Поэма шестая. Саша Газазян... Войны кровавой год второй, Алкает враг богатств Кавказа... Тбилиси, город над Курой! Да сохранит Господь от сглаза Великолепный теплый град, В котором я уже родился... Седой Акоп, отец мой, рад: В солидном возрасте женился – На полтора десятка лет Его, недавнего гуляки Мать, Назмик, младше... И отец Из города Ахалкалаки И мать... Гулякою назвал Отца я вовсе не по праву... В работе папа стартовал В одиннадцать... Детей ораву Дед Мартирос кормить не мог... Сапожнику, как Ванька Жуков, Акоп был отдан, но в сапог Не скоро гвоздь забил. Наука Мастерового началась С того, что относил штиблеты Заказчикам... Над парнем власть Сапожника безмерна. Эти Законы цеха соблюдать Неукоснительно обязан Мальчишка... Можно порыдать В подушку ночью... Только связан Он строгой волею отца. Отдал в сапожную науку, Что означало: жизнь мальца В хозяйскую вложил он руку – И значит, надобно терпеть... Носил вымачивать на речку Подошвенную кожу... Греть Ручонки не дано о печку – Все в цывках... Горек скудный хлеб, Зато суровая закалка Выковывала личность... Мне б Не смочь такое... Сильно жалко Мальчишку зябкого, отца... В четырнадцать годков трудиться И мама начала... С лица Совсем девчонка, но свершиться Беде случилось: умерла Семейства мать – и ей, как старшей, Пришлось... Она швеей пошла... Мне представлялась жуткой, страшной Моих родителей судьба: Всегда на грани выживанья Неумолимая борьба Лишала их учебы. Знанья Лишь те, что им насущный хлеб Давали, добывались в схватке С нуждой... Я повторю, что мне б Такие не снести порядки... В Ахалкалаки жил тогда Мой дед Саркис... Над скромным градом То ярче, то тусклей звезда... Судьбу его окинешь взглядом -- И видишь: были времена Удачные: звезда сияла... Лет девятьсот назад она Всего сиятельней пылала – Тогда и зародился град. Приток Куры река Парвана Поила – расцветал как сад Весной кавказской... Но тирана- Соседа город раздражал – И он разграблен и разрушен. Два века горько простоял В руинах – жизни дух потушен В Ахалхалаки... Но потом Жизнь в тихий город возвратилась... У деда под горою дом Из камня. В нем семья ютилась Немаленькая – и меня Порою привозили к деду... Его сухая пятерня Меня поглаживала... Еду К нему за мудростью. Хранил Мой дед Саркис язык армянский, В шкафу – черкеску... Не забыл Об Айястане. Ереванский Знал каждый камень – И Севан -- Армянское святое море И Арарат – весь Айастан... И сагу о народном горе -- Нечеловеческой резне, Еще армянскую легенду Втолковывал упорно мне, Чтоб в мозг, вернее, чем на ленту, Ту правду с притчей записать: Бог сотворил однажды Землю В каменьях всю... Решил собрать – (Рассказывает дед, я внемлю) – Все камни в кучу... -- Кто здесь жить, -- Спросил Всевышний, -- согласится? – Молчат народы... -- Так и быть! – Решил армянский поселиться На тех каменьях. До сих пор Раскаивается – гордится Той жизнью между диких гор... Христовой верой озариться Пришлось армянам так давно, Как никому во всей Европе... В пещере сыро и темно. Там заточен Григорий, чтобы Свет веры вместе с ним угас... Язычник Трдат-царь монаха Велел сгноить. Но как-то раз Вдруг из языческого праха Воскресла царская душа. Пришло к тирану озаренье: Христова вера хороша – Как будто спало ослепленье – И Трдат окрестил народ... В многоязычье толерантном Я счастливо хоть бедно рос... А вскоре стал и старшим братом, Когда родился Михаил. Мне три, а он качался в люльке. Забавно чмокал и гулил, Тянулся, чтоб достать висюльки... Меня послали в детский сад... Однажды шлепнулась со стула Вдруг воспитательица... Рад Был каждый – смехом захлестнуло Всю группу... Снова об отце: Спокойный, скромный, седовласый, Всегда в трудах, а на лице Улыбка... Хитрость, выкрутасы В общеньи папа не любил, Друзьям последнюю рубаху Готов отдать... Надежным был, Пошел бы за друзей на плаху – И потому он был любим В Тбилиси многими... Считались И важные персоны с ним – Советовались и общались... Мы на Плехановской живем, Солидной улице центральной. Архитектурно каждый дом Красив, отделан уникально. Кинотеатров пять на ней, Здесь киностудия, «Динамо»... Футбол тех незабвенных дней: Пайчадзе в наступленье! Гамма Эмоций льется через край, Весь город страстью заливая: --Давай, Борис! Вперед! Играй!... – Кричат болельщики, взывая К нему, великому... И вздох Над улицей сменялся криком... Не раз болельщиков в восторг Ввергал Борис... О нем. Великом, Тбилиси вряд ли позабыть Хоть через сто веков сумеет Героев пламенно любить, От коих ретивое млеет, Умеет наш футбольный град... Замечу: вечным конкурентом Был для «Динамо» «Арарат». В непримиримом, (хоть корректном) Противоборстве – два столпа Футбола с южной жаркой страстью Рубились – и неслась толпа По нашей улице – и счастью Победы не было границ... И я тем счастьем сердце грею. Тбилисец я... Антагонизм Тбилисцам чужд. Здесь и еврею И армянину хорошо... Отец ы Тбилиси перебрался В двадцатых, а жену нашел В сороковом. Союз скреплялся В Ахалхалкалаки – вся родня Живет здесь у отца и мамы. И дядей, теток у меня, Полно, а я любимый самый, Надежда этой всей родни... Брат Миша мал, а я-то в школу Уже собрался в эти дни. Четырнадцатою мужскою Я был записан в первый класс. На Зиношвили привечала Та школа несмышленых нас. Не сразу детвора узнала, Что Зиношвили был поэт Грузинский. Именем поэта Назвали улицу, где нет Дворцов роскошных... Школа эта Была построена тогда, Когда затихла канонада. Восходит мирная звезда Над школой – и учиться надо Усердно – сколько хватит сил... К звонку мы на этаж взбегали, Звонок в волнение вводил... Учительница! Мы вставали... Класс: белизна-голубизна Стены окращенной добротно. В стене – широких два окна. Три ряда парт. Заполнен плотно Мальчишками просторный класс, Остриженными под нулевку. Горнаробраз, как дикобраз, Являл и волю и сноровку, Чтоб оболванить малышей... Мой ряд – второй. На третьей парте Я – в центре класса... До ушей, До глаз доходит все... Распарьте Мозги сердечной теплотой, Тогда мы сразу поумнеем И оомелеем... С первой, той, Что нам вторая мать, умеем Мы знанья получать легко... Она, учительница Сима Михайловна, чтоб все легло В мозги, спокойно и красиво, Не обижая, учит нас... И вот я хорошо читаю, Пишу... Считаю так, что класс Завидует... Душой взлетаю От гордости: не дурачок... Когда сигналом, что уроки Закончились, звенит звонок, Топча друг друга по дороге, Летят мальчишки в гардероб. Одеться каждый хочет первым... -- Эй, первоклашек не угробь! – Директору стальные нервы Нужны... Потом наш школьный двор Футбольным становился полем. И холоду наперекор Мы атакуем, чятобы голом Игру победно завершить... А дома приходилось тяжко: Как можно маме объяснить? Чернильница непроливашка Повадилась портфель пятнить... В Тбилиси снег бывает редко: Раз в два-три года – и лепить Снежки, потом швыряться метко, И по накатанной лыжне Скользить нам здесь не приходилось. В горах, лежит, конечно, снег, Но кто же нас, скажи на милость, Кататься в горы повезет? Потом зигзагом наробраза Решают, что, наоборот, Должны – (их в крайности, зараза Бросает, ну, а мы -- терпи) – Должны теперь учиться вместе Мы с девочками... -- Уступи Дорогу девочке – и чести Мальчишеской не урони... – Краснел, обидному укору Навстречу... Странные они, Девчонки... Нас в другую школу Свели – на улице Камо... И педагоги понимали: Невероятно, чтоб само Собой привычки поломали, Что в прежних школах привились... И нас плясать учили польку, Чтоб в танце за руки взялись... Наверно, был в том смысл, поскольку Увиделось, что с ними нам, Мальчишкам, как-то интересней... Растем... Портреты по стенам... Предметники... Я помню, песней Учитель пения увлечь Стремился нас в разгар урока... Но превращали в стыдный скетч Дырявые носки жестоко Учительские тот урок... Смешно? Да, нам смешно – и горько... Уже я по-грузински мог Читать, писать... Армянский только В семье обыденно звучал. А письменности-то армянской Меня никто не обучал... А в буквы мудрость христианской Идеи заключил Месроп Маштоц, те буквы сотворивший В четвертом-пятом веке, чтоб Народ, святую мудрости получивший В графемах -- (в них Маштоц сокрыл Всю философию эпохи, Все знания в те буквы влил, В последней букве – весть о Боге) – Ту мудрость с буквами впивал... А мне той мудрости Маштоца Не достается – сплоховал... Кому досталось, тем зачтется... От дома к улице Камо – Минут двенадцать спорым шагом. Тащу учебное ярмо То прямо, то порой зигзагом. В отличники не шибко рвусь, Не отстаю по крайней мере. Без напряжения учусь Едва ли на моем примере Отличных можно воспитать Учеников-энтузиастов... Люблю кино, люблю читать, Причем, не классиков – фантастов... О школе... Строили ее Давно – еще в начале века. И анекдотов-фаблио, Историй школьных шуткотека За эти годы собрала Немало. Вот и в нашем классе Одна история была, Запомнилась школярской массе. Особенного ничего. Ни в чем преступном не замечен, А все ж неловко от того, Что будто бы и я замешан. Был день рожденья. У кого? У Наночки Аджиашвили. Был стол богатый. На него Вина бутылки водрузили – Бутылки две на нас на всех. Его-то, в общем. И не пили... А в школе так раздули грех, Как если б мы кого убили. За то несчастное вино Нас всех песочили полгода. Да в тартар провались оно – Причем здесь я? Не пил же! Мода У шкрабов – скучно доставать... Мы в чем, по правде, виноваты? Долбите Наночкину мать С отцом, а нас за что? Долбят – и Никак уняться не хотят... Уж эти мне тупые шкрабы! Достали тем вином ребят. Уж лучше б выпили – хотя бы Тогда страдали поделом... Все годы с девочками парту Делю, а класс и школьный дом Заполнен смехом их – хоть в Тарту Сбегай – подальше, но и там, Поди, достанет визг девчачий... Тут новоселье вышло нам: Решили наверху к удаче Для нашей школы: не нужны Теперь нахимовцы в Тбилиси – И дом освободить должны. А в тот дворец переселился Тот шумный школьный экипаж, В котором беззаботным юнгой – Растет слуга покорный ваш, Носясь по коридорам юрко. Взрослей, больше полюбил Историю: как встарь что было Хотел узнать... Читал, учил Про дальние места – вводила В них география... Потом Стал к физике неравнодушен. И воспитание трудом Мне подходило: не нарушен Ген трудолюбия во мне. Урок труда мне был по нраву. Не оставался в стороне. Урок труда мне не в забаву. А если просят починить, К примеру, парты, пол покрасить, Розетку в классе заменить – Я рад пилить, строгать, дубасить, Вбивая гвозди, молотком... К биологическим наукам Проснулся интерес потом, К таким фундаментальным штукам, Как зоология... За ней И анатомия старалась, Чтоб стало многое ясней, Что выжным каждому казалось... Каким-то чудом комсомол Меня не взял в свои объятья. Зато стал близким волейбол. За класс охотео стал играть я. Атаковал и отбивал. Был в классе я не самым резвым, Но трудные подачи брал, Команде, в общем, был полезнам. Случилось так, что мы сперва Накостыляли всем в районе, Потом в ркспублике... Москва Сияет нам на небосклоне: Зовут на сборы... После в Минск Помчали на спартакиаду... В республике – восторга писк... На шаг назад вернуться надо... К моменту этому уже, Закончив школьное ученье, Мы все – на вузовской меже. Понеже важное значенье Спортивной жизни придают В Тбилисском университете, На месяц раньше всех сдают Спортсмены – и порядки эти Тем летом полусотни нас, Избранников судьбы, касались. Спортсмены показали класс: В студенты чуть не все прорвались. Я, я остался за бортом, Понеже был без комсомольской Характеристки... Потои С командой нашей волейбольской Тренироваться продолжал – Уже студенческой в то время... -- Ведь ты же не студент? Мне жаль... – Запрет играть ударил в темя... Я собирался на истфак, Но стала жилкая бумажка Барьером... Так порой пустяк Вредит надеждам и карьерам. Здесь горечью наполнен стих, А в сердце – боль, сродни зубовной... Поскольку тут меня настиг Еще один удар, любовный... Я не рассказывал друзьям, Не позволял лицу зардеться, И Виолетта Фалосян Была моею тайной с детства. И ей о чувствх не сказал, О чем до сей поры жалею... А краше в жизни не стречал – И этой памятью болею. И вот – добавилась одна Печальнейшая из коллизий. Провальным летом вдруг она С семьей покинула Тбилиси... А вскоре тренер позвонил: Московские сияли сборы. Команду мною укрепил... Ребята из Тбилисской школы И в Минске бились от души С кавказской страстью и задором, В атаке были хороши Пред сеткою живым забором Выпрыгивали... Дали нам В итоге дорогую «бронзу»... Вослед шла слава по пятам... Но жизнь меня ввергала в прозу – Со всей серьезностью вопрос Возник насущный: что же делать? И вот я в первый раз принес Зарплату маме... Покумекать О жизни юудущей всерьез Конкретно и престрого надо. Извечный обсудить вопрос: С чего начать? – ведь мармелада Мне жизнь авансом не дает И не сулит судьбы парадной. Мешки таская взад-вперед Я на тбилисской мармеладной Известной фабрике... Гожусь, Считая по большому счету, На большее, а вт – тружусь Подсобником. На ту работу И то по блату я попал – Определили по знакомству. Сперва, как грузчик жилы рвал, Но не по силам, хоть упорству Меня не надобно учить... Неспешно делаю карьеру: Решили вдруг переключить В весовщики... Отвесив меру Тбилисских фирменных сластей, Я заколачиваю ящик. От молотка и от гвоздей Все пальцы – в ранах... Предстоящих Шагов судьбы не угадать. Но я – удача! – в комсомоле. Теперь бы можно в вуз подать. Я весь в фабричном волейболе, В концертах, звонких вечерах... Вошел в актив – куда деваться... А вуз? Одолевает страх... Октябрь... Тут новенькая, Ася Пришла на фабрику. Она Желе по формам разливала... Улыбка нежная ясна... И вот – меня околдовала. Я что-то на тележке вез... -- Который час? – она спросила... Я встречный задал ей с вопрос: -- Ты с арифметкой дружила? -- По всем предметам только «пять» Я неизменно получала... -- Так нужно было поступать! – -- Недобрала к несчастью балла. – Разговорились... Взгляд с огнем -- Ожоги на душе и коже... Приснилась даже.. День за днем Мне Ася ближе и дороже... Я с ней волшебные часы Провел – по вечерам встречались... Носила черных две косы, Что ниже талии качались... Она хотела на филфак – И ей близка литература. И с ней мне интересно так И так светло! Лицо, фигура, Походка, голос все родней – И я осмелился в июне О чувствах объясниться с ней – И смелость та была не втуне: Я тоже девушкой любим – И эта радость беспредельна. Ее позвал физфак. Пусть с ним Свяжу судьбу и я похмельно, Лишь с ней бы рядом быть всегда... Конечно, Ася поступила... Меня. Увы, моя звезда Вновь подвела – не пофартило... Она студентка, а меня Избрали комсомолским боссом. Об Асе дуаю полдня, А после мчусь веселым кроссом В библиотеку, где она Вгрызается в гранит науки. Лишь ею вся душа полна. Ее лицо, глаза и руки Уже не вырвать из души... Чисты и трепетны свиданья, Невинным чувством хороши Прогулки, взгляды. Провожанья... Теперь мой курс – на политех, В стоители. Решил: строитель Прорвется в вуз верее всех – И с фабрики ушел. Губитель Надежд подвел – лукавый рок... В «Промвентиляции» -- замерщик. Туда меня сосед вовлек – -- Потянешь! – Он в прикидках вещих К удаче – оказался прав. Нужна натура геометра, Воображение... И став Замерщиком, довольно метко Попал в проофессию свою И в ней трудился с вдохновеньем. Но рок в удачное ревю Судьбы готовился со рвеньем Поправки жесткие внести... Я раньше получал отсрочки От службы, но всегда везти Не может. Выбран весь до точки Лимит отсрочек и меня Призвали вместе с Михаилом В стройбат московский... Вся родня На службу братьев проводила В Московский (Тушинский) стройбат. О Тушине скажу особо. На нас, приехавших, глядят Глаза истории. Попробуй Свой взгляд с усмешкой отведи – И там особое увидишь. А посему вокруг гляди – Запоминай, учись... А выйдешь Со службы – после землякам Урок истории расскажешь... Тысячелетьям и векам Воздай почтением. Уважишь Вниманьем к слову о былом, Глядишь – сторицею воздастся. С веками виз-а-ви живем, Его века – его богатство. Зеленый красочный район У кольцевой автодороги С норд-оста лесом обрамлен Алешкинским, а на востоке – Водохранилище, канал... Он воду волжскую столице Еще в тридцатые подал. По праву можно им гордиться Десятилетия спустя. А Сходня с Химкой – это реки... Над Чашей Тушинской летя, Вопрос поднимешь: в кои веки Тот ковш на Сходне сотворен? То упоительное чудо Природы здешней создал Он, Господь... Увидев – не забуду... У Химкинского моря – парк... Здесь воздух с запахом живицы: Вдохнешь – и хоть пляши гопак – Лекарств не надо... край столицы Отмечен в летописях был Назад четыре с лишним века... В усадьбе Братцеву любил Бывать – там все для человека, Его покоя и души, Век восемнадцатый сподобил... Поэт, поярче опиши Все Тушинское бесподобье... Мне жаль, что Ася далеко: С ней погуляли б в увольненье... Служить солдату нелегко... -- Отбой! – Забывшись в сновиденье, Я вижу милую. Она Мне видится еще прекрасней. Я знаю, что она верна. И сон о ней – мой тайный праздник. Когда, осилив карантин, Всю роту подвели к присяге, Из всей команды я один Запомнил текст. В солдатской саге, Которую любой солдат, Чуть приукрашивая часто, Рассказывал всю жизнь подряд, Присягу, как глоточек счастья, Любой служивый отмечал: Обед солдатский повкуснее, Концерт в солдатском клубе, ад Муштры дубовой послабее... Меня комроты отличил За то, что выучил присягу. Я в трудной службе не ловчил. Служу, свою слагаю сагу. Определили на завод. Мы связываем арматуру, На вибростенде нас трясет... -- Язык не прикуси там сдуру! – Из дела личного любой Поймет: я комсомольский лидер. Комсоргом взвода избран – в бой С апатией и скукой вывел Меня общественный удел... Ком. Отделения, ефрейтор, Дундук безграмотный, хотел Нарядами затюкать... Флейта Моей души чиста, светла – И не понять, зачем тот упырь Меня затюкивал сподла... Но я и выдержку и удаль По комсомолу проявлял... Комроты шлет меня в учебку, Что в Реутове... Здесь блистал Я строевой повадкой, цепкой Отличной памятью... Во всем Здесь первый... Принят кандидатом В КПСС – и в послужном Отмечен списке, что солдатом Стал классным Саша Газазян... Как исключенье мне – три лычки... Сержантом возвращусь к друзьям – Учебка строгие приыычки Смогла во мне сформировать. Мне должно землякам и брату Теперь команды отдавать... Просился на прием к комбату: -- В подразделении ином На должность бы просил поставить! -- Нельзя! – Что ж, ладно... День за днем Служу... Брат Миша мог подставить: То тесный ворот расстегнет, На животе ремень ослабит... А мне уже доверен взвод. Дам волю брату, он ославит Меня по роте, дескать, слаб... И я с него снимаю стружку, Острей, чем с прочих всех... Меня б И он гонял на всю катушку Будь в положении моем... Трудна стройбатовская масса... По-русски многие с трудом Команды понимают... Класса Дошли до третьего едва. Есть даже школа в батальоне Для недоучек – ведь Мрсква, Шпиль МГУ на небосклоне... Манит наук высокий дом... Солдатской службы день сверхплотный. Я взводный командир. Притом Еще по комсомолу ротный – Не увернулся – секретарь: Отмечено в служебном списке, Что был на комсомоле встарь.. Начальству не нужны изыски: -- Раз прежде был, то будешь впредь... Давай, солдат активизируй, Не дай народу захиреть... Я к замполиту: завизируй: Организуем КВН... -- Давай. Отличная идея! -- И в выходной из клубных стен Несется хохот. Мы, балдея, Играем, батальон смеша... А в нашей части и студенты, Чья изнахрачена душа: Не доучились... Те моменты Дают им радости глоток. Начальство батальона радо: -- Ну, комсомол, даешь! – Чуток Всем в батальоне та отрада Ослабила зажим души... На мне еще все стенгазеты... -- Да кто ж напишет? -- Сам пиши! – И батальонные сюжеты Я на листок перевожу. Чего-то даже сам рисую... Тут замполит зовет. Вхожу... -- Садись-ка, дело есть. В косую Линейку на столе тетрадь. Смущен майор: -- Такое дело: Никак со словом совладать Не получается. Умело Ты стенгазеты наполнял – Напишешь за меня статейку? Пишу, в газету шлю... Финал: Отныне каждую недельку Звонит майор из окружной Газеты нашей «КрасныЙ воин»: -- Пиши, сержант, опять... – Со мной Комбат считается. Доволен Мой «крестный папа» -- замполит: Отряд замечен генералом... И я доволен: мне сулит – «Как хорошо быть с гонораром» -- По песне – маленький барыш – Мое случайное занятье... Втянулся... -- Почему не спишь? Пишу статью! – И без изъятья Все командиры отстают: Пишу статью – святое дело. И увольненья мне дают По просьбе тотчас же... Летело Ракетой быстрой время... Часть В Ижевск направил строгий жребий Решила вне сомнений власть – Отчета от нее не требуй, -- Чтоб строили автозавод В Ижевске – городе рабочем Солдаты... Службе – третий год. Я принят в партию, чем очень, Сказать по правде, дорожу... Провальный опыт на истфаке В воспоминаниях держу – И партбилет вознес, как факел... Ижевск отметил 200 лет. Граф Петри Иванович Шувалов, Елизаветинский влеврет, Для якорей и самопалов Решил построить здесь завод Железоделательный... Послан Был инженер Москин – и вот Завод в казанских землях создан На речке Иж. Она – приток Величественно важной Камы. Завод построен, и острог... По исполнению программы Железо в Тульский шло завод На ружья для полков российских. Варшавский арсенал берет, Расписаны в казенных списках Железа кричного куски – Все до остаточного пуда. Ковались сабли и штыки, Стволы рассверливались... -- Худо: Могли бы сами выпускать В Ижевске ружья и пистоли. --- Завод ружейный открывать? -- Давайте. Не сумеем, что ли? – Сумели, да еще и как! Не для мальчишек – из фанерки, А чтобы враг валился в прах, Здесь мосинские трехлинейки Особый выдавал завод... Ижевск – рабочий, оружейный Российский арсенал кует. А той винтовки трехлинейной – При ней граненый байонет – И прежде не было в Европе, Да и сегодня лучше нет В атаке штыковой, в окопе... Ижевсской славе нет конца... Поделке старшего сержанта, Еще безусого юнца, Но оружейного таланта Ижевск путевку в жизнь дает: Калашниковский безотказный Штампует автомат завод, Предмет надежный и непраздный. А нас прслали возводить Завод большой, автомобильный. Стройбат пришел – заводу быть! Стройбатовец – солдат двужильный... В Ижевске я пощел в запас Уже не ротным – батальонным Секретарем... Мне был приказ Переизбраться. Снял погоны С большой задержкой потому. М вновь в замерщики вернулся В «Пром вентиляцию»... Тяну, Как прежде лямку... Но коснулся Уже столицы... А теперь И в журналистике набита Рука – и мне известна дверь, За коей мне судьбы орбита Откроетяся... Известна цель – Я, полный сил, стою у старта. Фильм «Журналист» как раз поспел... И Асенька – судьбы константа – Всерьез берется помогать. Она у нас уже с дипломом – И мне берется диктовать, Чтоб русский письменный не комом Сложился, будто первый блин, -- И не сломал мне перспективу. Историю учу один. В английскоим инициативу Берет Нателла... У нее Сестра студентка на инязе. Косноязычие мое Одолеваем... На Кавказе – Друзья – такой потенциал, С которыми своротим горы... Я утром в шесть часов вставал, Бежал к Марине – разговоры Вести на Engkosh’e, читать – И пересказывать сюжеты, Запас словарный прибавлять... -- Натедда – кто? С Нателлой где ты, Друг, познакомился? -- А с ней Мы одноклассники... --- Понятно... Действительно, иметь друзей Всегда полезно и приятно... -- Конечно, Ася – первый друг. Она мне и во время службы И ныне поднимает дух. Мне радостно от этой дружбы. Когда я в армии служил, Она мне книги присылала, Чтоб, развиваясь, не тужил, Новинки... Как-то из журнала Коожевниковский «Щит и меч» Прислала – с очевидной целью: Придать мне мужества, сберечь Мне душу... А теперь артелью Помощников руководит, Чтоб по вступительным предметам Готовился всерьез, глядит, Напоминая мне при этом: -- И о заметках не забудь! – В газете железнодорожной На полосу открыли путь, В «Заре Востока»... Я – не ложно Замечу – целый чемодан Скопил серьезных публикаций. Мне референс отличный дан... И без таких рекомендаций Напрасно не сущи мозги Среди дрожащей абитуры: Не примут на журфак Москвы. По свойствам пламенной натуры Решает Ася: -- Я с тобой!... Мы сняли комнатку в столице... И грянул бой, жестокий бой – Не время петь и веселиться. Я сочинение писал О фильмах, снятых по Толстому. Я фильмы видел те, и знал, И описал их по-простому, Как здравый смысл мне подсказал. – И через тот барьер прорвался. Мне похже сообщили балл, На русскам устном... Зашатался Итог на этом рубеже... Заговорил с соседкой Олей... Меня одернули... Уже Пощался с МГУ-шной долей, Молился: -- Боже, за меня Словцо ужасным сим замолвишь? Боюсь из горше, чни огня... Престрогим Шанской с Абрамович Бог что-то, видимо, шепнул: Нас с Ольгою валить не стали... Оценку получив, вздохнул... Уж если бы четвертовали – И то бы легче перенес... -- Поесть бы что лли хоть сосиски... – Экзамен третий. Мне вопрос Понятно задан по английски... Волнуясь, начал отвечать Довольно гладко, без запинки... -- Как? Что? – С экзамена встречать Бежит навстречу Ася... Льдинки Слегка подтаяли в душе... -- Не расслабляся! На последнем Держись на трудном рубеже... Я сдал! И налаждаюсь летним Столичным праздничным мирком С моей прекрасной, чудной Асей... И в первый курс вошел тишком... Я долго бился, не сдавался -- Анкетные дела: -- Бери, -- Велят, -- На курсе секретарство! -- Я не хочу в секретари: С учебой предстоит мытарство! Пусть Сколкина возьмет Бразды: Была секретарем райкома... – Но члены партбюро тверды: Кончай выеживаться. Дома С женой капризничай. А тут... -- И навязали секретарство... От вожака студенты ждут Реальных дел... Мне, в общем, барство Не свойственно... Вхожу в контакт С учебной частью и парткомом. Роль вожака – не сахар, факт. Я не желаю чтобы комом Жизнь комсомольская пошла... Я комсомольцев подключаю Во все столичные дела... В Домжуре праздник назначаю С участием больших гостей Для первокурсников журфака. Переключатель скоростей – На высшей... Я лечу... Однако На все мне не хватает дня И ночи... Ведь от семинаров, Конспектов вряд ли кто меня Освободит... Тычков, ударов Не меньше, чем на курсе все От профессуры получаю... Кружусь, как белка в колесе, Не сплю... Короче, не скучаю... Истпарт, Митяева... Мне с ней, Как двум партийцам удается Контакт наладить... При моей Активной роли, курс несется Всей кодлой в Горки, где Ильич Провел последние денечки... Митяева держала спич, Истпарт чуть оживив на точке, Где все осталось, как при нем... Вот в гараже роллс-ройс огромный, Вот лавочка... На ней вдвоем Со Сталиным снимался... Темный Тянулся за вождями шлейф... Но компромат о том и этом До времени упрятан в сейф... И рисковали партбилетом И жизнью те, кто хоть намек Себе позволил о «бессмертных»... Хрущев прорвать блокаду смог – И все узнали о несметных, Несчетный жертвах той войны, Которую вели с народом Они, властители страны... И Сталин нравственным уродом Пред миром и страной предстал, Причем, пред миром много раньше, Чем пред страною... Я устал Учить истфак с марленом... Рань же Не так меня кроваво боль... Притворство стало общей сутью... Моя в том водевиле роль Трагикомична... Ну, да судьи Кто?... Я в английском не силен. Наташа Форес нам примером – Как англичанка чешет... Стон: Тянусь за нею, но с предметом Спавляюсь лишь с большим трудом. Ну, что ж, коль есть ориентиры, Я дотянусь, возьму горбом. Себя из безъязыкой тины За черный с проседью вихор, Конечно, вытащу... Кавказзский Огонь, упорство и задор Соревновательный – не сказки... Над переводами корпел... Физвоспитания нагрузку, Хоть и сверх сил, но все ж терпел: Не дал бы за прогулы спуску Мэтр Хорош ни секретарю Ни даже самому декану... И вот – бегу, лыжню торю, Замедлю бег, когда устану... Уроки должен посещать: Вожак пример для подражанья... Машинопись... -- Пошли «стучать»... – Здесь мало одного старанья: Особен надобен талант К «слепой» машинописи скорой... Неведом мне ни аспирант И ни один студент, который Так научился бы стучать... Долбим одним, двумя перстами... Нам, главное, зачеты сдать. Потом поучимся и сами... Фразеологии воздал Почетом: острую, живую О ней, родимой, написал В семестре первом курсовую. А Прохоров у нас марлен Читает социологично... Недавно среди этих стен Задавлен властью, симпатично Преподававший сей предмет, Профессор-западник Левада... Левады на журфаке нет, А Прохорову ловко надо Лавировать, чтоб донести Социологиюю до массы Студентов. Суть ее спасти... Но есть средь массы «фантомасы» Под маской, что любой судьбе Поставят тайной докладною Барьер – «кроты» из КГБ... Следят, конечно, и за мною. Ведь худо-бедно я – вожак... Но дарит светлые минуты Кучборская... О, мой журфак! О чуде том упомяну – (ты Прости, ЦК КПСС) – В моей молитве это чудо. Спасибо, Господи! – ведь без Нее пришлось бы вовсе худо, А с нею – радостно душе! Татаринова! В той молитве Ее упомяну... Уже Заведомо в духовной битве Разгромлены, побеждены Двумя подвижницами духа Все бесы мрачные... Должны Понять мы все: как тускло. Глухо Существовали бы без них... Нам повезло... Тяжеловато: Не древне-русском нужно книг Перелопатить многовато... Я на четверку сдал предмет... И после сессии -- в Тбилиси... Здесь – шок! -- Спаси, Господь! – Но нет – Напрасно Господу молился: Два дня – и мама умерла... Она давно уже болела, Но весть в столицу не дошла: Она беречь меня велела От беспокойств и черных дум... С последним маминым уроком – Учеба не идет на ум – Как током, пораженный шоком, В общагу горестно вступил... Как буду дальше жить без мамы? Я словно бы в отрубе был, Как будто бы под небесами Погасло солнце для меня... Но в сны ее Господь приводит – И будто солнце для меня На небосклоне ночью всходит... Семестр второй не знаю как Осилил – словно был в тумане... Был Шведов, помню... Вел журфак Меня как будто на аркане. Я пробежал на «Маяке» Учебной практики недельку. Заметок горсточка в руке... Усталый падаю в постельку... Мне Шведов подобрал вопрос: Кто из армян сыграл Отелло Блистательно. Ответ принес Зачет «по Шведову»... Взлетела Душа. Ответил: -- Папазян Ваграм...— По засиявшим ярко Усталым шведовским глазам, Я понял: этого подарка И ждал великий от меня – И отпустил меня с зачетом... А я поплелся, семеня... Как сдал все остальное чохом, Как сессия прошла – туман... Но сдал – и в форме стройотрядной Я в Приишимку, в Казахстан На труд тяжелый, непарадный Поехал... Был один чудак, Свекольной выхлебал изрядно – И на бульдозере – нещак? – Крушил в селе заборы... Ладно, Проехали... Пошел второй Серьезных и не очень знаний – Красиво скажем – пир горой, Курс новых острых испытаний. Нас Ружников седой вводил В суть специальности радийной... Меланхоличный малость был, Но милый. Малость пародийный. Второй журфаковской зимой Опять отправился в Тбилиси, Год как нет матушки со мной. Могилке скромной поклонился... Со мною Ася... от нее Тепло и свет исходят чистый... Она – дыхание мое, Моя мечта, мой зной огнистый... Она – в Тбилиси, Я – в Москве... Но расстоянья – не преграда. В моей душе, и голове, В моей судьбе одна отрада... И вновь учеба... Вывожу Ребят в Москву на выходные, По старым улочкам хожу... Живут в Москве, а вот – чудные – Не видят матушки-Москвы... И я от душ сооружаю К столице тайные мостки... А с нашей группой выезжаю И в Новый Иерусалим, В Архангельское и на Истру... Толстой вел русский... Вместе с ним, Чтоб в душах вдохновенья искру Возжечь, взыскующих добра, Привозим в Ясную Поляну... Нет, это вовсе не игра. Играть с великими не стану... Гуляет с нами добрый граф Илья неспешно по усадьбе... Ее у графа отобрав, Жалела: -- Эх, и жизнь забрать бы... – Такая добренькая власть... В походах по Руси ушедшей О многом поразмыслишь всласть... О чем-то дуб негромко шепчет – О том, как графа Льва встречал? Я этот курс с хвостом закончил – Английский слабо отвечал... Из книжек граф гримасы корчил: Ведь он и по французски знал... В семестре этом курсовую О Би-Би-Си я написал... И в степь казахскую, сухую... Я в стройотряде командир, А комиссаром – Жора Зайцев... Отряд мой дом соорудил, Вчерне – коровник... Отказаться От стройотряда не могли Ния ни Жора – коммунисты... Вновь «третий трудовой» прошли На полдороге в журналисты...