Люблю запах напалма по утрам, но войну не боготворю, потому как девушки на передовой обрезают косы и становятся неинтересными на фотоснимках. Не могу привыкнуть к полетам на гражданских самолетах. Наивно удивляюсь, почему на взлете и при заходе на посадку не отстреливаются тепловые ловушки для ракет. Без их фейерверков неуютно и некрасиво. Вдохновляют и мирные города, где боевые танки не стоят на каждом перекрестке, живописно дополняя урбанистический пейзаж. Гудение открываемого люка военно-транспортного самолета, знакомо-радостное ощущение первого вздоха местного воздуха. Запах жары и приключений. Горят нефтепромыслы и центр города, повсюду боевые машины десанта, пехоты и бронетранспортеры. Толпы людей мечутся по освещенными пожарами улицам. В квартирах многоэтажек горы трупов и по колено крови, она стекает по лестничным пролетам. Стрельба, крики детей и вой их мам. Сочувствую американским джи-ай, в Ираке скучно вести боевые действия. В зрелищности тамошние деревни проигрывают пылающим столичным мегаполисам. Из солдата удачи я переквалифицировался в военного репортера. В одноэтажной Центральной Азии размах оказался не тот, увы. Не голливудский. Возникает ощущение тупости и никчемности голодного существования. Все больше занимают мысли о еде, когда не думаю о сексе. Хочется упасть ничком на кровать и спать. Делаю первую запись в рабочем дневнике: «Вот я снова дома на войне. До Нового года осталось четыре месяца». В одиночку, с камерой на шее в чужой стране окунаешься в массу людей. У них только что кого-то убили, они сами занимались поджогами и грабежами. Вокруг – незнакомая речь. Перестал что-либо читать, кроме ежеутренней сводки о боевых потерях на предмет отыскивания в ней фамилий знакомых сослуживцев, в этом случае, уже бывшезнакомых. Приезжаешь на БТРе к окраине деревни, кругом пальба, трассеры пронизывают воздушный океан. С фотокофром покидать БэТэР сложнее, чем с гранатометом. Предпочтительней вспыхнуть синим пламенем на открытом пространстве, а не в железной коробке БТРа! Если БТР подобьют, то кто его сфотографирует, как не я? Опишу геройский подвиг солдат. Передам снимки в редакцию. Греет сердце, что я для снайперов – цель №1, за мою голову заплатят дороже, чем за командира батальона, живого или мертвого. Комбатов - много, а журналистов - мало. Обыскиваю труп солдата. Может, узнаю, как его зовут и напишу статью. В салоне вертолета запах керосина, вонь от трупов, гниющая плоть раненных разлилась по полу. Пару дней назад фотографировал школьниц в бантах за тысячи километров отсюда. Теперь солдаты в бинтах. Что я делаю в этом дурдоме? Ездил снимать очередные трупы и на оставшиеся кадры сфотографировал девочку. К вечеру проявил пленку, подвесив сушиться к гардине окна. Просматриваю еще мокрый негатив и вижу, что на пленке оказались близкими соседями девочка в кадре, и на соседнем – обнаженный труп с пулевым входным отверстием в области груди. Странно, что не спросил имя девочки. Хотел поцеловать, пока ее не убили, но передумал.