...Разворачиваюсь и медленно шагаю прочь. Автобус только что уехал, а я даже и взглядом не проводил. Только что она ещё раз посмотрела в мою сторону, видимо ожидая, не встретятся ли наши взгляды ещё раз... Нет, не встретятся. А откуда я знаю, что она посмотрела в мою сторону? А оттуда. Иногда и лбы имеют глаза. И волосы. И спина – само собой. Вот и я знаю... Мы расстались. И это – окончательно. Вопросы «почему», «как» и так далее тут уже неуместны. И не в этом суть... Я шагаю медленно. Ощущаю голод и сворачиваю в первую же попавшую закусочную. Там многолюдно. Жарко. Воздух спёртый, весь пропитанный табачным и хинкальным дымом... у прилавка толпятся всякие, заказывая: - Командир, 20 хинкали... - Шеф, ещё пару шашлыков добавь... - Мне – 6 бокалов пива. - Подай-ка пару будылок водки... Я безучастно дожидаюсь своей очереди, заказываю хинкали, пиво, стопку водки и встаю около стола – советское заведение, со стоячими столами. Выпиваю первую рюмку залпом. ...Из табачного и хинкального дыма выплывает неразборчивый силует. Засалённое, длиннющее пальто цвета грязи и копоти, с обгорелыми и ободранными полами надето прямо на голом теле. Лицо – сплошные волосы, абсолютно того же цвета, что и пальто и глаза – голубые. Внизу уже не видно – стол скрывает... - Извините, молодой человек... приношу извинения за беспокойство... может угостите водочкой?... хотя бы – чуть-чуть... Это он заговорил. Не ожидал я такой вежливости и учтивости от подобного существа. Может и поэтому кивнул головой. Он моментально достаёют из кармана коричневую от грязи стеклянную рюмку и дрожащей рукой наливает себе водку. Быстро опрокинув в беззубый рот, с минуту так и стоит, с закрытыми глазами... потом медленно их открывает и с благодарностью смотрит на меня. Я пододвигаю тарелку с хинкали. Он понимает мой жест, в глазах – ещё большая благодарность, и осторожно, чтобы ненароком не задеть грязными чёрными пальцами остальные, проворно берёт одну хинкали и целиком глотает, даже не разжёвывая. - Бери ещё – говорю и водку тоже ближе к нему пододвигаю. Вся его поза – благодарность и преданность. Наливая себе вторую рюмку вместе с рукой у него и борода трясётся: видимо, не ожидал такого ни от кого. Налив водку уже тост произносит: - За Вас, молодой человек, за Вашу добрую душу, за Вашу щедрость... Водка из рюмки исчезает в его рот быстрее скорости света. Он уже опьянел: без спроса берёт хинкали и наливает третью рюмку. А потом доверительно наклоняется ко мне и шепчет: - Я тоже умею благодарить... я отплачу... сейчас же... сию минуту... хочешь тёлку? – и, замечая моё недоумение, быстро уточняет: – ну бабу, женщину? Она всё сделает... всё, что ты захочешь... абсолютно всё... и денег не возьмёт... ни копейки... потому, что она – своя... она – моя дочь... Меня будто кувалдой ударили по голове, со всего размаху. В голове – один звон: «она – своя, она – моя дочь»... и в этом звоне я уже не различаю его слова, хотя он со всё большим воодушевлением продолжает разговаривать.... - Пшёл отсюда, свинья вонючая!! ...твою мать!!!! Оказывается, это я ору во весь голос. Гомон в заведении сразу умолкает и сквозь табачный и хинкальный дым все молча смотрят на меня. Он остолбенел... будто сразу протрезвел. И опять стал похож на самого себя. На жалкого и отвратительного бомжа. Он уже не человек за столом. Он опять стал бомжем... Его быстро поглощает табачный и хинкальный дым. ...Разворачиваюсь и медленно шагаю прочь.