2000 2000 – 1. Галя Сестра предлагает познакомить меня с девушкой, ее коллегой по работе. Интересно, что это она? Видимо, хочет меня, наконец, женить. Что ж, дело это добровольное, а невесту посмотреть стоит. Для знакомства желателен благовидный предлог. Сестра организует мой приезд якобы для подготовки какой-то компьютерной штуки, и просит Галю дождаться. Прибываю в назначенный час, сажусь у компьютера, что-то с ним делаю – разумеется не вполне то, что упоминалось, но тоже что-то очень полезное. Как бы невзначай сестра представляет меня Гале - яркой брюнетке лет восемнадцати, худенькой и стройной, весьма привлекательной. Другая коллега сестры, злобная старушка, не желает покидать комнату и мешает нашему общению. Ничего, мы успеваем перекинуться парой слов, я рассказываю анекдот и две веселые истории, но ничего скабрезного. Галя смеется. Я предлагаю довести ее до метро, она соглашается, но по дороге меня почему-то тянет поговорить на политические темы. Для молодой и не слишком интеллигентной девушки Галя была вполне приличным собеседником. - Ваша сестра мне много о Вас рассказывала, - говорит она с чувством уважения. Видимо, рекламная подготовка шла вовсю. Молодец, сестренка! Встречаемся с Галей через несколько дней, веду ее в кино. Во время фильма она все время кашляет. Она любит театр - я нет. Она курит – я нет. Она часто бывает в кафе, мимо которого мы проезжаем. Она часто ходит на ночные дискотеки и ночует у подруги. Выводы напрашиваются. Вывод первый: мы очень разные люди. Вывод второй: Галя – бывалая ебучая девка. Следует идти на обострение, иначе ей будет скучно. На прощание лезу целоваться. Галя не дается. Ведет себя холодно. Я обескуражен и расстроен. Если такая знойная девушка не целуется, значит я ей просто не нравлюсь. Все, нужно завязывать? Ладно, через неделю – Новый год, сделаю последнюю попытку. Через пару дней звоню. Галя заметно рада. Странно, прощание было окрашено иными эмоциями, вернее, полным отсутствием оных. Что ж, здорово. Смелее! - Давай встретимся в новогоднюю ночь и вдвоем как следует отпразднуем! - Заманчивое предложение, - неожиданно отвечает Галя. Ура! Это ли не шанс? К половине второго прибываю к ней с шоколадкой и розой. Трезвый как стекло – за рулем. Девушка заявляет, что уже много выпила сегодня. Но выглядит еще вполне рассудительной. Без удивления встречает информацию, что праздновать мы будем у меня. Отлично! Едем ко мне. По дороге волнуюсь и нервно шучу. Спокойно. Нужно ехать медленнее и лучше следить за дорогой. Пьяные сограждане выбегают ловить машину прямо на середину. Это такое проявление национальных черт характера – широты души и безрассудной отваги. На дороге и без них опасно – заносы снежные, машина скользит, поворачивать вообще можно только на первой-второй передаче, и тормозить следует очень аккуратно. А тут еще под колеса бросается и стоит-шатается кабан расхристанный. Лапами машет, орет «стой», а когда его объезжаешь - злится, сквернословит, а то еще норовит и машину пнуть. Быдло свиномордое. Был бы один, а еще лучше – с друзьями, славно было бы пиздюлей такому навешать. Поучить скота. Набить хамский ебальник. Пиздюлей барану прописать, чтоб запомнилась козлине ночка новогодняя. Но у меня сейчас девушка в машине. Спокойнее. Ф-фу, слава богу, приехали. Галантно подаю руку, выпуская даму из машины. В моем дворе тоже разгуляй. Гарканье парубков и девичий визг. Галя радуется: - О, здесь у вас тоже весело! - Весело, но всего веселее – у меня. Когда Галя сняла шубку, под ней оказалось короткое черное платье. Член становится тверже. Это платье означает, что она готова дать? Пьем шампанское. Потихоньку подбираюсь, начинаю приобнимать. Славно. Она худенькая, гибкая и явно темпераментная. - На брудершафт? А то мы с тобой уже на ты… Это нужно оформить согласно традициям. - Давай. - Так, вот локоток сюда, ага… Некоторые девушки заканчивают брудершафт дежурным чмоканьем сомкнутых губ, как ни возмущайся. Но Галя не может удержаться, целуется с охотой, взасос и очень хорошо. Круто. Потихоньку начинаю залезать ей под платьице… вдруг девушка отстраняет мои руки и выходит курить на кухню. Что ж, бывает, конечно, наркоманы, в том числе и курильщики, могут полностью зависеть от своего кайфа, вот она покурит, вернется, и даст. Хотя, скорее всего, ее уход с сигаретой – лишь предлог отказаться. Бля, неужели облом? А ее короткое легкое черное платье? А французские поцелуи от души? Как же так? Вернувшись, Галя заявляет: - Давай поговорим. - Давай. В состоянии навеселе я чаще всего расслаблен и добр. Именно то, что нужно для откровенных бесед над постелью. Они не чувствуют себя жертвой азартного и жестокого охотника, их ласкают полные искренней любви ко всему живому глаза толстого монаха-странника. - Я хочу тебе сразу сказать, - решительно произносит Галя. – Чтобы ты знал заранее. Я не буду сегодня спать с тобой. Ответ рождается во мне в то же мгновение: - Почему? Удивляюсь сам себе. Блестяще! Главное – то, с каким выражением я это произнес. С непритворным удивлением и легкостью. Тепло и заботливо. Так отец переспрашивает маленькую дочь, которая вдруг, по упрямству или недоразумению сперва отказывается от вкусной шоколадки. Сыграть такое мне не под силу. Не зря говорят: «истина в вине». Благословенен Вакх – бог просветления. Галя, чуткая как большинство женщин, не могла не почувствовать все это и чуть улыбнулась: - Я не буду объяснять. Просто не буду. Нет смысла сильно настаивать. Эта девушка не говорит, что я ей противен, она со страстью отвечала на мои поцелуи, нам предстоит спать в одной постели. Все еще может произойти. С той же теплотой легкого опьянения рассуждаю вслух: - У тебя может быть несколько причин для отказа. Например, я тебе не понравился. Что ж, увы, хотя мне кажется, что это не так. Или ты думаешь, что еще не настал момент для нашей близости. Время – не главное, главное – это то, как люди относятся друг к другу. Наконец, ты можешь чего-нибудь опасаться. Неужели я кажусь человеком, который не сможет обеспечить полную безопасность? Могут быть и другие причины, но я их не знаю. Кажется, Галя вполне довольна сказанным мною, но рассказывать больше она все же не собирается. - Я хочу спать. - Да, конечно. Не слишком прячась от моих глаз (впрочем, я как бы занят – расстилаю свой огромный диван), Галя переодевается в предложенную ей зеленую футболку. Oh, yah! На стройной девушке очень дразняще смотрится мужская одежда несколькими размерами больше. Слишком широкий для ее шеи проем приоткрывает ключицу. Ткань вызывающе бугрится на груди и свободно ниспадает вниз, при движениях волны материи ищут изгибы талии и облегают выпуклости зада. Длины футболки хватает, чтобы закрыть верхнюю треть бедра, в моей больной голове проносится мысль, что она могла бы обойтись и без трусиков. Голые ножки кажутся еще легче. Даже и в те несколько секунд пути от середины комнаты до убежища под одеялом девушка все равно беспокоится о том, хорошо ли она выглядит в своем неожиданном наряде и раз-другой его одергивает и поправляет. У меня все встает. Хорошо, что я уже в постели и колени заранее согнул. На двоих у нас одна подушка, которую делим пополам, и два одеяла, из которых рыцарски соглашаюсь на тонкое. - Спокойной ночи. - Угу. И тебе тоже, Галочка. Она что, всерьез рассчитывает поспать? Разумеется, через некоторое время мне становится холодно, и я деликатно лезу к ней под одеяло греться. Мы сосемся взасос, я наваливаюсь на Галю сверху, мое бедро оказывается у нее между ног. Счас я ее возьму! Но тут Галя внезапно перестает целоваться, ловит на груди мою руку и говорит: - Давай сядем. - Давай. Я спокоен и уверен, поговорить – а чего бы и не поговорить. Если Вы, девушка, так дрожите в моих лапах, то уж будьте спокойны, я Вас трахну, что бы Вы там ни сказали. - А ты не подумал, что я могу быть девственницей? Ты даже не предполагал, что такое может быть? Вот это сюрприз! Жгучая брюнеточка восемнадцати лет – девственница? Или это блеф, или тяжелый случай! Реагирую мягко. - Серьезно? Что ж, это замечательно. Процедура не слишком приятная, но и ничего страшного. У меня были подобные случаи… - Были? – едва слышно переспрашивает Галя. - Да, все это нормально, даже хорошо. И вообще, мы можем просто поиграть, не обязательно делать все по полной программе. - Нет, - говорит Галя, - я хочу спать. - Мне как-то кажется, что ты не очень хочешь спать, - отвечаю я. И лезу к ней. Поцелуи взасос, затем я сползаю вниз, провожу языком по ее телу, добираюсь до животика, чмокаю его, потом еду вниз – целую горячие ляжки. Еще немного, пора, аккуратно совлекаю девичьи трусики. Оральный секс для девственницы – прекрасный подарок на Новый Год. Лижу ей пизду. Мне и так, к своему стыду, нравится это унизительное занятие, а тут вообще хорошо, девочка невинна, врет или нет, но запах ее пизденки легкий, нежный и здоровый. Обследование указательным пальцем показвает, что данный случай не относится к трудностям гинекологии – первая фаланга пальца проходит во влагалище через отверстие в девственной плеве почти свободно. Член должен найти дорогу без особого труда. Еще полизал и полез на нее. Галя лежит головой вплотную к спинке дивана, отползать ей некуда. Ножки наверх. Писька мокрая, там и моей слюны, и ее смазки предостаточно. Наставляю член и чуть нажимаю. - Ой, нет, больно, хватит, все! – стонет Галя. Я приостанавливаюсь, не выпуская девушку, контролируя ситуацию. Головка мощно напрягшегося члена вошла лишь чуть-чуть и застряла где-то в узком месте, но выскочить и потерять направление он уже не должен. - Щас, щас… щас будет легче, это самый неприятный момент, щас будет уже хорошо. Ерзаю членом взад-вперед, с минимальной амплитудой. Так входит легче – поверхности лучше смазываются. Галочка еще постанывает, но уже тихонько. Вот головка минует узкое место! Член входит в девчонку, как нож в твердый кусок масла. Я только приговариваю: - От так, от так – уже хорошо, уже хорошо... Галочка уже явно ловит кайф, а не страдает от боли. Я вошел в нее целиком. Ура! Да, я крутой ебырь! - Поздравляю. Ты чувствуешь себя большой? Двигаюсь внутри нее медленно и аккуратно. - Нет, - отвечает свежесорванный цветок. - Уже ведь не болит? - Нет. В эту секунду я замечаю, что Галочка жует жвачку. Не слабо! Лишится девственности с жовкой во рту, разве что пузыри не пуская! - Секундочку. – Засовываю палец ей в рот и как крючком вылавливаю содержимое. – Неприлично жевать, девушка, когда вас ебут! Она улыбается. Еще немного потрахав, я слезаю с нее, чтобы посадить сверху. Но Галя пользуется моментом и выскакивает курить. Вот так хуйня. Никотиновая зависимость! Член ждет девчонку стоя. Но, вернувшись, Галя сообщает, что хочет спать и у нее все-таки побаливает. - Странно, что побаливает. У тебя так удачно все устроено, что целка даже не порвалась, а просто растянулась. Бывает хуже. - Бывает хуже? - Да, конечно. Все в крови, а так и не знаешь, засунул или нет. А бывает легко – только начали, а уже через пять минут трахаются с удовольствием. Но ты не подумай, что я уж только этим и занимаюсь. - Не подумай? Ну-ну. Галя небезосновательно сомневается в моей скромности. - Просто в тридцать один уже многое позади, сама понимаешь. Ты не возражаешь, если я на тебя кончу? - Не возражаю, - отвечает она с любопытством. И я дрочу, слегка толкая девчонку губами, рукой и коленом. Кончаю ей куда-то на грудь и предплечье. - Галочка, как х-хорошо! Идти в ванную – нет сил. Все, спать. Классно я начал новый год! Весь бы так прошел! Хм. Ебал-то я ее без гондона. Вот вам и опасный-безопасный секс. Ничего, я, вроде бы, здоров, хотя и пугают коновалы, что всякие грибки зловредные и сквозь гондон пролезают. Вранье это, а если и не вранье, то лечится и смысла никакого нет, все равно снова намотаю. На следующий раз снова приглашал Гальку домой ебаться, но она не пошла. Говорила, что ей не нужен просто секс, а нужны отношения. На мое утверждение, что можно совмещать и секс, и отношения, скептически захмыкала. И в гости не пошла. Звонил ей еще несколько раз. Безрезультатно. Оставил это занятие. Трахнул – и ладно. Сестра мне сообщала о новостях в личной жизни Галочки. Довольно скоро она уже познакомилась с молодым человеком, действительно молодым, лет чуть больше двадцати, постепенно, не спеша, но и не особенно долго откладывая, сдалась его ухаживаниям и вступила с ним в интимные отношения. Вот так, в очередной раз оказывается, что девушкам нужен не животный секс, а высокие интимные отношения! Но в какой-то момент у них что-то не заладилось. Моей сестре Галя сказала так: - Я расстаюсь с ним, потому что он мне изменил. С моей подругой! Сестра начала ее отговаривать: - Галя, подумай, может быть, это только разговоры, ты же знаешь, эти девчонки насочиняют, а потом... Но Галя ответила просто: - Это не разговоры. Я все сама видела. Сестра немного опешила: - Что видела? - Все. Как он именно это делал. Как оказалось, досадное недоразумение произошло вследствие того, что после возвращения с дискотеки им с ее парнем пришлось заночевать втроем с ее лучшей подругой. Сомнения в его неверности могли оставаться только у слепоглухой парализованной. Жаль, на его месте должен был оказаться я. Дура Знакомлюсь с высокой здоровой девкой. Ведет себя скромно. Чтобы затащить к себе, пришлось выдумать лживый предлог: якобы мне нужно проверить на своем телефонном определителе, не состоялся ли важный звонок. Сидим, она – на самом краешке дивана. Не повело бы мебель от ее здоровой жопы. Садилась бы поглубже. Не хочет. Как не уговариваю, пить не соглашается. Вскоре заявляет, что ей уже скоро нужно уходить. От безысходности лезу приставать – эта дура начинает отвечать на поцелуи с неожиданной страстью. Целуется, но рвется вон. Поднимаю ее на руки, валю на диван – она едва ли не стонет, мой язык едва ли не проглатывает, но все равно вскакивает и бежит к дверям. Хватаю ее снова – все повторяется, и борьба, и поцелуи, и бегство. Увы, побеждает скромность. Разгоряченная, но так и не отъебанная идиотка вырывается на улицу. Не пойму я этих блядей. 2000-2. Оля Прогуливаюсь у метро Ломоносовской около часа ночи. Скоро проедут последние автобусы. Девушка на остановке явно нервничает. Милая мордашка, сама небольшая и пухленькая. - Привет! - Здравствуйте. Знакомимся. Оля. На вопрос, куда направляется, говорит, что живет она в Купчино, но ехать ей нужно в Уткину Заводь. - Зачем в заводь? - Там мой друг живет. Я его жду, а он что-то не едет. Уже на целый час опаздывает. Нужно узнать, может, что у него случилось. - А если позвонить? - Звонила, не отвечает. - На мобильный? - А у него нет мобильного. Он студент еще. - Хм. Да, ситуация. Может, поедем ко мне? - Нет, я его лучше подожду. Отказ не кажется безапелляционным. Стоит продолжить. - А чего его ждать, если уже час прошел? Джентльмены так на встречу не опаздывают. Вот если бы ты со мной встречалась, то я бы уже час назад здесь был. - Серьезно? - Да, конечно. Под часами, с цветком в зубах. Оля улыбается. Ей приятно думать о классическом свидании, то ли вообще, то ли именно со мной. Но улыбка скоро покидает ее наивное личико. Сегодня ее кинули, и она не знает, почему. - Что, поехали? Может, домой тебя отвезти? Или ко мне? Оля колеблется. Неужели согласится? - Если Вы на машине, может быть, Вы меня довезете до моего друга? Вот так хуйня! Выступить в роли таксиста, но с тем отличием, что забесплатно! Представляю себе эту сценку: я ее довожу, она просит меня подождать, звонит в дверь своему ебырю, тот, заспанный и небритый, открывает, у них начинается выяснение отношений. Ебырь подозрительно косится на меня, девушка приобретает в его глазах большую значимость, и, хотя он уже и планировал от нее отделаться, решает отложить разрыв до утра, раз уж она все равно здесь, не уступать же ее мне, тепленькую. Голубки мирятся, Оля машет мне ручкой «счастливо, спасибо Вам большое!», ебырь еще раз косится на меня, и все, дверь за ними закрывается. И кто оплатит мне бензин? А что мне сказать? Поезжай сама как знаешь? Ладно, будь что будет. В конце концов, еще совсем не факт, что ебырь дома. Может, он и рад был бы с ней встретиться, но что-то действительно серьезное ему помешало. Например, соседская девчонка заглянула, да так у него и осталась. Хм. Шансы есть. - Поехали. Только с одним условием – если его нет, потом едем ко мне. Потому что поздно уже, спать пора, а от него до меня – совсем недалеко. Это вполне удобно, места у меня много, хоть четверо могут заночевать, а живу я один. Соглашается! По дороге знакомимся поближе. Оля родилась на другом конце страны - в Магадане, теперь учится на первом курсе института культуры на переводчика немецкого языка. Умница. Если бы не эти приезжие девки, в городе уже ничего бы интересного не было. Вскоре выясняется, что она не помнит дома, куда ей нужно! Понадеялась, на свою память, но разницу между двумя хрущевками трудно найти и в светлое время суток, тем более теперь. Отлично! И адреса не знает! Удачный поворот событий. Делаю все возможное – медленно проезжаю мимо домов, возвращаюсь и проезжаю снова. Бесполезно. Что ж, очень жаль. Оля – скромная девушка. Домой отвезти не требует. Или понимает, что я просто ее высажу. Приезжаем ко мне. Угощаю вином. Оля ведет себя очень тихо, пьет очень мало. Держится за щеку – жалуется на зуб. Я слегка ее приобхватываю, но очень аккуратно, спешить некуда. Смотрим фильм. Ложимся спать. Мои слова про «много места» и «ночлег для четверых» означают не наличие четырех кроватей, а возможность спать вчетвером на одной большой, что чистая правда. Оля прячется на самом краешке. Подползаю к ней. - Холодно. Нужно погреться. - Я хочу спать. - Верно, погреемся - и спать. Оля позволяет трогать себя за ляжки. Начинает сопротивляться, лишь когда я запускаю руку под трусики. - Не надо. Хуй тебе «не надо». Силком запихнул палец в письку. Писька слегка мокрая. - Нет я не хочу. - Ты не хочешь, а писька хочет. - Нет, не надо, ты ведь не хочешь насильно? - Все будет хорошо, с резиночкой. Одеваю резинку и налезаю сверху, она даже не пытается бороться, разве что держит ляжки вместе, но я раздвигаю их силой, наваливаюсь, отодвигаю трусики вбок, не снимая, и заправляю ей член. Оля чуть-чуть хнычет. - Что, милая? - Больно. - А что вдруг больно, ты ведь не девочка? - Больно. - Недавно произошло? - Да. Грудь у нее большая, но упругая. Переваливаю девку на себя. Пусть это будет не изнасилование, а ебля. - Нет, я не хочу. А куда ты денешься. Прихватив за подмышки, дергаю ее на себе. - Я не хочу. Трудно заставить девку прыгать сверху, если она не хочет. Опрокидываю ее на спину, впираю член, быстро и грубо деру... кончаю. Пока ебал, Олька грустила, даже чуть всплакнула, кажется, не от боли, а скорее от позора и бессилия, чувства вины за собственную глупость. Нет слаще насильнику девичьих слез. Под утро проснулся со стоячим членом и снова взял ее. Тоже говорила, что не хочет. Лежала как бревно, даже ляжки согнутыми держать не хотела. Только когда я кончал, ее дыхание слегка учащалось. Утром ее настроение улучшилось. Мы расстались друзьями, по крайней мере, до автобусной остановке шли за руку. Нет, в ментовку заявлять не побежит. Вот если бы я приставал, а у меня не получилось, или если бы я был вторым из двух друзей, и, тем более, если бы я был вторым из двух друзей, и вдобавок у меня бы не получилось – тогда шансы загреметь в тюрягу по пидорской статье были бы гораздо выше. Девки склонны винить в удавшемся изнасиловании самих себя. Дуры. Судить же надо подонков, тогда и порядку в обществе станет больше. Собачка на прогулке К метро Дыбенко иду обычным путем по дорожке между школьными деревьями и кустами и оградой детского сада. Солнышко, травка, все хорошо. Только вот эти собаки. Они везде срут. Все засрано. Недавно в центре города захотел срезать путь и забрел на настоящее минное поле, улочку с историческим названием, где между яркими кучками и плюхами свежего дерьма предательски маскировалось дерьмо старое. Я прыгал между ними как козлик, и все это напоминало компьютерную игру - пройти на время и получить меньше штрафных очков. Когда улочка закончилась, долго рассматривал подошвы и тер их о поребрик. В этом есть правда истории: Хам воспользовался своей победой, чтобы завести хамскую собаку, такую же злую и сручую. В цивилизованных странах граждане ходят за своей собакой след в след и убирают говно в специальное ведерко. Конечно, вот и эта собака бегает по травке у школы рядом с детским садом и гавкает. Тварь. Почему они такие злые? Продам щенков ротвейлера бультерьера мастино крокодила от злых и крупных родителей. Прийти к таким с гранатой и взорвать всю эту орущую свору, эти оскаленные пасти, этот кошмар зубов и злобы как из фильмов чужой-чужие-нечто. Что?! Эта дрянь на меня гавкает?! И подбегает, чего ей надо? Вроде овчарки, средних размеров. Хорошо, что в наморднике. Но я и от ее лая уже весь в адреналине, ненавижу злых собак, боюсь их. Прыгает, блять, кусила! Как это она через намордник? Еще хочет прыгнуть! Что блять на людей нападать?! Прыгает! На блять! Ботинок хорошо попадает по звериной морде с таким классным стуком, класс, чувствую тяжесть мотнувшейся собачьей башки, на блять еще, черт успела отскочить! Гавкаешь, еще хочешь напасть ну давай я готов! А что со мной - вот сука блять, порвала джинсы!? Точно, ну ни хуя себе, сейчас разорву скотину, дрянь, блять, убегает, мне ее не догнать, хозяин, блять, где хозяин, сейчас отпизжу на хуй пидораса?! А, вот эта старушка? Причитает и суетится вокруг отбежавшего к ней пса: - Ай-ай-ай, что же это он, как же это он так… - С вас триста рублей за джинсы! - Ой, откуда же у меня такие деньги… Вот я ему! Два раза аккуратно шлепает пса поводочком. Что, это и все? Немного за удовольствие порвать чужие штаны. - Так значит денег нет, а собака есть на людей прохожих нападать!? Привяжите ее к дереву! - А…что? - Привяжите собаку к дереву! Старушка чувствует, что со мной лучше не спорить. - Отойдите! В сторону! - Ой, вы не очень... - Ну что блять, на людей нападать?! Похожа на овчарку, не очень большая, слава богу, рычит и лает, злится, ссыт, бесится. Поводок натянут. Это похоже на спарринг, сволочь запросто кусается и наплевать ей на намордник, нужно аккуратно. Подпрыгиваю поближе, не стоять ногами на месте, удар мимо цап мимо удар по морде попал стук зубы клацнули удар блять цапнула удар стук рычит уже не так уверенно забил бы до смерти ебаную дрянь а если бы не я а женщина старик ребенок дети начинают заикаться убью на хуй злобную тварь удар мимо удар стук рычит удар снова попал, хорошо. Смотрю дряни в глаза: - Ну что блять все поняла? все поняла? будешь еще сука блять на людей нападать? Удар, мимо, рычит, удар – попал, тварь дрожит, натянув поводок. Еще ей дать или хватит? - Ну хуй с тобой. - Вот тебе, вот так вот, - причитает старушка над своим песиком, в голосе жалость. Правый ботинок слегка помят от ударов, хуй с ним, он довольно старый, джинсы порваны в двух местах, надеюсь, эта блять не бешеная. Наверное, я все сделал правильно. Можно идти дальше. Спустя пять минут начинаю соображать, что, нет, все было сгоряча и неправильно. Мне не стоило пинать кусачую зверюгу собственными ногами, а следовало бы поискать длинную палочку или камешков потяжелее. И как следует, с удобством пиздить, а не изображать гладиатора. Любых пиздюлей будет мало для такой твари. А если бы на ребенка напала? Убивать. 2000-3. Холодный вечер, уже темно. Никого не могу трахнуть уже почти месяц. Что за невезуха. И погода ухудшилась, осень на дворе. Это кто еще? Высокая баба, ни хрена себе, ростом с меня будет. Идет медленно, пиво пьет. Хм. В такое время, если женщине и приходится возвращаться домой поздно, она торопливо стучит каблучками и молится, чтобы на нее не напали. А этой что, все по барабану? Ноги хорошие. Статная блядь. А лет-то ей сколько? Загляну в лицо. М-да, этой бабушке уже если не сорок, то тридцать пять точно при ней. А что, у меня есть варианты? Да, есть, могу помечтать о ком-нибудь помоложе, отдрочить и провалиться в сон, с последней мыслью о том, что я снова один, и конца этому не видно. Грустная перспектива. А эта баба видит, что я ее разглядываю, и не напрягается, а начинает в ответ разглядывать меня. Понятное дело. Что ж, вперед. - Добрый вечер. - И вам того же. - Меня зовут Леша. - А меня Надя. Ну-ну. Надя. Расскажи, как твоя внучка учится читать! - Знаете, Надя, на улице холодно. Пойдемте ко мне, погреемся. - К вам? - Да, ко мне. - Пойдемте. Разумеется, какие могут быть возражения! Войдя в мою комнату, Надя почему-то села не на диван, а на стул. Что ж. Подхожу к ней, встаю рядом, трогаю ее шею и прижимаюсь к плечу твердеющим членом. Удивительное чудо – моя эрекция. Достаточно возникнуть ситуации, в которой оба участника готовы изваляться в грязи порока, как мой хуй встает, и не так важно, кто перед ним: свежая девчонка-старшеклассница или ее бывалая в употреблениях мать. Дама продолжает сидеть, но принимает легкий крен в направлении прижатого к ее плечу члена. Поднимаю Надю на ноги, спокойно раздеваю: вначале свитер, затем джинсы. Несколько лет назад была даже ничего. Но увы, короток бабий век. Если буду тянуть – не кончу никогда. Быстро засаживаю сверху, большая пизда, не зевать, если не кончу с первого наскока, потом умучаюсь в ней елозить, быстро ставлю раком – скорость побольше, да, да, отлично – кончаю! Молодчина. Нисколько о ней не беспокоился, но дамочка, между делом, кажется, тоже успела кончить. Вот и отлично, тем быстрее уберется. Нет, уходить не хочет. Говорит, что это только хорошее начало, что занятия любовью хороши своей продолжительностью. Бля. Отвечаю, что мне нужно завтра рано вставать. Но завтра воскресенье? Совершенно верно, завтра воскресенье, вот именно в воскресенье мне и нужно рано встать. Надя ушла недовольная. Хотела еще. Ну-ну. Присылайте дочь, буду еще. Прыжок Я подумывал сделать это еще прошлым летом. Теперь я понимаю, что самая первая и мимолетная, еще слабо оформленная мечта об этом, как легкое колебание эфира, сразу улавливается следящими датчиками огромной системы цвета темного леса. О системе мне известно очень мало. Ее командные бункера надежно спрятаны в вырытых приговоренных к расстрелу заключенными подземельях. Ее антенны замаскированы и кажутся обычными телевизионными. Она хотела воевать со всем миром, и, проиграв, ищет реванша. Ей нужны новые винтики из плоти и крови. Кажется, что еще ничего не произошло. Что ж, может быть и так. Сигнал может быть ложным, система слишком велика, даже первое, еще крохотное зубчатое колесико не дрогнет без подтверждения. Проходят дни, антенны настороженно ощупывают пространство, вдруг та же идея приходит снова, шальная и заманчивая, сигнал есть, сигнал есть, сигнал подтверждаю, я откидываюсь на стуле, руки за голову, работы немного, горящее синевой летнее небо на календаре - а что если - подтверждение получено, проверка проведена, ошибка не обнаружена, это, наверно, неплохое приключение, есть устойчивый сигнал, сигнал подтверждается, хорошая мысль, надо бы как-нибудь, объект установлен, сигнал устойчивый, слежение за объектом начато, стальное колесико толщиной с волос чуть повернулось – так, я еще не знаю, но уже попался, стрелка моих часов отмерила шаг. Во сне я иногда летал. Реже, чем в детстве, но и на этом спасибо. Как обычно, сценарий один и тот же: я забираюсь на возвышение, дом или дерево, смотрю вниз, прыгаю и планирую, постепенно снижаясь. Вверх не подняться никак. Рабская зависимость от закона сохранения. Взглянуть бы на мир с высоты, машу крылышками, дергаю ножками, тщетно. Какая подлость, неужели я не могу быть свободен и во сне. И какая это волнующая радость – летать. Проходит полгода с той поры, когда я впервые серьезно подумал о прыжке. В офисное окно заглядывает зимнее солнце, редкий гость. Может, изучить вопрос прямо сегодня? Треплю желтый справочник, звоню в несколько мест: «у вас можно?», «нет», «а где?», «может там», наконец, располагаюсь удобнее в своем эргономичном кресле и набираю номер городского аэроклуба. Мне отвечает неприветливый голос, вероятно, женщины средних лет, работавшей еще при социализме. Слышен оттенок пренебрежения и снисходительности. У нее много работы поважнее. Система работает с большим количеством объектов. - Скажите, можно ли совершить в Вашей организации, э... прыжок с парашютом? Я уже знал, что можно, телефон мне сообщили в другом спортклубе. - Вы Перворазник? – звучит презрительно. - Как, простите? - Вы Перворазник? – к презрению добавляется раздражение от моей глупости. - Ранее я не прыгал с парашютом, - аккуратно отвечаю я. - У нас прыжков сейчас нет. Прыжки будут не раньше, чем через месяц. У нас очень много желающих уже записано. Да, у нее много дел. Система работает. - Хорошо, могу ли я записаться? - Записаться хотите? – в голосе легкое удивление. - Да, конечно, - мне кажется, что я хотел прыгнуть всю свою жизнь. - В первую группу Вы уже не попадете. Только во вторую. - Хорошо, запишите меня, пожалуйста. И я был записан. Маленькое колесико набирало ход, вращение стало невыносимо стремительным, что-то сдвинулось, начало вращаться колесо побольше. Мне обещали позвонить, но, разумеется, звонил я сам. Два или три раза. Система кажется ленивой, но это не так, она склонна дезинформировать, при этом она очень сложна, в ней могут происходить мелкие сбои, но действие ее неотвратимо. И вот, в ответ на очередной звонок мне сказали, что я могу подойти на занятия вечером в пятницу. Еду на свою знакомую Караванную. Странно, что я не попал в жернова Системы годами раньше. Аэроклуб прячется за невзрачной дверью, ведущей в старинный особняк. Он слегка заброшен и пуст, как чрево глубоко уснувшего старого чудища. Вход охраняет доброжелательный пожилой мужчина в очках, представляюсь: - Я Алексей таких-то... Объект идентифицирован. - Проходите пожалуйста. Какой-то тумблер из миллионов тумблеров Системы тихо щелкает, пробуждая нужное устройство из зимней спячки, ко мне спускается очень старый, но прочный лифт, невидимый темно-зеленый конвейер тянет меня вверх по мраморной лестнице на второй этаж. Стучу в приоткрытую дверь. Вхожу. Мужчина средних лет сидит за компьютером в пустой комнате. У него отличная прическа. Не могу себе представить, что кадровый военный способен одеться в такую огненно-красную толстовку. Очень странный человек. - Добрый день. Я по поводу прыжков. Модный дядька встречает меня приветливо. - Добрый день. Раньше прыгали? - Нет, к сожалению. - Значит, хотите себя попробовать? Киваю головой. Объект готов, начать стадию подготовки. - Хорошо, сейчас подойдет Света и оформит документы. Она отошла на минуту. Маленький сбой в Cистеме, все-таки ее винтики сделаны из плоти и крови. Они болеют, не хотят носить только темно-зеленое, ходят в туалет. Система это учитывает, каждый ее фрагмент продублирован, запас ее прочности огромен. Слегка продавленный диванчик удерживает меня в состоянии ожидания нужное время. Я еще не успеваю начать томиться, когда в комнату заходит девушка с двигающейся под свитером крупной грудью. Она что, без лифчика, что ли? Длинные ноги, заметный макияж. Слегка ленива. Это ее зовут Света. Это, оказывается, с ней я говорил по телефону. Пробую начать с ней игру улыбок и спрашиваю: - А вы, Света, прыгали? - Я еще не сумасшедшая, - грубо отвечает она, колыхнув грудью. В обмен на принятые у меня деньги выдает мне договор, избавляющий Аэроклуб от всякой ответственности за мою безопасность. В договоре я расписываюсь в том, что я не сумасшедший. Интересный парадокс. Сумасшествие не подразумевает способности выносить диагноз самому себе. Создатели Системы не были лишены своеобразного чувства юмора. Черного. Бумаги подписаны. Электроток горячит темно-зеленые недра. Я хотел этого скорее, скорее. Ждать невозможно. Тренировочные занятия назначены на четверг. Я пропускаю когда-то любимую мною качалку. Ждать невозможно. Прыжки назначены на субботу. Я пропущу когда-то любимый мною футбол в зале. Объект подготовлен к следующей стадии. Нам предстоят теоретические занятия. Зачем? Разве камень учат падать? Занятия открывает директор Аэроклуба собственной персоной – тот самый хищный мужчина в красной толстовке. Светлые волосы, но здоровый шнобель. Не исключено, что еврей. Ясно одно: он трахает Свету и письменно запретил ношение лифчиков. Тщеславен, любит внимание аудитории. Голос негромкий. Так и должен говорить настоящий мачо – сдержанно и с улыбкой. Отбор персонала для системы, многие годы, сутулый кадровик проглядывает папку дело № на обшарпанном столе, слезы и кровь впитались в дерево, ошибка невозможна. Рассказывает анекдот: «Если не открылся основной парашют, открывайте запасной. Если и он не открылся, стоит задуматься, может быть, парашютный спорт – не для Вас?» Я спрашиваю с места, будет ли бумажка, чтобы в рамочку повесить. Хищник отвечает, что, вообще-то, бумажку дают только после третьего прыжка вместе с третьим разрядом по парашютному спорту. Но если я очень захочу, то дадут и после первого прыжка. Вот это деловой разговор, видимо, я могу получить бумажку, даже и не прыгая. Поломка в системе? Серые бетонные ребра сведены в несокрушимый свод, подземелье готово выдержать термоядерный удар, но откуда здесь яркий дневной просвет? Нет, все правильно, просто всегда должен быть запасной выход. Но я не уйду, я уже не могу уйти. Директор расплывается в улыбке, слушает нервные смешки собравшихся, затем представляет аудитории инструктора: «Владимир Иванович». Мы уже видели его, бестолково слонявшегося по коридору. Имидж неубедительный, на отчество никак не тянет. Не вполне удачливый парень лет тридцати, да и одетый нехорошо. На брюках рядом с ширинкой повисла какая-то светлая нитка. Зато довольно симпатичный, во внешности есть что-то азиатское, но не в большей степени, чем, например, у меня. С хроническим насморком, шмыгает носом. Широкие плечи, слегка сутулится. Говорит просто, по-другому не умеет. Все-таки чертовски обаятелен. Наверно, многие перворазницы хотели бы дать ему между делом! Папка дело № лежит на белом крашеном столе, в комнате двое - женщина в медицинском халате с чуть приоткрывшими бедро полами прижимает холодный металл стетоскопа к груди совершенно голого новобранца. Лекционная аудитория напоминает мне родной институт. Те же постаревшие плакаты на стенах. Такие плакаты часто обучают выживанию при атомном взрыве, тогда на них изображены условный вздымающийся гриб и строгий человек в противогазе или с платком, но в темно-зеленой одежде. Гриб и человек устанавливаются на линейке, на которой также видны штрихи и цифры, обозначающие ослабление взрывной волны или излучения. В аэроклубе свои особенности. Один из плакатов имеет заголовок: «Летчик – профессия героическая». Маска для дыхания скрывает часть лица, но по выражению глаз становится ясно, что это тот же строгий человек, который грамотно перенес последствия удара в N килотонн на расстоянии L км. Или его брат-близнец, строго по уставу совершающий передвижение по подвергшейся радиоактивному заражению местности. Аудитория заставлена тяжелыми, рассеченными поперек агрегатами. Родные братья этих сложных агрегатов пугают студентов в закоулках секретных отделов Военмеха, те созданы, чтобы сеять ужас и смерть в морских глубинах, а здешние – разить врага на лету в чистом небе. После лекции переходим в зал для практических занятий. Первое, что вижу, как только вхожу: отдыхающую на полу, на сером покрывале огромную медузу из яркой белой ткани. Выпущенный из-под ее купола пучок веревок тянется через весь зал. Двое мужчин на четвереньках копошатся над зеленым мешком в его дальнем конце. Люди верно служат Системе. Она кормит их зеленым джанком – смесью адреналина, ветра и чего-то еще. Знаю. Этот последний необходимый компонент – власть. Итак, все предусмотрено. Маленькие темные железы впрыснут в кровь адреналин, ветром рванет белый купол. И власть, кому-то чуть больше, пропорции учтены, дьявольское месиво. Живое подтверждение, инструктор-джанки: маленького роста, совершенно рыжий мужик лет сорока пяти. Агрессивен, в его зеленом коктейле не хватает третьего компонента? Конечно, им всем слегка недостаточно. Пустое от передозировки выражение глаз не позволено профессионалу. Рыжий чувствует дискомфорт. Раз принимается что-то советовать ведущему занятие Владимиру Ивановичу. Тот отказывается от методической помощи очень мягко. Ему сейчас так хорошо, а другой может помешать. Начальник Аэроклуба не выдерживает сидения в кабинете, его тянет в зал, к медузе, он энергично входит и перебивает ведущего. С удовольствием обращает наше внимание на плакаты по чрезвычайным случаям в воздухе, когда два парашютиста опасно сближаются в воздухе. Вот и на этом плакате они чем-то занимаются – парашютисты сплетают чресла под белоснежными куполами. У них презервативы с крылышками или на маленьких парашютиках? Ничто человеческое не чуждо безумной кукле, подвешенной на тонких белых веревочках. Еще один парень, судя по возрасту и ловким действиям на турнике – недавно из армии. Система ценит физические качества. Начальник Аэроклуба просит его помочь, всего лишь просит, приятно, ведь можно приказать, «да, подержи пожалуйста вот здесь», так или иначе просьба становится приказом, о, мой коктейль чуть дымится и ждет. Парень старательно и быстро подносит легкую прочную ткань медузы. Начальник пускается в объяснения ее анатомии. Как оказалось, за нашей безопасностью следят пусть и грубо исполненные, но довольно сложные устройства. Парень тоже что-то дергает, опередив начальника. Тот резко одергивет его: «Ну вот, а кто просил «это» освобождать?!». Парень упредил торжественный показ освобождения «этого», и получил втык перед лицом всей группы. Бедняга старается скрыть обиду. Он, наверное, тоже хочет иметь Свету, как и начальник, ом, Свет-точка, теперь вот так, ом, да, хочет шмыгать носом перед девчонками перворазницами, как Владимир Иванович. Пока ему этого не позволяют, его ранг в системе низок, доза скудна. Начинаются практические занятия. В свою очередь вишу в лямках, имитируя управление парашютом. Неудобно. Лямки жмут яйца, а мне это никогда не нравилось. Я мыслящий человек и готов отстаивать свое убеждение: яйца следует не давить, а почесывать. Я как-то не вписываюсь в эту систему ремней, я живой и мягкий, не хочу. Но Система меня уже не отпустит. - Теперь потренируем отделение от самолета. Владимир Иванович мужественно борется с насморком. Перворазницы вздыхают. Перед нами большой дырявый лист фанеры, крашеный в зеленый цвет. - Это не просто дырка, это точная копия проема самолетной двери. Я смотрю очень-очень внимательно сквозь проем самолетной двери. Выход в никуда, и так скоро, уже неотвратимо. Уйти невозможно… Владимир Иванович проглатывает сопли и продолжает свои рассказы. Главная особенность дверного проема десантного самолета заключается в том, что он довольно низкий. Нужно сгибаться. Говорят, некоторые забывчивые, но упорные успевают вдарить головой в борт раза два-три, прежде чем Система сглатывает их тела и выбрасывает в пустоту. - Из самолета нужно прыгать! Нужно оттолкнуться. Но не вбок – тогда поток протащит по борту. Оттолкнуться! Если просто шагнуть – провалитесь вниз, ударитесь о порог нижней частью спины и снаряжения. Левая нога должна стать на обрез дверного отверстия. Как это, часть ноги торчит из самолета наружу? Владимир Иванович сурово шмыгает носом, говорит убедительно, демонстрирует науку на личном примере - ловко прыгает через фанерную дырку. - В самолете вы сразу увидите, куда ставить ногу, там это место на срезе отполировано. Что? Поскользнуться... - После прыжка нужно сгруппироваться. Не ноги там в стороны разбросать, а сгруппироваться. Владимир Иванович показывает. Упруго покачивается на полусогнутых коленях. Под ним километр пустоты, точнее, воздуха, смеси азота с кислородом, чтобы хватать ее ртом, в тридцать лет бывают случаи инфарктов у внешне здоровых мужчин. - У Вас, Владимир Иванович, сколько раз парашют отказывал? - Так, два раза было дело. - И что? - А ничего, как положено: (прочищал носовой) открывал запасной. Проходит три часа занятий. Хочется есть с такой силой, что знания кажутся незыблемы, что даже страх отступает. Сегодня мы свободны. Так нам кажется. Но я уже говорю мы, а это решительный тезис для принципиального индивидуалиста. Система построила меня в одну шеренгу с теми, к которым я причисляю и себя, я знаю своих близнецов и готов вместе с ними - прыгать послезавтра. Я не сразу нахожу дорогу на аэродром. В результате опаздываю на десять минут. Случайностей не бывает, следовательно, прыгать мне не хочется. Мои близнецы уже ждут решения своей судьбы на леденящем холоде. Оказывается, торопится не нужно – парашюты еще не прибыли. Владимир Иванович приезжает на зеленом боевом козле, груженом маленькими тючками внавалку – парашютами, нашими парашютами. Не опасно ли укладывать их так тесно, они же могут помяться. Наш инструктор здесь, на аэродроме, выглядит отлично. Обтягивающий комбинезон, шапочка, ботинки – все стильно, все круто. Даже и новичкам, дрожащим перворазникам теперь отчетливо ясна причина хронического насморка нашего отважного инструктора. В небе дуют сильные ветры. Кстати. При сильном ветре прыжки отменяются. Есть еще шанс, но я и так уже ждал два дня, мне все равно никуда не деться, лучше уж сейчас, еще неделю ожидания я не переживу. Зеленые тючки разложены на брезенте в ледяном ангаре. Большие беспомощные крылья, вымерзшие остовы небесных зверей прячутся под его алюминиевым сводом. Ожидание тянется мучительно. По соседству играют в пятнашки девушки-подростки из парашютной секции. Милые шустрые создания с девственными прыщиками. Мои взгляды встречают с любопытством. Кажется, многие из них еще не узнали в жизни самого интересного, вот и развлекаются – прыгают с парашютиком. Им совсем не страшно, во всяком случае, страх не мешает им щебетать и веселиться. Поймать бы парочку из этих птичек для дачи столь нужного им образования! Не могу отвлечься даже на приятные мысли, очень холодно и тревожно. Под руководством элегантного Владимира Ивановича мы ходим тренировать приземление. Прыгаем с площадочек, самая высокая – пониже человеческого роста. - Ноги вместе, колени прижаты. Обязательно ноги вместе. Инструктор сам показывает нам приземление. Спрыгивает с площадочки и чрезвычайно ловко перекатывается через плечо. Красавчик. Перворазницы в восхищении. Интересно, знает ли он еще что-нибудь? Нужно ли ему еще что-нибудь? Дождавшись своей очереди, повторяю его трюк, хотя, наверно, не столь же ловко. Но близнецам нравится. Кто-то из следующих за мной спрыгивает, встает на ноги, после некоторой паузы осторожно сгибается и переваливается на спину. Поднимается довольный. - Когда ветра нет, - решительно шмыгает отважный инструкторский нос, - даже на асфальт, даже девочки приземляются на ноги и не падают. Наших девочек, а в группе из двенадцати их три или четыре, впрочем, мне как-то не очень жалко. Пусть плюхаются на свои гадкие жабьи задницы, презираю. Что это я, в такие минуты, может быть, в самые последние минуты, какая разница, как они выглядят. У нас один путь – в холодную пустоту. Сочувствую моим пусть некрасивым смелым сестренкам. - Теперь потренируем отделение от самолета. Кто-то из нас служил в армии, кто-то не служил и никогда не ходил в строю. Система ставит нас друг за другом, юная трусоватая змейка ползет к летному полю, где ее ждет старший родственник, здоровенный зеленый дракон. - А парашюты? - Первый прыжок тренировочный. В брюхе железного чудовища мы укрываемся от ледяного ветра. Очень холодно. Очень долго. Когда же прыгать? Если ветер кончится а если нет очень долго и холодно ноет в животе страх. - Собраться у ангара, начинаем подгонку парашютов. Парашют Дэ Шесть. Отличается тем свойством, что раскрывается всегда. Весит все снаряжение около двадцати килограммов. Дэ Шесть лежат рядами на брезенте. Небольшие, зеленые, туго затянутые. Не сильно ли подержанные? Все здесь пропахло цветом хаки, армией – парашюты, самолеты, выездной козел Владимира Ивановича, дедовские унты, словечки «запаска», «выпускающий», «приготовиться». Когда надевают парашют и крепят ремни, нужно согнуться вперед. Усилие от инструктора требуется довольно значительное, все должно быть пригнано плотно. Инструктор налегает на очередного перворазника, воздух режет вонь живого говна. Бывалый инструктор не подает виду, но все же пару раз кашляет. Мы морщимся и переглядываемся. Шутка про памперсы не была совсем уж неуместной. Шутить не хочется. Мой мешок зовут Шестьсот Двадцать Пять, теперь он очень важен для меня, вместе мы рухнем вниз с километровой высоты, от удара об землю я пострадаю сильнее, во мне слишком много воды, моя конструкция не слишком приспособлена для сильных ударов, я глупая обезьяна, залезшая слишком высоко, обреченная упасть, небо накроет меня белым саваном. Я не знаю, кто его складывал, я молюсь за его опыт и аккуратность, он улыбался совсем чуть, совсем не знал про меня, так, парашют 625, действую по инструкции, а что, если … Гравитация ни за что не ошибется, даже ради меня – направление практически к центру тяжести планеты Земля, еще ни один прыгун с нераскрывшимся парашютом не долетал до Луны, зато сколько оказались в раю? Крепкие пальцы ловко перебирают полотно, играют со стропами, он колдует склонившись у самого пола, власть над жизнью, божественный наркотик. Кто-то из наших прибегает с криком: - Смотрите, сейчас будут прыгать! Высыпаем на открытое место. Там, высоко в небе летит зеленый дракон, совсем крошечный, сперва ничего не происходит, но вот, из него выпадает маленькое темное пятнышко, летит вниз, летит... сколько же еще, а, вот, наконец-то: над темным пятнышком распускается белый купол. - Открылся. Над одним из пятнышек белый комочек открывается как-то очень скоро. Инструктор охотно начинает комментировать: - Вот, смотрите – рано открыл парашют. Вам говорили, отсчитайте двести двадцать один, - два, -три, тогда открывайте, а вы не слушаете, вот смотрите – сейчас улетит в лес. Если видите, что падаете на дерево, закройте лицо руками крест-накрест, руки держать венами внутрь. Можно также повернуться на лямках, на дерево упадете все равно, зато если хорошо, сильно повернуться, то дерева заранее видеть не будете, и настроение раньше времени не испортится. Белый купол падает все ближе и ближе к лесу. Повис на деревьях. Что с ним? - Вот, Сережа, гляди, твой клиент, - показывает инструктор. - Ага, - лениво отвечает Сережа и, не спеша, идет к месту падения, помахивая топором. Если парашют сильно запутался, ему придется рубить дерево. А вдруг там человеку плохо, если он ранен, если ветки порвали его вены? Нужно считать три секунды, а уж потом дергать кольцо. Время режет мой живот холодным лезвием. Минус пятнадцать. В этом есть свое преимущество – холод сильнее, чем страх. Или нет, страх все равно сильнее, чем холод. Нервно топчемся с ноги на ногу. Памперсы не взял, жди позора – в полете точно обгадишься. Дедушка в потрепанном летном шлеме и старой тужурке с надписью «Воздушные Силы» ковыляет мимо. Ищет кого-то в ангаре. - Кого ищете, Александр Иваныч? – уважительно обращается к нему один из инструкторов. - А, здраствуй, здраствуй, Леша, - а потом, уже тихо, - деньги тут кто собирает? - Деньги собирает? На что, Александр Иваныч? - Да это, - еще тише, - на летчика погибшего… Два, три бесконечных часа. В металлическом ангаре на брезенте ждут наши парашюты. Сложенные в зеленые тючки, выстуженные зимой. Все, пора одевать парашюты. Наконец-то. Парашют тяжел. Шестнадцать кило. Девушкам, наверное, совсем трудно. Бредем к летному полю уже привычной змейкой, слегка пошатываясь. Нам велели разбиться на пары, в каждой паре определить тяжелого и легкого. Тяжелый летит вниз быстрее, он и должен прыгать первым. Мой напарник гораздо тяжелее, это какой-то толстый хряк с наглой мордой. Видать, деньги есть у свиньи. Что это я, нам же с ним прыгать скоро. Что ему эти деньги там, наверху? В небе парашютами не торгуют. Самолет, ждущий нас летающий дракон, радует глаз обреченного тем же зеленым военным цветом, что и рюкзачки с парашютами. Двигатель мощно ревет, греется. Колеса чем-то заблокированы, самолет не двигается. От винта летит снежная пыль. Но нет в этом реве, в этом вихре ничего успокаивающего. На ум приходят слова вроде «износ», «отказ», «социализм». Зеленый монстр, наверное, постарше меня, а вот следил ли он все свои годы так же внимательно за своим здоровьем? Посадка. Лезем в чрево громогласного чудовища. Один из героев неба, маленький рыжий дядька, злой на вид, помогает нам забираться по лесенке в дверной проем. Как же тесно внутри. На этих узеньких скамеечках, вжавшись друг в друга, мы чувствуем себя детьми одной страшной матери. Кто-то будет рисковать первым, кто-то вслед, но удача сейчас нужна всем. Чего это я так боюсь? Если поделить выплаченную мною страховую премию на страховую сумму, получится смехотворное соотношение в полпроцента. Это фигня! Получается, что насмерть здесь бьется максимум один невезучий из двухсот прыгнувших! Это даже если не считать всяких ушибленных, подвернувших ногу и обосравшихся до потери сознания, если не оценивать прибыль страховой фирмы, то есть, практически, риск вообще нулевой! Ездить на машине гораздо опаснее. Но из машины не нужно выпрыгивать в ледяную пустоту. Очень страшно. Расстояние пройденное, нет вместо эс будет аш глубина пустоты, при нулевой начальной скорости это же тэ в квадрате пополам то есть примерно пять тэ в квадрате, отсчитать три секунды пролететь сорок пять метров, нет меньше же чуть меньше десяти падение не свободное сопротивление, воздух поддержит меня, значит метров тридцать пять или сорок вниз в бездну, потом кольцо двумя руками на всю длину руки рвануть от себя вперед, а всего высота тысяча метров, сорок метров мелочи, еще провал на длину строп, метров шесть вниз, отсчитать две секунды, посмотреть вверх, там должно увидеть прекрасный белый круглый купол, обязательно. Это все теория. Оглушительно ревет мотор. Сейчас взлетим. Рыжий дядька в самолете уже не кажется маленьким. Оказывается, именно он и есть наш Выпускающий, наш небесный ангел-хранитель. Проходит между скамеек и пристегивает парашюты за какую-то скобу на лямке к общей штанге. Понимаю, что это очень важно. Когда же он защитит и меня? Наконец-то, вот дядька колдует и за моей спиной. Но вот еще беда, мне не видно, хорошо ли все сделал наш покровитель. Сосед спереди, неуклюжий в парашютном облачении, делает усилие и поворачивается ко мне: - Глянь, он там точно застегнул? - Вроде бы да, вот, лямка какая-то от парашюта и кверху прицеплена. Вроде бы, хорошо. - Точно? - Ну вроде да. Сосед отчасти успокаивается. С трудом оглядываюсь на соседа сзади: - Подскажи, у меня парашют точно пристегнут? - Да, пристегнут, все нормально. Откуда в нем такая уверенность? Что он понимает в пристегивании? Ладно, понадеюсь на удачу. Теперь мы словно приговоренные к повешению, вот только общую скамейку из-под нас не выдернут, каждый должен будет встать с нее сам. Вдруг понимаю, что мне больше не холодно. Страх побеждает все чувства. Я легок как дым, но в животе перекатываются камни. Взлет. Ускорение тащит нас и валит друг на друга. Это не аэробус немецкой авиакомпании. Нужно упереться ногами и держаться. Как тяжел этот парашют. Отчего это мотор так сильно орет? Может, что с ним не так? Да нет, наверное, все в порядке, будет хуже, если он вдруг захлебнется. Набираем высоту. Каждую воздушную яму чувствую своим оледеневшим нутром. Зато здесь красиво. Смотрю вниз, на игрушечный лес и домики. Вдали домики сгрудились плотнее – наверное, Сестрорецк. Хочу поделиться своей радостью от этой красоты, от праздника своей гордой отваги. Вряд ли сделал бы такое внизу. Показываю незнакомому мужчине с бородкой, что сидит напротив меня, большой палец руки, вытянутый вверх – здорово. Он кивает мне в ответ как старый друг, да, здесь нет чужих. Смотрю вокруг и подбодряю других тем же жестом, дарующим жизнь гладиаторам. Подмигиваю молоденькой девушке. На земле я ей не подмигивал. Девушка улыбается. Она улыбалась и внизу, но мне было не до того. Да мне и сейчас не до того. Страшно, хоть вой. Что мне эти девки? Вся красота мира – достаточно ли мне ее обещаний? Душа обмерла от ужаса. Господи, спаси меня, твою глупую обезьяну, что забралась слишком высоко, прости мне грехи мои тяжкие, спаси меня и помилуй. Почему я молюсь, словно православный? Я ж вполне свободный от этих лживых византийских формальностей дзен-буддист, то есть все мне побоку, а вот тут, когда приперло, такое фуфло из меня лезет. Как мне найти слова к тебе, господи? Самолет надсадно ревет, поднимая нас выше и выше. Уже скоро. Желтое пятно солнца дрожит и дергается, судорожно отползает по зеленой стене, словно беспомощный заяц, у которого от страха отнялись лапы. Мощный сигнал прорывается сквозь рев мотора: два гудка, отрывистых, нетерпеливых, требовательных, как из фильма-катастрофы перед взрывом и гибелью, невероятный кошмар, ведь все это наяву. На стене загорается зеленый фонарик. Наверное, мы прибыли в назначенное место. Уже можно, знаете ли, прыгать с тысячеметровой высоты. Зачем мне это все было нужно? Какая глупость. Но если я не смогу, мне будет трудно с этим жить. Рыжий черт Выпускающий берется за рукоять и рывком открывает дверь внутрь самолета. Все смотрят туда, где только что был надежный зеленый металл. Теперь в борту самолета зияет белый прямоугольный проем. На земле не бывает проемов такой жуткой белизны. Выпускающий стоит на самом обрыве и вглядывается в пропасть. Неверное движение, слабость в коленях и он... Берет какой-то флажок, швыряет его вниз. Снова глядит в ледяную бездну, долго, очень долго. Резким толчком захлопывает дверь. Идет к кабине пилотов. Что, может быть, прыжки отменяются? Вот бы здорово... Рыжий возвращается. Снова звучит жуткий сигнал. Нет, уже точно, скоро. Выпускающий смотрит на ближайшего из сидящих к двери, толстого мужика в красном с пятнами комбинезоне, тот поднимается со скамьи. Это профессиональный спортсмен-парашютист, везет же ему, он уже все это пережил. Рыжий тем же ужасным рывком двери освобождает горловину пропасти, о боже, красный комбинезон делает короткое движение и прыгает в белый проем, в никуда. Все, его нет. Слышен хлопок, что-то дергает и соскакивает, Выпускающий с дьявольской ловкостью перебирает руками – втаскивает канат с яркой оранжевой тканью и снова захлопывает дверь. Какой ужас. Неужели скоро мне. Еще набираем высоту. Рыжий черт что-то произносит (наверное, «ПРИГОТОВИТЬСЯ», неужели сейчас?) и показывает пальцем на моего толстого напарника. А теперь его палец уставлен на меня. Это очень понятно, но что-то во мне рвется в напрасной надежде на недоразумение. Как, УЖЕ? Я? Что, прямо сейчас?! Ужас сминает мое существо. По команде Выпускающего мы с напарником оба встаем, тяжело держать равновесие в пляшущем на горках и ямах самолете, когда за плечами лишних шестнадцать килограммов, страшно оступиться и упасть на этот холодный пол, рыжий срывает дверь с пустоты, теперь – для нас, он берется за моего напарника, кладет ему руку на спину, толстого шатает, он явно хочет рвануться в сторону от двери, о, все, его тело кулем и как-то очень медленно вываливается наружу. Он был здесь между бездной и мною, и все, его уже нет... Рыжий поворачивается ко мне, ловит мое плечо всевластной дланью. Он могуч и огромен. Стальные глаза пронзают меня навылет. Мои руки прикрывают заледеневшее сердце, правая вцепилась в кольцо, левая вцепилась в правую – все как учили. Мотор ревет, самолет шатает. Я еще помню, что дверь для моего роста низковата, и мне нужно пригнуться, чтобы выпрыгнуть. Наверное, я неуклюже и сутуло пошатываюсь, зачарованно глядя на рыжего монстра Выпускающего. Мир в его власти. Меня почти нет в этом его мире, где все в его власти. Меня душит ужас. Выпускающий подталкивает меня ближе к бездне, кажется, я слышу его крик «ПОШЕЛ», кажется, я делаю этот шаг левой ногой на отполированное сапогами предшественников железо и отталкиваюсь туда, в белую пустоту над игрушечным миром. Огромная сила толкает меня и крутит, я теряюсь в пространстве, но нет, мир снова приходит в порядок, я понимаю, что падаю ногами вниз, плотный холодный воздух мнет на мне одежду и жжет лицо. И сразу все вспоминаю. Как меня учили, как я повторял сотни раз, я начинаю отсчет: - ДВЕСТИ ДВАДЦАТЬ ОДИН, ДВЕСТИ (мучает одна мысль – сколько же времени я падал без отсчета? Вряд ли долго, буду считать) ДВАДЦАТЬ ДВА, ДВЕСТИ ДВАДЦАТЬ ТРИ! КОЛЬЦО ОТ СЕБЯ! Руки рвут кольцо вперед! И остаются висеть передо мной – я падаю в яму, это маленький стабилизирующий парашютик вытаскивает мой Дэ Шесть по имени Шестьсот Двадцать Девять, я должен провалиться на шесть метров, длину строп моей спасительной белой медузы, теперь мне нужно считать еще, а то натягивающиеся стропы могут причинить мне вред: - ДВЕСТИ ДВАДЦАТЬ... ( меня сильно встряхивает, что ж, это хороший знак)... ЧЕТЫРЕ, ДВЕСТИ ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ! Теперь мне можно узнать свою судьбу, конечно, у меня есть и запасной парашют, но... я очень, очень не спеша поднимаю голову вверх и... вижу там то, во имя чего я молился: БЕЛЫЙ КУПОЛ. Я никогда раньше не видел такого. Белый купол должен быть круглым. Да, кажется, он круглый. Я очень внимательно изучаю его форму. Перевожу глаза вниз на игрушечный мир и снова очень внимательно смотрю вверх. Белый купол есть, он определенно круглый. Это означает, что ни «полного», ни «частичного» ОТКАЗА не произошло. Теперь я просовываю пальцы к животу и отключаю свой ЗАПАСНОЙ ПАРАШЮТ номер 74. Инструкции выполнены. Все правильно. Это очень хорошо. Отсюда, сверху и впрямь все очень красиво. Только вот... мне жмет яйца. Неприятно как-то, хотя я и предполагал что-нибудь подобное. Ненавижу, когда жмет. Пытаюсь даже немного поерзать в ремнях, но ладно, не стоит, лучше потерпеть до земли. Теперь мне необходимо определить, куда я лечу, развернуться спиной к ветру и лицом к аэродрому. Тяну за правую лямку и, действительно, как и обещал инструктор, меня разворачивает вправо. Так, подо мной лес, спереди – поляна аэродрома. А вон и мой толстый напарник. Он летит ниже и опускается прямо на аэродром. То, что я над лесом, сперва не показалось мне странным. Нам так и объясняли, что в зависимости от ветра нас будут сбрасывать с учетом предполагаемого сноса. Но, кажется, я действительно опускаюсь прямо на лес! Даже если мне это просто кажется, в любом случае стоит приземлиться подальше от кромки леса, хоть в центре аэродрома, но не яйцами на дереве! Изо всех сил повисаю на передних лямках. Ничего не меняется. Я по-прежнему падаю в лес, все еще обманчиво игрушечный. Страха нет, есть злость. Рыжий черт или летчик чего-то не учли, меня выбросили слишком поздно. Мои подозрения оправдываются. Тяну лямки что есть сил, тащу себя и надежную, но неповоротливую медузу к заветной глади аэродрома, но он не везде такой уж гладкий, теперь меня несет к группе деревьев, растущих в некотором отдалении от кромки леса, вот будет смех и позор – сесть на дерево, когда вокруг трава, все будут долго ржать, а мне будет не смешно, дай бог не покалечится, тяну лямки влево, вроде бы справился, хорошо, уже скоро земля, нужно гасить скорость, тяну за задние лямки, когда же приземление? Уже вот-вот? Помню анекдот про парашютистов: «Смотри, слоны разбегаются! - Это не слоны, это муравьи». Земля неожиданно толкает мои напряженные ноги, я мягко валюсь на спину, парашют опадает передо мной. В результате я и мой Дэ Шесть номер 625 оказываемся по разные стороны одного из кустов метрах в пятнадцати-двадцати от леса. Лежу на спине. Вставать не хочется. Я жив, и это удивительно приятно. Легко и чудесно. Тихо смеюсь от счастья. Да, именно так. Адреналиновый джанк танцует свой веселый изящный танец в моей крови. Как же это хорошо – жить. Ну ладно, дела зовут. Встаю и оглядываюсь. На снежном поле среди кустов копошатся со своими веревками неловкие счастливые люди. Один уже собрал парашют в сумку и идет ко мне. Это тот самый мужчина с бородкой. Кричит, не в силах сдержаться: - Я сделал это! И пускается в откровения. Когда-то он залез на тарзанку, окаменел на обрыве и не мог прыгнуть. По собственной просьбе его столкнули. Я бы сделал это хорошим пинком под зад. Трус летел вниз с полными штанами дерьма и свернувшимся членом. Бабы перестали ему давать, он и не пытался. Но теперь к нему вернется мужская сила. Тяжесть парашюта особенно неприятна теперь, когда мне нужно тащить его и запаску едва ли не полкилометра. Вся остальная группа была сброшена гораздо ближе к центру аэродрома, видимо - с поправкой на мой полет. А со мной, видать, небольшая промашечка вышла. Если бы я потерял сознание в полете, то мог бы очнуться в больничной палате. А собрание трофеев Аэроклуба украсилось синевой моих заспиртованных яйц, аккуратно снятых с промерзших веток опытным инструктором. Красавец-инструктор стоит в кольце сияющих девчонок. Они подпрыгивают, сыплют вопросами и смеются. Это как в первый раз, только ярче и не больно совсем. Как это было прекрасно, девчонок беспокоит только одно: а все ли было правильно? - Если парашютист стоит вот здесь, с нами, значит, он сделал все правильно, - уверенно отвечает Владимир Иванович. Рыжий черт с мрачным видом семенит от летного поля к складу. - Правда ли, что за три прыжка дают третий взрослый разряд? – интересуюсь я, вежливо склонившись над рыжим. На земле он снова кажется маленьким, но я-то знаю, что это не так. - У нас детских разрядов нет, - отрезает черт. Его светлые глаза глядят перед собой. Хорошо, я прыгну еще раз. И еще раз. Просто так, для бумажки, я люблю получать всякие разряды, а не то чтобы мне понравилось и я хочу еще и мне с этим никак не закончить. Зовите меня прыг вниз головой, я подсел на этот синий адреналин из пустого холодного неба. Вечером сижу в своем теплом жилище и печатаю свежие впечатления (да изредка с удовольствием почесываю яйца), все хорошо. Скоро приму ванну, выпью чашечку теплой воды (кофе вреден). Несмотря ни на что, я дьявольски, великолепно жив. - Опять ты как снег на голову, - приветствует меня племянница, когда я приезжаю в гости к родным. Она мне всегда рада. О моем прыжке я рассказал семье лишь постфактум. Мама ахала и ругала, сестра качала головой, племянница хлопала в ладоши и кричала «круто!» Да, это верно, я теперь крутой. Не скажу им, что прыгну еще пару раз, всего два разика – просто для того, чтобы у меня была бумажка о третьем разряде. Мне снится сон. Несколько человек стоят на маленьких подставках, как для прыжка в воду теплого бассейна. За их спиной белеет дымкой пропасть. Обрыв красноват, как каньон реки Колорадо. Инструктор дает торопливые советы как нужно оттолкнуться и обязательно сразу развести руки в стороны, обязательно прогнуться в спине, он показывает как именно, повторяет. Еще пара важных замечаний, и люди оттолкнутся от подставочек и рухнут в пропасть. Они слушают очень внимательно эту новую и важную науку прыжка. 2000 продол Эпизодик Прогуливаюсь у метро. Неплохо бы кого-нибудь снять. Вот, например, таких вот, как эти – молоденькие и симпатичные. Так, беленькая на меня смотрит. И хорошо так! Что, сказать ей привет? Но беленькая начинает первой, обращаясь к подруге: - Чушь это все, что ребят нет. Смотри, какой молодой человек симпатичный. Молодой человек, хотите познакомиться? - Почему бы и нет? Наглую блондиночку зовут Света, грустившую брюнетку – Таня. Главная, безусловно, Света. В ней чувствуется характер и решимость. Да, она хозяйка своей судьбы. Короткая прическа и самодовольный вид. Нет, внешность – ничего особенного. Хотя и достаточно, чтобы быть уверенной в своей привлекательности. А Таня симпатичнее и нежнее. Более того, похоже, у нее не все хорошо складывается в личной жизни. Смотрит на меня глазами раненой лани. Круто. Таких нужно ебать с ходу. Но главная-то Света. Что делать? Беру телефоны у обеих. Звоню Свете и приглашаю на встречу. Она просит сводить ее в какой-то клуб. Говорит, что там прикольно. Ну ладно, свожу – потом отвезу к себе и трахну. Клуб мне совсем не нравится. Даже не тем, что там не слишком дешево. А тем, что множество, если не большинство отдыхающих – черные. Сально пялятся на Свету, в особенности на ее попку. Уроды. Ненавижу. Так вести себя нехорошо и некрасиво, на чужих девок можно смотреть, но вежливо и ненавязчиво. Охуели скоты от безнаказанности, их ведь много, а я один, Почему мы, русские, терпим от зверей такое обращение? Весь блядский клуб с этими чертями нужно на хуй взорвать, а девок наших предварительно эвакуировать и везти прямо в венерическую больницу, сдавать анализы и мандавошек ловить. Вечер испорчен. Впрочем, не совсем: на прощание со Светой горячо сосемся в моей тачке. В следующий раз нужно ее домой притащить – и трахнуть. На следующую встречу прямо зову Свету к себе – отметить знакомство. Она же просится в кафе. Ну ладно, посидим немного – и ко мне. Глупо поить девку, если сам за рулем. Сближения не происходит, я трезвый, она под мухой. Снова зову ее к себе. Настаиваю. Света отказывается. Предлагает встретиться завтра. Ставлю ультиматум – или сегодня, или никогда. Отвечает, что сегодня ей никак. Блять. Не выдерживаю, отвожу ее до дома и молча высаживаю. Ну, держись, шлюха, у меня есть телефон твоей подружки! Звоню Тане, приглашаю встретиться. Она рада. Конечно. Идем с ней в кафе, собираемся расположиться, когда она вдруг приходит в замешательство и говорит, что нам нужно срочно уйти. Оглядываюсь и все понимаю почему. Целая компания подонков рада ее появлению. Они ее знают, говорят ей привет. Рожи наглые, и, судя по их гнусным ухмылкам, да еще и по ее нехорошей улыбочке, что-то такое между ними (сколькими из них?) и ею было. Их человек шесть, не меньше, оттого и смелые. Вот кому бы пиздюлей дать. Скоты. Вечер заканчивается неплохо, Таня целуется со мной взасос. Трахну очень скоро. Но Таня звонит мне сама на следующий день, просит помочь. Чем? У нее проблемы, задолжала двести рублей (довольно скромная сумма, поход в кафе с ней или ее подружкой обходятся дороже), или не она сама задолжала, а ее брат-наркоман, ну и родственничек, нет, вроде бы он не брат, а двоюродный, в общем, ей деньги нужны. Хм. А сама-то она не наркоманка, случаем? Ладно, мы встречаемся, я вручаю ей требуемое бабло. Говорит спасибо, но какая-то озабоченная и неласковая. Теперь-то уже точно скоро трахну. На следующую встречу с Таней приходит и Света! Бля! Это еще зачем? Таня встречает у метро своего знакомого и долго с ним треплется, жестко кокетничая. Я злюсь так, что уже не могу этого скрыть. Вот так хуйня. Наконец, девки требуют отвести их поиграть в бильярд. Что же мне, сразу их послать? Но уже столько времени и денег потрачено... Ладно, пошли. Не успеваю заказать бильярдный столик, как обе сучки принимаются кокетничать со всем, что движется. Хихикают, стреляют глазками, томно затягиваются сигаретками, хуже всего – принимают рискованные и соблазнительные позы, наклоняясь к бильярду. Мои увещевания на них не действуют. Мужики в зале начинают волноваться. Появляются интересующиеся. Первые три попытки разбавить нашу компанию мне удается отразить. Но делать это становится все труднее - реакция шлюшек на любые проявления мужского внимания резко положительна. Один паренек, которому я уже один раз вежливо объяснил, что девушки со мной, получает от Светы с Таней новые молчаливые авансы и снова подваливает к нашему столу. Это наглость. Но паренек уступает мне по физическим данным. Что ж, слегка обостряю ситуацию и демонстрирую агрессию. Подходит его друг, выше и тяжелее меня. Совсем дело плохо. Что ж, отступать я не буду. Девушки со мной. В присутствии здорового друга паренек отказывается терпеть от меня очередной толчок в плечо, внезапно бросается в атаку и пытается дать мне по морде, что-то долетает до цели, но очень вскользь, единственным ответным ударом я попадаю ему точно в челюсть – паренек красиво летит на пол. Его здоровый друг решает за благо не вмешиваться и просто уводит обиженного, который, кажется, еще и что-то себе рассек – вижу немножко крови. Что ж, повезло. Случайный хороший удар, приведший здоровяка в сомнение, уж не с боксером ли они связались. Девка-судьба любит отважных. Если бы не драчка, быть бы мне в роли спонсора-неудачника, который платит за ужин, а девушку танцует другой. Это уже второй подобный случай. Нельзя ходить в общественные места с девками, которые не влюблены в тебя. Тем более, нельзя брать двух девок. Это нервы, когда они виляют задком, это опасность быть порванным стаей кобелей. А так – пусть я и не трахнул девок, но и другие их не трахнули. Главное – неожиданный результат работы моей правой мне очень понравился. Сложная обстановка, конфликт интересов (в смысле, мои интересы против интересов всех остальных, включая как кобельков, так и сучек). И я держусь твердо, агрессивно и отчаянно, как и должен, как и хотел… Ай да молодец! Девки не поздравляют меня с победой, а наоборот, ругают за драчливость. Я и сам порчу произведенное впечатление, просто уже устал и перенервничал, слишком тяжело далось мне долгое пребывание в осаде превосходящими силами неприятеля, слишком много адреналина сожжено в секунды короткой схватки. Ко мне ни одна из девок ехать не захотела. Звонил потом Тане, но встретиться со мной она отказалась. Свете вообще не звонил – держал слово. Глупо, но последовательно. Впрочем, если бы и позвонил, это закончилось бы лишь новой тратой денег. Все, забыть этих блядей как дурной сон. Свету я как-то увидел на улице с хачиком. Самообладание ей не изменило, она даже улыбнулась и поприветствовала меня. Охуевшая от наглости пизда. Интересно, как это вот, по ее мнению, разве такие кавалеры престижны для девчонки с амбициями? На ее приветствие я не ответил. Хачик напрягся. Похоже, он ее еще не ебал, но надеялся. Тогда я позвонил Тане с предложением трахнуться за бабки. Отказалась, сказав, что хотя и понимает всю выгоду, но сделать это никак не может. Обидно. Такая блядь. Дает только даром. А я – вот так идиот, вот так баран, как меня эти сучки развели, ну надо же было так попасть, ведь с самого начала все я делал неправильно. Нужно было Свету спокойно трахать, вот и все, а Таня потом сама бы дала. А если бы Света стала долго упираться, нужно было бы ее на хуй послать. А Тане звонить не сразу, а после хорошей паузы, сказав, например, что нашел ее телефон в записной книжке. И уж всяко не водить их обеих по злачным местам. Идиот. Вот стыдоба на старости лет. 2000-4. Оля – артистка. После моего супер прыжка я ощущаю себя настоящим супергероем. И девки это тоже чувствуют. Мне ничего не стоит подойти к красивой девке, пускай она и болтает с подружкой. Вежливо улыбнуться, завести беседу. И, невзначай, поинтересовавшись их кругом увлечений, на ответный вопрос легко упомянуть парашютный спорт. Девки округляют глазенки: - Серьезно? Ну и как это, с парашютом прыгать? И ответить небрежно: - Так, прикольно. Рекомендую. - Ой, нет, что ты, это, наверное, очень страшно, я и с балкона-то вниз боюсь смотреть... Время прощаться. И та, которую я хочу (я бы и другую тоже, но эту гораздо больше), не колеблясь, с мясом рвет из своей записной книжки листок и пишет на нем телефон, четким и разборчивым почерком. Оля. Крутая девка. Чем-то похожа на секретаршу моего давнего иностранного босса, вышедшую за него замуж. Ей всего семнадцать, на годок меньше, чем было той удачливой секретутке, красивые глаза, полные губы, носик чуть вздернут, лицо может казаться чуть высокомерным, но оживляется чудесной ласковой улыбкой. Среднего роста, ладная, к фигуре не придраться. Ух. Практически, она уже моя. Оля приходит на первое свидание с запасом минут в пятнадцать. Неплохо. Веду ее в какое-то кафе, оно подло оказывается дорогим. Нужно заранее подбирать места. Лентяй. Впрочем, не беда. Глупо тратить бабки, когда не уверен, что трахну. А сейчас я уверен. После кафе - бильярдный клуб. Вечерок обходится мне в полтыщи. На прощание очень волнующе целуемся у меня в машине. Ее полные губы оказываются нежными и умелыми. Хотя, быть может, она просто ловко перенимает мою манеру целоваться. У меня шумит в голове – верный признак того, что Оля действительно задевает меня за живое. Кажется, я влюблен. Неужели я ее вот-вот трахну. Звоню через день – она занята. Потом – снова пустой звонок. Что это все значит? Неужели облом? Наконец, договариваюсь. Наша встреча назначена на день выборов президента. Кроме него, выбирают еще и депутатов муниципальных округов. Сестра попросила меня быть наблюдателем от имени ее знакомой претендентки. Что ж, надеюсь, все успею. На встречу Оля опаздывает. У меня даже есть возможность зайти в расположенную по соседству библиотеку. На стене висят плакаты. На одном – соблазнительный силуэт обнаженной женщины: начиная от середины провоцирующе расставленных бедер и выше, очертания груди, в руке – только что снятый лифчик. Нарисовано классно, такую сразу хочется трахнуть. Плакат подписан решительным шрифтом: «Женщина без стыда – гибель нации». Эх, погибать - так погибать! Рядом, среди других менее поучительных плакатов еще один силуэт в той же манере: высокая девушка, на этот раз слегка одетая, стоит в изящной позе, выражающей и желание, и сомнение. Под рисунком пояснение: «Не пожелай жены ближнего своего». Это смотря какой жены. Главное в этом деле - не возжелать! Художник-эстет всласть поиздевался над заказчиком-моралистом, любой не заслуживший благостной импотенции мужлан поправит штаны, да и снова засмотрится на поучительные плакаты. Оля опаздывает, и сильно, я даже успеваю позвонить ей домой, ее нет, я, крайне расстроенный, уже собираюсь уезжать, разворачиваюсь, но, уже проехав пару кварталов, решаю вернуться и бросить последний, да, самый последний взгляд на место назначенной встречи. О! Вот и Оля! Хорошо, что пришла. Плохо, что опоздала, двадцать пять минут ожидания вконец испортили мне настроение, я уже начинаю забывать, что я парашютист и супергерой. И очень плохо, что не дает поцеловать в губы, даже, в казалось бы, беспроигрышной ситуации с вручением семи красивых роз. Как хреново. Ладно, может быть, она и оттает по ходу встречи. Зову ее принять участие в судьбоносном для страны мероприятии – выборах. Отвечает, что всякой ерундой не интересуется, и, тем более, ей еще не исполнилось восемнадцати. Но готова составить мне компанию. Это хорошо, есть повод ехать в мой район, участок совсем недалеко от моего дома. Уж затащу ее как-нибудь. На выборах происходит, увы, что-то очень грустное. Похоже, явных подтасовок нет, но, скорее всего, просто потому, что они оказываются не нужны. Подозрительный любому честному человеку Путин, названный сынок Ельцинской Семьи и Березовского, замазанный еще и в Питере своей работой в команде бизнесмена Собчака, набирает верных шестьдесят процентов на выборах президента России. Наша знакомая, вполне достойная и, главне, порядочная женщина, не проходит и в депутаты муниципального округа. Что еще удручает, проголосовавших на местных выборах оказывается гораздо меньше, чем на президентских. Это даже у нас, в Питере, городе с, казалось бы, интеллигентным населением. Как говорил Черчилль, лучшим доводом против демократии будет пятиминутный разговор со средним избирателем. Эти бараны снова голосуют черт знает за кого. Эх, птица тройка, куда ты катишься? Да и с Олей проблемы. - Оленька, знаешь, у меня дома для тебя есть подарочек. И вообще, нужно жизни радоваться. Поехали, а? Подарочек ее действительно ждет. Отличная вещь, очень романтичная: красное пластиковое сердечко с раствором соли внутри. При кристаллизации выделяет тепло. Как и настоящее любящее сердце, как мое. Оля грубовато отвечает: - Я по домам не хожу. Ко мне каждый день подходят знакомиться трое-четверо. Некоторые мне нравятся, я могу телефон сказать, но это ничего не значит. Если я еще буду по домам ко всем ходить, что от меня останется. - Так что, я для тебя просто один из этой большой толпы? - Не совсем, но я привыкла радоваться жизни только тогда, когда мне этого хочется, а сегодня я устала. - И чего же ты хочешь сегодня? - Не знаю. Домой хочу, да не к тебе, к себе домой, я устала, ну, еще можно попить пивка. - Но я ведь за рулем? Пошли ко мне, совершенно не обязательно я буду к тебе приставать. Расскажи лучше, почему ты такая грустная сегодня, у тебя что, есть проблемы? Я могу чем-то помочь? Оля смотрит на меня уже внимательно. Отвечает как-то странно: - Мне нужно записывать фонограммы. Ах да, точно, она же певица. Начинающая. Впрочем, там-сям иногда выступает, даже, говорит, для Яковлева пела на его губернаторской вечеринке. Ни хуя себе, это ведь за мой счет, за счет честных горожан этот ворюга еще и девок красивых слушает! А может, и трахает! Голос у Оли низковатый, как она поет, я не знаю. Но выглядит отлично. - Фонограммы? И что? - Они дорого стоят. Ах вот оно как поворачивается... - Дорого? И сколько? - Хорошая фонограмма стоит 60 долларов. Можно дешевле, но это совсем не то. Блять, это ведь не так уж и дорого, а? Я не трахался месяц, девка просто отличная, я готов на все. - Иными словами, ты хочешь видеть во мне своего спонсора? - Ну да. - ОК. Это вполне подходит. Оля еще немного мнется. - Ну понятно, ты будешь спонсором. А что должна буду делать я? - А ты будешь спать со мной периодически! - А... Оля не кричит с возмущением, что она не такая! Я ее сейчас буду ебать! Я даже ее не спрашиваю, куда мы едем, я просто везу ее прямо к себе. Перевожу разговор на разную чепуху. Она все же переспрашивает: - Куда мы едем? - Ко мне, - отвечаю я, пожав плечами. – Я буду твоим спонсором. Приезжаем ко мне, пьем вино, приготовленное заранее для нашей романтической встречи. Увы, все немного не по сценарию, но, впрочем, какая разница – мне просто хочется ее отодрать. Начинаю прихватывать. Оля не отталкивается, но спрашивает: - Так как мы договоримся? Отвечаю весело и деловито: - Я оплачиваю твою первую фонограмму, ты делаешь мне все по кайфу. Встаю, приношу из тумбочки и ставлю на стол три красных уголка по пятьсот рублей. - Вот. Оля отдается в мои объятия. У будущей звезды великолепное тело. Семнадцать лет, грудь стоит, попку, по собственному ее заявлению, пальцем не проткнешь. Три раза в неделю девушка занимается легкой атлетикой. Отличные спортивные ляжки, абсолютно плоский животик, под кожицей – мышцы, крепкая спинка, крепкие плечики. При этом она хочет. Мы валимся на диван, я беру ее сверху. Полные губы и нежные поцелуи, мой член в ее плотной штучке, она вся подо мной упругая и гладкая, как же это все здорово. Я ведь счас кончу. Переворачиваю ее наверх, Оля прыгает на мне быстро и легко, это для нее не нагрузка, ей это нравится, она прогибается назад, запрокидывает голову, роняет ее вниз, волосы девки спутаны, личико искажено страдальческой гримасой тяжелого наслаждения, я хватаю ее за крепкие сиськи, шлепаю по каучуковой жопке. Так, лежа снизу, и кончаю - с громкими протяжными стонами, и Оля, насаженная на мой пульсирующий оргазмом член, раскрывает глаза и смущенно улыбается. - Уф-ф, хорошо. Дай, поцелую... А чего ты смеешься? - Я такого раньше не слышала. Вот почему женщины считают меня скотиной – из-за этих отвратительных стонов, что я издаю при оргазме. Лежим рядом, я оглаживаю ее спинку. Хуй с ними с этими блядскими выборами, день все равно удался. Жаль, что за бабки. Но какая девка! - Солнышко, давай ты меня вот там поцелуешь... - Я не умею. - Почему? - Никогда раньше этого не делала. - Да ты что? - Да. - Это нетрудно. Главное – не схватить член зубами. Остальное не так существенно. Мастерство придет с опытом. Кладу ее руку на свой пах. Оленька берется за член, дрочит. Глажу ее голову, влеку вниз. Оля покорно берет хуй в рот, как ей было велено. Плотно обнимает хуй своими пухлыми губами. Начинает двигать головой. Я глажу ее по спинке, если у нее выходит хорошо. Нет ученья без обратной связи с преподавателем. Ладно, для начала – хватит. Ебать пора. - Молодец, уже неплохо получается. Хочешь попробовать выполнить трюк опытных шлюх – одеть гондон только ротиком, без помощи рук? - Я что, шлюха? – обиделась Олька. - А что, нет? – подумал я, но не сказал. В общем, она была готова попробовать, но это довольно сложный трюк, а у меня мало гондонов. Мы снова ебемся, я имею Ольку раком, снизу, она прыгает сверху ко мне спиной, ко мне лицом, я хуярю сверху, зажав ее бедро. Ей нравится игра в насилие, удачный звонкий хлопок по жопе заставляет ее дышать тяжелее. Нравится ей, и когда я наваливаюсь и прижимаю ее запястья к дивану – классика жанра. - Ты считаешь мои приседания? – спрашивает она сверху. Да, у нее классные ляжки, упругие и сильные. Она может приседать на моем члене без ограничений по количеству или частоте. Тяну ее за попу, убыстряя ритм. Олька начинает визгливо постанывать, плотнее жаться к моему лобку, наконец, совершает несколько судорожных движений, - Ты кончила? - Да. - Тогда я сейчас быстро тебя... - А ты еще нет? Как это можно… Олька хотела казаться заебанной или действительно устала. Но когда я положил девушку лицом вниз и въехал в нее, она стала отзываться, какой бы измученной ни была. У меня тоже был тяжелый день, я развил бешеную скорость, но понял, что не кончить. Снял гондон и отдрочил ей на спинку. Оля смотрелась просто великолепно: голая поперек кровати, пряди волос прикрывают лицо, видны покрасневшие губы, на спине влажный след, ноги раздвинуты. Я сходил за фотоаппаратом и сделал пару снимков, она возражала довольно вяло. - Хороший секс улучшает отношения. Оля согласилась с этим тезисом. У меня даже осталась надежда, что она деньги не возьмет. Но она спросила, показав пальчиком на три красных уголка: - Я это могу забрать? Хм. Было бы прикольно денег ей не дать. Впрочем, мы же договорились. - Мы договорились. Можешь, если хочешь. - Ну, тогда я беру. - ОК. Увы. Очень жаль. Становлюсь сентиментальным. Впрочем, что у меня общего с этой молодой и еще глупой девкой? Когда мы садились в машину, я выбросил подаренные ей розы. - Ах вот как..., - вырвалось у Оли. Она еще спросила, не обижаюсь ли я на нее. Нет, зачем обижаться. У меня было то, что нужно ей, у нее – то, что нужно мне. Прекрасный обмен. Теперь у меня есть целый месяц на поиск новой девушки, перед тем, как я начну сильно беспокоиться по поводу ее отсутствия. Я крутой, проблем быть не должно. Оле больше не звонил. Глупо, наверное. Денег за каждый раз она бы не просила, а ебаться ей явно нравилось. С другой стороны, зачем мне такие отношения. Трудные выходные 2000 –5 Дружище Денис недавно купил автомобиль немецкого производства Audi 80, двигатель 1.8 л с инжектором. Старенький, уже девятилетний, обошелся в 3250 американских долларов (сколько это в пфеннигах?). Я попросился за руль и не пожалел. Сперва я дал по Выборгскому шоссе 160 км/ч, но сидевшие в машине хозяин и его супруга запищали от страха, ха-ха, а-ха-ха. Моя новая девяточка хотя и может поехать 140, но при этом так дрожит и стонет, что я начинаю представлять себя выбегающим из ее обломков с одним рулем в руках. Ауди – зверь. После шоссе мы съехали на дорожку с поворотами и холмиками, я сперва ехал скромно, до 80, но потом меня догнала другая иномарка. Пришлось прибавить. Преследователь прибавил тоже. Пришлось прибавить еще. Адреналин в чистом виде – лететь по незнакомой дороге и не знать, где закончится поворот. Мои пассажиры снова обоссались и заныли, что не подозревали даже, что я буду так гонять. В общем, иномарка – это хорошо. Покатавшись на Ауди, подышав воздухом на дачке, возвращаюсь в город на своей девяточке. За бортом уже ночь, около двух часов. Скромно еду 100, ибо знаю теперь наверняка, что меня может сделать любая иномарка, было бы желание, так что мне можно и не выпендриваться. Еду-еду, вижу очередной знак – ограничение скорости до 60 км. Естественно, внимания не обращаю - сколько таких знаков по дороге натыкано. Только вдруг дорожка начинает поворачивать, да еще как – еле выравниваюсь на скорости – а дорожка начинает в другую сторону поворачивать, я еду – тормозить нельзя, сразу сорвет с дороги и унесет, может и кувырком. Я поворачиваю, меня почти валит на дверцу, а я все поворачиваю – туда, куда закрутила дорога. Чудом вывернул целый и невредимый. Как будто родился. Советская техника – самая устойчивая, особенно танки. Подъезжаю к своей парадной, вылезаю из машины – подходит незнакомая баба. Произносит заплетающимся языком: - Мужчина, закурить не найдется? - С собой нет, дома – есть. Пошли? - Пошли. Говорит, что ей двадцать шесть, разводится с мужем. Пьяная. Добавил ей еще полбутылки вина и полез. Не дает. Залегли спать, требую, чтобы разделась. Не хочет. Тогда говорю: - У тебя футболка наизнанку одета. От этого все проблемы в жизни. Отличный аргумент. Снимает футболку. Лежим в кровати, она голая, у меня стоит, одеваю гондон, лезу – не дает. Орет: - Дай хоть две минуты поспать! Это значит, что она хочет дать, но больше хочет спать. Сволочь. Она спит, я нет. Проходит полчасика, я снова лезу, она снова не дает. Обидно выкидывать неиспользованный гондон, вещественное доказательство моего поражения. Еще полчаса валяюсь без сна и лезу снова. А она снова не дает! Лежит на боку в позе эмбриона. Хватаю за сиськи, за жопу голую – а она не дает! Тогда ставлю ультиматум, говорю, что мне не уснуть и у нее есть выбор – или уматывать, или решить вопрос по существу. А уходить ей совсем не хочется. Ультиматум действует. Гостья просыпается, заводит со мной увещевательную беседу. А я кладу ей руку на лобок – заерзала. Сую ей палец в пизду – затащилась. Надеваю гондон, лезу на нее, засовываю – есть! Деру чужую жену сверху, просто и грубо. Деру, деру, вдруг она говорит: - Ударь меня! Я будто этого ждал, мой удар следует без малейшей задержки, открытой ладонью по морде этой похотливой бляди, хорошая такая плюха получилась, по форме – пощечина, по сути – весьма крепкая. Ей нравится - сразу захрюкала и принялась кончать. Грязная сволочь. Деру ее сверху, раком ставлю, понятное дело, снова валю навзничь – а эта паскуда заявляет, что ей больно. Снимаю гондон, дрочу, быстрее – а она приподнимается на локтях и под хрен подлезает, чтобы я ей на морду кончил. Я и пальнул, хорошо так, и в морду попало, и вообще прилично обрызгало. Неплохо отдохнул. Впоследствии имел радость видеть эту развратницу в своем дворе – живем-то в соседних парадных. Не здоровались. Секс – еще не повод для знакомства, кроме того, она была с каким-то строгим парнем. Наверное, тот самый ее муж, а разводиться она уже передумала. На следующий день после удачного приключения еду на тачке по знакомому району, смотрю – на остановке на родном Искровском стоит девка. Хорошая такая, лет шестнадцать – такой впереть самое то. Торможу, вылезаю, пробую завязать беседу. Особенного интереса не проявляет, но я продолжаю. Вдруг между нами просовывается какая-то голова и говорит похабным голосом: - Девушка, а плейер дайте послушать! - Нет, - пугается девушка. - А почему? - продолжает голова. - Вам говорят «нет», какие еще вопросы? – вступаю я. - Это еще что? – заявляет хам. Какая же у него мерзкая рожа. Урод из параллельного мира. Слева появляется его друг, такой же гнус лет 35-40, похоже, что все только что из тюрьмы. Это абсолютно не принято в цивилизованном обществе – близко приближаться к незнакомому человеку. А хамы подходят вплотную. Это неприятно и опасно, но отойти – значит признать слабость. Оставаться – быть легкой мишенью для подлого удара. - Не хочется быть грубым, - говорит хамов друг и бьет мне по ебалу с левой руки. Мне везет, что удар неточен, может, я успел отдернуться корпусом, в общем – он попадает вскользь, без шансов меня вырубить. В ту же секунду, не теряя динамики и не давая ему продолжить, отвечаю хорошим ударом ногой в область паха. Черт, попасть прямо по яйцам не получилось, но въехал хорошо, по лобковой кости или по мочевому пузырю, гнусу мало не покажется. Согнувшись пополам, он хватается за ушибленное место, кряхтит, начинает чего-то пиздеть, тогда появляется третий гнус и лезет в атаку, но я уже рву дистанцию, гнус продолжает движение – мне приходится отбежать, что ж, не останавливаться же для драки в непосредственной близости от его корешей. Третий гнус выглядит очень уверенным, даже продолжает меня преследовать. Хорошо ли он дерется, проверять я не хочу, вдруг его атака – не блеф, еще не хватает оказаться беззащитным под ногами этих уголовников. Гнус понимает, что ему меня не догнать, и возвращается к своим корешам. Негодяи чего-то трут между собой, и, недовольные, уходят с остановки. Что с девкой? С ней все хорошо, она уехала на кстати подошедшем автобусе. Что ж. Сажусь в машину, догоняю автобус и через несколько остановок перехватываю вышедшую девку. Она же видела, что я решителен и смел, и готов защищать девушек, просто герой, она должна мне дать. Увы, я был неправ. Еще не полностью успокоившаяся после пережитого испуга девка заявляет, что не хочет знакомиться. Вот как жить человеку в этой ужасной стране плохих и опасных дорог, неверных жен, буйствующих среди бела дня уголовников, тупых неконтактных девок? Где награда, заслуженная рыцарем? 2000 – 6 У метро ловит машину крепенькая баба. Останавливаюсь. Лет двадцати пяти, так, ничего особенно, но трахнуть можно. Подвез ее, денег не взял, оставил свой телефон. Она мной явно заинтересовалась. Правда, говорит, что живет со своим другом, но обещает позвонить. В этот же день вечером она звонит. - Что, встретимся? - Ой, я сегодня не могу. - А чего звонишь? - Телефон хотела проверить. - Понятно. Ну, звони, когда свободна будешь. Спустя день позвонил неизвестный мне мужской голос. - Але. Ты Юлю знаешь? Звучит грубовато. У меня екнуло в сердце. - А кто это? Надеюсь, мой голос кажется спокойным. - Это ее парень. Ты с ней встречался? Нет, это не бандит или какой-нибудь иной профессионал жестких переговоров, голос принадлежит обычному парню лет двадцати пяти, не отличается ни особенной силой, ни звучностью, ни намеком на криминальный опыт. Но все равно хуево. Это, наверное, по поводу этой последней дуры, кажется, ее-то и звали Юля. Немного побаиваюсь таких придурков, что звонят чужим людям в поисках жертвы для своей ревности. Вдруг он вообще захочет меня зарезать? По телефону легко адрес узнать. Бр-р. Страшновато. - Видите ли, молодой человек, встречаюсь я с кем-то или нет, все это моя личная жизнь, и я не буду отвечать на подобные вопросы. Что я такое говорю! Нормальный пацан должен был его уже с ходу на хуй послать. А я прессал и несу чушь. Странно, но Отелло проникается неожиданным уважением к моему жалкому интеллигентскому бормотанию. Даже переходит на вы. - Да, я понимаю, вы человек образованный. Но у меня есть Оля, это моя девушка, я ради нее все могу сделать! Вы не будете с ней встречаться, да? - Да я не знаю, о какой Юле и речь идет, что я могу обещать? У меня много знакомых по имени Юля. - Вы знаете! Вы с ней недавно познакомились! Что за идиот. Соберет троих друзей в подъезде – отбить мне яйца во имя великой любви к своей свинке. Как нехорошо. - Молодой человек, я не буду обсуждать подробности своей личной жизни. - Смотрите! Я вас предупредил! - Всего хорошего. Ф-фу, я с трудом успокаиваю нервную дрожь. Как я не люблю такие напряги. Через несколько дней раздается звонок Юли. Говорит, что ее друг обнаружил ее записку с моим номером телефона и устроил ей сцену ревности. - Побил меня, козел, а я ведь даже не изменила. Хм. Неплохо. - Что ж, тем более, раз уже побил, так нужно встретиться. - Ты за мной заедешь? Встречаю ее на остановке, приветливую, в короткой юбочке. Юля сама предлагает поехать ко мне. Выпиваем, развалившись на диване. Спрашивает: - Ты хочешь меня споить? Пожимаю плечами. Она добавляет: - Не получится, может быть. Какие слова главные – «не получится» или «может быть»? Начинаю ее лапать – вежливо прихватываю за спинку и талию. Не мешало бы ей похудеть, впрочем, на разок довольно аппетитна, грудь крупная, юбка короткая, ляжки не толстые. Гостье не нравится радиопрограмма, она лезет настраивать приемник, который находится прямо перед нами. Встает передо мной на диване раком и возится с приемником. Ляжки чуть раздвинуты. Колготок нет, голая светлая кожа. Черт подери. Засовываю ей руку сзади под короткую юбчонку, глажу по внутренней стороне бедра, ух, она не двигается, продолжает крутить настройку, касаюсь ее промежности, бля, залезаю ей в трусы, пальцем во влажную пизду, Юля никак не реагирует, впрочем, я не вижу ее лица, но приемник она еще крутит, тру пальцем в пизде, стягиваю трусы с ее жопы, бля, реакции ноль, сейчас я ее вот так раком с задранной юбкой отдеру, расстегиваю ремень джинсов, сейчас... Вдруг она поворачивается ко мне и спрашивает: - Леша, ты очень меня хочешь? - Да! Тогда Юля поворачивается и ложится на спину. Одеваю гондон, падаю на нее и сразу беру. Вот так я свой хуй твоей Юле в пизду засадил, будешь знать, тупой рогоносец, вот так я в нее засунул, по самые яйца! Ебу сучку злобно и с сильным душевным подъемом. - Давай перевернемся? - Нет, не хочу. - Сверху будешь? - Нет, лучше так. Ну и дура, сама виновата. Резко прибавив темп, кончаю. Раком эта блядь так и не дала. Это после такого-то многообещающего начала! Идиотка, под стать своему балбесу. Спрашиваю, кто он. Так, обычный парень, где-то на заводе работает. Ну и ладно. За все время поебки я так ни разу ее в губы и не поцеловал. Ни к чему, да и противно. До дому зато отвез, пусть спасибо скажет. Впоследствии она еще звонила и напрашивалась на встречу. Зачем мне это? Счет и так меня устраивает: один–ноль в мою пользу. Достаточно для победы. А то еще нарвусь на внезапную контратаку этого безумного рогоносца.