Это вы во всём виноваты: ещё только готовится рассказчик к своей истории, а вы уже ожидаете от него событий; вам невдомёк, что самые интересное неподвижно, как может стать неподвижным зеркальное отражение. Мы крутимся перед зеркалом, но весь фокус в самом факте зеркала, а кривляния лишь второстепенны. Но вы требуете от нас стрельбы, взрывов и приключений – не вербально вы заставляете нас врать, врать о самом святом для нас – о море. То, что лежит в основе всякой морской истории очень просто в своей возвышенности. Это тёмно-рыжее небо, да ещё повисшая справа от антенны Венера. И вечный шум двигателей: они работают, даже когда мы стоим. Похоже на бормотание домашнего любимца – холодильника, только в десятки раз громче. Команда привыкает к такому шуму, и шум этот уносит в небеса. Вы, далёкие огоньки смотрите на нас, и вам кажется, будто судно прилипло к глади. С берега корабль созвездие блестящих различными цветами звёздочек. И уже не видно даже флага, ночь опускается и оставляет нас огоньками. Теперь и вы, и мы – огоньки, но только вы одноликие огоньки, а мы разные, ведь мы – команда. Капитан много делает на своём веку, но что он сейчас сделал? Забудьте миф о том, что на корабле главным капитан, он всего лишь исполнитель. Да, он был штурманом, а потом повысился, но в своём возвышении пал ниц. Теперь он исполняет волю огоньков. Ни один свой приказ он не может отдать без ориентации на команду. В то время как я, например, чихать хотел на него и на всю эту команду. Но у каждого в каюте свой свет: у бортмеханика розовый, у мичмана жёлтый, у кока красный. И у капитана тоже своя лампочка – оранжевая. Я спускался к нему, а палуба предательски скрипела, выдавая моё присутствие. Моя правая ладонь сжимала ручку кортика – я шёл убивать эту сволочь, но оранжевый свет встречает меня и заставляет остановиться. Я прячу кортик и украдкой заглядываю в приоткрытую дверь каюты. Капитан сидит, улыбаясь, чертит в судовом журнале. И его улыбка сияла оранжевым светом! Что же вы, скажете, мог ли я выстрелить, мог взорвать либо, подло подкравшись, зарезать капитана, когда вокруг этот оранжевый свет? Конечно - нет! Просто поздоровавшись, я развернул тишину веером, и только этот мой поступок оказался единственным стоящим бунтом в тот вечер, ведь обычно капитану никто так не мешает. Но знаете, что я сделал потом? Я поговорил с капитаном для отвода глаз, а затем поднялся на палубу вверх. Соль забивалась в ноздри в виду того, что ветер наверху был ураганным, и приходилось, пробираясь, прятаться за ящиками с неконтрабандной овечьей шерстью. Но я полз и полз, пока не продрался к рубке. А там дал команду «Свистать всех наверх!» Событие было рядовым, как боевая тревога в армии, и все собрались внизу на алюминиевой палубе. А я смотрел на них – все они светились - каждый своим светом. Корабль везде стал чёрным, чужим и пустым, зато на центральной палубе царило великолепие. Настоящая радуга! Прикольно было наблюдать, как сияющая команда светит, переливаясь! P.S Ты просила рассказать, кто такой Зуберг? Да так – гад один.