Моя Советская Армия 8 Гауптвахта

дядя Вова пт, 15/01/2021 - 23:38 Мемуары

— Ну, чё, воин? — А? — Вне очереди на! За что молодому фингал поставил? — Понравился. — А что глаз прячешь, стыдно? — Нравитесь. Из дембельского альбома.

Наша гауптвахта представляла собой довольно большое помещение внутри и неказистое строение за высоким забором с колючей проволокой снаружи. Заходишь в здание, сразу прихожая, за ней приёмник; на лево – кабинет нашего майора-коменданта; на право – караулка; прямо – длинный коридор, по обе стороны которого – камеры; первая – для офицерского состава, напротив – для сержантов, остальные – для рядовых. Ещё есть одиночка, про неё совсем забыл. Во всех камерах обязательная для таковых помещений «шуба»: пупырчатая стена из цементного раствора, покрашенная в серый цвет. В камерах рядком торчат из бетонного пола металлические трубы, на которые надеваются деревянные нары – с десяти вечера до шести утра. Отопление в коридоре и пол из керамической плитки, как в бане. Смена караула через каждые два часа.

— Рядовой Печников! – орал сержант, когда я отходил по коридору свои положенные два ночных часа и направился в караулку для смены. — Я! — Слушай, ну чё ты будешь сменятся? — А чё? — А то, через два часа опять тебя в спину пинать! Иди уже… Покарауль за дедушку, пусть дремлет, а ты днём отоспишься.

В «Крёстном отце», если бы я посмотрел этот фильм в то время, мне бы подсказали, что было сделано такое предложение, от которого просто невозможно отказаться. Ну что тут думать, карабин на плечо и взад-вперёд по кафелю… Сначала пересчитываешь квадратики, потом начинаешь наступать только на отдельные из них, потом прислушиваешься, затем принюхиваешься и так чуть ли не до полного помутнения рассудка. А спать-то как хочется.

Вот скажите, кто из вас засыпал сидя? Вполне будет достойный ответ – от всех положительный. А кто стоя, словно слон или лошадь? Ага, уже половина задумалась. А кто засыпал хоть раз в жизни на ходу, да чтобы по-настоящему? Ответят, уверен, не больше десяти процентов. Я засыпал. Иду по кафелю и вдруг… Сниться сон, будто пошли мы с девчонкой в лес по ягоды. А солнышко такое ласковое, а душа нараспашку и хочется побыстрее до полянки дойти, да до ягодной. Нет, не для того, чтобы ягод скоренько набрать в лукошки, а чтобы девушку свою обнять по горячее, да утонуть в землянике, кувыркаясь вдосталь… «На земляничной поляне мы с тобою лежали» - бьёт по солдатским сонным мозгам знакомая мелодия и слова на свой манер тут же переделываются. Только к поляне подошли – «БАХ»! Карабин с плеча упал и об кафель со всего маха вдарил прикладом. Глазёнки тут же раскрылись, заморгали часто-часто в непрерывном нервном тике! Шум какой-то в караулке… Хватаю карабин и направляюсь к выходу. Из караулки вслед морды сонные дежурного и дедушки…

— Ты чё буянишь? Чё за звуки охрененные? — Д-да вот сам испугался! Н-на улице что-то… Н-наверное, сосулька упала. — заикаясь, но стараясь быстро проговорить, отвечаю я, срочно вспоминая о сосульках, висевших на крыше около трубы.

На территории гауптвахты есть свой небольшой плац для проведения строевых занятий и, конечно же, в целях воспитания и «самого доброго наставления» сидельцев «кичи» на путь истинный. Впрочем, это самая настоящая солдатская тюрьма. Она в основном забита до отказа военными строителями самых разных национальностей из многочисленных строительных батальонов, разбросанных по подмосковью. Конечно, наша кича не идёт в сравнение с Алёшинской губой, но и сюда заглядывали морячки, и даже погранцы из Шереметьева 2. На мою память сидел один прапорщик буйный – крыша поехала, где-то взял пистолет и размахивал им, грозясь всех перестрелять; и лейтенантик пьяный – сразу после окончания училища на улице забрал патруль.

День начинался на губе, также, как и в обычных солдатских ротах – в шесть утра подъём, но бывало, что и на час раньше. Так называемые «зеки» выходили из камер и, складывая деревянные нары с шинелями, строились на плацу. К этому времени комендант иногда был уже на месте, но часто приходилось его терпеливо с нервной дрожью дожидаться всё утро. Ему отдавался рапорт, что за время его отсутствия никаких происшествий не случилось и тут… Начиналось кино!

Майор смотрел спокойно, как идёт перекличка, выбирая для собственного удовольствия себе жертву на весь день, а может даже и на последующий. Он прохаживался взад и вперёд, задавая самые безобидные вопросы, мол, как тут кормят и есть ли какие-либо жалобы. Порой казалось, что добрее и милее нет никого на свете, ведь никогда и никто не мог сразу определить, когда и куда вдарит моча у главного нашего командира.

— Даааа… Сброд, конечно знатный, — глядел он мечтательно в небо. — А что же, вижу, товарищи смертники, средь вашей банды налицо доблестные пушкари из славного нашего города Загорска! Ага… А ну-ка, явитесь миру таковые – выйти из строя! — Так точно! — аж взвизгнул метр с кепкой артиллерист. — Есть!

Солдатик выходил с гордо поднятой головой, снизу-вверх глядя на майора и боковым зрением с ухмылкой на строй оборванцев, мол, вот выделили из всех из вас, чурок недорезанных. Майор мрачнел на глазах, взгляд солдата суетился и…

— На работы, мразота! На самые грязные, хрен с глазами! — За что? — заискивающий взгляд и недовольный вопрос одновременно. — За то, что позоришь Бога войны, нашу доблестную артиллерию! На очко, гадёныша, чтоб там и спал! — А… — А за вопрос без разрешения… За два вопроса без разрешения… Чтобы третий раз вопрос без разрешения не задавал — трое суток дополнительного ареста!

Арестанты спали на деревянных нарах, которые заносились в камеру на ночь, чтобы, укрывшись собственной шинелью, на них спать. Мне довелось быть раз двадцать в карауле на киче, явиться участником и свидетелем того, как в рамках воинского устава происходили чистой воды издевательства над сидельцами. Например, производились настоящие забеги с нарами перед сном. «Отбой»! — давал команду дежурный или выводной. Нужно было, пока не прогорит спичка, схватить нары и установить их на трубы, торчащие из бетонного пола, вбежав в камеру. Если хоть один не успевал, процедура начиналась заново. Был бы один человек, тогда без вопросов, но солдатики никак не могли справиться, постоянно идя друг на друга самым настоящим тараном, чтобы быстрее проскочить в открытую дверь камеры. Арестантские нары, так и называли Анами, а их владельцев лётчиками, устраивая такого рода продолжительные учебные полёты, со всеми вытекающими виражами, после которых очень не хотелось ещё раз попасть на губу.

А ведь были такие моменты, что если на выводных никто из арестантов не жаловался майору, то самого выводного комендант арестовывал на трое суток, только за то, что тот ненадлежащим образом выполнял воинский долг караульной службы на гауптвахте. Это я к тому, что караульные специально должны были создавать невыносимые условия содержания под арестом. То есть сама губа должна была выступать таким инструментом, приспособленным к тому, чтобы она воспринималась как жестокое наказание, не иначе.

Что там говорить, пребывание на гауптвахте, очень часто превращалось в ад кромешный, правда не для всех. Были случаи, когда попадали на кичу друзья или земляки, которым всё сходило с рук. Впрочем, не везде было одинаково, зависело от того, насколько изощрёнными были издевательства на той или иной гауптвахте. Те, кто побывал в Алёшинских казармах, считали, что на нашей губе ещё вполне перевариваемые условия. Но общие обязательные условия были везде: лежать на нарах можно было только ночью во время сна, сидеть тоже было негде; любой приказ выполнялся беспрекословно и обязательно бегом; изматывающие строевые упражнения на плацу; постоянные уборки помещения и внутреннего двора; бесполезные работы, выполняемые без цели, лишь бы занять арестанта.

Отдельно можно рассказать про питание. Мне сначала очень даже понравилось ходить в наряд по гауптвахте из-за еды. Хотя, только сейчас начинаю понимать, что ещё туда тянуло из-за чувства беспредельной власти над теми, кто стоит ниже меня на солдатской лестнице. Стыдное признание.

Кормёжка была исключительная, поскольку из столовой для караульных, наверное, из-за боязни самим когда-либо залететь, выдавалось побольше жареной рыбки и сахара с маслом. Тем более, что не брезговали забирать то, что по вкуснее себе из других пайков. Зато арестантам отдавали свои порции невкусной пищи, коими были почти всегда первое и второе блюда, заглаживая тем самым собственную вину в мародёрстве. Впрочем, и это сидельцы не всегда успевали поедать, поскольку на приём пищи отводилось всего три минуты.

Очень редко повара делали суп из консервированной кильки с картошкой. Вот это блюдо я всегда съедал полностью без остатка, и оно меня очень даже устраивало, но до определённого момента, пока не увидел, как этот суп готовится. Я привёл двух арестантов с армейскими термосами для обедов, застав как раз весь процесс приготовления.

— Щас, солдатики, — улыбался душевно повар, — картошечка уже сварилась, консервы запустим и через пять минут будет готово. — Ладно, ждём, — ответил я. — Раскрыли банки-то, дебилы нерусские, — кричал повар двум солдатам-помощникам узбекской национальности в белых грязных передниках. — А можно нам пару баночек, чтоб нераскрытых? — Эээ… Две банки оставьте!

Я зашёл в помещение кухни и то, что увидел потрясло меня от самых кончиков сапог до штыка, примкнутого к карабину: узбеки столовыми ножами откупоривали консервные банки, и раскрытыми кидали их прямо в котёл, не вынимая содержимого. Я взял одну банку… Грязь прилипла к смазке, типа солидола, которой обмазывали ёмкости, чтобы они не проржавели при длительном хранении. Тут же второй поварёнок вынимал деревянной лопатой пустые банки с этикетками из котла. И вот тут я слукавил, что очень сильно побрезговал любимым супчиком. Поначалу только вдруг подумал про то, что видел, а потом молча ел и… Всё.

Интересно только мне и сейчас, куда девалось мясо со специального военного хозяйства, где выращивали свиней? Ведь видели только сало. Но ни одного кусочка мяса, за время прохождения армейской службы, я так и не попробовал, если не считать последних полгода армии, когда ходил обедать в обыкновенную гражданскую столовую. Кстати, сам не видел, но рассказывали, что там, в свином комплексе, служили солдаты довольно привольно. Особой популярностью пользовались слухи, как у одного в дуплет пьяного дедушки свиньи откусили и сожрали ухо во сне, а у другого нос. Врать не буду, хотя чёрт его знает.

Не желаю более, как в предыдущей главе углубляться в болото излишних дум, мол, зачем и почему таковые условия в нашей армии образовались, делая авторские заключения и подводя итоги. Постараюсь обойтись без них, поскольку нет никакого желания навязывать собственные мысли. Пусть читатель сам определяется, опираясь лишь на приведённые мною факты и описания с воспоминаниями, где незначительные размышления без каких-либо выводов.

В заключительной части этой главы хочу только напомнить, что в июле 2002 года приказом Министерства обороны гауптвахту отменили, и любые упоминания о ней убрали из всех Уставов. И как это раньше не дошло до высочайших умов? А ведь не дошло, что право единолично принимать решение об аресте не коим образом не должно быть представлено, поскольку сказано уже сто раз о необходимом решении суда. Чтобы не вводить таковые суды, которые бы решали дела не только командиров самодуров, но и конкретные случаи, связанные, например, с пьянством дембелей, то пошли по наименьшему сопротивлению: не сделали суды, но удалили гауптвахты. Но рано я обрадовался, ведь через пять лет гауптвахты появились вновь. правда появились и суды. В армейскую тюрьму теперь не просто попасть. Только через гарнизонный суд. В общем картина радует всё равно, хотя бы только потому, что и помещения модернизировали и современная гауптвахта на много далека от советской губы.

А я так вообще часто задумывался ещё в 1983 году, будучи на той самой губе в качестве выводного, об изначальной абсурдности самой идеи гауптвахты, просуществовавшей много-много лет в качестве внутренней армейской тюрьмы. Неее… Ведь всю голову сломал: можно ли лишить кого-то того, чем он изначально не обладает?

горько даже читать, Володя, хорошо, что отменили гауптвахту

Наталья Сафронова сб, 09/01/2021 - 05:09

Горький психологический парадокс, всю жизнь бередивший мне душу, когда сидят в тюрьме злодеи, а те, кто их охраняет - в этих же злодеев, если не хуже, - непременно превращаются...

дядя Вова сб, 09/01/2021 - 09:04