает ревновать. Когда наступает время определяться с ночлегом, я зову Марину к себе. Муж с женой, похоже, этому не слишком рады, но сильно возражать не могут – это было бы уже совсем неприлично. Как же яростно они сегодня поебутся! Не побьет ли она его? От них до меня всего пара домов. Зайдя ко мне, Марина сражу ложится на диван калачиком. Первым делом следую в ванную. Гигиена. Почистив зубы, я иду к ней и спокойно ее раздеваю. Марина нисколько не противится. Накатываю резинку, ложусь сзади от нее, мну ее небольшие сиськи, начинаю засовывать... чтобы помочь, Марина переворачивается на живот, лицом вниз. Трахаю ее быстро, уже поздно, хочется спать, тем более, что менять позу она не соглашается, говорит, что очень устала. Пизденка у нее совсем не маленькая, да, эта Маринка еще та проблядь, уф, я кончаю. Перед сном немного поболтали. Узнав, что я бы с удовольствием поучаствовал бы в групповике с нею и с ее мощной подругой, Маринка выразила сожаление, что этого не произошло. В то же самое время, напрочь отвергла мое утверждение о том, что с Игорем она хотя бы немного кокетничала. Совсем завралась, сучка. Все, спать. Поутру Маринка здорово ко мне приставала, но день был рабочий, и я превозмог похоть. С какой стати мне тратить силы на эту сучку? Ну да, я тоже хочу, но целый день потом на работе носом клевать? Предложил ей организовать группешник с Олей, но, разумеется, без этого Игоря. Она вроде бы пообещала, но звонка от нее я так и не дождался. Вероятно, решила, что я слишком ленивый и мелкий самец для таких роскошных женщин, тем более, двух сразу. Может быть, она и права. У ней и самой-то пиздень не слабая, а можно представить, какая тогда у Оли! Вот почему Маринка кокетничает с Игорем, наверняка давно знает от Ольги, что у ее мужа здоровенный хрен, не то, что мой смешной щекотун! Машины байки Как-то раз, в один из последних месяцев нашей совместной охоты, мы с Андреем проходили по проспекту Большевиков. Навстречу шли две девушки. Одна – бывшая любовь Андреевого брата Сереги, Ленка, проявившая чудеса терпения и стойкости, выжившая и сохранившая остатки физического после трех-четырех лет ежедневных неоднократных пыток его толстой двадцати четырехсантиметровой колбасиной. О душевном здоровьи лучше не спрашивать. Другую девку Серега не пытал. Зато Андрей сразу взял ее на заметку. Обладательница славной аристократической фамилии, дочь грубоватого пьющего мужика, Маша отличалась классической славянской внешностью. Белобрыса, лицом пригожа, грудью славна. Сюжет развивался непросто. Андрей сперва познакомился с Машиной подругой, студенткой, а в свободное время – колдуньей, специалисткой по магии и гороскопам. По-легкому выебав колдунью, Андрей устроил вечеринку. Колдунья пригласила Машу, а Андрей - Витю, моего лихого автомобильного инструктора. Андрей не сомневался, что ебать одно и то же глупо, и стал ухаживать за Машей. И выебал прямо на этой же вечеринке. А колдунья дала Вите. То есть она дала обоим друзьям, просто в разное время. Проблядь. И Машка тоже. Через какое-то время я случайно встретил ее на улице и познакомился. Сперва убедился, что это именно та Машка, которую Андрей натянул. Да, это не просто толстушка со светлыми волосами, это уже интересно. Немного толстовата. Но ее ебал Андрей. Хочу! Машка с ходу мне не дала - менструация. Но целовалась охотно и авансы делала. Заодно рассказала пару забавных историй. Училась Машка в каком-то институте, где на параллельном факультете числились благородные иностранные негры. На занятия они ходили редко, что на учебе не сказывалось – все равно по-русски понимать им было тяжело. Но баб наших очень любили. Один из них, черный как уголь, зато якобы настоящий принц, проник в комнату в общаге, где она остановилась на ночь после вечеринки, и, даже не разбудив, с ходу принялся целовать ей ноги. В его стране царит рабство, и это действие символизировало полное подчинение. М-да, принц собирался отодрать ее по-жесткому, с играми. Машка проснулась, увидела в темноте два белых горящих глаза и закричала в ужасе. Так и не дала. Принц очень обиделся. Машка ловила машину на Искровском, там, где обычно стоят проститутки. Подъехал водитель, остановился. - Пятьдесят рублей до Горьковской? «До Горьковской» Машка произнесла слишком тихо, либо водитель уже прочно чувствовал себя клиентом, а не исполнителем услуг, и слушал ее не ушами, а своей напрягшейся антенной. - Как дешево, – порадовался он. - Так мы едем? - Едем, едем! – праздновал экономный водитель. - А что значит дешево? А за сорок повезете? - Как за сорок? - Так мы едем до Горьковской? - До какой Горьковской?! - Мне нужно до Горьковской доехать! - А-а-а?! - Да-да, и я вам за это заплачу сорок рублей. Только тут водитель понял, что он исполнитель, а не клиент. - Так может пятьдесят? - Нет, сорок, вы соглашались на сорок. Водитель не смог отказаться от денег и поехал до Горьковской. Что приятнее сердцу рассудительного человека - заплатить пятьдесят рублей за миньет или заработать сорок за извоз? Вспоминая об Андрее, Машка вздыхала и задумывалась. Меня это заводило, я хотел продолжить ухаживание, до победы оставалась одна-две встречи максимум, об этом говорили ее страстные поцелуи и готовность видится со мной по первому свистку. Но сама Машка во мне уже ничего не будила. Андрей, рассказывая про нее, говорил, что она склонна к полноте, но осознает это и периодически садится на диету. По-видимому, тогда Машка находилась в завершающей фазе цикла утолщения, но еще не решилась перейти в цикл похудания, и была, на мой вкус, чрезмерно упитана. Жаль, было бы приятно отъебать Андрееву бабу, меня это всегда возбуждало, тем более, он о ней хорошо отзывался. Сперва грязно отъебать, потом рассказать, что я ни кто иной, как его старый друг. И спросить, кто лучше ебет. Вот было бы интересно! Впрочем, стоит ли рисковать? Баба толстая, хуй может не встать. Бумагорезательная машина. Секретность губит людские жизни. Сколько офисных работников погибло в аппаратах для резки бумаги? Сперва у зазевавшегося очкарика затягивает галстук, начинаются судорожные попытки вырваться – хуй там, жертва рубится в капусту в соответствии с уровнем секретности, хорошая машина по пятому уровню измельчает тело до состояния диетической кашки для малышей и язвенников. Есть еще параметр – размер горла. Большое, прожорливое горло может втянуть человеческую голову еще целой, маленькие же хваткие горлышки вынуждены настрогать мяса, прежде чем голова сможет пройти внутрь. Сколько колбасы сделано из офисных работников, как она делится по сортам – старый жирный офисный бюрократ или молоденькая блядь секретарша, гордость фитнес-центра? Дом боли ЛОР-практика имеет богатую и древнюю историю - берет свое начало с усекновения языков, вырывания ноздрей и литья расплавленного свинца в уши. Внешне сейчас все намного цивилизованней, все же двадцать первый век. Но традиции остались. Осмотр почему-то проходит в одной общей комнате под названием "Процедурная". Мой изнеженный эргономичными креслами зад не чувствует жесткости круглой табуретки, потому что доктор сидит в сантиметрах от меня на другой такой же табуретке и жжет внутренность моей носоглотки пронизывающим взглядом. Голова томится в тисках железных пальцев, задающих мелкие частые повороты влево-вправо. Вот оно, началось: доктор выхватывает из белого стакана обманчиво тонкую проволочку с крохотным ватным шариком на конце, макает в маленькую баночку коричневого стекла и сразу в нос по рукоять, жмурюсь горячей слезой, кашляю от боли, ох, как же нехорошо, когда же она закончит мучить меня, эта женщина с темными глазами... Но мне-то еще ладно, мало ли я вытерпел боли в своей жизни? Мне и в хуй железяку совали, и ничего, жив... Рядом ждет своей участи крохотная девочка с завязанным ушком. В опасной близости от белого халата и блестящих стальных инструментов. Недоверчиво хнычет. Доктор, тоже женщина, развязывает ей ушко и произносит раздраженно: - Что ты хнычешь? Дети меньше тебя и то не хнычут! Я только посмотрю. Маленькая девочка не верит: - Больно будет! В руке доктора нетерпеливо поблескивает сталь: - Не будет больно! Я посмотрю чуть-чуть только! Молчание. Пауза. Разорванная криком пронзительной боли. Крик увяз в привычном ко всему больничном гуле, струной порвался, ослабел и задрожал тихим, горьким как знание плачем. И, тем не менее, ушко девочки не представляет собой по-настоящему достойный объект врачебного интереса. Посреди комнаты на лежаке обрабатывают самого трудного пациента. Он пока сидит, но лежак просто так не занимают. Бритый по-больничному мужик лет тридцати. На улице, там, где хорошо, где светит солнышко, или даже идет дождь, мужики с такими мордами встречаются на каждом шагу. В широкой ладони жизнелюба непременно окажется початая бутылочка пивка, морда порадует социолога красным цветом довольства и пролетарского благополучия. Но здесь, в спрятанной от солнечного тепла, гулкой странными отзвуками больнице (ребенок зашелся криком, что-то тяжелое упало с костяным стуком) этот мужичок выглядит совсем неважно. То, что он пока может сидеть, не гарантирует ему легкой жизни. В его мертвенно бледном лбу пузырится кровью лечебное отверстие, подвижный и решительный доктор быстро манипулирует в нем шприцем с толстой иглой, засунет, вытянет, качнет, повернет, спросит: - Как, теперь не больно? - Неет, - промычит бритый, похожий на свежевырытого зомби, к боли совсем не чувствительного. Загляни он сейчас в зеркало, ему пришлось бы выпить много пива с водкой, чтобы вернуть себе прежнюю легкость и оптимизм. Я жду операции в палате на двоих. Уже два часа. Скоро мне достанется. Когда же наконец... Мой доктор и палач Сан Саныч, высокий белобрысый мужик моих лет, всегда появляется внезапно. - Пойдем, сделаем обезболивание. В голосе бодрость и оптимизм. Еще бы, сегодня он снова будет резать человеческое тело. Мое тело. Я спрыгиваю в тапки и спешу за ним. В операционные дни в этом доме боли все излучают энергию. Словно праздник какой-то. Сан Саныч, бодро улыбаясь, бросает мне через плечо на ходу: - Сейчас обработаем проходы раствором, через полчаса начнем операцию. Обработка проходов. Для докторов это простая разминка перед тем, как совершить с пациентом что-то серьезное. Первый шаг в глубь чужого тела, ностальгическое воспоминание о годах учебы, когда руки еще не окрепли в уверенности, еще стесняются причинять боль живому человеку. Глубоко в ноздрю вставляется тонкая стальная проволочка, на ней ватка с обезболивающим раствором. Противно, но я уже почти привык, мне уже столько раз лазили в нос, мне уже по фиг, у меня на голове под волосами синяки от сильных пальцев Сан Саныча – чтобы заглянуть в нос поглубже, нужно крепко держать голову больного. Я только чуть-чуть покашливаю, когда конец проволоки проскребает по чувствительному месту где-то в глубине моего носа, похоже, этот кашель рефлекторный, там где-то нерв проходит, и Сан Саныч его по-доброму щекотнул. Все, проволока выходит из меня. - Хорошо, посиди немного. Ноздря быстро немеет изнутри. Ощущение сухости. Хочется высморкаться. Часть раствора просачивается в горло, горло немеет тоже. - Так, посмотрим... Доктор, сжав голову пальцами, крутит ее влево-вправо, с выражением пытливого исследователя всматривается в мой нос. - Хо-ро-шо. Это у него хорошо. А у меня плохо. Скоро операция. Живот ноет в тревожном ожидании. В операционную больной не входит на своих ногах. Заранее беспомощного, его привозит на каталке веселая грубая медсестра. Чтобы приговоренный не рухнул на пол без чувств, завидев веселый стальной блеск готовых к разделке инструментов. Закатывают в операционную непременно головой вперед. Разумное суеверие, но что может помешать им выкатить меня вперед ногами? - Перелезай на стол. Потихоньку, осторожнее. Как это противно – я сам ложусь на разделочную доску. А если мне станет так больно, что я начну вырываться? Они нарежут ломтей из моего мяса! Прошу меня привязать. Медсестры смеются, но я настаиваю. Привязывают. Какая-то старушка ковыряется с моей левой рукой. Говорит, что у меня совсем нет вен на руке. Под этим предлогом колет меня в разных местах. Уколет, поворчит немного, да к другому месту приноравливается. Кажется, началось. Молодцеватый хирург Сан Саныч налегает на мой нос, торчащий из-под простынь. Боли в общем-то нет, только прикосновения стали, тупые и властные – расширить, нацеленные и сконцентрированные – чтобы рассечь. Становится тяжело дышать. - Сделаем укол, может сердце забиться, не нужно беспокоиться, - увещевает лекарь. - Ага, - я еще жив, еще могу отзываться. - Дыши ртом, носом не дыши, - бодро указывает мой ветеринар, чтобы услышать в ответ утвердительное мычание. Носом я действительно не дышу. Только иногда, после особенного удачного действия мясника чувствую слабое хлюпанье да что-то влажное стекает в горло. Глотаю, боясь захлебнуться. Напрасно, это лишь то, что не поймали глубоко вбитые в ноздри тампоны, от этого не тонут. Очень тяжело дышать. Кажется, что коновал сильно навалился на мою грудь, на самом деле он лишь чуть облокотился. Да ведьма бормочет у руки. Доктор бодро интересуется: - Леночка, а есть ли у нас острый расфокатор? Что-то тупое налегает мне на нос. Снова налегает. Женский голос отвечает без особенного энтузиазма: - Если только в большой операционной. - А-а-а, понятно... Тупой расфокатор продолжает свои попытки. Мне вспомнились уроки труда в советской школе, когда я делал вешалку из дерева. Если рубанок туповат, нужно приналечь немного посильнее. Проходит несколько долгих минут. Доктор упорен и методичен. Рубанок туп. Мне нехорошо. Воздуха мало, настроения совсем нет. - Так-так, а где же расфокатор? – вновь интересуется Сан Саныч. На нос никто не давит. Наверное, доктор смотрит на Леночку. Хорошо ли она выглядит? - А я думала, вы справитесь, - невинно отвечает она. Да, скорее всего, со внешностью у нее все не так плохо. Сан Саныч вновь налегает на мой нос. - Думал – справлюсь, - коновал говорит не спеша и между делом, в голосе сосредоточенность и усилие, как будто он вырезает лично для себя хороший кусок конины. – Оказалось – не справлюсь. Плохо закрепленная вешалка, да тупой рубанок – деревяху нужно было драть с осторожностью. Соскочивший расфокатор всю носяру расфигачит. Тем самым операция будет закончена успешно, воздух получит доступ в образованные дыры. Дышать тяжело. Когда же все закончится? Старуха шепчет над рукой, не быть корове с молоком. Когда же, наконец? - Сейчас шовчик наложим, - приговаривает сапожник. Когда же... Еще немного, и я задохнусь, или сердце разорвется... - Все, готово! – удовлетворенно объявляет мой кровожадный палач. Хорошо, что я не вижу его прозрачных глаз над белой повязкой.. Думаю, он мечтает поработать без перчаток – почувствовать кожей трепет моего тела, окунуть кончики пальцев в теплую кровь. Обессиленного от пережитого кошмара, мокрого от холодного пота, меня катят в палату. Головой вперед, но я не могу даже радоваться. В нос больного принято всовывать тампоны из марли. В больной раненый нос. Не просто вставить, но нужно еще поднажать, чтобы тампон вошел. При известной беспомощности пациента в его нос можно вбивать довольно большие тампоны. Сан Саныч - крупный и сильный мужчина, он может вбить изрядный тампон и при этом глубоко. Я получил от него классный тампон в раненую ноздрю. Хотя, в общем, мне не порадоваться спортивным достижениям моего врача, в которых я тоже некоторым образом участвовал. Меня более всего беспокоят трудности с дыханием. Мне не хватает воздуха, я дышу часто и глубоко, как только могу. Теперь я знаю, как это страшно – погибать от удушья. Мой сосед по палате замечает, что мне плохо. Он шофер-дальнобойщик. Когда я еще мог его слушать, рассказывал, что ему пришлось застрелить пару бандитов, остановивших его грузовик с товаром в глухом месте. Выбирать не приходилось – или он, или его. Кроме обреза, с собой по стране он возил, как говорит, полезнейший документ, выданный ему мурманским криминальным авторитетом. Документ выглядел как задрипанная бумажка, но на ней корявым сильным почерком значилось: «Разрешение на отстрел дичи. Васек». С обрезом и документом лихой дальнобойщик никого не боялся. Только лор-врачей. - Это у тебя наркоз отходит, - радует меня сосед. Еще вопрос, кто отходит – наркоз или я. Лежа навзничь, я хватаю воздух. От борьбы сильно устал, но заснуть не могу, мне страшно задохнуться. Боль в носу, знакомое по операции хлюпанье из носа. Проглатываю это дерьмо, вдруг чувствую сильнейший позыв ко рвоте. Что-то болтается у меня в горле, именно там, где нужно трогать пальцем, когда хочешь вырвать. Хватаю пальцем – точно, это конец марлевого тампона от Сан Саныча, скользкий от крови. Сосед вскакивает, начинает нести какую-то чушь про то, как же правы наши мудрые доктора, когда запрещают нам пить воду в течение двух часов после операции, как бы ни мучила нас жажда. Я жестами и мычанием пытаюсь объяснить ему, что вода здесь не причем, а все дело в марлевом тампоне, и нужно срочно позвать знахарей. Закидываю голову набок, пальцем удерживаю тампон от соприкосновения с рвательной областью. Сосед наконец-то зовет санитарку. Нет-нет, теперь каталка мне уже не положена. Шатаясь и согнувшись вбок, бреду в процедурную, срываясь в кашель и тошноту через каждые несколько шагов. Пациенты с интересом наблюдают очередное больничное шоу. Сан Саныч энергичен и бодр. - Что случилось? - Тампон вылетел, рвотный рефлекс. - На стол ложись, сейчас мы все сделаем. Спокойно, все хорошо. - Я абс… спокоен, хра.., просто рвотный, хра.., рефлекс, хра.. - Халатик накинь. Привычно ложусь на стол, Сан Саныч, неофициальный чемпион по тампонам среди фельдшеров морга, хватает пинцетом конец марли и выдергивает из горла вместе с кровью и стоном – раз! – изюмленно хлюпает раненая ноздря. Может, у них еще проводятся соревнования на скоростное извлечение? Все пятнадцать сантиметров красного тампона на долю секунды задерживаются передо мной, повиснув на победно сверкнувшем пинцете. Вижу кровь, кровавую слизь, чистой марли нет вообще. - Все, мой хороший, все хорошо, - успокаивает меня ласковый доктор Большая Боль. Небольшая пауза. Новый тампон готов. Сан Саныч возносит пинцет и торжественно раздвигает мне ноздрю. В больнице случаются и приятные минуты. С хлебом там не особенно, но зрелища роскошные. Со стороны оно как-то лучше смотрится. Санитарка катит больного на каталке. Разумеется, головой вперед, то есть он не видит, куда, собственно, его везут. Ловлю его обалдевший взгляд. Для больного на каталке мир не только перевернут и поставлен торчком, но и полон неожиданностей. Вдруг каталка налетает на один из стульев, он с громким стуком отшатывается в сторону. Больной вздрагивает всем телом. Он бессилен что-либо предпринять, и все хорошо знают это. Ему очень хочется покрепче ухватиться за каталку, ведь мир все еще кружится вокруг него. Но руки еще слабые, да и браться за края каталки – рисковать остаться не только без носовой перегородки, но и без пальцев. Его катят головой вперед в опасный вращающийся мир. Больной дышит часто и прерывисто. Выкатывают еще одного больного. - Маша, принимай товарища! – как на базаре громко радуется санитарка. Больной вдруг поднимает голову и начинает судорожно гримасничать, болтать резаной башкой – что-то не так. Больного быстро увозят в процедурную. Маша или кто-то зовут хирурга. Молодой хирург отзывается на зов и спешит по коридору, когда вдруг со стола секретаря раздается телефонный звонок. Хирург останавливается и берет трубку. Слушает. Дакает, кивая головой. Слушает. Наконец, перебивает. - Не могу сейчас разговаривать, у меня больной кровит. Что? Да. Перезвоните попозже. Да. Хорошо. Попозже перезвоните. Да, хорошо. До свидания. Да уж, до свидания, коновал с тупым рубанком. Через день после выхода из больницы отлепил от руки ленты пластыря. Кроме наркоманских дырок под пластырем скрывались два неслабых синяка – то ли игла в вену не попала, то ли старая ведьма набормотала. У ЛОР врача. Мне светит еще одна операция. Сан Саныч чего-то тогда не того. Новый доктор, пожилой кавказец, всматривается мне в ноздри и удивляется: - Мефодовский оперировал? Странно, руки у него были хорошие... Были? Теперь уже рук нет? Голова, значит, была не очень... - А что, он больше у вас не работает? - Нет, ушел куда-то, я не знаю. Куда же ушел Сан Саныч, лишившись своих хороших рук? Просить милостыню, сидя на инвалидной коляске? Нет, не выйдет, на коляске удобнее работать безногому, руки здорово нужны для сбора пожертвований. Да и кто подаст безрукому Сан Санычу? Увидав его на панели, я бы не то что не подал, но и с удовольствием ебнул бы его разок-другой-третий блядского коновала и добавил бы ему, и еще ебанул, и еще, а ему ни встать, ни защититься, уебал бы на хуй кровавого пидораса... Вот так. Кстати, вот и слова пришли сами. На панели? Пидораса? Так вот кем он работает! Хуи сосет! Рот, жопа есть, опять же блондинчик, вот и рук не надо. А с моим носом большие проблемы. Нужно что-то выпрямить, еще много чего удалить. Боюсь за свой мозг. - Скажите, доктор, а можно ли ограничиться местным наркозом? - Я вам этого настоятельно не рекомендую. Останутся плохие воспоминания. Удобнее потрошить лягушку, когда она пришпилена, верно? Но это кому как, зависит от личного вкуса доктора. Сан Саныч любил творить под местным. Соглашаюсь на общий наркоз. Ладно, переживу. Авось. Головой вперед меня вкатывают в большую комнату, чересчур светлую, чтобы быть безопасной. Это операционная. Здесь я уже когда-то был. Где же та нехорошая старушка, что тогда бормотала над моими венами, а они испуганно убегали от ее иголок и шевелящихся губ? Ее нет, слава богу, вместо нее тетка в белом халате, совершенно обычная тетка-медсестра, сорок лет, семьдесят кило, приехала с Северо-Запада, один ребенок, среднее медицинское образование, муж выпивоха, небольшая зарплата, ловкие уверенные руки, острая игла, ох, пропарывает кожу, точно в цель. - Сейчас голова закружится... Мгновенно слабеет тело, не удержать веки, какой ужас, хочется остаться здесь, все, проваливаюсь в темный водоворот беспамятства. Выплываю из мрака. Первое, что чувствую – боль. Первое, что слышу – пронзительный женский голос: «Плюй, сплевывай». С трудом собрав губы, плюю. Слышу недовольное: «Ну, куда же ты на доктора плюешь». Мелочь, а приятно. Все, меня оставляют в покое. Нет, не оставляют. - Не спать, не спать..., - как противно бьет по ушам этот выкрик. Открываю глаза. Полумрак. Боль. У меня болит горло. Почему горло, мне же резали нос? Ах да, меня должны были подключать к аппарату искусственного дыхания, помню кто-то из белых халатов мельком бубнил мне, томящемуся перед разделкой, что-то про трубку в трахею, я даже бумажку какую-то подписывал, что претензий иметь не буду, какие претензии под ножом и без сознания... Как болит горло. Нос тоже болит, но не так сильно, тем более, на нем бинты, ага, завязки идут вокруг головы, это надежно, это успокаивает... Горло болит нестерпимо. И сил нет совсем, хочется проглотить, но для этого нужно собраться и напрячь всю волю, через боль – гло-таю, ох, как плохо. Когда у меня ангина, горло болит не так сильно, и при глотании оно смачивается. А сейчас нет. Продолжает болеть. Глотаю еще раз, перевожу дыхание. Ладно, главное – я жив. - Я раздам судна, и чтобы все пописали! – снова тот же резкий противный голос. Достала. Все – это кто? Я здесь не один? Да, слышу сопение. Ага, это, похоже, девушка. Я видел ее до операции, но мне было не до заигрывания. Смешно цеплять девок, когда тебя вот-вот распотрошат. Теперь другое дело. Впрочем, на всякий случай стоит проверить. Осторожно тянусь рукой. Отлично - член, яйца – все на месте. Было бы забавно сейчас встать, пошатываясь, как зомби, добрести до лежака соседки и трахнуть ее по-быстрому, она не сможет активно сопротивляться, ей тоже наверняка очень больно. Ага, здесь и еще одна девушка. Мы все суть готовые изделия больничного конвейера. Две девки. Круто. Смешно было бы их оттрахать в послеоперационной палате! Настоящий безумец, свежепорезанный, еле живой, хватаясь за окружающие предметы, чтобы не упасть, оставляя кровавые пятна, ковыляет от лежанки до лежанки, хрипя из последних усилий забирается и ебет стонущих от непрестанной боли девок, вконец офигевающих, но и довольных хоть чем-то отвлечься. Что ж, если я начал думать о ебле, это очень хороший знак. Я жив, и мое либидо при мне! Но как же горло болит... Бесформенный силуэт приближается. В полумраке белый халат кажется серым. - Держи судно. Ухватываю что-то холодное и твердое. Ссать хочется не слишком, но раз надо. Серый халат удаляется. - Всем писать! Ага, рядом с нашей комнатой еще одна, там тоже лежат свежие пациенты. Судно каждому капитану. Серый халат проплывает в дальний угол комнаты. Интересно бы посмотреть, что там. - Писай! Что ты не писаешь? - У меня не получается... Робкий голосок. Да, это та самая девушка, что я видел в коридоре. Чувствует мое присутствие и стесняется? Милая. Хочешь, я подойду и помогу? Я выебу и тебя, и твою подружку, даже и белый халат задеру и тоже выебу за компанию. Да у меня уже и член наполняется. Хо-хо. Может, все-таки помочиться, раз велено? Резкий голос становится теплее. - Не получается? Давай я помогу. Я тебя подержу, давай, писай! Что это она так старается? Разве не понятно, что девушке трудно писать при незнакомых людях, да, может быть, ей и при знакомых трудно писать! Она, может быть, скромная! А эта лесбиянка ее подержать хочет? Больница – заповедник для садистов и извращенцев. Где еще люди столь же беспомощны, как в койке после операции? Как же рвутся сюда на дежурства эти крепкие мужеподобные бабы с громким пронзительным голосом, во истину, на работу как на праздник! Хочу испортить ей настроение. - Скажите, что-нибудь есть у вас такое, чтобы горло не болело? - Вам что, горло оперировали? - Нет, нос. - А горло почему болит? - Не знаю. - Ничего, полежите, пройдет. - Так у вас чего-нибудь есть? - Ничего у меня нет. Мерзкая лесбийская сволочь! Оставляет девчонку в покое, бродит в полумраке и ругает мужиков. Говорить мне трудно, но я не выдерживаю: - Почему вы нас так достаете? Здесь люди после операции, нам и без вас плохо! - Ничего я вас не достаю! Писать нужно, вот что я вам говорю! Блядская тварь. Меня радует только одно – я чувствую, как мне лучше с каждой минутой. Все лучше и лучше. Наверное, потому, что хуже быть не может. Неделя на больничной пище, то есть впроголодь – и я свободен. Удивительно, нос даже начал слегка дышать. Хорошо. 2000-11. Ксюшка Миленькая блондиночка. Похожа на Кристину Агилеру и старается это подчеркнуть. Маленькая, худенькая, шустрая. Очень хорошенькая, несмотря на украшения: металлический цветочек на крыле носика и проволочку на нижней губе. Инфантильно картавит и устремляет вверх ко мне наивные голубые глазки, впрочем, ей и лет немного, всего шестнадцать. Представляется как «Ксюшка», на что я прошу в этом случае называть меня не Алексеем, а Лешиком. Общается с дискотечной непринужденностью, и со мной, дядькой на полтора десятка лет старше, по моему предложению легко переходит на «ты». Готова встретиться, но хотела бы пойти со мной в клуб вместе с подружкой. Не очень хороший знак. Что ж, ладно. Возьму с собой друга. Увы, после распада нашего с Андреем тандема мне никак не удается подготовить новую боевую группу. В команду мне нужен человек интеллигентный, с деньгами, активно интересующийся слабым полом, энергичный и стойкий духом, надежный, внешне привлекательный. Мой коллега с работы, Максим, в разной степени обладает всеми нужными качествами. Кроме одного, но самого главного. У него нет настоящего боевого опыта. Кто любит разных – тот познает женщин, кто любит одну – тот познает любовь. Не опыт утомительно затянутых сопливых отношений с постоянными девушками, меняющимися от силы раз в год. Боевой опыт – это память об успехе самых авантюрных предприятий, уверенность в том непреложном факте, что все бабы – бляди, а смелый парень может и корову трахнуть, и чужой невесте платье задрать в темном углу, и вообще, наверное, невозможно поиметь всех женщин на свете, но стоит хотя бы стремиться к этому. Ничто не заменит ебырю настоящего боевого опыта. Ребята с отличными данными пропадают зря, просто не зная, как легко дается успех. Стараюсь восполнить недостаток практики живой теорией с примерами. Максим слушает мои брутальные истории с недоверием. - И что, она так просто согласилась? - Ну да! Конечно! Тут я ее и отодрал! И так, и сяк, и раком. Максим покачивает головой. Не верит. Вот черт. Думает, что я это для красного словца. Как же он справится с Ксюшиной подружкой? Она тоже, наверное, еще та птичка. Дура тоже, лет шестнадцать. Трахаются, наверняка, как сучки. Подружка у Ксюши оказывается вполне ничего. Особенно выигрышно они смотрятся вместе, на дискотеке, когда танцуют на возвышении в коротеньких юбочках, ловко и в такт стукаясь круглыми попками. Чувствую в зале напряженное внимание самцов. Нужно заявить о своем присутствии. Вылезаю к девчонкам и танцую с ними. Не знаю, хорошо ли это смотрится, но, по крайней мере, самцы все понимают и знакомиться с нашими девчонками не лезут. А Максим ведет себя излишне скромно. За выпивку платит, но к подружке не пристает. Его как будто и нет. Не ебырь, а так, человек-кошелек. Черт. Андрей бы на его месте уже давно устроил бы танец с саблями, выпендрился бы как следует, интерес бы уж точно привлек. Вечер пропадает зря, мы провожаем девчонок и прощаемся. М-да, непросто все начинается. Что ж, если Максим не сумел обольстить подружку, мне стоит встречаться только с Ксюшей, без посторонних. В конце концов, подружку я и потом сумею того. Начинаю правильную осаду. Вожу блондиночку в кино, покупаю ей мороженое, на прощание долго целуюсь в парадной. Хорошо бы ее там и трахнуть. Но нет, она чего-то против. Зову Ксюшку к себе домой. Отказывается. Вот черт. Почему – не говорит, просто отказывается, заявляет, что домой к ребятам не ходит. Ну-ну. Врет, это точно. Но ведет себя довольно мило, на прощание целуется взасос, активно работая язычком. Хм. Я ей нравлюсь, спору нет. Но почему не дает? Нужно все организовать. Предлагаю ей путешествие в город Новгород. На машине туда, ночевка, на следующий день – обратно. Там она еще не была, да и какая дурочка откажется от такой поездки? Едем! Новгород не производит особенного впечатления. Как это все не похоже на старые города Европы. Храмы с плоскими грязными стенами выглядят скромно и неухоженно, везде признаки новодела, особенно раздражает свежесложенная крепостная стена кремля. Говорят, что старую стену разобрали хозяйственные дачники, а когда спохватились, что туристам нужно что-то показывать, навезли свежего кирпича и быстро сляпали, что получилось. Бездарно. Ничего, зато сегодня мы с Ксюшей ночуем в одном номере. Ух-х! Принимаем душ, жаль, что по очереди. На огромной двуспальной кровати, возбужденный легкой усталостью, пристаю к девчонке как большой ебливый кот. Чтобы не было пути назад, раздеваюсь донага и не прячу своей эрекции. Но Ксюша не хочет снимать ни трусиков, ни лифчика. - Почему? - Я себя плохо чувствую. - А что с тобой? - У меня болят придатки. Я даже в больнице лежала. Мне еще месяц нельзя сексом заниматься. Вот так хуйня. Ей всего шестнадцать, а уже такие проблемы со здоровьем! Что это у нее с придатками? Осложнения после венерических болезней? - Я тогда сильно простудилась. Ну конечно, простудилась. Немытых хуев ей в подъезде насовали, вот ее сквозняком и продуло. Вот черт! Что же делать, вся поездка насмарку! Какие траты! Сколько времени зря! Ксюша чувствует мое настроение. Ее губы с забавной проволочкой ухватывают мой член. Сосет. О, йа, дас ист гут! Даст ист зер гут! Дас ист фантастиш! Конечно, я люблю банальный секс по схеме «хуй в пизду», но так тоже весьма неплохо. Жду, пока удовольствие дойдет до нужного уровня, быстро дрочу и кончаю ей в лицо, в полуоткрытый губастый ротик, в наивные голубые глазки. Хорошо. Прошел еще месяц, в течение которого мы встретились максимум пару раз. Чтобы не забыла, но и не успела ко мне привыкнуть. Спросить, можно ли ей теперь ебаться? Нужно это сформулировать... - Как себя чувствуешь? - Нормально. - Ничего уже не болит. - Нет, не болит. Но ехать ко мне отмечать свое выздоровление она совершенно не собирается! Наше очередное свидание заканчивается минетом в автомобиле, ебать не дает! Вот черт. Нужно получше все это организовать. Кстати, родственники уезжают на дачу и просят заехать к ним покормить морскую свинку, милое создание. Отличный повод. Ксюша – добрая девочка и любит зверюшек. Тем более, когда нужно о них позаботиться. Вместе рвем для свинки чистую травку. Приезжаем в пустую квартиру. Морская свинка производит на Ксюшу неотразимое впечатление своей живостью, оптимизмом и аппетитом. Подозрения, тем не менее, не оставляют девчонку. Не раз и не два она напоминает мне, что времени у нее совсем немного, и ей очень скоро будет нужно возвращаться домой. Что ж, вперед! Хватаю Ксюшу на руки, не обращая внимание на ее протесты, несу на кровать, валю и силком стаскиваю колготки. Она возмущается, разок пробует громко закричать, еще один раз заявляет, что будет драться. Когда остается без колготок, заявляет сердито, глядя, как я накатываю гондон: - Чтобы у тебя не встал... Но уже почти не сопротивляется. Налезаю сверху, развожу ее ляжки и начинаю заправлять член. Не лезет. Блять, вот так ведь и сглазить можно. Если не войдет, пиздец, серьезная психологическая травма. Сколько времени, сил и денег вбито в эту сучку! И все зависит от моего умения и эрекции прямо здесь и сейчас! Член все же заходит, медленно, в несколько возвратно-поступательных, развратно-наступательных движений. Ура, ура, вошел! - Наконец-то ты моя! - Ну вот.... Ксюшка еще хочет показать недовольство, но ее дыхание учащается. - Тебе не больно? - Нет... - Совсем не больно? - Совсем... И мы начали ебаться. До рукояти, по яйца. Она грубо постанывала. Чем дальше, тем ее писька казалась все больше и больше. Наконец я понял, что уже почти не чувствую стенок! Это при том, что Ксюшке всего шестнадцать, и сама по себе она стройная и миниатюрная! Когда она прыгает на мне сверху, я вообще ничего не испытываю. Хотя нет, как же это ничего... Все настоящее у меня в голове. Торжество победителя. Слюни развратника. Хуй в пизде. Кайф. - Все, я больше не могу, - стонет Ксюшка и ложится мне на грудь. Какая легкая. Ставлю ее раком, ебу, жестко ебу, кончаю. Девчонка рассказала, что начала заниматься сексом в тринадцать лет. А со мной не хотела трахаться, потому что в этот месяц не удержалась, встретилась с каким-то парнем, переспала с ним и почувствовала боль. Наверное, хуище у него был поздоровей. Я звонил еще Ксюшке, приглашал ее встретиться, но она отнекивалась. До тех пор, пока не позвонила мне сама и не попросила где-то около ста долларов – ей снова стало плохо, а за хорошее лечение с нее требовали денег. Какое-то отеческое чувство проснулось во мне. Я согласился. Мы встретились на станции метро, с ней была все та же подружка. Ксюшка была неухоженная, заплаканная и жалкая. Целоваться, на всякий случай, я с ней не стал. Отдал деньги, она горячо благодарила, зачем-то обещала вернуть. Да ладно. Неплохо бы с подружкой завязать контакт... впрочем, это уж слишком. Все, пока. Мяу Если кот помочится в вашей машине, вам придется продать машину по цене кота. Байки в компании бизнес-школы Один интеллигентный человек как-то раз сильно напился и изрек: «Истина в … мине!» (с ударением на второй слог) Половина книг из курса бизнес-школы мне нафиг не нужна. А на вторую половину я забил. Самолет набирает высоту. Опытный парашютист заговаривает с побелевшим от ужаса существом в красном шлеме. - Ты первый раз? Все нормально? Утвердительный кивок головой. - Яйца лямками не жмет? Отрицательный кивок головой. - Это хорошо. Как тебя зовут-то? Существо с трудом открывает рот и произносит, стуча зубами: - Н-наташа… Лучшие розыгрыши в конторе Сотрудник собирался ехать в Якутск в начале осени. Спросил коллег, как одеваться. Ему сказали, что в Якутске, понятное дело, очень холодно - север. Он вышел из самолета в теплом зимнем пальто и мохнатой шапке, сразу различимый среди ветровок и пиджачков. В Якутске было плюс пятнадцать. Менеджер N получает копию электронного письма, только что отправленного одним из других менеджеров генеральному директору. В письме сообщается, что отправитель никак не может застать N на рабочем месте, важнейшие проблемы никак не могут быть решены. В связи с чем убедительно просит уволить N по статье за прогулы и предлагает свою всяческую помощь в юридической поддержке процедуры увольнения. N был в изумлении, адресат казался ему приличным человеком, к тому же никакие совместные «важнейшие проблемы» их не связывали. В это время отправитель уже был у секретарши генерального, с которой договорился заранее, и хихикая вместе с ней, смотрел, как она удаляет из почтового ящика шефа страшное письмо. Один из сотрудников работал на своем компьютере, как вдруг почувствовал, что тот перестал реагировать на клавиатуру и мышь. Он уже собирался перезагрузиться, но увидел на экране открывающееся приложение для отправки электронных писем. Он сидел в недоумении и смотрел, как создается новое письмо, появляется адресат – генеральный директор (!?), затем буква за буквой появляется текст: «Прошу сегодня же уволить меня по собственному желанию, так как я не хочу больше работать, а хочу рубиться в игры!» Сотрудник в ужасе стал давить на все кнопки, но компьютер не реагировал. Оставалось только вырубить питание. Бедняга перевел дыхание и осмотрелся. Окружающие его коллеги перестали давиться и заржали. Эпизодики В офисе на полу лежит бумажка с надписью «выбросить». Если на стоящий во дворе автомобиль ночью падает кирпич, то, вероятнее всего, у нее слишком громкая сирена сигнализации, просто ужасная, от ее воя все рушится, кирпичи выпадают даже из панельных стен. Как пишут письма в конторе Прошу впередь документы слать корректно. Набор головок с трещоткой. Внимательнее работать с подставщиками. 2000-12. Татьяна Девушка не только симпатичная, но культурная и начитанная. Даже в свои девятнадцать представляет собой интересного собеседника. При этом весьма эмоциональна. Гуляли, общались. На третий раз после кино пригласил ее к себе. Отказалась. Я отреагировал спокойно, сказал, что все равно очень устал. Татьяна возмутилась: - Зачем же ты тогда спрашивал, если устал? - Просто из вежливости, чтобы не обижалась. - Так ведь я могла согласиться? - Что ж, я рискнул, и все обошлось. - Ах вот как! Когда я довел девушку от метро до ее подъезда и уже стал раскланиваться, она внезапно спросила: - А зубная щетка запасная у тебя дома есть? - Конечно, есть. - Тогда поехали к тебе! И мы вновь двинулись к метро. У меня она поела, чуть выпила, и мы беседовали, как два интеллигентных человека, собирающихся поебаться. Татьяна посетила ванную, вышла, села на стул и начала болтать. На ней красовалась моя футболка, под ней – никакого лифчика. Внизу футболка драпировала вкусные бедра. Я старался пронзить взором полумрак между ними, мне содействовало то, что в риторическом задоре или по недосмотру Татьяна забывала держать колени сомкнутыми. Колготки она точно сняла, но вот сняла ли трусики? Не могу понять. Неужели она провоцирует меня, сидя передо мной без трусов и позволяет мне тихонько, как бы невзначай рассматривать свою пизду? Как же хуй стоит. Черт, все-таки нет. Девушка поймала один из моих вороватых взглядов, запнулась посреди фразы и забросила ногу за ногу. Через некоторое время мы улеглись на мой огромный диван. Жаль, трусы на ней все это время были, маленькие и темные. У меня было несколько различных планов действий. Прямое нападение – успех маловероятен ввиду присущего Татьяне сильного чувства противоречия. Ожидание – затруднительно, когда член такой твердый. Активное ожидание – дождаться, когда заснет, зайти сзади и впереть во сне! В общем, я ждал, даже заснул на время. Проснулся и полез приставать, она сопротивлялась. Даже соскочила с дивана и принесла себе с кухни водички. Утолив жажду, спросила: - Хочешь? - Да, хочу. Вылез из-под одеяла совершенно голый и стал пить водичку. Татьяна сидела на стуле в трусиках и маечке. Я подлез к ней, пил из стакана, касаясь членом ее ног. Потом стал целовать внутреннюю поверхность бедра, влез между ее бедер, засунул руку под трусы и – палец в пизду! Девушка выразила негодование, но уже не сопротивлялась. Не вынимая палец из пизды, я перенес Таню на диван, зубами порвал обертку гондона, одел его и впер ей. Драл, как полагается, с выкрутасами. - Что ты меня все время крутишь, – жаловалась насилуемая. А все мои замысловатые маневры с частой сменой поз были лишь средствами для достижения одной большой цели – поставить ее раком и выебать сзади. Но Танька оставалась начеку и от рака увертывалась. Утром она проснулась ни свет ни заря, включила лампу, улеглась на живот и стала читать книжку. Интеллигентная девушка. Я подкрался сзади, потерся хуем о ножки, похватал сиськи под маечкой и – и впер сзади. Наконец-то! На следующую встречу Танюшка пригласила меня к себе. Долго решала свои задачки. Я томился. Время зря пропадает. - Давай, я сам тебе все решу. - Нет, тогда я ничему не научусь. Сумейте проявить терпение, молодой человек. Мне уже немного осталось. Когда я с девкой уже бывал в постели, и вероятность новой случки очень высока, моя эрекция сопровождает ее, как артиллерийское дуло вероятную цель. - Хорошо, я подожду. А можно у тебя в душе помыться? - Да, конечно. Хорошо здесь в старом фонде. Ванная большая. Потолки высокие. М-да. Сейчас помоюсь, эта сучка там дорешает, и я ее так выебу... Опираюсь о какую-то перекладинку, она прямо под рукой ломается, я теряю равновесие, сгребаю воздух, обрушиваюсь в пустоту, отталкиваюсь выставленной рукой от летящего в мою голову угла стиральной машины, переворачиваюсь в полете, обваливаюсь всей спиной на кафельный пол со страшным гулом. Замираю в оцепенении. Вот именно так и становятся инвалидами-колясочниками. Спина лежит на полу, ноги остались висеть на краю ванной. Сам весь голый и мокрый. Похоже, что ничего не болит, даже при ударе больно не было. Но при таком выбросе адреналина впечатление может обмануть. Шевелю пальцами ног - двигаются. Это хорошо. Быстрые шаги, крик Таньки: - Что это, боже мой, что с тобой?! - Я тут немного упал. - Разве так можно падать, я чуть с ума не сошла! Как ты себя чувствуешь? - Вроде бы неплохо. Вот, ноги шевелятся, руки тоже. - Тебе помочь? Скорую вызвать? - Ну уж нет, у меня другие планы на вечер. Помогать не надо, все, вроде бы, неплохо. Я сейчас еще немножко полежу, подумаю и сам встану. Ты уже все там решила? - Ну почти что все, боже мой, как ты меня напугал! - Хорошо, тогда иди, готовься ко сну. Мое приземление можно считать блистательным. Ни малейшей травмы. Ни удара затылком, ни повышенной нагрузки на какой-либо позвонок - я шлепнулся просто восхитительно. Пошел к Таньке. Она голенькая, свежая, лежит в постельке. Начинаю целовать ее в крепкие сиськи и мять за все места. Девка вдруг проявляет нетерпение. - Кончай ерундой заниматься, давай трахаться! - Ну, давай. Ложусь на нее, засовываю хуй, ебу. - Хочешь сверху? - Нет! - Перевернемся? - Нет, не болтай, давай трахай! У нее есть бой-френд, какой-то молодой парень, специалист по борьбе. Очень сильный, легко носит ее на руках. Рогоносец. Вхожу в его девку хуем по самые яйца. Хорошо. Мертвый маркиз Женщина как существо низшее не способна в полной мере проникнуться безмерным ужасом и отчаянием, присущим человеческой душе. Мужчина старается возвысить ее хотя бы страданием, для этого причиняет ей боль и ввергает в унижение. 2000-13. Марина Она ждала кого-то на Московском проспекте. Лет двадцати пяти, в очках, смазливая, аппетитные ляжки обтянуты черными штанишками. Я осмотрел ее довольно нагло и пошел в кафе жрать. Вышел, а она все еще стоит. Познакомились. Через пару дней позвонил ей. Марина сказала, что завтра она сидит с ребенком, а вот сегодня пьет с подругой. Я предложил им приехать ко мне и подождать друга. Приехали. Подруга оказалась миниатюрной и тоже довольно ничего. Пока Марина ссала в туалете, я помогал ей влезать на мой велотренажер, хватал ее руками. Посидели, выпили. Подруга тактично заявила, что ей пора. Мы проводили ее. Вернулись. Я стал потихоньку лезть. Несколько раз предлагал Марине перебраться на диван, она отказывалась. Потом сама села на диван, я – к ней. Стали мяться. Она вся тряслась и была на грани оргазма, но сопротивлялась изо всех сил. Я старался не дать ей кончить. По ходу дела мы беседовали, она сообщила, что я очень нескромно смотрел на нее, смотрел на ее ноги, она отругала меня взглядом. Я заявил, что сразу хотел ее взять, взять раком. Марина аж заныла от похоти. Поборовшись со мной часок, Марина оказалась лежащей на диване лицом вниз, пока я терся членом о ее ноги (не стало ли это гаденькой привычкой?) и мял ее жопу. Только в этой неординарной позе она не стала сопротивляться снятию колготок и трусиков. И я загнал ей член раком. Поебались вволю, я долго драл ее, она кончала раз за разом. Мне же было трудно, я устал после рабочей недели, был выпимши, кончил с трудом. Хотел поспать. Но Марина возмутилась. - Я что, пришла к тебе спать? Давай, действуй! Я долго отнекивался, потом все же вздремнул, отдохнул и трахнул ее еще раз. Говорила, что у меня чрезвычайно сексуальный голос по телефону. Марина была замужем за милиционером. Тот оказался дураком и негодяем. Он не уважал и не ценил ее. Вероятно, мало трахал. Или не мало, но все равно недостаточно. Поэтому она имела полное право давать другим. Тот человек, кого она ждала на Московском, оказался неудачником. Его машина сломалась прямо по дороге на свидание. А его баба мимоходом дала незнакомцу. Про себя она рассказала, что выросла на Баренцевом море в маленьком военном городке. В девять лет ее затащил в подвал и изнасиловал (банальным путем) некий военнослужащий. Ебя, приговаривал, что она красивая. Стараясь подлаживаться, Мариночка отвечала, что это правда, многие мальчики так говорят. Он кончил в нее. Затем должен был ее убить, но не смог и отпустил. Растерзанная девчонка выскочила из подвала, соседки увидели, позвали на помощь проходивших мимо офицеров. Осоловевшему гаду не хватило времени даже вылезти из подвала. Он метался и искал выход, а за ним уже ехала милицейская машина. До того полмесяца назад Марина была свидетелем на процессе про другое изнасилование, кто-то выебал ее подружку. То преступление тоже повесили на пойманного. Все знали, что это неправда. Гада засудили и за свое, и за чужое. В четырнадцать лет ее изнасиловали три курсанта. Южное море, пляж, теплый вечер, молодые тела. В школе, в десятом классе, Марина забеременела, а отец (кто-то из ее знакомых матросиков) отказался от ребенка. Аборт после трех месяцев. В общем, к военным она относится не очень. Но ебаться - любит. О своей подруге рассказала, что та, когда выпьет, совершенно срывается с катушек и тянет Марину совершать безумные поступки. - Какие, например? - Знакомится с кем попало и меня зовет с ними. - С кем попало? И с хачиками тоже, что ли? - И с хачиками! Как выпьет, совсем дурная. Пришлось позвонить этой веселой подруге на работу. Но трубку подняла отъебанная Маринка, сразу меня определила и страшно возмутилась, что я хочу поговорить с ее подругой. Черт, сорвалось. И женщину обидел. Нехорошо. 2000-14. Люда Зашел пожрать в кафе и увидел свою одноклассницу – тридцатидвухлетнюю пожилую даму. Будь она одна, я бы отделался вежливым кивком, но с ней была подружка. Настоящая Мальвина – голубые глазки, светлые крашеные волосы. Кокетливая. Я встал, подошел и сел к ним. Стали праздновать знакомство. Они пили пиво, потом я повез их смотреть на Неву. В кафе познакомились с хозяевами – какие-то армяне. У хозяев при виде Мальвины все встало, как каменное. А девки кокетничали. Один армянин едва не полез приглашать мою куклу танцевать. Я с трудом сумел пресечь его происки. Но все это действовало на нервы. Более того, девки радовались, и от меня потребовалось исполнять сложные танцы с поддержкой. Мальвина была высокой и фактурной девушкой, но я таскал ее на руках и запрокидывал. Армянская народная музычка оказалась бодрой и зажигательной. Я собрался с духом и очень кстати изобразил сложный испано-кавказский танец-ублюдок. Девки веселились. С трудом удалось увезти их вон из армянского кафе, пока они окончательно не распоясались, а хозяева меня не зарезали. На посту ГАИ меня проверяли на опьянение. И настойчиво интересовались, не на работе ли девушки. Я сперва не понял, потом разозлился. Суки! Лучше бы мыли светофоры! Гнев был настолько праведным, что мой спиртоносный выдох из смеси кружки пивка и стакана винца их блядская ГАИшная трубка признала утренней росой. Удивительно, ну и слава богу! Тут появилась развеселая Мальвина и начала приставать к гаишникам. Просила фуражку померить. Те расстались с подозрениями и лыбились. Шлюхи не ведут себя так развязно и беспечно, они знают, чем могут обернуться встречи со стражами порядка. Разошедшуюся Мальвину я еле утащил. Привез обеих девок к себе, приставал к Мальвине – не дала. Делал массаж, она тащилась, но держалась крепко. Ночью проснулся, одел гондон, подлез сзади и попробовал было присунуть (данного слова нет в словаре, зато он дает милую рекомендацию: «просунуть») член, но хитрая девка проснулась и заворочалась. Пошел в атаку. Даже пальцы уже были в пизде – и ничего. Старушка одноклассница спала рядом, при ней Люда давать не хотела. Стратегическая ошибка – мне нужно было ложиться в центре, между двумя бабами. Через несколько дней встретились. Невзначай привез Люду к себе, выпили винца, посмотрели фильм, затем я спокойно налез на нее и трахнул сверху. Закидывала ноги мне за спину, прижимала ими к себе. Пизда оказалась довольно большой. Еще бы – детоньке стукнуло уж двадцать семь годочков, дело нешуточное. Больше не встречались. Женщина в этом возрасте может как угодно хорошо выглядеть, но ебать я таких не люблю. Разика вполне хватит для порядку. Их перезревшая похотливость, тяжелый опыт взаимоотношений с российскими мужиками, непростительная для зрелых лет глупость, удушающе пошлая сентиментальность, увы, все это можно терпеть только ради особенно качественной пневматичности. А ее-то как раз уже давно и нет. 2000-15. Катя Оставил машину на проспекте Большевиков, поехал в гости к другу-филологу на метро. Приятно поговорить с культурным человеком. Сережа пишет диссертацию, название которой еще можно запомнить, но невозможно понять. Что-то про комментарии к неоплатоникам. Сережа – моя последняя связь с миром чистых знаний. Его способность жить впроголодь, питаясь только книжками, вдохновляет меня на духовные свершения. Увы, мой филолог не отличается целеустремленностью. К возрасту Иисуса Христа он почти ничего еще не сделал. Познакомился с десятком языков, меняя их как перчатки, живой на мертвый и обратно. В итоге на хорошем уровне овладел лишь одним – французским. Попереводил книжек, хронически не выдерживая обещанных редакторам сроков, в итоге свет увидел лишь один его перевод. Что, в любом случае, очень здорово – испытываю настоящую зависть. Удастся ли мне когда-нибудь хоть что-нибудь издать? Хочу! Возвращаюсь от Сережи всласть наговорившись и зарядившись творческой энергией. Выхожу из метро, иду к своей машине. Смотрю – на скамейке автобусной остановки съежилась девушка. Небольшая, миловидная. Говорю ей привет и предлагаю подвезти. - Ты один? - Один. - А ты не маньяк? Улыбаюсь и помахиваю книжкой, взятой у Сережи напрокат. Девки сильно заблуждаются, полагая, что интеллигентный человек не может быть маньяком. Как раз наоборот. Гораздо менее травматично для женской души стать жертвой насилия грубого и тупого мужлана, чем подвергнуться циничным издевательствам высокообразованного и утонченного негодяя. Маркиз де Сад получил великолепное образование. Но вид Сережиной книжки незнакомку успокаивает. - Хорошо, поехали. Мы сели в машину, я завел ее и стал прогревать. Доверие Кати зашло так далеко, что она оставила у меня свой пакет и сбегала за джин-тоником. Подвез ее домой. Записать ее телефон или... все-таки спросить... - У тебя завтра выходной? - Может быть, - говорит Катя. Хороший ответ! Все зависит от меня! Смелее! - Хочешь со мной выпить? - Не возражаю. Только мне нужно домой зайти. Еще лучше! Теперь у нее есть выбор – остаться дома или вернуться ко мне! И Катя возвращается! Я ее трахну! - Алексей, я должна тебе сразу сказать. Вот блять. Не нравится мне этот заход. - Я с тобой только что познакомилась, пошла с тобой, но на этом все и закончится, ничего больше не будет. - Что такое «ничего»? - Ты понял, что это такое. Я чуть было не остановился и не предложил ей выйти вон. Но сдержался и пустился в рассуждения: - Жизнь тем и хороша, что не знаешь заранее, что произойдет. Мало ли чего тебе захочется, зачем же от чего-то зарекаться. - Я тебе сразу говорю, ничего не будет. Всем своим видом показываю, что не принимаю ее слова всерьез. Но настроение падает. Эта дура отнимет у меня драгоценное время сна и уйдет, жестоко обломав. Хуже того, никаких дальнейших отношений и не будет – если уже домой привел, нужно ебать. А если не получилось – все, хана. Войдя в мою комнату, Катя продолжает угнетать меня своей человеконенавистнической риторикой. - Кровать у тебя, конечно, хорошая, но ничего не будет. - Интересный у тебя ход мыслей, ассоциации правильные. Пьем винцо, Катя еще и курит, благо не в комнате, а на кухне. Предлагаю покрутить мой велотренажер. Соглашается и просит какие-нибудь мои штаны, в джинсах неудобно. Здорово! Она готова снять джинсы! Это вдохновляет. Переодеваясь в мои тренировочные, требует, чтобы я отвернулся. Ну-ну. Крутит педали, я, на правах тренера, обнимаю ее за талию, жму ляжки. Не возражает! У тренера большие возможности для физического контакта. Взвешиваю ее на руках, потом на весах. Пятьдесят пять килограммчиков. Выпиваем еще. Катя рассказывает про свое славное гимнастическое прошлое. Она была очень гибкая, и до сих пор еще способна хорошо гнуться. Оживляется и начинает мне это демонстрировать. На моей широкой кровати садится в позу лотоса, закидывает ноги за голову. - Я и на шпагат могу сесть! - Покажи... Да, круто... Я поддакиваю и трогаю ее за разные места, но ненавязчиво. Затем объявляю, что гибкость очень важна в личной жизни. - Интересно, как ты можешь ноги закидывать... Ну-ка... Ложусь между ее ног, завожу их вверх, по-разному гну... Катя с интересом участвует в моих исследованиях. Мы меняем разные позы совокупления, одетые в свитера и тренировочные штаны. - Да, здорово гнешься... А вот так... Круто... Да, хорошо у тебя получается... Член стоит огурцом. Ей невозможно это не почувствовать. Но что-то удерживает меня от штурма. Катя говорит, что у нее ноги изящные, но слишком худые в икрах. Позволяю себе проявить к ее словам недоверие и приношу портновский метр. - Давай-ка поднимем тренировочные. Мерить нужно четко. Вот так...Тридцать три сантиметра в окружности. Ну-ка еще раз проверим... Да, тридцать три. Это вполне нормально, сколько бы ты хотела? Сорок, что ли? - Зато волос на них нет, - гордо заявляет Катя. - Это самое главное, - искренне отвечаю я. – Не худые у тебя икры совсем. Все же зависит от пропроций. От окружности бедер. Сколько они у тебя? Так померим... Пятьдесят шесть. Но это поверх штанов, на самом деле, они меньше, ну-ка... Да ладно, подумаешь, зато померим как следует... Катя приспускает тренировочные и позволяет как следует померить ляжки, для точности - несколько раз. - Вот видишь, уже пятьдесят пять. Нормально. Интересно, а у меня сколько... Снимаю с себя штаны и начинаю мерить свои ляжки. Пятьдесят девять. Катя все же решает, что сидеть в приспущенных штанах неприлично и снова их натягивает. Я же оказываюсь перед ней в семейных трусах. Хм. Дисбаланс. Набрасываться на нее еще рано. Пришлось одеть тренировочные, но не спеша и не акцентируя внимание на острой необходимости в этом. Пьем еще, лезу целоваться. Соглашается - сразу и взасос. Пытаюсь завалить на диван, но она отказывается. - Что не так? - Вот, скажешь, трахнул. - Ну, это процесс обоюдный. Исключительно важное заявление, спасибо мудрому другу Андрею. Возможна другая точка зрения, верно? Катя с интересом обдумывает новую картину мира. Но продолжает: - Я же тебе сразу говорила, что ничего не будет, верно? Пожимаю плечами. Какие мелочи. Катя идет пописать. На обратном пути ловлю ее посреди комнаты, обнимаю, вдруг она принимается снимать с меня свитер. Поднимаю руки вверх, жду, что будет дальше. Свитер снят, но Катя останавливается и вновь повторяет, что ничего не будет. Затем ложится на спину и принимается рассказывать, что очень недовольна, что у нее торчат ребра. - Где торчат? - Вот здесь. - Ну-ка, посмотрим... Да нет, нормально, вот у меня тоже торчат. - Так это у тебя. - Ну да, а как а у тебя? Вот, нормально, здесь и здесь. Я глажу ее по ребрышкам и невзначай прихватываю грудь. Целуемся, но всегда приходит момент, когда она останавливается. Думает и продолжает. - А еще я стесняюсь, что у меня торчат косточки от бедер. - Где торчат? Давай посмотрим. Запускаю руку ей в штаны. - Нормально все. У меня тоже торчат. Вот... Завожу ее руку себе в штаны и даю потрогать кости с передней стороны таза. От члена на расстоянии ладони. Потом снова трогаю у нее, пальцы моей руки растопырены, мизинец проезжается по волосенкам на ее лобке. Еще одно исследование, и я накрываю рукой ее пизденку, Катя протестует, но я говорю, что это массаж и вообще очень полезно. Пальцы шалят в ее пизде, она тащится, но через некоторое время принимается выталкивать мою руку. Хорошо, тогда я предлагаю сделать ей массаж, так как она крепенькая, имеет мышцы, и делать массаж ей приятно. Соглашается. Ложится на живот, снимает лифчик. Остается в одних трусиках. Я тоже снимаю с себя все, кроме трусов, и принимаюсь ее мять. Ей нравится. Стягиваю с нее трусы, она слегка протестует. Раздеваюсь сам, одеваю гондон, стараясь не спугнуть, продолжаю массаж. Все, полез ебать. Ломается еще чуть-чуть, но рука снова оказывается у нее в пизде, а я налегаю сверху и засаживаю. Ебемся. Катя классно гнется и закидывает ноги. Старается, молодец. Сажаю ее наверх, она движется ловко и динамично, попрыгав, кончает как-то быстро и по-мужски грубо. Переваливаю ее на спину, деру. Она бормочет: - Не так, хочу чтобы вдвоем. - Что, второго мужика хочешь? - Нет, дурак, я не … В общем, я так понял, что ей не нравилось, когда ее ебут без инициативы с ее стороны. Потрахались, я перевернул ее и стал приподнимать для постановки раком. - Нет, только не это. - Так ведь ты же меня оттрахала? - Как это? - Ну так вот только что на мне прыгала, меня сверху трахала? - Я? Пока она продолжала удивляться подобной интерпретации, я уже приподнял ее задок и стал драть ее раком. И ей это понравилось. Кончил, как и люблю, сзади, в хорошем темпе. Ночью проснулся, подлез к ней, засадил на боку, потом залез сверху. Она пыхтела и закидывала ноги, потом заявила: - Сейчас кончу! И действительно, задергалась, задрыгалась, кончила. Тут я поддал газку, в смысле – увеличил скорость. Чуть сердце не прихватило. Ночью нужно спать, а не ебаться. Кончил и залег, боясь, что подохну от сердечного приступа. Нужно осторожнее. Похоже, Катюха хотела продолжать наши отношения. Только зачем они мне? Ну поебались, ну и ладно. Нефиг в первый же вечер давать. Ведь зарекалась. Пещера ужасов По утрам езжу на работу в метро. Единственное время почитать учебную литературу. В метро обычная давка. В это утро я не торопясь вошел в вагон, интеллигентно опередил суетливую бабку и занял последнее свободное место. Бабка в сердцах махнула рукой и пристроилась у поручней. Ей, наверное, нужно ехать до Сенной (на рынок, конечно), так что теперь придется простоять семь остановок. А нужно было бы ей знать, что всяким там старухам на рынок ездить следует попозже, а не в час пик. Люди, понимаешь, на работу едут. Или учиться, если студентки. На проспекте Большевиков нахлынула толпа. В этом случае неудобно иметь такие длинные ноги, как у меня. Какую-то девчонку прижало к моему правому колену, причем оно нацелилось точно ей промеж ляжек. Бедняжка повисла на поручнях под напором людей. Ей бы, дурочке, ноги бы раздвинуть, так и уперлась бы потверже. Она же, глупая, коленки стиснула изо всех сил, мой дорогой одеколон нюхает да на меня пучится, словно шавка срущая. И грезит, что ее пытается изнасиловать привлекательный незнакомец, и она не в силах больше сопротивляться, уже вот-вот.. . Не кончила бы, а то как ей потом, мокрохвостой, по скамейке лекционной ерзать? А я сидел-посиживал, да книжечку почитывал. Про финансовый да про менеджмент, да про фунты стерлинги.