Над Книгой Великой всю ночь напролёт Непризнанный гений, почти неизвестный Сидит неподвижно, сидит, не встаёт От мысли, что жизнь он прожил бесполезно. Он входит во строки той Книги без дна: Какая там мудрость, какая там сила… Сквозь слог неказистый видна глубина, Которая так его вдруг поразила. Пытался он что-то пером начертать, Но так и не смог, не решился в сомненьях… Хотел было встать, но не просто отнять Восторженный взгляд от святого Творенья. Он шёл за Героем и болен был Им. И сам прокуратор надменный, но мудрый, Забыв на мгновенье языческий Рим, Окликнул его: - Погоди-ка, Иуда… Зачем ты всю жизнь помышлял о войне? Зачем ты хотел неокрепших рассорить И как декабрист гарцевал на коне Попав под клеймо векового позора? Ты славы хотел, ты хотел новизны, Так, что же теперь ты идёшь за Спасеньем? Казнит вас народ не пролив и слезы Избрав вместо вас темноту омерзенья…. - Но в мерзости ль той…, - отвечал мой поэт, - Спасение я обрету и бессмертье? О нет в том спасенья и вечности нет,- Иное богатство желаю иметь я. Душа моя плачет и плачет о Нём, Я с Ним за одно под плевки и под плети И пусть что дано, то и будет дано За смертью распятых за страшною смертью… Рыдал мой поэт. Слёзы лились из глаз Любовью и верой питая страницы Хранящие силу волнующих фраз Того, кто из мёртвых посмел возродиться.