Сергей Васильев ТАМ, ГДЕ КОНЧАЮТСЯ ДОРОГИ… ВВЕДЕНИЕ В жизни часто бывает так – кажется, давно поставил в конце прожитой главы точку, а она вдруг берет и наглым образом превращается в многоточие, будто хочет тебе намекнуть, что не ты хозяин собственного бытия, ни тебе решать, где начать, где закончить. Когда такое случается, понимаешь, что жизнь твоя завтра может неузнаваемо измениться и ты, оглянувшись, восхитишься или придешь в ужас. Подобные дни, когда случается что-то, заставляющее вспоминать прошлое, остаются в памяти надолго. И тот день жаркого июня я не забуду никогда. На часах был полдень. Я сидел в кабинете, занимаясь изучением финансового отчета за второй квартал. Раздался короткий стук в дверь и на пороге возник настоящий ковбой из аме-риканского вестерна. На нем джинсы от генерала «Ли», туфли на высоком каблуке с серебря-ными пряжками и каким-то подобием кавалеристских шпор, рубаха из грубой палаточной тка-ни. Шелковый шейный платок малинового цвета оттенял смуглое лицо с правильными чертами. Очевидно, шляпу с большими полями и уздечкой любитель лошадей и групповых перестрелок решил из скромности снять, входя в помещение. - Разрешите? Я встал, протянул руку в направлении стула находящегося напротив меня. - Проходите, садитесь. Он прошел и сел на край стула. - Слушаю Вас, - сказал я. Немного смущаясь, постоянно водя глазами по кабинету, он проговорил: - Пришел попытаться устроиться к Вам на работу. Настроение мое сегодня еще не успели испортить. Я отпустил вчера вечером нашего главбуха на первую половину дня, а финансовый отчет делать еще не начинал. Поэтому я решил слегка подшутить над ним. - В качестве? У нас нет ранчо, нет мустанга, нет даже быка. У нас металл, трубы, бата-реи, сварка. Он совсем смутился, вперил взгляд в пол и даже слегка покраснел. - Вы об этом, - и дотронулся пальцами до своего шейного платка. - Это просто стиль в одежде, мне так нравится. Я пришел наниматься слесарем. - Так, - дальше. - А, что дальше? - Стаж, разряд, где работали раньше, до? - Работал? Исправительно-трудовое учреждение колония общего режима, п/я . . ., стаж четыре года. - Так, четыре года, за что отбывали? - Скрывать не стану, - пять лет за мошенничество. - А еще судимости? - Была еще одна - он тяжело вздохнул - по малолетке, по дури за хулиганство-два года. - Ладно, такой вопрос, - зачем жулику работать? Он заметно расслабился, видимо ожидал вопрос на эту тему. Я почувствовал, что сейчас он наверняка откроется, расскажет о своей судьбе. - Понимаете? Раньше было все проще, - он слегка задумался - гораздо проще. Нахлобу-чил в Москве в речном порту «Жигуленок» или «Волгу», продал у нас на рынке и хватает на все с избытком. Даже в Дагомыс иногда на недельку можно было закатиться - Извините за нескромный вопрос, как же Вы попались? - Очень просто. Кинули в Москве в речном порту «Волгу» свеженькую совсем, почти без пробега, черную как вороной скакун. Ехали домой довольные, дурачились, песни пели. Даже навар уже подсчитывали. Документы в порядке, доверенность с правом продажи на имя по-дельника, - здесь он осекся, - то есть, я хотел сказать – напарника моего. Но выяснилось, что радовались мы рано и прибыль подсчитывали напрасно. Нас уже ждали. Скрутили и обули в наручники всю нашу компанию. Одного московского и наших кубанских орлов. Оказывается, обманули полковника из Органов. Ох, и дали за это нам! Тотчас же в разные камеры, браслет к трубе отопления и по ребрам, по пяткам, а потом в СИЗО куда попало, и к уголовникам, и к ненормальным, отморозкам всяким, и к пид…, ну то бишь, к «гомикам» в отдельную камеру… Он помолчал минуту. Один из наших не выдержал всех этих издевательств, сошел с ума, стал кидаться на всех без разбору, его и убили быстро. Не дотянул до суда. Открыли сначала дело об угоне, вели следствие, возили нас по местам боевой и трудовой славы, все копали, чтобы больше срок накрутить. Но пока мы сидели в СИЗО, вышел указ «О борьбе с мошенниками», и в Уголовном Кодексе появилась отдельная статья. Наше дело срочно переделали, подогнали под эту статью и тут же быстренько осудили. И вот первыми ласточка-ми мы с приятелем отправились в славный город Нижнекамск, он со сроком семь лет, я пять общего режима. - Интересная получается история! Тут уже я призадумался. Меня заинтриговал рассказ посетителя, предпочитающего стиль: а-ля «Дикий Запад». Разумеется, мне и раньше приходилось слышать о «кидалах», даже с одним быть знакомым лично. Всегда чисто выбрит, одет с иголочки, представлялся полковником ВВС, Героем Совет-ского Союза, летчиком-испытателем. Разъезжал на солидных авто. Не скажу, чтобы близкий приятель, скорее просто хороший знакомый. Однажды за пивом в летнем кафе сделал мне предложение - слетать в Минск, «поработать». Я в то время трудился на крупном предприятии. Трудился честно: отгребал сто восемьдесят плюс прогрессивка, да еще тринадцатая зарплата. В общем, как всегда не хватало. Грешным делом даже задумался, не рискнуть ли, но как-то не сложилось, и видимо к лучшему. Давненько его, «полковника», не видно, наверное, тоже испы-тал судьбу, герой-испытатель. Теперь передо мной сидел яркий представитель этой интересной профессии. Сидел не выпендриваясь, не смотря в упор глазами, полными слез, не строя из себя капитанов и полков-ников различных мастей и окрасок, сыновей лейтенанта Шмидта, внуков Никиты Хрущева и тому подобных продуктов безграничного человеческого воображения. - А дальше? Вы меня, конечно, извините, но уж очень хочется услышать продолжение. - Ничего здесь нет интересного. Сидел, в общем, как все. Холодно, когда выгоняют на плац, на мороз, голодно, когда на обед жуткая баланда из протухшей рыбы хек. Убивает морально, когда кругом решетки, солдаты, крики, вопли, колючая проволока и вся жизнь по уставу. Как вспомнишь, как подумаешь… Ведь за пределами этого заведения, где-то далеко, на воле, существует такое понятие «Дом», которое и материально и нематериально одновременно, и там идет другая жизнь, ...далеко. А ты выпал из этой жизни, все проходит мимо тебя, происходит без тебя, напрасно, бездарно, глупо, - ведь мог, мог жить как человек. Теперь здесь твой дом. Теперь тебя ставят на правильный путь, обыскивают, пересчитывают. Захотят посадить на хлеб и на воду - посадят и еще винт от батареи отопления отнимут. Захотят бросить в камеру к беспредельщикам - бросят! Как подумаешь, что мог приходить с работы, обнять жену и сына... Хочется зареветь белугой или завыть волком, но лучше об этом и не вспоминать там, иначе сойдешь с ума, такие случаи были. Особенно трудно в первые два, три месяца. Потом глядишь, ты не один, - вокруг тебя такие же как и ты, не скоты, не зеки, есть, конечно, и подонки, но их меньше, в основном заблудшие, даже без вины виноватые, в общем люди. Живут своими горестями и маленькими радостями, и все, все надеются, считают дни, часы, недели. Волей-неволей и ты начинаешь подсчитывать свои сначала годы, потом время от весны до весны, потом месяцы, дни, минуты. Он, сам незаметно для себя, разговорился. - Минуту, - попросил я, затем достал из холодильника «Боржоми», принёс два стакана, вынул пачку сигарет, предложил ему закурить. - Спасибо, он достал свои сигареты из нагрудного кармана, щелкнул зажигалкой, протя-нул мне огонек, затем закурил сам. - Зачем Вам все это? Давайте лучше расскажу совсем о другом. Не делая паузы, не давая мне вставить слово, начал говорить: - Мне рекомендовал, посоветовал устроиться к Вам на работу знакомый моей мамы, Дмитриев Станислав Михайлович. - Знаю. Достойный человек. Он помог нам в свое время основать это предприятие, но разговора о приеме тебя на работу не было. Я переговорю с ним. Вот, что, пока я тебя узнал в двух ипостасях – автомобильного кидалы и заключенного, теперь расскажи как стал слесарем. Посмотрев на поверхность стола, он продолжил: - Сидел я как все, то есть не лез в блатные, не прибился к законникам, не вылезал из шкуры в попытках сократить срок, не стучал и в пидерах не ходил. Таких как я на зоне называ-ют «мужики». Привезли нас в Нижнекамск осенью - в конце ноября. Погода, как будто специ-ально для исправительных заведений придумана: так все дни напролет ни зима, ни осень – хо-лодно, сыро, ветер, слякоть. Профессии подходящей у меня никакой. Кого тут надуришь. Опре-делили в грузчики на тарный двор. Работа тяжелая, натягаешься за день будь здоров, всяких ящиков, тюков, мешков. Вечером тебя прошмонают всего, обыщут до нитки и в барак, затем ужин, на который даже смотреть не хочется - глазам больно. Потом опять барак, телевизор - программа «Время» и придурки, которые вновь прибывших вербуют в свои команды. Но ни к кому мне прибиваться не хотелось. Зачем принимать на себя еще обязанности, их здесь и так с избытком. По крайней мере, в любом деле нужно осмотреться - так учил меня покойный отец. В первые дни доходило до конфликтов, приходилось даже отбиваться. И вот чтобы не мозолить глаза уркам, я записался на курсы газоэлектросварщиков. Занятия проходи-ли в зековском клубе. Там тепло, никакой суеты, записывай себе теорию в тетрадочку, можно даже вздремнуть, если сильно хочется. Преподаватель из заключенных - Роман Иосифович щу-плый, небольшого росточка, взъерошенный еврейчик, монотонно читал свои записи. В черном рабочем костюме с номером он походил на старую мышь, которая вылезла весной из норы пер-вый раз в этом году погреться на солнышке. Кто хотел записывать - записывал, кто хотел спать - спал. Роман Иосифович не препятствовал этому, да и стоило ли? Потому что спали все двена-дцать человек, которые записались на курсы. Можно было конечно записаться еще и на курсы швеи-моториста или закройщика, но мне с детства нравилось, когда ярко, когда искры, когда пламя, когда праздник. Однако праздника не было. Были серые, страшные в своем однообразии будни, непогода соответствовала и настроению и отношению к работе. Напарник - подельник мой устроился по великому знакомству в отдел технического контроля /ОТК/, нашего швейного цеха. При встре-че он рассказал, что и там не сладко. Кто бы мог подумать, мой корешок – в прежней жизни весельчак, транжира, бабник, чуть ли не записной дуэлянт, щеголявший перед нами тем, что его прабабушка была аристо-краткой, после работы берет чужие грязные штаны и несет их стирать. И ведь не просто взял и устроился в ОТК, пришлось заплатить изрядную сумму при этом. Если бы мне сказал такое о нем кто-то другой, в жизни не поверил бы. Но об этом я уз-нал от него самого. Увидел его осунувшуюся, постаревшую физиономию, на которой раньше вечно была нарисована улыбка, послушал его рассказ, без тени оптимизма и все понял. Пропа-ди все пропадом, ни в Красной Армии, ни тем более, здесь, не следовало этим заниматься. Лучше стоять на смерть, лучше придушить того, кто тебя унижает! Глаза его разгорелись, ноздри хищно расширились. Передо мной явно сидел человек с закаленным, обработанным острым рашпилем жизни характером. Хлебнув минералки, он продолжил. - Пока шли занятия по теории сварного дела - все было нормально, дело двигалось. Хоть и в полусонном состоянии, но конспекты писались. Прошел месяц моего пребывания в Нижне-камске, я вставал как все, была зарядка с песнями, завтрак с вареной рыбой хек, была тяжелая работа - погрузка, выгрузка, к которой я так и не смог привыкнуть. Был бригадир Анастас, са-мый справедливый из всех греков виденных мной в жизни. Он не давал никого в обиду из своей бригады и горбатил наравне со всеми. Урки перестали приставать. Все попытки подчинить ме-ня чьей бы ни было воле пресекались на корню, зависимости не было ни от кого. Я не пил чифир, не курил анашу, не «гонял по вене», то есть не кололся наркотиками. Один раз только во время кинофильма «Чапаев» в зековском клубе хлебнул из целлофанового пакета граммов двести водки - ее принес мой подельник-корешок, но лучше бы я этого не де-лал. Водка эта до того отдавала резиной, что всю ночь и половину следующего дня чувствовал себя человеком, съевшим, по крайней мере, половину резинового сапога. Но все сошло благо-получно. Сам для себя решил таких экспериментов больше не практиковать. Итак, за один месяц в заключении я немного пообвык к обстановке и даже, при тяжелой работе окреп физически. Начал ощущать мышцы на руках, на ногах и на животе. Ведь за свои двадцать восемь лет нигде физически работать не приходилось. Курсы сварщиков тем временем продолжались, и настал день, когда мы перешли к прак-тическим занятиям. Здесь все пошло гораздо хуже. Видно не суждено мне в жизни стать на-стоящим сварщиком. На первом пробном сварочном «уроке», в восемь часов вечера, под руко-водством Романа Иосифовича, в дальнем углу цеха металлообработки, мы размотали кабели и начали изучать устройство электросварочного аппарата на ощупь. Скажу, что при отключенном состоянии аппарата я разобрался во всем довольно быстро, впрочем как и все остальные, кроме татарина Мусы - Миши из Казани – карманника-профессионала, виртуоза. Тот, оттопырив губы, незаметно, сказывалась привычка, приобретенная годами, подкра-дывался к аппарату, незаметно надевал перчатку на руку, незаметно брал держатель, но неза-метно вставить электрод было невозможно. Минут за десять весь его пыл сгорел и он, вставляя через слово: «ишак или шайтан» - сказал, что пойдет лучше шить женские трусы. В этот вечер, за все время пребывания в колонии, в первый раз я смеялся по настоящему. По настоящему смеялись все. У Романа Иосифовича, очень крупного взяточника из города Черновцы, даже сле-зинка пробежала по морщинистой щеке. Потом Роман Иосифович сказал: - Послушайте, Муса-Миша, я не знаю Вашего отчества, но Вам надо идти и быть пова-ром и незаметно воровать из кастрюли котлеты. После этого мы опять ржали как лошади, даже прапорщик из охраны порядка прибежал посмотреть, не произошло ли чего. На следующий день началась непосредственно сварка. Когда подошла моя очередь, я почему-то разволновался и начал вставлять электрод без перчаток, при этом сильно обжог пальцы на левой руке. Потом мне стало все мешать, и рукавицы и провода-кабели. Особенно мешала маска. Всё время хотелось выглянуть из-под нее. Вот я и выглянул, при этом получив такой сноп искр, такую вспышку, что глаза перестали на некоторое время видеть вообще, толь-ко сизая пелена застилала все. Первое задание сводилось к следующему: нужно было написать электрической дугой на листе непригодного к дальнейшей обработке металла, хоть одну букву из алфавита. Увы, после минут двадцати обезьяннего труда у меня, вместо буквы «Е», заглавной буквы моего имени, вышла несуразная, не похожая ни на что закорючка. Затем произошло вообще страшное событие. Электрод в держателе стал неуправляемым, он прилип к крышке металлического стола. Я сбросил маску и изо всех сил попытался оторвать его, но при этом прикоснулся держателем к столу. Держатель прилип намертво. Наконец, поняв всю бесплодность своих попыток что-либо исправить, я бросил все и отошел от стола. Кто-то успел выключить рубильник. Все собрались вокруг и смотрели на мое произведение. Роман Иосифович, покачав головой, только и сказал: - Да! Занятия продолжались. Но сваривать металлы больше не хотелось. Учитель, видя такое «усердие», остановил меня на перемене - перекуре, и заговорил: - Вам, молодой человек, при всем желании сварщиком, скорее всего, не быть. Не дано. А вот я наблюдал, как Вы чертите графики, здесь у Вас получается. При надлежащем обучении из Вас может получиться неплохой слесарь-инструментальщик. - Нет, не хочу быть инструментальщиком - отрезал я. Он задумался: - Смотрю на Вас, вроде не глупый молодой человек, и мне почему-то хочется помочь Вам. Тогда я предлагаю другой вариант. Здесь у нас есть бригада слесарей-сантехников, из которой недавно освободился один человек. Вы его не знали, да это и неважно. Хотите, перего-ворю с бригадиром, и Вы станете слесарем. Холодно ведь на дворе грузить, уже и зима не за горами. А у них в котельной кабинет свой есть - бытовка. - Холодно - согласился я. Но что нужно, для того, чтобы попасть в это заведение? Пла-тить мне нечем, дать нечего, ведь ничего я здесь не имею, совсем ничего. - Пусть Вас это не волнует, молодой человек. Запомните, Не все на свете продается, бы-вают моменты, хочется просто помочь человеку не из корысти, но во благо. Я сам не понимаю, почему и чем вы мне понравились. Скорее всего, похожи на одного пожилого уже человека, он почти ровесник мне. Мы вместе с ним начинали, сразу после войны, работали на железной до-роге, на Украине. Да, было время. Теперь он большой человек, а я вот… - Тогда уже баловались? - Нет, тогда было строго, очень строго. Я помню, Лаврентий Павлович Берия сам выехал с проверкой на своем поезде. Некоторые начальники станций, узнав, вешались. Тогда боялись ни то, что теперь. Я тогда работал простым бухгалтером, а мой друг инкассатором. Да, кстати, у вас случайно нет родных по фамилии Бенедиктов? - Нет, вроде нет. - Нет, так нет. Теперь не это главное. Глаза режет? - Режет? Режет и жжет, и печет, и чешутся. - Так и должно быть. Роман Иосифович тихонечко засмеялся. - К ночи еще хуже будет, это профессиональное заболевание сварщиков. Сделаем так. Я сейчас напишу записку, а Вы с ней бегом в столовую, к старшему по смене, пусть дадут не-сколько крупных картофелин. Их пополам и на глаза, и в постель. Чем быстрее, тем лучше. - Кто же меня сейчас пропустит на кухню и тем более даст лежать на койке? - Я сейчас позвоню охране, а минут через пятнадцать сам подойду к Вам в барак. Дейст-вуйте молодой человек. Если в бараке будет кто-нибудь возникать, найдите старосту Тормасова и скажите, Иосиф разрешил. Все так и произошло. Охрана пропустила меня в столовую, на кухне выдали семь штук картофелин, через десять минут я уже лежал раздетым в своей постели. Все было бы нормаль-но, но из-за моей беспечности в этот раз случился инцидент, о котором стоит рассказать. Только я улегся и приложил к глазам две половинки первой картошки, к кровати, на вто-ром ярусе, где было мое место, подошел парниша, метра под два ростом. Бесцеремонно схватил меня за ногу и начал стягивать вниз. Глаза мои к тому времени до того жгло и щипало, что если открыть их, сразу бежали слезы, и почему-то хотелось чихать. Я, конечно, воспротивился и ска-зал, что болен. Он в ответ: - Никто не может до отбоя даже сидеть на кровати, а ты улегся, это борзость. Я здесь смотрящий и не допущу блатования. Где справка? - Какая справка? - Справка о болезни. - Нет справки такой. Ты посмотри на глаза, я «зайцев» нахватался, электрических, от сварки. - Да хоть космических, б…ь! Е… твою мать! Если не встанешь сейчас же, получишь ме-жду тех самых глаз, ты меня понял, собака? Начали собираться любопытные. Зачем смотреть телевизор, если кино перед носом. Не-известно, чем бы все это представление закончилось, но тут сзади раздался голос Романа Иоси-фовича: - Не вздумай спускаться, Евгений. Верзила не успел обернуться на голос, Роман Иосифович уже стоял перед ним и спокой-но, снизу вверх смотрел прямо в его глаза. Казалось, он был готов подпрыгнуть и вцепиться зу-бами в мощное тело верзилы. Контраст был потрясающе велик. Маленький человек стоит весь взъерошенный, узкие плечи, тонкие руки, маленькая голова, злые колючие глаза. Напротив, ог-ромный амбал, с растерянным бегающим взглядом. Он явно не знает, что делать, что предпри-нять. Пустить в ход свои огромные кулачищи не решается, он явно растерян и подавлен. - Позовите мне старосту Тормасова, - решительным голосом приказал Роман Иосифович. Позвали, - через минуту тот явился. - В чем дело, Удав? - обратился Тормасов к смотрящему. - Вот - беспредел. Влез на нары, обложился картошкой и балдеет, а времени до отбоя.... - Иосиф, Роман Иосифович, что случилось, почему Вы здесь? - Я пришел проведать вот этого молодого человека и что вижу? Вижу, твой подручный, тянет его за ногу с кровати. - А почему он на кровати? - Евгений, ты подходил к старосте? - Нет. - Теперь все ясно, и Роман Иосифович удалился. Глазам моим к тому времени стало совсем худо, до того жгло и щипало, бежали слезы, хотелось чихать. Подошел староста Тормасов, похлопал меня по плечу: - Ты знаешь кто такой Иосиф? - Преподаватель - ответил я. - Преподаватель! - без злости передразнил староста и засмеялся. - Он авторитет в нашей зоне. С ним нужно аккуратно, Женя. Я тебе зла не желаю. По-нял? И Тормасов ушел. Немного позже меня навестил Роман Иосифович. Принес вату и рас-сказал, что нужно протирать глаза еще и мочой и как это делается. Так неожиданно для себя я получил поддержку. Два дня пробыл на освобождении от всех работ, это много значит в заключении, а через неделю уже влился в дружный коллектив ремонтной бригады. Через восемь месяцев возглавил эту бригаду, после освободившегося, ушедшего на волю, бригадира. Вот и вся можно сказать история, как я стал слесарем. Роман Иосифович живет сейчас в городе Черновцы, мы переписываемся. Разговаривали мы с «ковбоем» почти час. Я хлебнул холодной минералки и спросил: - А теперь у тебя какое положение? - Вернулся домой. Радужным надеждам и планам сбыться оказалось не суждено. Дома мама в однокомнатной квартире и дочь шести лет. Жена, если ее можно назвать женой, ушла, бросив двухлетнюю Юлю. Так и не приехала ни разу ко мне на свидание. Одна мама навещала. Доходов никаких, одна мамина пенсия. Дочка болеет. Все, что было, жена пустила по ветру, даже квартиру, которую успел на нее оформить, разменяла. Вот и вернулся я, как говорится, к разбитому корыту. Рассказы рассказами, а жизнь налаживать, жить нужно. Так-то. К старому уже возврата нет. Я как вернулся, сразу все понял. Остается только с ноля начинать. Мне сейчас тридцать три, еще не поздно может быть? - Поступим вот так - сказал я, доставая из стола два листа бумаги и подавая ручку, пи-шем два заявления на имя управляющего предприятием, одно о приеме на работу, другое об увольнении по собственному желанию. На втором дату можно не ставить. Он писал быстро и четко. Я в это время, вкратце изложил ему основные положения на-шего трудового договора. Главное заключается вот в чем. Подряд может быть только два нару-шения: первое - прогул без уважительной причины, второе - пьянка на рабочем месте. За вто-рым подряд нарушением по любому пункту следует автоматическое увольнение. Он кивнул: - Понял. Одно заявление я подписал начальнику отдела кадров и отдал «ковбою» на руки. Второе с его подписью, на увольнение, оставил на столе. - Да, прямо напиши на заявлении - Карасев Александр Викторович. Он написал. - Завтра с девяти утра найдешь Александра Викторовича, скорее, всего на складе. И еще, нужна медицинская справка по форме для работы в условиях сварки, также на завтра. - А где до завтрашнего дня взять справку? - Прояви смекалку. - Попробую. Я встал: - Всего хорошего. - Всего хорошего, до завтра. Он направился к двери, у порога обернулся. - На шляпу с широкими полями пока не заработал, - улыбнулся, кивнул и вышел. Через некоторое время на стоянке у входа затарахтел двигатель автомобиля. Я подошел к окну. Старенький, видавший виды «Жигули-копейка» сделал разворот и быстро набрал ско-рость. Ковбой уехал. Утром следующего дня, в пятницу ко мне в кабинет вошел Александр Викторович, пред-ставляющий в нашей фирме отдел кадров в полном составе. Он же главный инженер, он же зав. складом, он же ... В общем, незаменимый человек, душа нашего малого предприятия. Чуть пол-новатый, немного за пятьдесят, с волевым подбородком, с проседью в когда-то пышных воло-сах. Я глянул на часы, девять пятнадцать. Направился ко мне, пожал руку. - Сергей Михайлович, кого ты прислал ко мне трудоустраиваться? Ты смотрел его паспорт? Не смотрел? А я посмотрел. Новенький совсем, а в нем запись: «Выдан на основании справки об освобождении…», из мест не столь отдаленных. - Знаю Викторович, вчера беседовали, больше часа с ним, все он подробно мне расска-зал: что, где и почему. - Михалыч, а знаешь, когда я спросил за что сидел, он сказал за людоедство, со смер-тельным исходом и последнюю часть фразы еще так обозначил… Не нужен он нам здесь, хва-тает с кем бороться, своих. Я рассмеялся: - Викторович, не за каннибализм он сидел, за мошенничество. Рассказал здесь вчера все. Он кидала обыкновенный, такова его былая профессия, специализация - автомобили. - Так он и нас тут так закидает, чует мое сердце, будут неприятности. - Викторович, послушай мое мнение, надо попробовать. Второе заявление на увольнение у меня в сейфе, расстаться можем в любое время. - У него в трудовой книжке всего одна запись - работал два года автослесарем, сначала учеником, но это когда было. В книжке пустота размером в целых десять лет. Кто нас назовет умными людьми. - Слушай, Викторович, у него мать старенькая и дочь болеет, давай примем. Уволить-то всегда успеем. Людям нужно все-таки доверять. - Лады. Оформлю с испытательным сроком. - И сколько испытание? - Я думаю, месяца хватит. Достаточно, чтобы проявить себя со всех сторон. - К кому его будем определять? - Не знаю, надо подумать. Хотя погоди, у Михалева слесарь, тот, из пригородного поселка, запил, два дня прогулял, на третий заявился под хмельком. Наверное, автоматическое увольнение? - Будет другим в назидание. Михалев - дядька серьезный. У него и Тарасов, они вместе пришли к нам с железной дороги, из паровозоремонтного депо и смотри,- уже год нареканий никаких. Правда, прытью не блещут, но все добротно и надежно. Так что Викторович давай на понедельник «ковбоя» к Михалеву, а этого из пригородного, ничего с ним не поделаешь,- рож-денный пить в постели не годится. Александр Викторович сдержанно усмехнулся: - Все правильно. Вот только переживай теперь за твоего «ковбоя». Ха-ха-ха и вправду похож на этого в лодке: по озеру и сигаретой с верблюдом, и вправду «ковбой». Сейчас сидит, изучает наше трудовое соглашение. - Что на сегодня еще срочного? - Ничего особого. Расходные, металл, трубы - я все раздал. Теперь в понедельник пла-нерка. У тебя ко мне вопросы есть? - Пока нет, ты свободен. Можешь даже ехать на дачу - пятница, а у меня сегодня работа по бухгалтерии и по налогам, не идет отчет, ну никак не получается, - посетовал я. Александр Викторович ушел. Мне опять пришлось разворачивать целые простыни от-четности и вникать в цифирь. А погода за окном стояла чудесная. Цвело Кубанское лето. Конец июня, прекрасная пора. В полную силу входит все зеленое. Листва на деревьях изумрудная, еще не успели суховеи, прилетающие с Калмыцких степей, опалить своим зноем зелень. Недавно я по делам был в районе. Возвращаясь, остановился у лесополосы, на краю кле-верного поля перекусить. Какая прелесть! Всюду жужжали шмели. Колючие ветки южной ди-кой акации с мелкими листочками слабое укрытие от палящих солнечных лучей, но ветерок, властный южный морячок, веял от цветущего клевера такой благодатный аромат, что, вдохнув несколько раз полной грудью, я чуть не захлебнулся кислородом, даже закружилась слегка го-лова. Вот это бахч! Так говаривал мой сосед - алкоголик, правда, по поводу совсем других за-пахов. ГЛАВА 1. Теперь я думаю, настала пора рассказать о нашем малом предприятии, и о том, как я до-катился до жизни такой - буржуйской. Само собой, никакого наследства ни от кого я не получал, да и не мог получить. Пред-ставителей как теперь говорят, «привилегированных сословий» среди моих родных не наблю-далось. А небольшие сбережения, на которые еще возлагались скромные надежды, были в один прекрасный момент превращены в ничто фирмой «Егор Тимурович and K°». Не буду сейчас сильно распространяться на эту тему, тем более что пережил я потерю личных сбережений достаточно легко, хотя бы потому, что сумма даже по советским меркам была небольшая. Зато на некоторых моих знакомых после 1991 года было страшно смотреть, и невыносимо было слушать их причитания. Опыт подобного рода общения убедил меня гораздо эффективнее всех средств советской пропаганды в том, что не в деньгах счастье. Довольно интересное время открылось нам после того, как рухнула наша советская дер-жава, и не совсем мудрые и не совсем чистоплотные «герои» новоиспеченной эпохи стали учить нас жить по-новому. Что поделаешь, так всегда бывает в эпоху перемен. И каждый, каж-дый из нас увидел в этом многоликом, поразительно разномастном скоплении, в который вдруг превратилась «единая историческая общность – советский народ», что-то свое только ему по-нятное. Одни увидели возможность стать царьками на своей независимой малой Родине, другие совершать преступления вдоль и поперек, не считаясь ни с уголовными, ни с моральными зако-нами, третьи решили, что настало их время пудрить всем мозги через средства массовой ин-формации и так далее… Я оказался в числе тех, кто, преодолев свое совдеповское воспитание, стал относится к деньгам уже совсем по-другому. Теперь уже это были не просто талончики на «жизнь» и развлечения. Теперь это был капитал. Доставался он и трудно, и легко, мог быстро вырасти, а мог пропасть и прийти в негодность за очень короткое время. На пути к нему всегда выстраивалось большое количество «попутчиков», многие из которых были далеко не лицеприятны. И каждый из них подчеркивал свою значимость, постепенно наглея и увеличивая свои запросы, - наглость ведь тоже капитал. Может, прав был Гайдар и вся его команда, когда такими методами учили нас «основам рыночных отношений»? В армии, например, тоже учат жестко, даже жестоко. Макаренко офи-церы там явно не читают. Зато солдаты учатся быстро. Ну а если один-два погибнет, то не беда, - издержки производства. Так видно думали и наши правители, особенно из молодых, получив в подарок гигантскую страну с огромным и непредсказуемым населением. Скажу честно, подобные мысли стали приходить ко мне уже после славных времен по-беды демократии в нашей стране. Когда я уже, конечно не без помощи друзей, встал на ноги. Судьбе моей тогда уже можно было позавидовать - на вид дело развивалось самостоятельно и верно. Не так, чтобы текли золотые реки, но заказов было достаточно для безбедного существо-вания всего нашего небольшого коллектива. Но только лишь я знал истинную цель и меру су-ществования нашего предприятия, скрытую и диаметрально противоположную его видимой части. * * * В начале перестройки, когда государственный сектор в экономике не был разрушен, я работал на крупном предприятии, выпускающем продукцию в основном для перерабатываю-щей и легкой промышленности. Предприятие, крепко стояло на рынке в своем регионе, а часть продукции уходила даже за рубеж, более чем в тридцать стран мира. Даже Япония закупала наше оборудование, правда в качестве металлолома. Платили валютой, но валютных поступле-ний мы, как и водится, ни разу не видели. Все оседало в закромах Великой Родины. Между тем, строилось жилье, дети ходили в садик, отдыхали летом в пионерских лагерях на черноморском побережье. И еще на работе нам крутили незабвенную песню: «Веселей ребята, выпало нам», однако дела предприятия шли все хуже и хуже. И вот года через три, особенно после посещения делегациями некоторых государств кулуаров нашего министерства, цены на нашу продукцию резко упали. Почти все отечественные предприятия пищевой промышленности стали комплектовать-ся в основном из зарубежных поставок. Даже колхозы, пока не развалились совсем, начали за-купать охладители молока в основном с символом страны Восходящего солнца. И вот пред-ставьте себе, капиталисты в этот период, предварительно сговорившись, сбросили, опустили цены. Незамысловатый приемчик, в экономике именуемый «демпинг». Удавили, таким обра-зом, нашу промышленность. Тем самым расчистили себе сферу деятельности и на нашем рын-ке. Спустя три года, после начала перестройки предприятие, на котором я работал, в прямом и переносном смысле - рухнуло, провалилось. Продукция, выпускаемая для нужд перерабаты-вающей и легкой промышленности, не выдержала конкуренции с аналогами зарубежных фирм. Ничего не поделаешь. Волей - неволей, не получая зарплату за полгода и более, я начал искать себе другое применение, какой-нибудь заработок, впрочем как и многие другие. Бизнесмен из меня на пер-вых порах не получился. Подпольно разливать водку по подвалам, не хватало совести. В моем понимании это примерно то же самое, что торговать на барахолке женским бельем. На работу я приходил, да все без толку. Больно было смотреть, как в мучениях умирает завод, словно ог-ромный раненый зверь. Если раньше, для того чтобы обеспечить рынок в своем регионе продукцией мы посто-янно работали в две смены. Теперь же все склады предприятия и даже подъездные пути были забиты готовой продукцией. Крупнейший в округе литейный цех теперь отливал кладбищен-ские ограды, а цех ширпотреба начал штамповать таблички с названием улиц и надписями типа «не подходи во дворе злая хозяйка». Все. Конец. Более четырех тысяч человек остались не у дел. Как быть. Чем кормить семьи? Некоторые ушли в домашнее сельское хозяйство, чтобы содержать себя и хоть что-то продать, стали выращивать овощи и разводить живность. Я мало встречал удачливых землепашцев среди своих знакомых. Большую часть работников завода судьба выбросила на рынок, будем говорить на базар. Даже наш конструктор Анатолий - светлейшая голова и талантливый инженер - стал торговать на железнодорожной станции польскими карамельками, пить горькую, а напиваясь, рыдать. - Что делать Серега? Не нужны мы на х… в нашей стране! Не нужны инженеры, врачи, не нужны учителя, которые учат наших детей добру. Нужны жулики и менты, одни наворуют, а другие потом у них отнимают. Поделятся, и кураж наступает. А до нас нет никому никакого де-ла. Хотя нами тоже занимаются – налоговая инспекция и рэкет, попробуй не отдать за место и тем и другим, да знаешь еще сколько поборов. Так говорил мой друг Анатолий – инженер-конструктор от бога. Мне было искренне жаль таких людей, которые хотят и могут работать и зарабатывать, но что делать, когда за спи-ной у тебя трое детей, и их, хочешь, не хочешь, придется обеспечивать сейчас. Тем более, что после развала нашего могучего предприятия я сам оказался в подобном положении. А между тем проблема добывания средств к существованию, становилась для меня, как и для миллионов других моих сограждан, все острей. Многое пришлось предпринять вслепую, многое перепробовать, пока я не усвоил первые два урока, данные мне новой, страшной и про-тиворечивой жизнью: Первое: никогда ни на какой источник материальных благ не надейся, они как люди – рождаются, живут и умирают; одни существуют дольше, другие скоропостижно «двигают ко-ни». Чтобы не «лохануться» в один прекрасный день, всегда надо иметь запасное поле деятель-ности. Второе: если наступила ситуация в финансовом плане катастрофическая, то есть, в бук-вальном смысле слова «сел на нуль», не огорчайся, после нуля тоже ведь есть цифры, сущест-вование их закономерно, а значит и твой финансовый крах, который ты переживаешь сейчас, еще не самое страшное, что с тобой может случиться. Помни, что пока у тебя еще сохранилась способность осознавать – где ты и как, ты всегда можешь попасть в ситуацию похуже. Второй урок, преподнесенный, как всегда, исподтишка, я усвоил, переживая свой пер-вый финансовый крах, когда я и еще двое таких же горе-«бизнесменов» вываливали из грузови-ка в лесу под русским городом Брянском две тонны протухшего свиного сала в красивую бере-зовую рощу. Вырыли и закидали землей. Это был мой первый «пролет» на такую большую сумму. Первый раз в жизни я видел, как плачут крепкие мужчины, и плакал сам. Деньги на эту экспедицию собирали втроем. Собирали где только можно, то есть зани-мали. Собирали долго. Собрав нужную сумму, грузились на мясокомбинате. Солили это черто-во сало прямо в кузове автомашины. Еще когда грузили и солили, знающие люди говорили: - Не довезете хлопцы. Но нам бизнесменам-дилетантам, придуркам под мухой, не терпелось поскорей полу-чить заветный барыш. Загрузились, засолили и с «энтузиазизмом», на котором у нас часто все и держится, вперед, аж за две с лишним тысячи верст на Беларусь в город Бобруйск. А дорога - это серьезный, тяжелый труд - это «неописуенный кошмар», если не более того. За эту поездку мне и моим спутникам пришлось увидеть такое, о чем раньше мы не мог-ли и подумать. На каждом милицейско-ГАИшном посту требуется дать и не просто дать, а дать долю, именно – долю! Хорошо хоть документы у нас были более менее нормальные, с печатями и штампами ветеринаров и санврачей всех мастей, а сколько пришлось заплатить за это! Иногда доходило до совсем дешевых пакостей. Работник Государственной автомобиль-ной инспекции, одетый по форме, при погонах, с номерным знаком на груди, проверяя доку-менты, производил легкий кивок головой и стоящий рядом патрульный автомобиль срывался с места. Обычно проверка на стационарном посту заканчивалась положенным штрафом-обложением двадцать-тридцать тысяч, своеобразная такса за проезд, и куском сала килограммов этак пять не меньше, а это уже ментам на закуску. Вы трогаетесь в дальнейший путь, отъезжаете от поста на расстояние не более трех-пяти километров, /зачем ГАИ палить горючее/ вас останавливает экипаж патрульной машины, стартовавшей накануне от поста. Также, подчеркиваю, все совершающие это в форме и при погонах. Процедура изъятия вашего груза и денежных знаков, только в большем объеме повторяется. Не хочешь платить штраф? Тогда можешь загонять свой транспорт на штрафную пло-щадку, и пусть пропадает твой товар, гниет твое распрекрасное сало. Имеют полное право до выяснения обстоятельств задержать автомобиль до трех суток. На требование сотруднику ГАИ предъявить документы, или хотя бы объяснить причины штрафа подробнее, обычная грубая брань с воспоминаниями обо всех святых и твоих родителях, и угрозой примерить наручники, а то и воспользоваться табельным оружием за сопротивление при исполнении. Что в этом заколдованном кругу остается частному предпринимателю? Скрипя зубами, с болью в сердце отстегивать и выкладывать по требованию. Ничего не поделаешь. Жаловаться, доказывать свою правоту? Бесполезно. Кому? Сержантику, которому лет двадцать, двадцать пять, и который в доле с остальными. Либо идти записываться на прием к областному началь-ству по вторникам и четвергам с десяти до двенадцати. А сало твое тем временем будет попро-сту портиться, гнить. Что доказывать? Что не виноват ты, что просто не по форме прогнулся перед инспектором. Что документы у тебя куплены как надо, куплены потому, что бесплатно сейчас не удастся сделать приличные документы на самый пустяковый товар. Помнится, в Древней Руси существовало правило: «каждый, да держит вотчину свою», где за проезд по земле того или другого феодала надо было действительно заплатить. Ну, так давайте узаконим поборы на постах ГАИ, чтобы уже на посту висел прейскурант, существовали скидки постоянным клиентам, выпускались проездные билеты и т.д. Экспериментировать, так нам не впервой! Совсем по-другому дело обстоит с государственными грузами. Обычно там водитель, предъявив документы, вправе, при возникновении конфликтной ситуации, отдать под расписку ключи от автомобиля и документы на груз стражам порядка. Пусть загоняют хоть на сто штрафных площадок, пусть портится товар. Тогда ответственность за ущерб, нанесенный не частному лицу, а Государству, ложится на плечи работников органов ГАИ. Это документально может доказать любой адвокат средней руки, опять-таки получивший свое вознаграждение. Вот третий урок нашего нового времени: - Также как существует реальность настоящая и виртуальная, существуют в нашей стра-не и поборы, - официальные и виртуальные, в которых, между прочим, деньги участвуют впол-не реальные. Поборы эти, – которых как бы не существует, но всякий обязан их платить, часто значительно превышают поборы официальные и взыскиваются с несравненно большим рвени-ем, нежели последние. Поэтому суть третьего урока в следующем: когда надумаете что-либо затевать, сядьте и все вместе хорошенько посчитайте «без грима» во что может вылиться ваше предприятие материально, да и морально тоже. Не зря же А.Куликов, принимая кресло министра, запустил для проверки фактов жалоб грузовик-фуру с водкой из города Москвы до не менее знаменитого города Ростов-на-Дону /Ростов-папа/. Добился поразительных результатов: из сорока милицейских постов, не взяли только на двух! Известный Чеченский атаман Шамиль Басаев как-то, после теракта в Буденновске, ска-зал: - Можно, скупая на корню работников Государственной автомобильной инспекции, дое-хать не только до Москвы /столицы государства, как известно/, но и совершить круиз по золо-тому кольцу России на КАМАЗах или броневиках, с вооруженными до зубов моджахедами на борту. Лишь бы денег хватало, чтобы затыкать ненасытные глотки вонючих сержантиков - бу-дущих генералов. Плох тот сержант, у нас в милиции нет ефрейторов, который не мечтает стать генералом, /читай брать как генерал/, да и не его в этом вина. Само положение обязывает брать. Не берущих там попросту нет, их там не держат. Я знаю почему, но рассказывать не стану, - не хочется расставаться со своим водительским удостоверением. Брали, конечно, и раньше - было, нечего скрывать. Одно дело отдать улыбающемуся га-ишнику, который тебе объяснил за какое нарушение, в чем ты не прав, предварительно не за-быв представиться первым. Но теперь, когда у тебя вымогают не трешку, как было раньше, а с наглым видом и надменным выражением лица /и все при погонах/, чувствуя свою безнаказан-ность, вымогают по нынешним временам целое состояние. Однажды, еще в восьмидесятых, я зарулил против движения, что называется «против шерсти». Я признаюсь к своему стыду, частенько так делал. Улица безлюдная, мало проезжая и чтобы не давать круг, примерно километра в три, легче повернуть /пусть даже под знак/ и быст-ро проскочить метров триста незаметно против движения. Эдак раз и ты дома,- раз и в дамках. Вот я повернул и еду. Вдруг из-за пятиэтажного дома, можно сказать из засады, выходит и при этом поднимает жезл, дородного вида сержант-гаишник. Делать нечего, включаю поворот, жму на тормоз. Влип. Житейская история - бывает. Выхожу из авто. Он без лишних слов: - Попался? Я говорю: -Да. Он оглядел меня всего с ног до головы, потом с головы до ног, оценивающим взглядом. Нужно сказать зрелище занятное. Весил я тогда чуть-чуть за центнер, да и он сам примерно та-кого же роста, весил, наверное, столько же. Поглядел, на меня значит, и заявляет: - Что земляк, тоже с голоду пухнешь? Гони червонец. Я сначала ничего не понял, причем голод, причем пухнешь. Но потом дошло. И вдруг стало до того смешно, что я расхохотался. Он, глядя на меня, тоже не выдержал. Представьте себе картину. Посреди дороги стоят два здоровенных мужика и закатываются диким хохотом. Я без разговоров достал бумажник, рассчитался и уехал. Потом долго еще рассказывал приятелям эту историю. Смеялись вместе. Да, были времена.... А теперь? На дорогах наглость, беспредел. По-моему, я знаю, что с ними делать. Пример Китайской народной республики здесь бу-дет очень кстати. Их работники, контролирующие дорожное движение, неделю дежурят на по-сту, вторую неделю строят и ремонтируют дороги. Только в труде человек может проявить се-бя, свою суть. Показать, кто он есть на самом деле. В результате и дороги станут лучше, и ез-дить станет легче. В конечном итоге выиграют все. Особенно органы. Бездельник, взяточник не пойдет махать киркой и лопатой. Это не деньги «сшибать» из засады или с наглой рожей в два-дцать лет, оскорблять стариков. Именно труд сделал из обезьяны человека. А когда он постоянно загружен контрольно-учетными функциями, когда слишком часто чувствует зависимость других людей от своих ре-шений, то рискует превратиться обратно - в обезьяну человекообразную, оформленную (в смысле, - одетую в форму), вооруженную, наглую, жадную и злую. Эта болезнь называется - звездная болезнь. Не поддающихся излечению, разогнать всех к е…ой матери! Такие проекты «перевоспитания» нашего ГАИ мы с друзьями-компаньонами придумы-вали и обсуждали в дороге, по пути расплачиваясь деньгами и салом с каждым вновь возни-кавшим постом. По мере расхода материальных средств, закономерного итога «общения» с ав-тоинспектором, предложения становились все более смелыми и радикальными, все более укра-шались крепкими словечками в адрес ГАИ. Тут уже и я не знал что сказать. Когда так остро чувствуешь свою беззащитность, испы-тываешь чувство унижения и стыда за себя и за свою страну. Почему? По какому праву? Поче-му твоя страна не может защитить тебя, своего гражданина? Эти вопросы мы задавали себе уже в дороге. За те двое суток, которые прошли с момен-та начала нашей экспедиции, мы с большими трудами преодолели расстояние почти в две ты-сячи километров и достигли, наконец, пограничного с Белой Русью г. Брянска. Маршрут наш пролегал через Ростов-на-Дону, в Воронеж. Из Воронежа на Курск и Орел. В дороге мы потеряли такое количество средств, что наш груз можно было перевезти на самолете, а салом накормить целую роту бульбашей в течение недели, не меньше. Брянская таможня встретила нас неприветливо. Ответственный чиновник рассказал; до-кументы представляемые таможенному досмотру нужно было готовить еще дома, на месте, по-лучив при этом массу справок и паспортов с надлежащими согласованиями, подписями, печа-тями и штампами, и заплатив при этом таможенные пошлины и сборы в размере, составляющем примерно четверть от предполагаемой суммы выручки. Мы схватились за головы, - что делать? А делать что-то необходимо, причем срочно. Ведь товар - сало. Делать нечего, пришлось идти к шефу таможенной будки. И я направился туда. В жизни не приходилось видеть такого необычайно надменного человека. Выслушав мои пожелания, он четко и ясно, сверившись с инструкцией, сказал: - Нет. Но примерно минут через сорок, после моих домогательств, я увидел в его глазах алч-ный блеск. Через час, заплатив практически все деньги, имеющиеся у нас в наличии, мы пере-секли таки нашу, российскую линию таможенного контроля. Впереди нас ждала Белорусская таможня. Начались третьи сутки наших скитаний. Я бы даже сказал лишений. От поста до поста я ехал со все возрастающим, по мере приближения к Белорусскому таможенному посту, стра-хом. Увы, чудес на свете не бывает. Белорусская земля оказалась для нас непреступной. Чи-новник на Белорусской таможне оказался тверже и стоял как скала. Любые методы воздействия на него оказались безуспешными. Опять те же требования, опять бумаги с подписями и штам-пами, квитанции подтверждающие оплату. Когда я вышел из его кабинета, соратники по выражению моего лица сразу все поняли без лишних слов. Но это было только начало беды. В кузове грузовика появился запах. Я бро-сился к автомобилю и с ужасом унюхал таки запах разлагающейся плоти, удушливый запах смерти. Сердце мое едва не разорвалось на части. После стольких переделок в пути, передряг, потерять все. Сразу вспомнил и дом родной, и жену, и сына. Ведь там ждут и надеются. Нужно принимать решение, причем срочно. И я принял его без колебаний. Мы развернули грузовик на сто восемьдесят градусов и поехали в обратную сторону. Проехав километров пять по шоссе свернули и по наезженной грунтовой дороге углубились в лес. На краю солнечной поляны, под огромным дубом, остановились. Стащили с грузовика тент, расстелили его, начали выгружать сало, перебирая его при этом. Работа отняла почти пол-дня. Пришлось выбросить одну четвертую часть. Из шести тонн осталось примерно четыре. Его разложили по ящикам, с таким расчетом, чтобы их содержимое продувалось ветром. В котельной воинской части, находящейся неподалеку удалось достать восемь мешков крупной технической соли. Затем весь остаток дня мы перебирали и досаливали все, что уда-лось спасти – все четыре тонны. Решено было, на следующий день рано утром вывезти на пере-кресток дорог, неподалеку, килограммов триста сала с тем, чтобы продать и заработать на об-ратную дорогу‚ для решения вопроса с документами. Лететь решено было мне - самолетом. Раздобыть дома любой ценой, любыми путями документы, а сало тем временем дойдет, просо-лится. Во время выгрузки сала к нам подошел лесничий. Сначала вроде бы с претензией: - Нарушаете экологию. Но потом, когда понял в чем дело, принес две лопаты, и мы с его помощью перетащили подальше и закопали пропавшее сало. Узнав, в чем состоит наша проблема, лесник предложил свои услуги. Он мог за небольшое вознаграждениё, в виде семидесяти - восьмидесяти килограммов сала, провести нас лесными дорогами на Беларусь. Он говорил: - Дорога будет не из легких, в некоторых местах есть непролазная грязь, но рискнуть можно. В начале лета, после весеннего половодья, ехать по лесным дорогам - это устраивать поединок с природой, наподобие «Кемел – трофи». Только не на джипе «Дискавери», а на грузовике КАМАЗ, у которого проходимость по грязи равна ноль целых одна десятая процента. Но самая главная проблема заключалась в другом. Мы уже побывали на таможне, следо-вательно, раскрыли свои планы. По этой причине нас могли уже поджидать на лесных проез-дах. В случае задержания, по Белорусскому законодательству, нам вменялось: нарушение Госу-дарственной границы страны и контрабанда. Заключение под стражу следовало неминуемо, за-тем следствие, а на суде приговор, до десяти лет лишения свободы с конфискацией нажитого имущества. Идти на такой, по-моему, огромный риск, страшновато, да и просто глупо. Поте-рять сразу все: и жилье и, скорее всего, семью,- кто же станет дожидаться целых десять лет. В итоге мы остановились на том, чтобы, заработав денег на дорогу, лететь домой за до-кументами. Все-таки оставаться законопослушными до конца. Хотя Прибалтийские, /да и не только/ контрабандисты успешно пересекают Российско-Белорусскую границу именно в этих местах. По-видимому, все схвачено, как говорится. Прово-зят все, что хотят, начиная с дешевой порнухи, алкоголя и сигарет, заканчивая наркотиками. От нас в основном цветные металлы, да незаконных иммигрантов - китайцев с вьетнамцами. Как-то в пути, на ночной стоянке, мы видели грузовой КАМАЗ набитый косоглазыми репатриантами. Ночью они выбрались из машины и жарили на костре селедку. В округе стояла ужасная вонь. Представьте себе душистую селедку из бочки, еще жарить на костре. Такой шашлык я еще ни разу не видел. Они с аппетитом ели эту жареную сельдь и запивали ее рус-ской водкой, разбавляя последнюю фантой и колой. При этом веселились, плясали, прыгали во-круг костра. Веселье длилось недолго. Примерно через час, в самый разгар вакханалии, из кабины грузовика вылезли двое крепких русоволосых парней с дубинами. И в прямом смысле, при по-мощи этих нехитрых орудий человеческого общения, загнали веселящихся мелкорослых ребя-тишек в кузов под тент. При этом дико матерясь по-русски, с типичным прибалтийским акцен-том на С. * * * Закончив работу по повторной засолке оставшегося груза, обсудив вечером все детали на завтра, поужинав жареной картошкой с хлебом и салом, без обычных ста граммов /денег оста-валось в обрез, неприкосновенный запас на горючее в обратный путь, хотя еще и не добрались до места назначения - города Бобруйска/, легли спать, кто как сумел устроиться. Мне досталось место в кузове грузовика. Там я приспособил под лежанку несколько еловых лап, накрыв их двумя более менее чистыми мешками. Свалился, не раздеваясь, накрылся опять же мешком, быстро согрелся и уснул. Не знаю, сколько удалось поспать. Меня разбудил жуткий крик среди ночи. Вскочив на ноги, ничего не понимая, добрался до края кузова и вцепился руками в борт. Ночь выдалась темной, без луны, практически ничего не видно, хоть глаз выколи. Выпрыгивать через борт, по-армейски, я не решился. Черт его знает, что там произошло. Крик прекратился через некоторое время. Затем кто-то разжег заготовленный на утро костер. Плеснул из канистры соляры и бро-сил туда спичку. Костер вспыхнул сразу, ярким пламенем, сначала горела солярка, потом начал потрескивать сушняк. Я спустился на землю, подошел к остальным. Оказывается, один из нашей горе - купече-ской команды Илья Забуг, сильный, мускулистый мужик, выше среднего роста и не из трусли-вого десятка, расположился на ночь на краю расстеленного тента под самым стволом здоровен-ного дуба. Илья, постелив постель из пахучих еловых веток, расположился рядом с тем местом, где днем мы сложили ящики и мешки с салом. Теперь он стоит, переминаясь, у костра. Обычно мы никогда не видели Илью настолько перепуганным, - у него трясутся сразу и ноги, и руки, и голова. Слегка заикаясь, рассказывает: - Лежу я значит, сплю, и снится мне мой дом, в котором жили раньше с матерью, на краю Кубанской станицы, и как будто мы с пацанами погнали коней купать на речку. Мчались, конечно, галопом, быстрее ветра. Прискакали к речке. Коня направляю к воде. Не идет в воду, сопит не идёт. Я его босыми пятками под ребра, все равно стоит как вкопанный, не хочет идти, только сопит сильнее. А конь хороший, Ворончик. Черный как грач, поэтому и Ворончик. Даже чувствую его горячее дыхание, не идет. Потом, он слышу, зарычал, тихонько, как например собака рычит. Что за ерунда думаю, конь рычит. Проснулся и что же вижу? Вернёе почти не вижу, а слышу и чувствую. Огромная харя обнюхивает мне лицо, при этом тяжело дышит, горячим, вонючим перегаром и потихонечку рычит, так порыкивает. Вот тебе и конь Ворончик. Тут я спросонья так перепугался, страсть, да как заору. Ну, думаю, пришел мне писец, зверь такой северный. Вы все наверное слышали, как я орал. - Слышали, слышали - почему-то ответили мы хором. - Когда я начал орать, да еще так сильно, это зверь, скорее всего это был медведь огром-ных размеров, как ломанется от меня, только я и слышал, за поляной нашей, где мы стоим, хруст ломаемых медведем веток. Выходит, что он тоже перепугался. На него напала, наверное, медвежья болезнь. Ему хорошо, он хоть без штанов. Сбежал подлец. Видимо сало унюхал, а тут я. Выходит спас я общее добро и мне за это причитается. - Чего тебе причитается, Илюша - спросил Шахов, еще один участник нашей коммерче-ской группы. - Штаны в клеточку тебе причитаются, наложил, наверное, в свои со страху-то? - Эх, Шах, ты бы помолчал, вечно со своими прибаутками. Не было ничего и не было! Понял, несчастный любитель сала и цыбули – лука с чесноком. Все уже смеялись. Шутка была уместна. Шахов сквозь смех задыхаясь произнес: - Я то грешным делом подумал, и с тобою медвежья болезнь приключилась, брат. Мы еще долго смеялись. Водитель наш Савелий Кузьмич Платов, усы точь в точь как у казачьего атамана Платова, рассказал, что, будучи в Ленинграде, праздновали юбилей в шикар-ном ресторане. Там на горячее подали экзотическое блюдо - медвежатина под клюквой в собст-венном соку, с хреном. Так вот, он сам не знал и никто из присутствующих ему не рассказал, что такое медвежья болезнь. По простоте душевной, наш Савелий Кузьмич, запил медвежатину стаканчиком «Нарзана». Напротив сидела интересная дама. Когда Кузьмич глотал минералку, очень мило ему улыбалась. Началось практически сразу, уже через несколько минут. Едва ус-пел добежать до заведения с двумя нолями и шляпой. Хоть и бежал, говорит, быстро. Задумано так было, а может и нет. Ну да бог им судья. Вот, что такое медвежья болезнь. А съел кусочек хозяина тайги, запил водичкой и заболел… Наутро мы выбрали место для торговли у развилки двух дорог, рядом с кафе под назва-нием «Дубрава». Приехали мы туда рано, в начале восьмого. Поставили рядом с грузовиком раскладной стол, на стол весы. Очистив ножом соль, разложили наш товар. Нужно сказать, когда я соскреб соль и разрезал крупный кусок кубанского сала толстый и розовый, с тонкой мясной прослойкой, внешний вид мне самому очень даже понравился. Та-кого бы нарезать тонкими ломтиками, да на тарелочку (с голубой каемочкой), да еще огурчик малосольный, да кусочек ржаного хлеба да все это под рюмочку. Вкуснотища. Но местные жители, судя по всему, не торопились восхищаться вместе с нами. Мы стояли уже около часа. Торговли никакой. Только из проезжающих грузовиков люди удивленно смотрели на нас. Не принято, видимо здесь, на краю земли русской, торговать салом на перекрестках. Еще когда ехали, Платов говорил мне: - Если первым покупать будет мужик, это к добру. Первому покупателю нужно усту-пить, сбросить цену и как только купля-продажа состоится, похлопать купюрами по товару, бу-дет удача. Если же первой покупать будет баба, да еще толстая впридачу, добра не жди. Прода-вать ей конечно нужно, но как только она купит и будет уходить, нужно незаметно сунуть ле-вую руку в карман, скрутить дулю, потом повернуться направо и сплюнуть три раза через левое плечо. Так учила его родная бабушка. Но к нам не подходили почему-то ни мужчины, ни женщины, ни одного покупателя. Только автомобили проносились туда и обратно, не снижая скорости, хотя на обочине, недале-ко от нашего торгового места был установлен дорожный знак, предписывающий - движение со скоростью, не превышающей сорока километров в час. - Гаишников на них нет, - угрюмо бормотал Савелий. Ровно к восьми ноль ноль в кафе «Дубрава» стали собираться работники. Сначала при-катил старенький зеленый «Москвичок» изготовленный в столице солнечной Удмуртии, - горо-де Ижевске, никак не позже третьей пятилетки. Заскрипев натруженными тормозами, остано-вился у парадного входа. Из него, вышла дородная мадам лет тридцати пяти - тридцати восьми. - Фешенебельная барышня, рассчитывая, а скорее раздевая ее глазами, тихонько сказал мне Савелий Кузьмич. Важно ступая, она преодолела десять шагов, остановилась у входной двери. Открыла толстенькими пальчиками, с красными ноготочками, черный редикюль, извлекла из него связку ключиков, нашла подходящий, сунула в замочную скважину, не спеша повернула, замок щелк-нул и дверь открылась. Но, прежде чем шагнуть, она с высока как-то искоса оглядела нас /как рублем одарила/. Затем промолвила командирским голосом: - Это еще, что такое? И не дожидаясь ответа, вошла в помещение. - Вот это да! – восхищенно сказал Савелий. - Сразу видно шахиня, /так обычно называли заведующих столовыми, ресторанами, магазинами.../ от слова шеф. «Москвичок» зарычал, как здоровенный пес и уехал. Спустя минуту, на велосипедах приехали еще две женщины, открыли ворота на задний двор, закатили туда свой транспорт. Они выглядели гораздо проще. Одна постарше, лет сорок на вид, другая совсем молоденькая, едва за двадцать, с рыжими волосами и конопушками на маленьком носу. Та, которая старше смело подошла к нам и спросила: - Откуда же, вы такие мужики будете? Мы ответили: - С Кубани. Она, не спрашивая, взяла с нашего стола нож, отрезала тоненький кусочек сала и поло-жила на язык. Я видел, жевать не стала. Удовлетворительно покачав головой, произнесла: - Ах сало, чудо сало. Но вам его надо побыстрее сбывать. Чуть-чуть, немножко отдает уже. Возьми, попробуй, Зинуха. Девушка отрезала ломтик, пожевала. - Да нет, все нормально, мы такое под Новый год возили в город Жлобин. Пересыпали семечками укропными и чесночком переложили, доехали и продали, за будь здоров. - Послушайте - сказал я. - Мы тоже едем на Беларусь в город Бобруйск. Уже три дня и три ночи в дороге. А неприятности на каждом шагу, и таможня через границу не пропускает, и горючее почти на нуле, и товар начинает портиться. Будьте добры, подскажите, куда бы сдать, продать, сбыть это чертово сало. - Мальчики, а много его у вас? - спросила женщина. - Много, тонны четыре и две уже выкинули. Да, дела - покачала головой женщина. Ребята, знаете, у нас здесь почти в каждом дворе держат поросят. Кто по одному, кто по два, а кто и больше. Есть, специально выращивают штук по десять, пятнадцать, для белорусов. Так, что у нас с салом, сами понимаете… В общем, вам надо в Беларусь. - Тихоновна, а что если - вмешалась Зинуха – а пусть поговорят с Макагоновой - нашей завшей. Может она знает куда. Может в городе можно сдать, в заготконтору какую или в столо-вую - сказала девушка. - Попробовать можно - кивнула Тихоновна. - Пойдем за мной - сказала она мне. Мы вошли в кафе, проследовали через зал на кухню, там, в конце коридора находилась конторка «шахини». Женщина постучала в дверь. Мы вошли. Дородная руководительница си-дела за столом, перед ней были разложены бумаги. - Галина Андреевна с Вами хотят поговорить - без тени смущения произнесла Тихонов-на, затем развернулась и вышла. - Это Вы – взглянула уже помягче Галина Андреевна. - Говорите, что нужно? А второй где? Этот с усищами. Я когда заходила на работу, пока-залось, он меня разденет глазищами-то с усищами - и она чуть смутилась, - съест. Засмеялась - Говорите. Я начал с того, что в общих чертах объяснил коротко сложившуюся ситуацию. Что нам необходимо продать хотя бы часть товара, чтобы на вырученные деньги продолжить наше ме-роприятие. Да, задумка конечно у вас неплохая. Чуть-чуть вы не дотягиваете. Я, в общем-то, знаю, скорее, предполагаю как помочь вашему делу, но для этого нужно время и транспорт, хотя бы доехать до поселка и позвонить оттуда, из дома. На попутке я не поеду. На велосипеде бы по-ехала, но уже не те годы, да и все смеяться будут. Галка на старости лет... А, что? - она рас-смеялась, смотря мне прямо в глаза - Ты меня сажаешь на велосипедную раму, сам за педали. И мы по деревне с белым развевающимся шарфом. Каково,- а!? Она рассмеялась красивым грудным смехом. - Это же какой велосипед нужен, какая рама, чтобы нас с тобой двоих выдержал, - как представлю, ой батюшки! И, наверное, спохватившись, сообразив, что разговаривает с совершенно незнакомым человеком, переживающим далеко не лучший период своей жизни,- это у него написано на ли-це, сразу каким-то другим голосом сказала: - Да не влезу я уже на эту раму, по габаритам не пройду… - Не до смеха мне сейчас, Галя, пойми, - отозвался я. - А сколько его сала то? - Было шесть осталось четыре. -Тонны? - Да! Ох, и серьезные вы мужики. Откуда же вы будете такие? - С Кубани мы. - Ага, казаки значится, особенно этот с усами, ну просто вылитый Матвей Савельевич Платов, был вроде такой атаман раньше, граф, - весь Петербург, женскую его часть в смысле, к себе притязал. - Он и есть Платов, правда Савелий Кузьмич, но фамилия у него настоящая, казачья, а тот Платов был Матвей Иванович, ну а по женской части и наш тоже не промах, - сам не зная, почему парировал я. - Божечки, надо же, ну прямо как с картины сошел как две капли воды похож. Ладно. Она встала. - Я сейчас переговорю с девчатами, а вы пока загрузите ваше сало от греха подальше. Тут этот Степанюга, гад ползучий, участковый наш, паразит, каждый день на меня по протоко-лу пишет, а то и по два, чтоб ему... Если он тебя с этим салом поймает, он же с тебя с живого не слезет. Понял? Пошли. Пальчики с красными ноготочками щелкнули ключиками в замке. Она пошла совещать-ся, я загружаться от греха подальше. Мы с Платовым не успели еще поднять в кузов стол, весы и ящик с салом, как появилась Галина Андреевна. Я был на верху, в кузове, Савелий подавал. Она кокетливо обошла вокруг грузовика, приблизилась к Савелию Кузьмичу, пышная, белоли-цая, по-своему неотразимая. Встала напротив него, уперши пухлые ручки в крутые бедра. - Дозволь мне помочь, атаман Платов. Савелий Кузьмич, парень тоже не промах. Он тыльной стороной ладони пригладил буй-ный ус. - Так боже ж мой, завсегда рады добрым людям. Она подошла к столу, начала собирать на лоток сало. Савелий стоял сзади. Сложив сало, она взяла со стола нож, большой тесак, которым разделывают животных и повернувшись к Кузьмичу, с усмешкой растягивая слова и делая ударение на последнем слове проговорила: - Вот бы и подрезать тебе усс… Знал бы наших партизанок Брянских! - За, что ж такая немилость, я ж не успел еще с Вами ничего такого сделать, дорогая, - вытаращив глаза, отчего усищи у него на лице вообще буквально встали дыбом, отвечал Савелий Кузьмич. - Ах, паразит, значит, ты уже и делать собрался? Вот дает. Вы все такие казаки? Как ска-жу своему Женечке! - Это тот, который Вас утром привез на работу, на «Москвиче»? Не пойдет, серьезно Вам заявляю. Так Вы ж посмотрите на него и на меня? Есть разница? Весовая категория не подхо-дит. Мелковат он для Вас. Савелий явно распушил хвост и пошел гоголем. Он попытался даже ущипнуть ее. - Ох! Как хочется до Вас дотронуться, аж невтерпеж, - шутливо сказал он. Но она подня-ла нож на уровень пышной груди: - Только без рук. Глянь на него. Разок увидел и сразу дай ему! Шутливая перепалка явно затягивалась. Я, сверху видя это, и изо всех сил пытаясь быть серьезным, рассудительно сказал: - Ты же знаешь Савелий. - Знаю. Мы благополучно загрузились и направились в поселок. По дороге я рассказывал Галине Андреевне о наших приключениях - злоключениях. Она только разводила руками от изумления и поминутно вставляла «Ох, Божечки»: - Я думала только Степанюга у нас один такой, а они оказывается, милиция эта, все од-ним миром мазаны! А Савелий, сидя за баранкой, постоянно накручивал свои кавалерийские усы. Пару раз я даже хотел ему напомнить, чтобы почаще смотрел на дорогу. Судя по всему, не на шутку завела его Галина. Позже он говорил мне: - Бывает же, сразу зацепила. В мои-то годы! Много отдал бы за ночку с ней. Ох, женщи-на, ох стерва. Такое со мной выделывала, видел? Ох, молодец. Есть же... Повидал в жизни де-вок, и скажу тебе как другу, - с такими самое интересное. Кровь по жилам быстрее начинает бежать, ох умница. Завидую я этому «дохлику», что и говорить… - Так, беседуя о превратностях судьбы на наших дорогах, мы добрались до поселка, в ко-тором проживала шахиня – Галина Андреевна. Благо не далеко. Первым делом на телефон. По межгороду начали созваниваться с Брянском. С базами, рынками, магазинами, столовыми, с хо-рошо знакомыми Галине людьми и не очень. Прошел час - результатов ноль. Галя все время успокаивала: - Не переживай, казаки, не такое бывало, не пропадем. Странное дело, совсем незнакомые, посторонние люди, которых мы встретили у кафе, можно сказать на большой дороге, отнеслись к нам с добротой и пониманием. Зачем нужно той же Галине Андреевне бросать свой уютный кабинетик и заниматься нашими проблемами. Ни-какой материальной выгодой, барышом здесь и не пахло. Наоборот. По моим только приблизи-тельным подсчетам телефонные разговоры по тарифу превышали месячную зарплату инженера на нашем заводе. Вот уж действительно, что ни говори, чужая душа – потемки… Тем временем борьба продолжалась. На вопрос «Примете ли сало?» начиналась полемика. Шли сначала обычные для оптового покупателя вопросы: сертификат, карантинные документы, откуда товар, цена, форма оплаты, доставка. Галина Андреевна срывалась на крик, говорила в трубку: - Сало хорошее. Привезли с Кубани. Хорошее, хлебом кормленное, толстое, ровное, с прослойкой розовое. Сама бы ела, да столько не съешь. Потребкооператор наотрез отказал: «Со шкурой не берем». Магазины соглашались брать на реализацию, с условием выплаты, как объясняли поэтапно, по мере реализации. Заведующий заготконторы на рынке сказал: - Привозите, все заберу. Но выставил цену… ниже закупочной цены в полтора раза. Впоследствии сведущие в этом секторе рынка люди сказали мне, что такая цена даже у нас на Кубани на подобный товар смехотворно низкая, что легче застрелиться, чем продать его с такими условиями, если конечно сало не ворованное. Не знаю, может быть, подобные надежды лелеяли деятели местной потреб-кооперации? Может быть, им не впервой осуществлять такие комбинации? Процесс шел. Мы сидели на чистенькой кухоньке, она звонила, я записывал адреса и ре-зультаты переговоров. Савелий кипятил чай и делал бутерброды из колбасы с булкой, любезно предоставленных хозяйкой. Что же получается? Со всех сторон, как не крути, нашему предприятию подошел полный крах. Материальный, финансовый и моральный капут. Опять вставал вопрос: что делать? Не сдирать же, в самом деле, шкуру с того, что осталось и потом подкрадываться, прогнувшись, к этому потребкооператору: «прими, мол, пожалуйста», а он, сидя своем кресле, будет диктовать тебе условия. Примет, вложит в товар свой интерес и будет потом выдавать тебе деньги через бухгалтерию в течение многих лет, по мере реализации, как говорится. Если вообще отдаст. Начнет изворачиваться. Я, даже не видя его в лицо, представлял сытую рожу, плавно перехо-дящую в задницу, плотно сидящую в кожаном кресле. И секретаршу его, лет эдак на двадцать моложе. В кабинет не пройдешь, нет. Секретарша грудью станет у порога. Про грудь пока гово-рить ничего не буду, сам не видел, чего зря болтать. Напряжение возрастало. Савелий Кузьмич сидел и уже не крутил свой ус. Галя встала, открыла холодильник и извлекла оттуда поллитровку. Мы сидели молча, притихли. Во все гла-за смотрели на хозяйку. - Чего вылупился, усатенький? - обратилась она к Савелию. - Беги в свой грузовик, тащи шмат сала. Савелий вышел. Она достала две пузатые рюмки, наполнила их до краев. - Давай, казак, за удачу. Не чокаясь, выпила до дна. Я последовал ее примеру. Она завинтила пробку, убрала бутылку обратно в холодильник. Вернулся Савелий. По-ложил на стол большой кусок сала, но есть мы его почему-то не стали. - Это я так для храбрости, - сказала она. - Не может такого быть, пристроим мы твой чертовый наркотик для народа, я не я буду. Позвонили на армейские окружные склады. Отказ. Сало не принимают. - Везите говядину, свинину, везите крупы, сахар, муку - будем работать. Под ложечкой у меня противно засаднило. Круг суживался. Результатов никаких. Что же делать? Галя сидела, оперев голову на согнутую в локте руку. - Послушайте, мужики, есть последний шанс, последняя надежда. Прошлым летом я от-дыхала в Карпатах, в санатории, там познакомилась с интересным дядечкой. Он начальник управления исправительно-трудовых учреждений, - УИТУ нашей области. Ну, там все как во-дится, рассказывать долго не буду. Скажу главное: когда я уезжала, он дал мне телефон и ска-зал: - Обращайся ко мне, Галюнчик, в любое время дня и ночи, если нужна будет помощь, а помочь я могу во многом. Я еще ни разу к нему не обращалась с тех пор, давай испробуем. Ведь кормят же они зе-ков чем-то. Если даже это не сработает, тогда не знаю, что и делать? Не знаю, чем вашему горю помочь. Она встала, вышла в комнату. Савелий, хватаясь за голову, мотая ею из стороны в сторо-ну, произнес: - Ну, какая женщина! Я бы полжизни отдал и глазом не моргнул. Я б ее скушал! - Да, помолчи ты. Тоже «Казанова» нашелся. Вернулась Галя, принесла визитку. От выпитого щеки ее стали румяными, глаза забле-стели. Савелий беспокойно заерзал на стуле. Она бросила на него уничтожающий, можно ска-зать испепеляющий взгляд. Присела на край стола и стала накручивать аппарат. Дозвонившись: - Девушка, будьте добры, Йозефа Алексеевича, да, скажите по делу. - На прием? - Нет, это междугородка, скажите межгород, будьте добры. - Знакомая? - Да, знакомая, - она закрыла трубку ладонью. Вот гадина, но сейчас соединит. Прошло некоторое время. - Йозеф Алексеевич? Здравствуй. - Пауза - ни в жизни не угадаешь, нет - пауза - нет, Га-лина Андреевна. Да - нет ничего удивительного, ведь не разу по телефону не разговаривали. Как встретиться? Далеко очень. Ладно, потом поговорим. Теперь, Йося, слушай внимательно. Приехали мои знакомые, привезли товар, нужно помочь сбыть, сдать - пауза - товар, сало. Че-тыре тонны. Она кивнула мне, я сказал: - Четыре. Она повторила - Да, четыре. Документы в порядке и качественный, и карантинный сертификаты. - Пауза - Йозеф, ты все помнишь? Что было помнишь? Что обещал? - наступила тишина, пауза. - Ладно, когда я уезжала не дала свой телефон, теперь пиши. Она продиктовала номер своего телефона затем код, я тоже записал. Они еще поговори-ли немного на личные темы, потом она положила трубку, встала, потянулась, будто кошка. По-том расслабляясь, глядя на Савелия угасающим взором. - Ох, чего ж мне это стоило, Савелий! – она расслабила плечи. - Как будто ночь с тобой переспала, с казаком усатым. Ладно, шутки шутками, а вроде бы договорилась. Обещал помочь. Поможет, куда денется. Ты же слышал. Хочет, ой как хочет встретиться. А ты, Савочка? Савелий сидел как пришибленный. - Хочу, - уныло пробормотал он, потом не выдержал - Ох, и стервы вы бабы! Она, глядя на него в упор, презрительно: - А вы, мужики, кобели вы все, потом махнула рукой, - Ну, да ладно, дела житейские… Посидели, помолчали. - Так теперь смотрите мальчики. Колесить на вашем КАМАЗе за шестьдесят километров, наверное, ни к чему. Сейчас поедем, отпросим моего Женечку с работы, он у меня токарит, то-карь наивысшей квалификации, - сказала она, явно гордясь мужем. - Да жалко за квалифика-цию, за эту, сейчас ничего не платят. Зальете ему в бак бензина и вперед. Сейчас одиннадцать часов, начало двенадцатого, в час дня будете на месте. - Смотри, Сергей, аккуратно там. Представишься мужем моей подруги, учились вместе. Цену себе держи. Набери в чистый ящик сала, самого отборного, есть ящик пластмассовый, не то я дам. Не понесешь же ты его в открытую? Возьмешь у меня белой бумаги оберточной, что-бы при одном виде слюнки потекли, понял? Надо представить товар лицом. Еще хочешь? - кив-нула она на холодильник - я наотрез отказался. - Не до того сейчас, ни к чему. - Правильно - одобрила она. Мы втроем вышли из аккуратного белого домика, ключ повернулся в замке, замок щелк-нул, белые пальчики с красными ноготочками ловко сунули ключ в черный ридикюль. Мы за-брались в КАМАЗ и тронулись. Отпросить Евгения с работы не составило особого труда. Он только и сказал: - Сейчас помою руки и переоденусь. И уже через десять минут был полностью готов. После того как его зеленый «Москвич» тронулся вслед за нами, Галя перебралась в машину к мужу. Пока ехали по асфальтовому шоссе, Савелий Кузьмич прочитал мне целую лекцию, на тему «женский вопрос». После того, что произошло сегодня, я начал ценить его, прислушиваться к его речам. Ведь если бы не он, не его яркий, живописный казачий колорит, умение вовремя подыграть и т.п., еще неизвестно как бы нас приняла наша новая знакомая, да и приняла бы вообще. Стала бы поднимать заново такие страницы своей жизни, которые изо всех сил хотела забыть, выбросить как будто и не было их никогда. С огромным возмущением, видя во мне благодарного слушателя, а себя, наверное, счи-тая большим экспертом в данном вопросе, Савелий говорил: - Ты представляешь, как она там лечилась, в этих Карпатах. А доктор кто, милиционер, ха-ха-ха. Да если бы моя жена, да если бы я только узнал, да ремень бы снял и т.д. и т.п. с окон-чанием. Вот и пускай мужнюю жену одну лечиться. Никогда и ни за что. В жизни бы не отпус-тил свою. - Савелий, а как же ты в командировки ездишь, ведь часто? - Моя нет, моя из деревни. Больше похожа на старшую, из тех, что подходили к нам у кафе. Себе ничего такого позволить не может. Я работаю, зарабатываю на хлеб. Она детей рас-тит, хозяйство опять же все на ней. Стирает, готовит, убирает, за детьми, за скотиной, за огоро-дом смотрит. Так набегается за день, некогда ей ширли-мырли разводить. При доме женщина… - Да, подумал я, казак ты Савва действительно на все сто, но вслух этого не сказал. Мы проехали несколько километров по трассе, затем свернули на грунтовку, ведущую к нашему лагерю. Несколько минут езды по красивому светлому березовому лесу и мы на месте. Но, что это? Встречать нас никто не вышел. Савелий заглушил двигатель. Я спрыгнул на землю и услышал пение Ильи Забуга. Когда я обошел вокруг дерева, под которым мы сложили груз, глазам открылась следующая картина. Илья, голый по пояс, вскарабкался на нижнюю ветку дуба, обнял ее ногами, раскачива-ется, при этом машет зажатой в правый кулак синей рубахой. Он поет, скорее, орет песню со-стоящую из малопонятного набора слов с припевом: «лучше водку пить и веселиться, лучше баб е…ть /в общем любить/, чем воевать!». Лесничий, наш вчерашний знакомый лежит под веткой, на которой сидит Илья, почему-то вниз головой. Ноги на пустом ящике, туловище, в районе таза, лежит на втором таком же пустом ящике, голова ниже на брезенте, левая рука под туловищем, правая протянута вперед и в ней зажат граненый стакан. Рядом еще один ящик. На нем, застеленном газетой, хлеб, лук, на-резанное кусочками сало и главное,- оплетенный лозой трехлитровый стеклянный баллон, с мутноватой жидкостью, опорожненный на две трети. Мне сразу все становится ясно. - Твою ж мать так... Недалеко, упираясь в дерево, стоит огромная дубина. Ее еще утром вырубил Илья. Как он говорил, для защиты от медведя. Я хватаю эту сучковатую жердь, подбегаю к Забугинскому насесту и замахиваюсь, хочу сбить этого гада с ветки. Но не тут то было. Просто не могу дос-тать, высоковато сидит. Убедившись в тщетности своих попыток, я отскакиваю шага на три в сторону и с яростью, широко замахнувшись, что есть мочи, запускаю дубинку в певца. Его сча-стье, дубина со свистом пролетает рядом с его ухом. - Эх, промазал! Но потом на полной скорости снаряд влетает в рубаху, которой певец вертит над голо-вой. Запутывается в ней и по инерции вырывает ее из рук. Рубашка вместе с дубиной улетают в северном направлении. Артист еще сидит на дереве, но сидеть уже ему не долго, равновесие потеряно. Сперва медленно, потом все быстрее и быстрее Илья заваливается на бок. При этом ноги его не разжимаются, он переворачивается вниз головой и зависает как акробат. Зрелище явно не для слабонервных людей. Упасть не дают сцепленные ноги, но тут они постепенно на-чинают разжиматься. Падение неизбежно. В этот момент ко мне подбегает Савелий потом Же-ня. Мы втроем подхватываем летящее к земле тело и медленно, чтобы не повредить, опускаем на брезент. Немного успокоившись, я взял канистру с питьевой водой, открыл ее и начал лить про-хладную воду на голову лежащему Забугу. Он сначала фыркал как лошади из его вчерашних снов, но затем при вдохе, вода видимо попала ему в нос, он стал чихать и кашлять. Открыл глаза. Как видно, ничего не поняв, опять закрыл их. Снова попытался повернуться на бок. Я снова повторил процедуру. Галя, стоявшая поодаль и наблюдавшая всю эту сцену, смеялась с нас до слез. Забуг тем временем, приходя в себя, приподнялся и сел, качаясь из стороны в сторону. Он сидел в луже, пропитанный водонепроницаемым раствором брезент не пропускает сквозь себя влагу. - Пусть посидит, ему на пользу. Оглядываюсь вокруг. Груз на месте, укрыт еловыми ветвями - лапами. Немного успо-каиваюсь. Вроде бы все как было с утра, так и есть, на месте. Груз не тронут. Забуг, вот он, си-дит в луже и икает. Лесничий спит вниз головой и храпит, вот Шахов, где Шахов… Я нагиба-юсь над сидящим Ильей и для приведения его в чувство, сначала не сильно, отпускаю несколь-ко пощечин. Он мотает головой из стороны в сторону. Восприятие окружающего медленно воз-вращается к нему. Я увеличиваю силу пощечин,- ему это явно не по душе. - Отстаньте от меня, что привязались, прямо гестапо. Вот сейчас мне надоест, и я вам покажу. Зная его огромную физическую силу, пришлось отступить на несколько шагов. Илья по-пытался встать. Он сначала встал на колени, сделал рывок, попытка оказалась неудачной,- зава-лился набок, тут я облил его еще разок. Он взревел диким матом. Облил еще. Он сдался. Сел начал проситься, - Люди, отпустите меня домой. Я больше не могу. Устал. Меня ждут дома. Я еще раз окатил его из канистры. На этот раз Илья резво вскочил на ноги и побежал прочь. Но бег продолжался недолго. Будто что-то вспомнив, он остановился, медленно обер-нулся и пошел назад. Лицо его теперь приняло нормальное выражение. Подойдя к нам ближе, он остановился. - Сергей, понимаешь, так получилось. Он икнул и продолжил. - Это все лесник, будь он не ладен. - Что лесник? Где Шахов? Илья стоял и молча глядел в землю. - Говори, не молчи. Да, как же вы могли такое утворить? Говори где Шахов? Илья, опять икнув, сказал: - Шахов пошел купаться с молодыми доярками на пруд. - С какими доярками!? Какой пруд!? Что ты болтаешь? - С молодыми, это лесник ему рассказал. Вместе собирались идти, но лесник заснул, сла-боватый он мужичок. Выпил три стакашки и заснул. Видишь, лежит, храпит. - Да, вы, что тут с ума все посходили, компаньоны сраные! Еще раз спрашиваю, где Ша-хов!? Последний раз. - Я же говорю: пошел купаться с молодыми девками, которые доят коров и поэтому на-зываются доярками, он с ними пошел купаться на пруд. Неужели не ясно говорю. - Где ты видел доярок, чучело. - Нет, я не видел, я не пошел. Остался охранять наш склад. - Хорошо. Как ты оказался на дереве? - А на дереве, это я отгонял коршунов. - Каких еще на х… коршунов!? - Налетели проклятые. И вот я полез повыше, чтобы достать. - Мамочки родные, бляха муха, ну с кем же связался, ну с какими же …!? Теперь уж не выдержал и запричитал я. Тут ко мнё подошла Галя. - Вот, что Сергей, время. Вы с Евгением поезжайте в Брянск, ведь договоренность есть. Нужно сегодня же успеть. Я на работу сегодня уже не пойду, мы с Савелием Кузьмичом разбе-ремся здесь, что к чему. Наведем порядок. Наведем, Савелий? Савелий Кузьмич кивнул - Правильно надо дело делать. Я полез в кабину КАМАЗа, достал из сумки парадные брюки и свежую рубашку, пошел переодеваться за грузовик. Следом за мной побрел Илья, виновато опустив голову, всем своим видом напоминая побитую собаку, которую к тому же еще и насильно выкупали уличные маль-чишки. Он почти пришел в норму и рассказывал смущаясь, - Как, вы утром уехали на торговлю, мы с Шаховым нарубили в ельнике веток, накрыли ими ящики, поставили тайничок. Через некоторое время явился лесничий и принес этот бидон. Говорит медовуха! Высший класс! Сам делал, на меду диких пчел настаивал. Я и Шах сначала вроде бы как мялись, но лесник открыл баллон, достал стакан, из сумки хлеба горбушку, лучок, я порезал сала. Посидели, покурили и решили большого греха не будет, если по маленькой пропустим. Пропустили по одной, и знаешь, вроде бы ничего, пошла. Потом долго сидели, разгова-ривали, закусывали, курили. Потом решили повторить. Повторили. И ничего. Вроде как слабо-вата оказывается медовуха. Разговор у нас пошел за охоту, за рыбалку. Потом за женский пол, за милых дам. Ты же знаешь нашего Шахова, Шаховича, он до девок прыткий. В разговоре, лесничий сказал ему ме-жду делом, что здесь недалеко находится ферма с молодыми доярками. - Ни с коровами, ни с телками, а с доярками? - Да, так и было, так и сказал, но это уже после третьего раза. Шахов наш ну просто из-велся. Все просил лесника рассказать, где эта ферма находится, Я ему, - ты сдурел? Он мне на это: «Ты Илья посиди здесь, я быстренько управлюсь. Потом, когда вернусь, тебя отпущу. До-говорюсь там. Представляешь, ты придешь, а тебя уже ждут». Лесник рассказал-таки, где находится ферма. Сначала и он собирался идти, но потом пе-редумал. Сам, говорит, не могу, сплетни начнутся в округе жена со свету сживет, но третью по-тянул, вдруг повеселел. А, говорит, была, не была, разве я не мужик в свои сорок. Шахов засобирался всерьёз. Я ему,- может не будем дурака вываливать, но он налил в бутылку из под минералки медовухи и сколько я его не уговаривал, не помогло, пошел таки, поплелся. Лесник к тому времени уже спал, не выдержал бедолага, уснул. - А ты? - Что я. Я сидел и охранял. Долго охранял, потом смотрю, появилась птица, похожа на ворону, только больше, ну явно коршун - и к салу. Села на ящик и давай через еловые ветки доставать кусками и глотать. Потом прилетела еще одна, потом две, а потом смотрю их уже де-сяток. Я давай их гонять веткой, потом снял рубаху, залез на дерево, чтобы удобней было. - Илья, что же, это за медовуха, такая? Илья красноречиво пожал плечами в ответ. Меж тем я переоделся, расчесался, поглядел на себя в зеркало заднего вида автомобиля, вроде все в порядке. - С богом, времени в обрез. Пока я переодевался, на поляне за грузовиком и беседовал с Ильей Забугом, Галина и Платов сложили в чистый ящик килограммов десять отборного сала, завернутого в хрустящую чистую оберточную бумагу, накрыли ящик куском белоснежной простыни и погрузили на зад-нее сидение «Москвича». Мы тронулись, отчалили. Она, Галя, перекрестила нас. Я оглянулся и увидел, как сложи-лись три пальчика с красными ноготочками и не широко сделали крест. Они втроем участники-соучастники нашего теперь уже совместного предприятия, стояли на зеленой поляне, - Илья, Галя, Савелий Кузьмич, и махали нам вслед. Лесник спал, да и черт с ним. Шахова нет. Это плохо. Зато есть надежда. Великая вещь, когда все, кажется - конец! Когда опускаешь руки, и нет перспективы никакой…. Но вдруг появляется проблеск, пусть слабый лучик надежды, и за спиной опять вырас-тают крылья и кровь снова быстрее бежит по жилам. В таких случаях может явиться и сестра надежды - удача, но до этого пока ох как далеко. Зеленый Женин «Москвичок» на поверку оказался прытким автомобилем. На первой же бензоколонке мы залили полный бак горючего и продолжили путь. За окном расстилается Брянщина, красивая земля, где белые березовые рощи поднимаются вперемешку с темно-зелеными хвойными лесами. За обочиной сразу,- трава по пояс, середина лета. Мы мчимся по автотрассе среди пышного торжества зелени. Евгений, откинувшись слегка на сидении, управляя автомобилем одной рукой, рассказывает: - Ты думаешь «Москвич» - металлолом? Это не так, совсем не так. Возьмем двигатель. Двигатель удачный, выносливый. Ходовая, конечно оставляет желать лучшего, но если все от-регулировать, то получается вполне приличный автомобиль. Незаменимая в хозяйстве вещь, особенно в сельской местности и не требует особых хлопот. - Не знаю, Женя, я на них никогда не ездил. Больше на «Жигули», а сосед мой ГАИшник говорит: - Все владельцы «Москвичей» и «Запорожцев» чеканутые, такими их делают их же соб-ственные автомобили. Женя рассмеялся. - Да, тут надо поразмыслить. ГЛАВА 2. Так мы и ехали мило беседуя. Евгений оказался человеком открытым, легким в общении, не занудным. В любой другой ситуации я бы с удовольствием составил ему компанию. Видно было, - хороший человек, любит свою работу, тоже технарь, как и я, недостает ему общения, вот и пускается рассказывать как мальчишка, попутчику о своих железках. А с Галиной, какие в семье отношения, нечего и говорить, тут Савелию учиться и учиться. Ведь даже не спросил: от-куда мы, почему? Взял и поехал и не побоялся жену одну с незнакомыми мужиками в лесу ос-тавить. И не лох какой-нибудь, а просто здравомыслящий человек, таких видно сразу. Подобным образом думал я, пытаясь поддерживать беседу с Евгением, но мысленно го-товился к предстоящей встрече. Сознавал, сколько надежд может рухнуть в один момент, пе-реживал, не зная, как отнесется ко мне высокопоставленный кем-то начальник. Час спустя хорошенькая секретарша в форме лейтенанта красной армии, на вид совсем не гадина, как выражалась Галина Андреевна во время телефонного разговора, доложила, и я предстал «пред ясны очи» или был «допущен к телу» /как будет угодно/. - Проходите, присаживайтесь. Он встал, протянул руку. Я подошел, пожал ее, затем присел на край тяжелого черного стула сбоку от стола. Он тоже уселся. Передо мной нормальный, интеллигентного вида, слегка стареющий, полковник, в хорошо подогнанном военного образца кителе. Вроде и совсем не по-хож на еврея. На груди несколько наградных планок, на голове жесткие темные с проседью во-лосы, совсем седые на висках. На смуглом без морщин лице глубоко посаженные изучающие карие глаза. - Расскажите ваши проблемы, - хорошо поставленным голосом сказал он. Я в течение нескольких минут пересказал ему всю историю нашей экспедиции и вкратце обрисовал сложившееся положение. - Да, дела у вас неважнецкие. Он встал, заложил холеные руки одна за другую на груди. - Но,- он так многозначительно это произнес, - Делу вашему я думаю можно помочь. Пауза. Он встал из-за стола и остановился передо мной. Я немедленно поднялся, - Сидите, сидите, это я так просто. /Сколько же, ты гад, человек смел с лица земли, перешагнул через них, пока добрался до этого шикарного кабинета, запрыгнул в это кресло? Или начнешь гнать, что честным путем карьеру сделал или повезло или что-то в этом роде. Известны ваши чиновничьи «честные пу-ти», еще «честнее», чем у нас барыг. Хотя в нынешней ситуации думать подобное, - это, по крайней мере, несуразно./ - Кстати, разрешите узнать, прервал мои мысли полковник, кем вы доводитесь Гале - Галине Андреевне? Я, не моргнув глазом, соврал, как заранее условились. - Галя, лучшая подруга моей жены, учились они когда-то вместе, - и еще добавил о свадьбах, о встречах, о поездках на Черное и Азовское моря. Он вернулся к креслу, нажал кнопку вызова, вошла секретарша. Полковник написал что-то на маленьком листе для заметок, передал девушке и приказал чаю на четверых. - Присаживайтесь ближе. Пока не начали собираться люди. Признайтесь, ведь хороша, ох хороша чертовка! Вы ведь давно ее знаете? Сейчас позарез нужно отвечать, чего не сделаешь ради дела. И тут я, что называется, пустился в чес /у нас на Кубани это именуют проще – брехня/. Он слушал внимательно, изучая меня неподвижным пристальным взглядом. Глаза не двигаясь, сидели в орбитах, только зрачки непрерывно расширялись и сокращались, словно в такт каждому моему слову. Лицо его внешне выглядело спокойным, и со стороны нельзя было понять, действительно ли он «развесил уши» и повелся на придуманный мной сюжет, либо ста-рательно маскируется и только подергивание зрачков выдает его. Чтобы польстить ему я сначала сказал: - У Вас хороший вкус. Такие экземпляры редко встречаются. Потом начал чесать напропалую, - Когда мы женились, на свадьбе Галя была дружкой - худенькой, серенькой и очень застенчивой. Парни на таких девчонок обычно не смотрят. На танец не приглашают, в кино не водят и не целуют их на последнем ряду взасос. В то время моя будущая жена и Галя учились на последнем третьем курсе Станкостроительного техникума. Мы поженились, жена вскоре забеременела и через полгода перевелась на заочный. Галя частенько приходила к нам, а когда родился маленький, любила нянчиться с Мишкой - сыном. По окончании техникума уехала по распределению, как все. С женой они переписывались часто - подруги. Краем уха слышал, через год вышла замуж, но я в это особо не вникал. Первая встреча, после долгой разлуки была лет через пять. И когда увидел - обалдел, это уже не серенькая птичка, но пышная лебедь, томная красавица. - Грешным делом, даже сам заинтересовался не на шутку, сообщил я ему, будто по великому секрету, моя жена, знаете, даже заревновала один раз. - Да? - Да так. Мы отдыхали на Черном море, но все, к великому удовольствию всех сторон, уладилось. Ведь на самом деле ничего не могло быть, ведь она подруга моей супруги. Неуже-ли... Он профессионально наблюдал за мной, Я это понял по выражению его холодных не-подвижных глаз. Только зрачки, быстро и беспорядочно двигавшиеся зрачки давали понять, что полковник не на шутку увлечен беседой. Как мне тогда показалось, экзамен я выдержал. Наконец он сказал: - Мы с Вами беседуем, а даже не познакомились. И мы, обменявшись рукопожатием, представились друг другу. - Йозеф. - Сергей. - Будем знакомы,- сказал он. Я подтвердил. - Будем знакомы. - Понимаете, Сергей, не знаю даже как сказать, объяснить. Пришлась она мне по сердцу, что ли. Месяц в горах, в Карпатах, там прекрасная своеобразная природа, близость в этой природе, ощущаешь себя совсем по другому, какие-то первобытные чувства просыпаются о которых и не подозревал никогда. Я ведь к отдыху на природе всегда легкомысленно относился, ну там, пикничок с друзьями и тому подобное, не успеешь оглянуться, и на работу пора. А там совсем другое: сначала, будто на необитаемый остров попал, - в санатории все было продумано так, чтобы цивилизации был самый минимум, а потом как заново родился, ну и в отношениях с женским полом, можно сказать, тоже. - Вы знаете, еще в девятнадцатом веке врачи советовали подобный курс лечения, - дикая природа и хорошая женщина, - попытался подыграть я ему. Он продолжил: - Конечно, это не только был хороший отдых, что-то изменилось у меня в душе, пока мы были с ней там вместе, потом расставание, сразу и не понял дурак старый, думал так интрижка, легкий флирт, уедет и через неделю забудется, а получилось - тоска. Искать, конечно, можно было. Не стал. Хотя вспоминал часто, очень часто, даже снилась. - Доходило, до того, что собирался все бросить и начать поиски, нашел бы, а перспекти-ва. Ломать всю жизнь и начинать заново в пятьдесят один каково? А семья, дом, жена. Прожили двадцать семь лет. Дети - сын женат, дочка вот-вот выскочит замуж. Подумаешь, прикинешь, - и я отступился. Сегодняшний телефонный звонок, как удар молнии, как удар ста молний. Я сна-чала даже не узнал голос, но дыхание перехватило в груди. - Вы меня извините, конечно, как бы сказать, - он задумался, в общем, расплакался как барышня, - сам не понимаю, что нашло на меня. Я скромно промолчал, чтобы не обидеть его в его чувствах. Может же действительно быть такое на свете. Принесли чай, бутерброды. Хозяин достал из холодильника лимон, плитку шоколада. Острым ножом разрезал лимон на тонкие дольки, плеснул в наперстки-рюмки коньяк, на эти-кетке синяя армянская гора – Арарат. - Надеюсь, Вы меня не осуждаете, - чуть хрипловатым голосом спросил он. - Ну, что Вы - это дела житейские, как говорит один мой хороший знакомый. Ведь мы живые люди. Живым свойственно чувствовать, - ответил я. Мы стукнулись рюмка о рюмку. Выпили. Один глоток солнечного напитка, тонкий лом-тик лимона и ощущение не передаваемое, изумительное. - Знаете, я тут недавно прочитал, за рубежом один предприниматель на все свои деньги купил небольшой необитаемый остров в тропиках, с пляжем, с хижиной и тому подобными ат-рибутами, в общем как в книге, у Робинзона Крузо. Так вот, он его теперь за деньги сдает влюбленным парочкам на месяц, на два, в общем, пока не надоест или деньги не кончатся. И говорят, у него очередь на год вперед. Я тогда сразу подумал, - вот бы бросить все, взять Галю, даже украсть, если надо и закатиться бы на такой остров, да подольше – вот мечта, никуда от нее деться не могу. - Хорошая мысль, если когда разбогатею, то непременно вложу свой капитал во что-нибудь подобное, здесь клиентов и у нас будет, хоть отбавляй, - попытался пошутить я. Я знал, где была опубликована статья, повествующая о таком, весьма оригинальном виде бизнеса и отдыха, и сам факт того, что полковник читает подобные издания, уже рисовал его с хорошей стороны. - Теперь к делу: с таможней связываться нет смысла. Можно конечно и там попробовать пробиться, но соваться в эту контору - лишние головные боли. Сейчас сюда в кабинет придут мой заместитель по снабжению Игорь Викторович и главный бухгалтер нашего управления - Екатерина Ивановна. Да кстати, Вы догадались захватить с собой хотя бы кусок сала, для того чтобы не быть голословным. - Конечно, все в машине, сейчас принесу. - Давайте, несите. Пока я спускался вниз и поднимался с ящиком обратно, в кабинете появились люди, о которых говорил Йозеф Алексеевич. Шустрого вида снабженец, лет под пятьдесят, с погонами майора и моложавая блондинка /не первой свежести/. Я поставил свою ношу на стол, жестом фокусника развернул простыню и повернулся к ним. Йозеф, чуть улыбаясь, приложил указательный палец к губам: «помалкивай, мол». Снабженец подошел к столу, взял нож, которым разрезали лимон, и распустил, именно распустил большой кусок сала пополам. На вид товар вполне соответствовал. - Вот, Екатерина Ивановна, - обратился он к главному бухгалтеру. Нам предлагают товар - Кубанское сало. - Это не ко мне. Это работа снабженцев. Как скажет снабжение, так и будет. Если конеч-но не астрономическая сумма - оплатим. Деньги пока есть на счету. Снабженец, для проформы, замялся. - Вообще-то мы сало не заготавливаем, нет в ассортименте. Но в переработку, пожалуй, можно принять как высококачественные жиры, для приготовления каш. Скажите нам цену и количество. Я назвал. Снабженец записал в блокнот, записала и главный бухгалтер. Они перегляну-лись между собой, - «сразу почувствовался сработавшийся годами коллектив». - Вы, пока оставьте документы на товар и подождите внизу. Назовите номер машины и Вас пригласят. Я спустился, подошел к «Москвичу». Мы с Женей закурили, он начал расспрашивать: - Как на твой взгляд мой родной Брянск - он здесь родился и вырос. Но отвечал я видимо невпопад и он быстро отцепился. Мысли мои в тот момент находи-лись на втором этаже большого здания с колонами, постройки времен Никиты Сергеевича Хрущева. В кабинете начальника заведений мест не столь отдаленных. Хуже нет сидеть и ждать, когда твою судьбу решают без тебя. Ты сидишь и гадаешь, не имея возможности вме-шаться в ход происходящего, сидишь как пень и ждешь. Прошло ровно двенадцать минут. Из парадного выхода показалась секретарша, помахала мне рукой. Я выбрался из машины. Она, не дожидаясь меня, ушла. С тревогой я поднимался по лестнице. Все-таки решается судьба и не только моя судьба, но всего коллектива, Я на мгновение представил себе - красивый березовый лес, зеленую поля-ну и под дубом, сидят, дожидаются, переживают, наверное. Нашелся ли Шахов? А может, и не дожидаются, а хлещут медовуху, но это - вряд ли. Так размышляя, поднялся на второй этаж, без стука вошел в кабинет. Йозеф Алексеевич сидел за столом, в кабинете больше никого. - Итак, Сергей - начал он вставая. Мы учли все за и против, посовещались и решили пой-ти вам навстречу. Мало того, я вношу предложение о сотрудничестве. С его условиями Вас оз-накомит Екатерина Ивановна. Но. Есть один нюанс, нам необходимо, чтобы вы в цену вашего товара - внесли дополнительно сто рублей на килограмм. Это на наши расходы. Я прикинул, все сходится, вернуть сто рублей с килограмма наличкой. Нормально, даже очень хорошо. Обычно, за такого рода сделки берут по десять процентов, не меньше, из твоей цены за товар. - Хорошо - ответил я. Йозеф Алексеевич протянул руку. - Не прощаемся. Зайдите к главному бухгалтеру, заключите разовый договор купли-продажи затем к моему заму-снабженцу, он расскажет, куда доставить груз. Все. Рад был по-знакомиться. Всего доброго. Да, еще когда получите расчет, не забудьте зайти. Остальное - дело техники. Снабженец-майор Игорь Викторович указал место доставки и при мне по телефону связался с тем, кто будет принимать товар. В Бухгалтерии были заключе-ны соответствующие договоры. Только получение денег наличными затягивалось. По сущест-вующему положению, на руки на один чек за одни сутки можно получить строго определенную сумму наличными, не более того. Так что, начиная с сегодняшнего дня, до полного расчета, придется ждать пять рабочих дней. Но лучше пять дней ждать денег в гостинице, чем дорога на Белую Русь. Путь сквозь посты и таможни, а потом торговля на весах. Всю обратную дорогу я подсчитывал в блокноте расходы. Итог оказался совсем не утешительный. Весь навар и прочие поступления сверх наших затрат, съели, в прямом и переносном смысле. Дорога, ГАИ, таможня, плата за транспорт, горючее, питание и плата за разгильдяйство. А доход мы собственными руками зарыли в красивом Брянском лесу. Закопали примерно две тонны отборного Кубанского сала, кормленного хлебом и пшеницей. Но все же это удача. Мы обошлись без потерь, оставались, как говорится, при своих, не влезли в долговую кабалу, что очень важно на сегодняшний день. К лесной стоянке мы с Женей возвратились в шестнадцать тридцать. Нас с нетерпением ждали. Все пятеро – Галина Андреевна, Савелий Кузьмич, Илья Забуг, Шахов и даже лесник Тимофей. Они окружили нас плотным кольцом, когда мы вылезли из «Москвича». Я рассказал, как было дело, поделился достигнутыми впечатлениями и результатами. Когда я сказал, что завтра сдаем сало, не совсем трезвый Шахов даже прокричал: «Ура!!!» Как выяснилось, искали его недолго. Через полчаса после нашего отъезда, нашли в ки-лометре от лагеря, в еловом лесу, на просеке. Там он расположился поперек протоптанной тро-пинки и уснул. Кстати, тропинка вела в противоположную сторону от фермы, где по предполо-жению Шахова работали доярки. Теперь у него и кличка – «дояр-производитель», правда, на нее он не особо обижается, только ехидно шутит: - Лучше быть животноводом, чем птицеловом. Лесничий во время процесса прохмеления орал: - Всех вас повяжу, хулиганье еб..! Арестую за незаконные порубки и потравы. Упрячу за решетку. Но, отведав прохладной водицы из канистры на разгоряченное тело, быстро угомонился. Галина, рассказывая мне обо всем этом, смеялась. Платочком, зажатым в пальчики с красными ноготочками, вытирала припухшие глаза. - Ох, и казаки, ну орлы. Савелий Кузьмич помалкивал. Он видимо очень устал за целый день. И, по моему мне-нию, ему очень хотелось отведать, булькнуть, оставшейся медовухи. Теперь он не накручивал ус, а поч