На дворе был славный 1969 год, время новых достижений социалистического строительства. Затихла под гусеницами танков мятежная Чехословакия. Китайцы напали на остров Даманский и получили заслуженный отпор. Начался монтаж главного конвейера автомобильного завода в Тольятти. Товарищ Леонид Ильич Брежнев отметил свое шестидесятитрехлетие. На торжественном собрании в зале главного здания Академии педагогических наук СССР присутствовали заслуженные советские учителя, академики и члены-корреспонденты, орденоносцы, методисты - авторы учебников и, разумеется, ответственные партийные работники, причем многие счастливо объединяли два, три, а то и более из перечисленных титулов. По итогам гладкой, без сучка и задоринки проскользнувшей защиты докторской диссертации товарища Беленького, пухлого энергичного человечка с быстрыми глазками, под затухание долгих аплодисментов после очередного выступавшего с похвалой новоиспеченному доктору наук на трибуне вдруг оказался профессор Резников. Не пустить его выступать было затруднительно, особенно теперь, под конец собрания, когда все уже слегка истомились в ожидании торжественного банкета. Да, от профессора можно было ожидать любого скандала, но что делать? Преградить дорогу, хватать его за лацканы старенького пиджака? При всей опаске, с которой относились к Резникову и заслуженные, и стремящиеся стать таковыми, лишь самые упорные из них, впрочем, были и такие, лишь они могли отказать в признании его в мощной творческой интуиции и научной отваге. Он искал, шел на риск, ошибался, менял подход, шел на еще больший риск, вдруг каким-то образом находил, но не успокаивался и шел дальше. Гуманитарная наука, да еще педагогика, и наукой-то может считаться лишь условно, любой физик усмехнется, но игнорировать или недооценивать достижения профессора получалось не у всех и не всегда, в частности, директор НИИ детской психологии, его прямой начальник, по долгу службы терпел не только скандалиста, но и всю его группу. С каждой новой удачей сообщество недоброжелателей Резникова лишь прибавлялось и крепло, впрочем, не в последнюю очередь виноваты в том были его возмутительное самомнение, вздорный характер и склонность к бестактным выходкам. Профессор, казалось, был в отличном настроении и бодро приветствовал зал: - Здравствуйте, товарищи! Большинство присутствующих никак не могли отнести себя к товарищам профессора Резникова. Самые маститые из них на корню зарубали его книжки, другие - мешали его зарубежным командировкам, те, кто званием пониже, как могли, в соответствии с данными им служебными полномочиями неустанно преследовали профессора с его учениками не по научной, так по партийной, да хотя бы и по профсоюзной линии: обходили в очереди на жилье, ставили низкие оценки поверившим в силу его методики учителям на открытых уроках, не давали путевки на юг, кто стучал в органы - стучали с удвоенной силой, и их заслуженные кураторы в штатском вздыхали и качали головой: эх, время на дворе уже не то, а то бы мы этих западных прихлебателей... Профессор дружелюбно смотрел в зал. И все немного расслабились. Конечно, едва ли не тепло подумал каждый, мы же все здесь в системе, все, как-никак, педагоги: и верные партийцы, и такие вот подозрительные субъекты, как профессор Резников, со всей его неуживчивостью и провокационными выходками, странными, оскорбительными даже теориями, словно он желает одним разом перевернуть всю устоявшуюся с годами пирамиду, тиражи учебников, раздачу научных званий, медалей, дач, квартир в хороших районах... В конце концов, он тоже наш - в семье, как говорится, не без урода. И внимательный Резников словно уловил невысказанный отклик зала: - Я вижу, что в зале собрался цвет советского учительства... Хвалебные речи по поводу защиты товарища Беленького включали и не такие дифирамбы. Чего только не было сказано: выдающееся достижение советской педагогической науки под направляющим руководством КПСС, развитие творческих идей великого советского педагога А.С. Макаренко, очередной кирпич в строительстве прекрасного коммунистического будущего, торжество идеалов марксизма-ленинизма в обучении младших школьников изобразительному искусству, образец в деле воспитания творческой молодежи верными последователями дела Ленина... После этих фраз все привычно хлопали, новоиспеченный доктор товарищ Беленький скромно тупил быстрые глазки. Но из уст Резникова, спрятанных в диковатой всклоченной бороденке, как расщелина с ядовитой, всегда готовой ужалить любого заслуженного теоретика советской педагогики, беспощадной гадиной прячется в зарослях колючего кустарника, услышать такую милую и привычную формулировку всем было крайне неожиданно. Это очень походило на капитуляцию. Зал даже слегка застыл, сидящие переглянулись и захлопали. «Что это наш герой? Уж не учебник ли его выпускают?» - наверняка шепнул не один из присутствующих соседу на ухо, но тот лишь удивленно пожимал плечами. Профессор сделал паузу, подождал, пока в зале стихнет эхо от последнего запоздалого хлопка, вырвавшегося из широких умелых ладоней разомлевшего к концу заседания ответственного товарища из министерства, остро глянул в зал, еще острее - в президиум, и закончил фразу четко, словно вынес приговор: - И я вижу, что этот цвет - серый. Ответом была тишина. Резников быстро оглядел публику. - Я не уверен, что буду понят большинством уважаемых товарищей, но все же считаю своим долгом объясниться. Бороденка выступающего стремительно запрыгала. - Мы учим детей по образцам. Мы натаскиваем их копировать старые, давно проторенные пути. Показываем, что они должны сделать, и дрессируем: требуем, чтобы они в точности повторяли все шаги, и наказываем, если они уходят в сторону. Как мартышек в цирке. Да, именно мартышек. Бороденка профессора замерла. Нахальные глазки вызывающе оглядывали собрание. Зал еще не пришел в себя, растерявшийся председательствующий не находил ни слов, ни явных оснований прогнать смутьяна с трибуны. Резников продолжал: - Что же делать? Могу сказать только одно - нам нужно учить их действиям! Как формулировать задачу, пускай самую простенькую, как собирать информацию, как оценивать ресурсы, как отделять нужное от ненужного, как искать пути решения, как двигаться, как мыслить творчески. Мы получим думающих людей, новой поколение тех, кто не будет спрашивать у тети учителя, что ему делать, и не станет подставлять ответ в решение. Это был скандал. В зале сидели заслуженные деятели, авторы принятых школьных учебников. Все посмотрели в президиум, где, почти в центре, по правую руку от члена ЦК партии товарища Кромченко грузно обосновался академик Столяров. Не только он, но и многочисленная плеяда его учеников пользовалась в отведенном им секторе педагогической науки огромным влиянием, да что там, эти ответственные товарищи прямо вели советское образование в светлое будущее. Они ставили гриф на новые учебники, утверждали образовательные программы, занимали руководящие посты во всех институтах и научных центрах. Академик Столяров слегка нахмурил плешивое чело, его тяжелое лицо приобрело отчасти печальное, отчасти ироническое выражение: кто же не знает этого Резникова с его буржуазными заскоками, нужно было меньше в Европу его выпускать, вот и сохранили бы, чего таить, довольно-таки способного исследователя, хорошо ведь начинал, но заносит, вот и занесло его не туда, а сейчас - ну прямо вот хоть бы путевку ему в Гагру вне очереди выдать - пусть съездит, отдохнет, подумает. Резников закончил выступление и быстро шел в конец зала к своим немногочисленным соратникам. Сидевшие рядом с проходом старались не смотреть на скандалиста, словно бы они и не слышали всего, что он наговорил, и с тем большим облегчением аплодировали разумным речам появившегося на трибуне умеренного представителя советской педагогики. Через несколько дней Резникова встревожено позвал к телефону его ученик. Молодой, но полный ответственности женский голос в трубке строго проговорил: - Профессор Резников? Вас приглашают в ЦК партии, в отдел образования, к товарищу Перфилову. Как проехать знаете? Не знаете? Записывайте адрес. К 11 утра завтра, в четверг, сможете приехать? - Да, конечно, - ответил Резников и задумался. Если его группу еще не выбросили из НИИ детской психологии за систематическое невыполнение научных планов, чего действительно следовало опасаться, то вызов в ЦК не мог означать ничего плохого, не должен был. Просто потому, что, вообще говоря, ухудшить положение группы было затруднительно. Запретить методику было нельзя, потому что ее никто и не одобрял. Изъять из тиража учебники - тоже никак, их никто и не собирался печатать, не было грифа, не было согласия академика Столярова и высокой комиссии. Повредить карьерам последователей - не было у них никаких возможностей карьеры, кто рассчитывал на жизненный успех, давно уже перешли в другие коллективы, более ответственно следовавшие восторжествовавшему на данном историческом этапе курсу развития советской педагогики. В общем, конечно, могло быть и хуже, и тут стоило подумать о тех давних поездках Резникова на международные научные симпозиумы, но этими вопросами занимался не отдел при ЦК, а совсем другое уважаемое ведомство, полы же в его рабочих кабинетах давно уже орошались только разве что только водой для уборки разве что пыли, и квалифицированные сотрудники уже не одевали перед научными диспутами резиновых фартуков. В отделе образования ЦК в небольшом тихом кабинете Резникова встретил его хозяин, товарищ Перфилов - неприметный, вежливый человек в очках. То ли по взгляду, то ли по манере говорить, то ли по стопке книжек на углу стола, верхней из которых, ну и ну, была последняя книжка его коллектива, изданная в Новосибирске на местной типографии от силы тысячным тиражом, но профессор сразу после приветствия догадался, что перед ним, наконец-то, именно тот, кто нужен, и заговорил с большим воодушевлением. - Никакого начетничества, долой зубрежку, да, конечно, ученик должен знать фактический материал, но не слепо, ему следует уметь обращаться к справочной литературой именно за нужными ему данными. Вы же, конечно, читали последние работы нашей группы? Так, слегка просматривали? Прекрасно! Так вы наверняка уже вполне получили представление о нашей методике, о том, как она позволяет детям раскрыть свои способности! Мы ведем внешкольные занятия, к сожалению, в небольшом объеме, но результаты поразительные! Наши дети становятся совершенно другими! Резников всегда говорил про научные результаты своего коллектива, не про свои лично, это было не вполне в духе принятых в те времена научных традиций наставничества и широко распространенного не только в педагогике явления соавторства: если вдруг на обложке вышедшей книги значились две фамилии авторов - маститого деятеля науки и никому не известного недавнего выпускника аспирантуры, то прыткий юноша еще должен был чувствовать себя в долгу перед своим покровителем. В коллективе Резникова была своя система ценностей, четкое понимание, что науку двигают не только новые идеи из тех, что возникают в результате падения яблока на чем-то необъяснимым заслужившую это попадание, казалось бы, вполне заурядных размеров и формы голову, но и систематический поиск доказательств, следствий и возможностей, составление плана дальнейших разработок, последовательная его реализация в общем и в деталях, быстрое печатание на машинке, своевременная и качественная уборка помещений. Может быть, благодаря такой странности профессора Резникова и не разбежались от него последние сотрудники. Товарищ Перфилов слушал внимательно, не перебивал, изредка задавал уточняющие вопросы. Убедился, что понял все правильно. Выслушав, сказал: - Хорошо, я понимаю, методика у вас интересная и заслуживает внимания. Чего вы бы хотели? Профессор слегка растерялся. Неужели? - Я? Как можно шире внедрять нашу методику! Да, я понимаю, нужно еще много раз проверить на практике, наших классов мало, мы уверены в результатах, но все же, перед тем, как это будет принято по всей стране, в каждой средней, в каждой восьмилетней школе... Резников поднял глаза к потолку, его бороденка задрожала. Очки Перфилова блеснули от света настольной лампы. - Мы выделим вам несколько экспериментальных школ - десяток, два, сколько возьмете. Что же касается широкого внедрения методики - по всей стране, в каждую восьмилетку, то я в этом не вижу необходимости. Резников привстал в кресле. - Как не видите? Мы раскроем способности детей, каждого ребенка, мы получим огромное множество, если не большинство умных, творчески мыслящих людей! Товарищ Перфилов снял очки и, сощурившись, посмотрел на Резникова умными близорукими глазами. - Допустим, мы получим множество, даже большинство творчески мыслящих людей. А зачем? В 1970-72 годах методика группы Резникова была внедрена в семи московских, двух ленинградских и одной новосибирской школе. Учебники вышли ограниченным тиражом с грифом «рекомендовано министерством образования для школ с углубленным изучением физики и математики». Группа окрепла, усилилась и продолжала интенсивно работать над новыми редакциями учебников. В 1977 году профессор Резников был назначен директором научно-исследовательского института теории и методов воспитания, в 1978-м - членом-корреспондентом Академии педагогических наук СССР, его последователи заняли ответственные посты в институте. В обычных школах методика не внедрялась.