Был обычный весенний день, какой-то серый и промозглый – наверное, из-за того, что зима еще не спешила уйти в свои пенаты, продолжая холодом дышать на мир. В то же время снег уже не поражал своей белизной и величием, местами он протаял, обнажая голую землю. Полдень. И в этом грязно-голом мире внезапно прокричал ворон, затем еще и еще один, а потом вся черная стая сорвалась с насиженных местечек, чтобы вскоре вернуться. Они знают, что в такой день всегда будет чем поживиться. Полдень. Всё чаще и чаще в это время вороны взметаются вверх. День за днем, неделя за неделей, год за годом. Кладбище все больше разрастается, захватывает все новые территории, превращаясь в подобие братской могилы. За последние годы смертность особенно велика. Вскоре, наверное, не останется никого, кто был бы жив. Сегодня хоронили молоденькую, лет двадцати, девочку. Смерть не тронула ее красоты, лишь покрыв бледностью дивное лицо. Я видел. Обычно не смотрю, боюсь, что покойники будут преследовать по ночам, но сегодня рассмотрел все до мелочей. Совсем молоденькая, еще жить да жить, а оно вон как получается. Некоторые чувствуют себя неплохо и в восемьдесят, другие умирают юными. Такая вот несправедливость. За что убили эту девушку, кто сейчас расскажет? Она была, жила, веселилась, может, любила – и вот ее нет! Смерть уносит все: и радости, и беды, и любовь… Она повсюду. За последние годы я на нее насмотрелся. Сколько через мои руки прошло погибших душ?! Сколько их еще будет! Я своего рода Харон, перевозчик в царстве мертвых, который помогает им перейти в мир иной. Я работаю здесь, на кладбище, делаю гробы, памятники, рою могилы. Вот уже тридцать лет я провожаю людей в последний путь. Тридцать лет! От ощущения значительности этого срока внезапно закружилась голова. Тридцать! Ещё или уже? Мне вдруг стало как-то неуютно среди серых плит и невысоких могильных холмиков. Половина из тех, что лежат здесь, похоронены моими руками. Порою я слышу их леденящий душу голос: «Зачем ты еще живешь? Почему ходишь по бренной земле? Сколько ты еще будешь ее топтать? Оглянись вокруг, мир умирает. Неужели ты не видишь его апогей?» Я с трудом сопротивляюсь их зову и молча ухожу. Но мне неизвестно, сколько я еще протяну. На поминки я не поехал, выпив стопку и закусив блином прямо у могилы. Прощай, девочка. Вот так, один за другим они уходят, уходят, уходят… Сколько же можно! Почему так устроен мир? Зачем мы вообще живем, любим, страдаем, ненавидим?! Зачем стараемся сделать что-то как можно лучше, мечтаем о счастье? Зачем все это, если однажды ты умрешь, сойдешь в могилу, и тебе уже будут не нужны все эти ценности, материальные ли, духовные ли. Зачем зря надрываться? Для кого? Эти вопросы я задаю себе все чаще и чаще. Может, под старость лет захотелось пофилософствовать? Мы редко задумываемся об этом, пока молоды. А вот когда «костлявая» уже практически заглядывает тебе в лицо, тогда-то и начинаешь суетиться, что-то зачем-то делать. Глупо. Гляжу я на мир и понимаю, правы были они: загадили родную планету. Мир умирает под тяжестью городов, миллионов машин, бороздящих его просторы. Он умирает от ядовитых отходов, отравляющих саму жизнь. Небо разрывается шпилями небоскребов и столбами заводских труб, умирают леса, земля пытается вздохнуть из-под толщи асфальта и бетона, море стонет под пленкой нефти. Мы убили этот мир – теперь он убивает нас. Человек не смог договориться с природой. Колотя себя волосатой лапой в грудь, он укротил огонь, распахал землю, прорыл каналы. Возвысившись, человек мечтал еще больше подняться над природой. Осваивая химию, он все больше отравлял планету, нарушая естественный баланс системы. Наконец, человек додумался до такого, как атомное и нейтронное оружие, и мир содрогнулся. За свои пятьдесят я много повидал, иногда даже кажется, что слишком много., но чем все это кончится, я не знаю. Мир подобно канатоходцу висит над пропастью, а внизу ждет могила, готовая принять его в свои недра. Уже вечер. На кладбище никого кроме меня. Возвращаются вороны, надеясь перекусить оставленными продуктами. Эти птицы тоже балансируют на грани жизни и смерти… Жизнь и смерть – два главных начала всего. Пора спать – сказал я сам себе. Спать, если удастся заснуть. Перед глазами стояло молодое лицо, покрытое смертельной бледностью. «Закат мира!» - подумал я, глядя на серую мешанину под ногами, сухие ветки деревьев, холодные надгробные плиты и птиц, деловито вышагивающих между могилами. Сон, как я и предполагал, никак не шел. Я лишь ворочался на смятой постели, пытаясь устроиться поудобнее. В голову лавиной хлынули разного рода мысли, и мне стоило немалых трудов прогнать их. Меня сморило только под утро, а через несколько часов яркое солнце, ослепляя, вынудило подняться. Я чувствовал себя совершенно разбитым. Подумав о том, что сегодня, скорее всего, предстоит тяжелая работа, я поставил старенький чайник и, пока он грелся, вышел на улицу. Почти сразу же я насторожился. Что-то в окружающей меня действительности почти неуловимо изменилось. Но что было не так, я никак не мог понять, и это меня пугало. « Что же произошло?» - подумал я, оглядывая свой домик на краю кладбища, надгробия, деревья… Стоп! Деревья! С ними было что-то не так. Надев сапоги, я направился к кладбищенской роще. Когда до березок оставалось шагов десять, я, наконец, понял. Все деревья были усыпаны маленькими зелеными листочками. Березы будто человек задышали полной грудью, радуются солнцу и теплу. Снег уже почти весь растаял, а кое-где наружу начала пробиваться зеленая травка. В воздухе носился какой-то неописуемый пьянящий аромат восторга. Зима, наконец, отступила, и весна брала власть над природой в свои руки. В этот день никто не приехал, как и в последующий. Странно, но я был только рад, что мне приходилось сидеть, сложа руки. Я радовался вместе с природой пробуждению от долгого сна и постепенно начинал понимать: «Мир воскресает!» 1999