1. У входа в подземелье раскинулась огромная лужа. Лужа проистекала из тоненького ручейка сбегавшего по ступеням к проезжей части откуда-то сверху, из-за купола со стеклянными створками, куда непрерывным потоком входила городская толпа. Снег пошел вдоль ручейка мимо потока пассажиров, мимо теток, торгующих цветами и фотографов, зазывающих прохожих туристов сделать снимок на память, прямо к пивному ларьку где копошился немногочисленный похмельный люд. Ручеек вытекал из шланга, образуя лужу поменьше, в которой валялся пьяный мужик, и Снег пожалел, что нет камеры: от большой лужи, вдоль ручейка, многометровый длинный план, вокруг очереди и ларька к лежащему на асфальте, так, чтобы не было видно истинного источника наводнения. Снег мысленно укорил себя за пристрастие к пошлому юмору и вернувшись к стеклянному куполу нырнул в подземелье. Снег не любил трамваев, их грохочущую медлительность, неуклюжесть и тайную угрозу исходящую от их угловатых вагонов. В подземелье же чувствовал себя спокойно и уверенно. Он, исходивший город вдоль и поперек, даже здесь под толщей почвы и потоками грунтовых вод чувствовал движение наверху, мог безошибочно определить, в какой точке города сейчас находится вагон стремительно скользящий в трубе подземного туннеля. Поднимаясь по эскалатору, Снег в который раз ощутил холодок воздушного потока и торжественно спокойную тишину подземелья. Проехав пару остановок, Снег сделал пересадку на другую линию и оказался на Острове, где, согласно его предчувствиям, ему должно было сегодня повезти. Он шел узкими переулками мимо скверов с доминошниками, мимо «пьяных углов», на которых в любое время дня и ночи можно было купить бутылку водки или «бормотухи», мимо очередей в магазины, торгующие непонятно чем, шел, пристально всматриваясь в стены старинных серых зданий, плотно, плечом к плечу выстроившихся вдоль булыжных тротуаров. Свернув в переулок со странным названием, Снег наконец вдруг увидел то, что искал: выдолбленный до самого кирпича в штукатурке прямоугольник на стене дома - клеймо, красное на сером. Снег остановился на противоположной стороне улицы и стал внимательно всматриваться в окна дома. Первые два этажа занимал художественный салон, сквозь не зашторенные окна Снег видел прямоугольники картин на свежевыбеленных стенах, верхние же этажи продолжали жить своей частной коммунальной жизнью, о чем свидетельствовали фикусы и кактусы на подоконниках, цветные занавесочки, звуки и запахи, доносящиеся из открытых форток. Снег обошел дом со всех сторон, не обнаружив того, чего искал, вошел в парадное и оказался в глубоком колодце внутреннего двора. Жрущая какую-то гадость в мусорном контейнере кошка настороженно и недоверчиво уставилась на Снега своими рыжими глазищами. Где-то наверху хлопнула дверь, всколыхнув сырую тишину парадного. Кошка стремительно порскнула за кучу прошлогоднего угля, а Снег вновь заскользил взглядам по стенам каменного колодца. Его внимание сразу же привлекли несколько окон под самой крышей, зияющие черными прямоугольниками на фоне серых стен дома. Медленным лифтом Снег поднялся на верхний этаж и, пройдя по темному коридору, в конце которого маячил солнечный свет, оказался перед дверным проемом, ведущим в квартиру. Входная дверь, сорванная с петель и разбитая вдребезги, лежала на полу, словно мостик из коридора в прихожую. В квартире царили погром и запустение. Обои свисали со стен лохмотьями из-под которых виднелись желто-серые страницы газет пятидесятилетней давности, повсюду валялись консервные банки, пустые бутылки и кучи грязного тряпья, пол был измазан дерьмом и блевотиной. В воздухе висел стойкий запах мочи и плесени. Стараясь не запачкать ботинок, Снег пробрался к тому месту, где раньше был санузел. Ни ванны, ни унитаза, ни раковины. Вместо водопроводных кранов - унылые хоботы ржавых труб. Газа тоже наверняка нет, подумал Снег. Обычно в таких непригодных для жилья квартирах собирались на ночлег бомжи. Покинув разгромленную квартиру Снег продолжал поиски. Методично обходил парадное за парадным, этаж за этажом, всматривался в двери, в таблички с фамилиями жильцов. Иногда звонил, и если ему открывали, задавал вопросы, и выслушав ответы, продолжал поиски. Дом едва начали расселять и пустых квартир почти не было. Те, что уже освободились, были заняты пронырливыми кооператорами. Наконец Снег обнаружил то, что искал. Дверь без номера, с оторванным звонком и тремя свежевбитыми гвоздями, заменяющими вынутый замок. На лестничную клетку выходила еще одна дверь. Снег подошел и нажал кнопку звонка. За дверью долго возились, звенели ключами и цепочками, дверь открылась и за ней оказалась женщина лет сорока в цветастом халате. Она недоверчиво и вопросительно смотрела на Снега из-за дверной цепочки рыжими, как у кошки, глазами. - Вам кого? - Здравствуйте. Я из молодежного кинообъединения. Мне в ЖЭКе сказали, что здесь недавно квартира освободилась. - Да, - женщина смотрела все еще недоверчиво, - соседи неделю назад съехали. А что вам нужно? - Мы хотим арендовать эту квартиру до начала капремонта. Так что, по всей видимости, будем соседями. - А вы что, кино здесь снимать будете? - в глазах женщины промелькнуло любопытство. - Будем, - улыбнулся Снег. - Меня зовут Александр. А вас? - Лидия Петровна. - Лидия Петровна, нет ли у вас инструментов каких-нибудь, молотка или стамески? Я хотел квартиру посмотреть, дверь заколочена, а в ЖЭКе никого нет, все в отпусках... Женщина закрыла дверь и вернулась через минуту с деревянным ящиком. - Посмотрите здесь, может быть, найдете что-нибудь подходящее. Снег порылся в ящике и нашел большую отвертку, молоток и клещи. - Большое вам спасибо, я только гвозди выну и верну. - Да не за что, работайте, - улыбнулась женщина, и скрылась за дверью. Гвозди оказались вбиты намертво и сидели в старом дереве как влитые. Снегу пришлось повозиться, прежде чем створки начали поддаваться и наконец распахнулись. Снег вошел внутрь и осторожно прикрыл за собой дверь. Квартира превзошла все его ожидания. Пять огромных комнат с нетронутыми обоями, ванна и туалет с непонятно каким чудом уцелевшей сантехникой. Газовая колонка зажглась лиловым язычком пламени, значит, будет горячая вода. На кухне, правда, не осталось ни одной плиты, и верхний слой, по-видимому, совершенно нового паркета был снят, но под ним сохранился старый, еще вполне сносный, нужно было только повыдергивать торчащие из него маленькие гвоздики, которые впивались в подошву при каждом шаге. Теперь самое главное - замок. Снег вышел из квартиры и вбил вынутые гвозди на место. Позвонил в дверь напротив и вернул соседке инструменты. Еще пару минут светской беседы, рыжие глаза стареющей женщины, и вновь подземелье и полупустой вагон, мчащийся в черном пространстве. Замок Снег решил купить на барахолке. Площадь, некогда воспетая поэтом, а рядом - стройка и неуютный пустырь огороженный высоким забором из металлических щитов, густо обклеенных объявлениями, написанными от руки, отпечатанными на машинке и компьютерном принтере. Людской муравейник копошился за забором, продавая и покупая барахло. Здесь можно было купить все, от пуговицы до телевизора. Снег шел между рядами торгующих, разложивших свои товары прямо на земле, на картонных коробках и диву давался, чего здесь только нет. Внезапно у входа на пустырь, растолкав толпу, появился растрепанный мужик в робе, с лицом черным от многодневного пьянства. - Чернила! - прорычал он едва членораздельно неестественно хриплым голосом, - У кого чернила?! Тотчас к нему подбежала тетка из тех, что вроде бы ничем не торгуют, а только прохаживаются среди толпы с объемистыми сумками, и украдкой сунула в руки страждущему замотанную в газету бутылку. Снег остановился у газеты, на которой в живописном беспорядке были навалены разные металлические мелочи: консервные ножи, отвертки, сверла, части от мясорубок и еще черт знает от чего. Внимание Снега привлек новехонький накладной замок с защелкой и цепочкой. - Сколько? - небрежно спросил Снег, ткнув пальцем в замок. - Чирик, - так же небрежно ответил ему дядька в майке, с обвисшими, как у мокрого таракана, усами. Кроме замка Снег купил еще небольшой молоток, стамеску, отвертку, десяток шурупов и пару лампочек и вновь спустился в подземелье. И вновь вагон и мелькающая темнота за окном. За то время, что Снег провел в подземелье, погода на Острове испортилась. Ветер с залива пригнал лиловую тучу, которая обильно проливалась дождем на пыльные тротуары. Люди пережидали в подземном переходе, но Снег решил не терять времени и ринулся сквозь стену дождя, словно нырнул с обрыва в море. Дождь был теплый и наверняка радиоактивный или кислотный. "Ну и черт с ним" - подумал Снег, обгоняя быстрым шагом немногочисленных обладателей зонтов, и вскоре вновь оказался в знакомом парадном. Не дожидаясь лифта быстро вбежал по лестнице на четвертый этаж и, уже без труда вынув гвозди из дверей, так же быстро привинтил новый замок на то место, где когда-то был прежний. Дверь, легонько лязгнув, захлопнулась, и Снег облегченно вздохнул. Внезапно время потекло вспять и Снегу привиделись другой город и другая квартира, долгие разговоры до утра на крошечной кухне... Стараясь не приближаться к окнам Снег еще раз обошел комнаты, и выбрав одну поменьше, с зелеными обоями, с нее решил начать обустройство жилья. Обнаружив в кладовке кучу старых газет, Снег закамуфлировал ими окна, чтобы не привлекать внимание, и не спеша принялся отверткой выковыривать из пола гвоздики оставшиеся от снятого паркета. За окном стало темнеть и Снег вкрутив лампочку в патрон, включил свет. Теперь нужно только узнать фамилию прежних жильцов, чтобы вовремя платить за электричество, газ и воду. Если делать это исправно, то очень долгое время никому не придет в голову... Резкий стук в дверь. Снег замер в напряжении. В дверь вновь постучали. Стараясь сохранять спокойствие, Снег подошел к входной двери и прислушался. За дверью кто-то сопел и покашливал. Потом постучал еще раз. Снег повернул ключ в замке и открыл дверь. На пороге стоял коротышка неопределенного возраста, почти карлик в дурацкой красной кепке с широким козырьком. - Привет, - пропищал он тоненьким голоском кастрата. - Мне конечно не жалко, живи себе на здоровье, ты, я вижу, парень тихий, только через месяц сюда кооперативщики въедут, так что ты зря стараешься, на эту квартиру много было желающих, мне, конечно, все равно, пока можешь остаться, да только время зря потеряешь, кино, оно дело хорошее, да только все равно придется выметаться: за все заплачено, мне конечно не жалко, но я тебя предупредил. Человечек внезапно умолк и покатился, семеня ножками, вниз по лестнице. - Спасибо за информацию! - крикнул ему вслед Снег. Внизу хлопнула дверь, и в парадном вновь стало тихо. Снег посмотрел на соседскую дверь, и в мутном стекле смотрового глазка ему почудился рыжий взгляд Лидии Петровны. Постояв в прихожей, Снег плюнул с досады на пол и закурил. Еще одна неудача. Снег чувствовал себя зверем вытравленным из норы. Потушив окурок о стену он выкрутил лампочку в комнате, осторожно, не открывая дверей, снял замок и, собрав инструменты в полиэтиленовый кулек, вышел через дверь черного хода в другое парадное. Дождь на улице давно кончился, и лужицы на асфальте переливались радужными разводами сконденсированных паров бензина. Город жил обычной жизнью. Люди возвращались со службы в свои обжитые квартиры, к женам, мужьям и детям, к диванам, телевизорам и газетам, к ругани с соседями и к ночным разговорам на коммунальных кухнях. И только Снег, чужой в этом городе, вновь был вынужден искать ночлега на сегодняшнюю ночь и думать о том, как найти жилье, чтобы пережить приближающуюся зиму. Нужно разыскать Вовика, подумал Снег. Случай крайний, но другого выхода не было. За то время, что Снега не было в городе, все настолько изменилось, что найти жилье оказалось не таким простым делом, как это было еще совсем недавно. Снег вспомнил о тех благословенных временах, когда никаких кооперативов и частных предприятий и в помине не было, и можно было спокойно жить в доме, дожидающемся своей очереди на капитальный ремонт несколько лет. Последнее жилье Снега выходило окнами на главную площадь. Снег днями упражнялся в игре на флейте и наблюдал, как на площади собирались толпы народу. Митинги и демонстрации, революции и перевороты - площадь столько пережила их на своем веку. Снег никогда не интересовался политикой, не читал газет и не пялился в ящик. В те дни он играл на флейте, фотографировал улицы города и писал сценарии к будущим фильмам. Теперь в том доме идет капитальный ремонт, а на площади собираются только кришнаиты, бьют в бубны и гнусавят «харе Кришна, харе Рама», а Снег рыщет по городу в поисках жилья, и нет ему удачи и покоя. Две недели назад, вернувшись в город после долгого отсутствия, Снег сел за телефон и листая потрепанную записную книжицу стал звонить по всем номерам, чтобы напомнить о своем существовании, чтобы включиться в жизнь города, почувствовать его дыхание и услышать его голос. Результаты оказались плачевными. Многие сменили адрес, многие начали новую жизнь, которая породила множество проблем и в которой Снегу не было места. Многие просто выехали на лето и еще не вернулись. Город нельзя покидать надолго. Нужно постоянно напоминать ему о себе, нужно быть в гуще, в центре, удерживать его ритм и жить его жизнью. Иначе город отторгает человека как одиночку, чужака, пришедшего неведомо откуда и неведомо зачем. Как назло самых близких, готовых помочь в случае необходимости в городе не оказалось. Некоторые номера пришлось вычеркнуть навсегда по разным причинам. Один из номеров и имя Таня ничего не говорили Снегу, как ни напрягал он свою память. Несколько поворотов диска, гудки в трубке и женский голос где-то на другом конце хитросплетений телефонных линий. - Алло, это Таня? - Да... - Танечка, здравствуйте, это Александр. Вы, случайно не знаете, почему у меня в записной книжке ваш номер телефона? - Не-ет... - женщина тянет «е», должно быть так же вытягивается ее лицо. - Какой Александр? - Александр Снег. Может быть мы встречались в джаз-клубе? Или у Степашина? А может быть вы - зубной техник? - Нет, - женщина смеется в трубку, - я вас не знаю... - Ну, хорошо, тогда я вас вычеркиваю. Всего хорошего. - Снег положил трубку на рычажки и представил себе где-то в дебрях города женщину в пустой квартире с телефонной трубкой в руках и удивленным лицом. В этом мимолетном звонке суть города, его мастерство шахматиста или картежника, манипулирующего людьми, как фигурками на доске или картами сложного пасьянса. Минуту поколебавшись, Снег все-таки вычеркнул номер телефона неведомой Тани и продолжил звонить знакомым и полузнакомым, тем, кто помнил о нем и тем, кто забыл. Временное пристанище Снег нашел в студии знакомого фотографа по имени Миша. Добрейший человек с печальным взглядом, Миша любил рассказывать, как трудно жилось ему в прежние годы, как нелегко приживался он в городе, приехав сюда из глубокой провинции. Как долго шел он к своей мечте, и вот времена изменились, и он теперь коммерческий директор и прочая, и прочая - все в одном лице, клиенты покою не дают, работы невпроворот, одним словом, ничего, жить можно. Снег частенько приходил к Мише в студию, чтобы проявить и отпечатать снимки, нередко помогал Мише справиться со срочным заказом, они подолгу сидели в лаборатории, забыв о течении времени, спохватывались, когда уже ушел последний трамвай, мосты разведены, а вход в подземелье закрыт тяжелой кованной решеткой. Тогда они варили крепкий чай и болтали до рассвета. Вот и теперь Миша с радостью предложил Снегу перекантоваться у него в студии на раскладушке. Но вот прошли две недели, а поиски квартиры не увенчались успехом. Нужно найти Вовика, вновь подумал Снег. Если Вовик не поможет, то не поможет никто. Становиться лимитчиком и искать официальных возможностей поселиться в городе Снег не хотел принципиально. Не мог он играть с монстром в его лицемерные игры, терять свободу ради прописки и койки в вонючем общежитии для пролетариата. Горбатиться до вечера на каком-нибудь шарикоподшипниковом заводе, производя никому не нужные материальные ценности. Все это уже было в той другой его жизни, в которую, как известно, нельзя войти дважды. Впрочем, формально Снег был-таки лимитчиком. В его замусоленном паспорте стояла печать о временной прописке, видимо, давно уже просроченная, но вполне подходящая для крайнего случая столкновения с властями в лице милиционера, брезгливо листающего его паспорт и грозящего высылкой из города в течение 24 часов, да только кто станет этим заниматься, теперь властям нет дела до волосатых бродяг. А начинал Снег свою жизнь в городе в одной шараге, которая что-то не то монтировала, не то ремонтировала. Снег так и не понял, чем на самом деле должны были заниматься эти люди, страдающие хроническим похмельным синдромом, целыми днями забивающие козла, прерываясь только для того, чтобы распить очередную бутылку «чернил». Промаявшись пару недель с этими симпатичными в общем-то мужиками, Снег не выдержав пришел к бригадиру и сказал: «Петрович, с завтрашнего дня я здесь не появляюсь. Зарплату мою поделите между собой. В случае чего найти меня можно по этому номеру». Петрович сначала натурально офонарел от такой крутизны, но потом пораскинув мозгами согласился. Времена были бардачные, никто ничего уже не боялся, и бригада благополучно пропивала зарплату Снега, до тех пока шарага не была расформирована, по причине нерентабельности. Время катилось как снежный ком. Снег обрастал новыми знакомствами, порой ему удавалось заработать шальные деньги, порой сидел на мели. Те, с которыми он приехал в город, постепенно терялись из виду, кто вернулся восвояси, кто погрузился в суматошную жизнь города. Последнюю весточку от одного из своих давних приятелей Снег получил оказавшись однажды в доме с телевизором - в милицейской хронике передали сообщение о его нелепой смерти в пламени пожара вспыхнувшего от окурка, выпавшего из руки спящего. Снегу нравилось жить вне закона в мире беззакония. Ему нравилось щекотать себе нервы предельными ситуациями, быть постоянно на стреме. Однажды, бродя по ночным улицам города, Снег повстречал «санитаров». Так называли себя эти опрятно одетые мальчики в серых костюмах без тени улыбок на уверенных в своей правоте лицах. - А вот и ты, - сказали «санитары», увидев Снега. - Тебя-то мы и искали. Сейчас мы будем тебя стричь, хиппарь поганый. - Зачем же меня стричь? - улыбнулся Снег, - Мне нравится моя прическа. - Нам она не нравится. - сказали «санитары», окружая Снега плотным кольцом. - Это не гигиенично и не эстетично. - Могут быть разные представления о том, что эстетично, а что нет, - возразил Снег. - Конечно, могут, - осклабился один из санитаров, доставая из кармана огромные ножницы. - Только одни из них правильные, а другие нет. - Почему вы думаете, что именно ваши представления правильные? - спросил Снег. - Потому что нужно быть как все, - ответили санитары. - Но ведь вы - не все, ведь есть еще и другие люди, поэты, музыканты... - Уж не хочешь ли ты сказать, что ты - музыкант? - изумились санитары. - Музыкант, - спокойно сказал Снег. - Из какой группы? - ехидно поинтересовались санитары. - Я не из группы, я сам по себе - сказал Снег и достал флейту. Он приложил к губам сияющую в свете луны серебряную трубочку и в ночном воздухе спящего города поплыла медленная мелодия. Разомкнув круг оцепеневших, как гиммельнские крысы, «санитаров», Снег пошел по улицам города, не переставая играть, и так дошел до своего временного пристанища, которое тогда было его домом. Тонкая струйка воды из клепсидр все течет, отмеряя временность жизни, часть пути уже пройдена, и нужно начинать новый день, чтобы убедиться, что и он еще не последний... 2 Снег свернул с центрального проспекта и пошел по бульвару в сторону памятника великому поэту. Здесь, не смотря на близость к центру, всегда царили покой и умиротворение. Суета проспекта почему-то не проникала в этот уголок, где на выпуклой клумбе стоял постамент с бронзовой фигурой человека, задумчиво склонившего голову. Снег поприветствовал знаменитого тезку и свернул в арку пятиэтажного дома. Дом этот, год назад поставленный в очередь на капремонт, был полностью арендован художественной галереей «Сфинкс», которая устроила в его квартирах мастерские для художников. Все те, кто в прежние времена даже мечтать не мог о чем-либо подобном, все те гонимые, презираемые официальными творческими союзами, чьи картины уничтожались бульдозерами и гнили в подвалах комитета по борьбе с идеологическими диверсиями, получили наконец возможность нормальной жизни и условия для работы. Дельцы, заправляющие в галерее, неплохо зарабатывали на вспыхнувшем в мире интересе к искусству страны, долгие годы находящейся за железным забором. Получившие свободу художники писали картины, а галерея в роли благодетеля скупала их на корню и сбывала за бугор за свободно конвертируемую валюту. Стены парадного и двери квартир были расписаны так, что не оставалось ни сантиметра поверхности чистой штукатурки. Сюжеты фресок не поддавались описанию - вакханалия красок форм и стилей. Снег остановился перед дверью, на которой было изображено дерево с растущими на ветвях, словно груши, электрическими лампочками, и позвонил. Долгое время за дверью было тихо, потом замок щелкнул, дверь приоткрылась и из темноты квартиры высунулась взъерошенная голова с растрепанной бородой. - А, это ты. Привет. Проходи. - бородач впустил Снега в квартиру. - А я тут закемарил немного. Всю ночь работал. Хорошо, что ты меня разбудил. Сейчас чай пить будем. Они прошли по узкому коридору уставленному ящиками и оказались в небольшой кухонке. Бородач включил электрическую плитку и поставил на нее большую эмалированную кружку с водой. - А где твой постоялец? - спросил Снег, угощая бородача сигаретой. Тот сморщился, как от зубной боли, закурил и сказал: - Ты мне о нем лучше не напоминай. Слушать о нем не хочу, достал он меня. Целый день к нему поток посетителей, трезвонят в дверь, работать мешают. А вчера он еще с вечера куда-то завеялся, так я отвел душу, наконец-то работу закончил в спокойной обстановке. А зачем он тебе? - Да знаешь, Глеб, у меня опять проблемы с хатой. А Вовик, я слышал, от тебя съезжать собирается, подумал, может быть вместе чего-нибудь поищем. - Он уже год как собирается. Я его не гоню, пусть живет на здоровье, места хватает. Только всему должен быть предел. А мне эта вечная тусовка, которую он тут устроил вот где, - Глеб резанул перепачканной краской ладонью по горлу. - Достали они меня, философы сраные. Собираются и лясы точат, не мастерская, а проходной двор, барахлом своим все комнаты завалили, скоро холсты сушить негде будет. Вода наконец закипела, Глеб выключил плитку, всыпал в кружку полпачки чая и накрыл кружку блюдцем. - Пойдем я тебе свою последнюю работу покажу, - сказал Глеб, и они перешли в соседнюю комнату, где не было никакой мебели, только из под самого потолка свисали огромные холсты, густо покрытые краской. - Полиптих из сорока полотен, размеры сто на шестьдесят метров. - гордо сказал Глеб, - Сегодня девятнадцатый холст закончил. - И где ты собираешься такую махину выставлять? - наивно спросил Снег, рассматривая картину. - Не моя забота. «Сфинкс» у меня эту работу из рук рвет. Уже аванс заплатили. Потом они пили крепчайший чай с баранками и Глеб жаловался на галерейщиков, которые обдирают его как липку, скупая шедевры за бесценок, а ведь его работы разошлись уже по всему свету, но самому выйти на серьезных покупателей трудно - галерея держит все связи в своих руках и сурово карает тех, кто осмелится искать вольных хлебов. Хлопнула входная дверь и в мастерскую ворвался Вовик, маленький, быстрый и шумный, как назойливая осенняя муха. Вовик слыл личностью легендарный среди тусовщиков. Не было ни одного участкового в городе, которого бы при напоминании о Вовике не начинала бить нервная дрожь. Байки о приключениях Вовика стали неотъемлемой частью тусовочного фольклора. Рассказывают, что однажды Вовик собрал большую аудиторию, присев по большой нужде среди бела дня прямо на тротуаре. Как объяснял потом сам Вовик, сделал он это на спор. И все шло хорошо, до тех пор, пока не появились блюстители закона и порядка. Дело принимало скандальный оборот, хеппенинг пришлось прервать, и Вовик извиняясь и паясничая сгреб в пригоршни злополучную кучу и элегантно выбросил ее в урну, продолжая расшаркиваться перед обалдевшими блюстителями закона. Как обычно Вовику все сошло с рук: справка из дурдома и виртуозная способность пудрить мозги надежно оберегали его от серьезных репрессий. Власти давно махнули на него рукой, лишь время от времени профилактически помещали его в дурку да вяло грозили привлечь за нарушение паспортного режима, что было абсолютно лишено оснований: Вовик как коренной горожанин был прописан в квартире бабушки, доживавшей свой век в коммунальной конуре в десять квадратных метров. Осваивать капремонтовские квартиры Вовик начал давно, когда тусовки еще практически не существовало. Выселяли его всегда со скандалом, Вовик грозился, что будет жаловаться, что нет такого закона сироту обижать, показывал какие-то справки, привлекал на свою сторону общественность, заваливал вышестоящие органы безумными жалобами, одним словом поднимал такой шум, что работники ЖЭКа проклинали тот день, когда с ним связались. Тусовка Вовика уважала, но недолюбливала за скандальный характер и беспрецедентную наглость. Он сочинял ехидные эпиграммы и мог «застебать» любого, кто задевал его самолюбие коротышки. При этом он был прилипчив и беспардонен. Если кто-нибудь оказывал Вовику любезность, тот быстро садился на голову своему благодетелю. Так получилось и с Глебом, который гостеприимно позволил Вовику пожить некоторое время в его мастерской. Вскоре все вовиковы пожитки перекочевали в мастерскую, днем и ночью в ней толкались какие-то люди, устраивались подпольные концерты, просмотры кинофильмов и бесконечные ночные попойки с курением травы и разговорами на тему «дык, елы-палы». Выслушав бесчисленные сплетни, которых Вовик нахватался за день, Снег поделился с ним своими неудачами и предложил объединить свои усилия в поисках жилья. Рассчет его был прост: жить с Вовиком, было бы невыносимо, но главное сдвинуть проблему с мертвой точки, а там видно будет. Вовик принял предложение Снега и сразу же вывалил кучу идей, одна бредовее другой. В конце концов, они договорились встретиться на следующий день у Дома Мира, где по словам Вовика недавно освободился флэт. Снег попрощался с обитателями мастерской и, сбежав по лестнице вниз, вновь оказался на улицах города. Каменный лес города прорастал невидимыми корнями сквозь толщу бывших болот, подземных трясин и деревянных настилов, уложенных слоями на древние топи. Туннели подземелья пронизывали слой мертвой почвы сложным лабиринтом, пересекающимся в некоторых точках пространства с неведомым миром, который в обычных условиях отделен от повседневности непреодолимой границей. Снег давно заметил, что время в подземелье течет иначе, чем на поверхности, то ускоряя, то замедляя, то заставляя двигаться вспять стрелки часов. Порой в подземелье случались странные вещи. Так в тот вечер, после встречи с Вовиком, Снег проехал свою остановку и, перепутав станцию пересадки, угодил во встречный поток времени, который вынес его на поверхность утром вчерашнего дня. Пришлось быстро возвращаться к исходной точке маршрута, чтобы избежать хроноклазма. Подобные сплетения времен не удивляли и не пугали Снега. Придуманный и построенный безумцем город открывал перед ним свои тайны и Снег в глубине души гордился этим. Он был уверен, что не он один знает о подобных свойствах подземных лабиринтов, но люди не любят делиться с другими опытом прикосновения к странному. А тем временем солнце, проделав свой обыденный путь, тонуло в мутных волнах залива, принося новый день иным странам и иным городам. 1993