Млел лунный луч в горячих простынях; Скользило время, медленно сползая По бёдер перламутру в нежный пах, Неторопливо в ритмах сердца тая. Дышала кожа влажной сутью фибр, И содрогалась трепетною тенью В мышц сокращениях недавних память игр Безумства шёпота с огнём прикосновений. Разбив на атомы, Её творила ночь, Соткав из нитей обнажённых нервов. Экстаза сладости не в силах превозмочь, Она влилась в росу амриты перлов. Сон не тревожил томность её век, Их лёгкостью поя необычайной; Во тьме искрились, как хрустальный снег, Зрачки её, расширенные тайной. По растекающимся из границ губам Блуждала, слившись с поцелуями, улыбка; Крылато чувственность струилась по плечам, И невесомость полнила их зыбко. И вились волосы в расцвете естества И льнули к шее пламенной лавиной, Как разметавшиеся эхом торжества Некающейся кудри Магдалины. Всё тело мелкими волнами жгло сиянье Неудержимого желанья зарыдать… А он блаженно спал, ибо его даянье Ей этой ночью ниспослало благодать. II Зяб бледнолицый месяц за окном, Прижавшись лбом к недвижной занавеске, Чертя теней щекочущим пером В изгибах тел причудливые фрески. Плыла по коже тёплым мёдом страсть, И растекалась судорожно нежность; Готово сердце было взвиться и пропасть, В осколках искр целуя неизбежность. Виски дурманил бархатистый зной — В них песнопеньем тишина звенела, И родовыми кольцами покой Блаженно сковывал росистый трепет тела. И голод уст пульсирующе звал, Во тьме ища неутолимо губы, И, растворяясь в них, благословлял Слиянья таинством повенчанные судьбы. Ласкал расслабленную гладкость стройных спин, Ключиц прозрачный шёлк, лодыжек безупречность Воск терпкой мглы ночной; и из зрачков глубин Покровом хрупкой наготы змеилась вечность. Внезапной истиной чарующая ересь Пленила Их, как смерть, лелея и казня, И многоруким божеством струилась прелесть, Объятий отзвуком волненье мышц дразня. Во мраке замер вздох, мгновением палим, Запутавшись в волос, в ресниц хитросплетенье… Бессонны были обе, ибо Им Сегодня ночь явила откровенье. Margueritte декабрь 2001-февраль 2002.