рассказ Он шёл по когда-то асфальтовой, а теперь просто отвратительной дороге, вдыхая жаркий вечерний смрад, нехотя умирающего пригорода. Белая майка стала серо-желтой от пыли и пота. Впрочем, и чёрные джинсы тоже посерели, так что в целом весь его облик довольно гармонично вписывался в хмурый бесцветно-серый ландшафт. Он шёл и слушал. Шёл и слушал тишину. Тишину, хотя и сокрытую удаляющимся городским гулом, недовольным чириканьем потревоженных птиц и ворчанием спутников за спиной, но от того не менее тревожную. Угрожающую. Значит скоро. Сколько времени он идёт так? Миг? Вечность? Надо бы знать точнее. Здесь царствует культ времени. Как любому недоразвитому разуму, местным аборигенам необходимо от чего-то отталкиваться в своём невежестве. Им кажется таким важным, когда произошло, или произойдёт то или иное, даже самое незначительное событие. Лишь бы найти точку отсчёта! И в этом они не изменились. И уже не изменятся. Даже если он победит. Даже если победят его. Ворчание позади усилилось. С ними всегда так. Привяжутся, ждут чего-то, о чём-то канючат, а после начинают роптать. Собственно, ему до них не было никакого дела. Они сами приклеились по пути. Одни уходили, приходили другие, но общее число всегда только увеличивалось. Всегда. Так было всегда. И вечно будет так. Если что-то будет вечно. Раньше он не сомневался, но чем ближе встреча... Когда дорога, вернее то, что он мысленно продолжал называть дорогой, превратилась в абсолютное бездорожье, он наконец увидел. Ещё не его - их. Его ещё-уже скрывала бесформенная невысокая скала, неизвестно как оказавшаяся на пустоши, поросшей неряшливой щетиной глупо-радостных одуванчиков с редкими, слегка заржавленными от жары, клочьями листьев хрена. Он увидел бесконечную, безликую цепь одинаковых сутулых человечков, своей одинаковостью похожих на оловянных солдатиков, вышедших на парад бракованной продукции. По сути, так оно и было. ОНИ не решали ничего. Им не победить в бою, не проиграть боя. Зачем столько зрителей - лишь ещё один вопрос, ответа на который не было. Да если бы и был, то его он не интересовал. Ему нужен только тот, кто… Они стояли друг напротив друга, серые на фоне серой скалы, расползающейся вширь, за счёт примкнувших к ней, и всё пребывающих толп. Наконец, когда вокруг сомкнулись стены колышущегося Колизея, один из них заговорил. пьеса действующие лица: ПЕРВЫЙ. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. ПЕРВЫЙ. Сразу начнём, или поговорим? (ТОЖЕ ПЕРВЫЙ пожимает плечами). Значит поговорим. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. А есть смысл? ПЕРВЫЙ. Смысл есть во всём. И всегда. Если он непонятен нам, так это наши проблемы. (Садится на землю, по-турецки подбирая ноги). Не стой столбом, присаживайся. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Я передумал. Начнём сразу. ПЕРВЫЙ. Торопишься? Ты неисправим. Всегда-то спешишь. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Это ничего не изменит, а значит… ПЕРВЫЙ. (Перебивая). А значит тем более стоит попробовать. Сколько раз мы встречались? Три? Сто? Тысячу? Вот ты можешь сказать? ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Это не имеет значения. Хоть миллион. И я всегда убивал тебя. Если придется, убью ещё миллион раз. Миллиард. Пока ты окончательно не сдохнешь. ПЕРВЫЙ. Не имеет значения, говоришь? А вот и имеет. Хочешь, скажу одну удивительную вещь.… Только ты сядь всё-таки, а то от удивления брякнешься ещё. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Говори. ПЕРВЫЙ. Ну, как знаешь. Так вот, я-то знаю, что это я тебя убивал. Похоже, мы с тобой помним только наши победы, а наши поражения… ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Ты врёшь. Врёшь, как всегда. ПЕРВЫЙ. Ай, брось. Тебе-то откуда знать. Мы и не говорили никогда. Да и подумай, ну зачем мне тебе врать? ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Так уж ты устроен. Зло и обман неразрывны. ПЕРВЫЙ. Не тупи! Куда прикольней было бы поиздеваться над тобой, типа, убивай не убивай, I’ll be back. Продемонстрировать тебе средний палец и похихикать этак саркастически и зловеще. (Хохочет зловеще и саркастически). Ха-ха-ха! ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Ты шут. (Садится напротив ПЕРВОГО в такую же позу). ПЕРВЫЙ. Зато у тебя с юмором хреново. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Говори, что хотел. ПЕРВЫЙ. А, зацепило! Ну что ж, может ты не так уж и безнадёжен. Так вот, когда вчера прилетела эта чёртова птаха… ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Не смей чертыхаться! ПЕРВЫЙ. Пардон, пардон. Божья тварь, райская птица, крылатый вестник…. Так сойдёт? ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Ты сказал вчера. Разве это было вчера? ПЕРВЫЙ. Понятия не имею. С определением времени у меня проблемы. Судя по твоему вопросу, те же, что и у тебя. Поэтому всё, что было относительно недавно, я называю «вчера». Для простоты. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. А то, что давно было? ПЕРВЫЙ. Так и называю. ДАВНО. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Птица, как выглядела? ПЕРВЫЙ. Да как попугай. Глупо и напыщенно одновременно. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Птица размерами превосходящая собаку, с орлиным клювом и когтями-ятаганами. Перья её переливались всеми цветами радуги… ПЕРВЫЙ. (Прерывая). Этого мира и цветами радуг миров иных… Точно. Она самая. Прокаркала стишок и улетела, а у меня в башке… ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. (Прерывая). А та дата. Да, та дата. Дата казни уродцев. ТремОло сорОк. СорОк сОрок… ПЕРВЫЙ. (Продолжая). Скоро, скоро, скоро! Соло - мертвец. До руин заката: ХОРОМ. Дата, дата, дата, дата… ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. (После паузы, немного обиженно). К нам что, получается… Одним текстом воззвали? ПЕРВЫЙ. Воззвали, надо же… Ну и выражаешься же ты. Впрочем, можешь слегка расслабиться. Я тут проанализировал это, как ты называешь, воззвание. Это палиндром. Читается в обе стороны одинаково. Так что можешь считать, что твой стих слева направо, а мой - справа налево. Или наоборот, как тебе больше нравится. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. (После паузы, задумчиво). Пожалуй, ты прав. ПЕРВЫЙ. Ага. Прикинь, символизм, блин! ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. И что это за солирующий мертвец, как думаешь? ПЕРВЫЙ. Кто его знает. Видимо один из нас. А может сразу оба. Я же говорю символизм, чтоб его. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Хорошо, ты прав. Допустим. Но к чему ты клонишь? ПЕРВЫЙ. Так вот, когда птаха эта упылила, у меня в голове, будто выключатель сработал. Тоже, прям как ты, преисполнился чувствами…. Достоинства там, долга и прочими всякими…. Но тут у них что-то пошло не так. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. У кого у них? ПЕРВЫЙ. Хороший вопрос. Только ты мне его потом задашь, ладно? Если ещё будет необходимость. А я пока продолжу. Так вот. В этот самый, значит, момент, звонит мне подружка. Бывшая. Мы с ней буквально вчера расстались. Только я это уже знал, а она ещё нет. Забыл я ей сообщить, да и некогда было… Вот. Ну, то сё, пятое, одиннадцатое.… Сам понимаешь, не до неё мне. И так не до неё, а тут уж и вовсе.… И в конце она мне заявляет. Я, говорит, всё время, говорит, была для тебя только игрушкой. Игрушкой, понимаешь? И тут я вдруг как-то так ясно всё понял! Так ясно! ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. (Раздражённо). Понял, так объясни! ПЕРВЫЙ. А я чем занимаюсь, по-твоему? Ну-ну, только не дуйся. Я ж не со зла. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Ты сам и есть зло. ПЕРВЫЙ. Вот тут позволь с тобой не согласиться. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Как раз тут не позволю! Ты зло и тьма. Ты смерть и мрак. Ты сын Сатаны и дьявольское отродье. ПЕРВЫЙ. Только давай без личностей. Я, между прочим, от твоего папаши тоже не в восторге. И кстати, не всё так просто. Я тут вчера много размышлял, и даже притчу придумал, как раз на это тему. Хочешь послушать? ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Вчера это до вестника, или после? ПЕРВЫЙ. Эт ты о птичке что ли? А чёрт его знает. Ладно, ладно. Не чертыхайся, помню я. Может до, может… Это принципиально? ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Не очень. ПЕРВЫЙ. Так вот, значит притча. Сидит на скамейке молодой грузин, пивко попивает. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Почему грузин? ПЕРВЫЙ. А почему нет? Притча же. Хочешь, чтобы армянин был? ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Да не особо. ПЕРВЫЙ. Тогда, значит, грузин. Подходит к нему старец. Такой старый, что даже с палочкой, он кажется не идёт, а ползёт, медленно, как улитка. Вся его дряхлая плоть страдала от всех тех бесчисленных болезней, какие только умудрилась вместить, а дух страдал от бессилия прекратить эти невыносимые мучения. Так вот подходит, подползает он к молодому, тяжело падает рядом на скамейку, и, откашлявшись и отдышавшись, говорит: «Здравствуй, Гиви!», говорит. «И Вам здравствуйте, дедушка!» - отвечает вежливый Гиви. Вот, что Гиви, ты вернулся из армии, значит стрелять умеешь?». «Конечно, дедушка, умею. Я ведь из армии вернулся только». «Это хорошо, Гиви, что ты стрелять умеешь», - продолжал старик - «Я вот тоже когда-то умел, да руки уже не те, да и глаз не тот уже». «Да что Вы, дедушка, Вы, выглядите просто прекрасно» - солгал вежливый Гиви. «Это хорошо, Гиви, что ты такой вежливый мальчик. Но то, что стрелять умеешь - тоже хорошо. Даже лучше, чем хорошо, очень это хорошо, Гиви», - гнул своё старец. Потом снова привычно закашлялся, достал сигарету, и закурив продолжал: - «Вот скажи мне, Гиви, стрелять-то ты умеешь, а вот, скажем, пистолет у тебя есть?». «Пистолета нет, дедушка, револьвер у меня есть». «А не с собой ли револьвер у тебя, Гиви?» «Конечно с собой, дедушка. Какой же грузин без оружия. Грузин без оружия, всё равно, что армянин!» «Вай, как хорошо сказал, Гиви, ай да молодец… Послушай, Гиви. А людей ты убивал?» «Ну что вы, дедушка, людей никогда. Врагов убивал, а они все шакалы вонючие были». «И снова хорошо сказал, мальчик. Что за молодёжь нынче мудрая пошла. Прямо сердце радуется!» И снова закашлявшись, старик затушил сигарету, и для приличия помолчав полминуты, продолжил. «А я, Гиви, не просто так тебя спрашивал. Я тебя по делу спрашивал». «Скажите же, дедушка, что за дело у Вас, мудрого старца, к Гиви, только недавно вернувшемуся из армии. Смогу Вам помочь, гордиться буду до скончания века». «Тут ты глупость сказал, Гиви. До конца века совсем немного осталось, впрочем, я и до этого не дотяну, Так что всё равно, спасибо». Надо сказать, что история эта давно случилась, в девяностых годах, прошлого века. Ну, по-местному летоисчислению. Кстати, от твоего дня рождения. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Я в курсе. ПЕРВЫЙ. Это я так, для разрядки. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Я так и понял. Долго ещё они трепаться будут? И ты вместе с ними? ПЕРВЫЙ. А ты не торопись. Мы сидим, время стоит. Эти вон тоже стоят. Хотя они-то считают, что время идёт. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Слушая тебя, я тоже так начинаю считать. И мне это уже начинает надоедать. ПЕРВЫЙ. Ну, извини, извини. Я продолжаю. В смысле и старик продолжил: - «Знаешь ли ты, Гиви, что посещают меня порою видения будущего?» «Как же не знать, дедушка. Всё село только об этом и говорит всё время». Старец умудрено кивнул сединами: - «Да сынок, всё - время. И время - это всё, сынок. И вижу я смутно времена, которым срок не пришёл ещё, и придёт ещё нескоро, а времена скорые, завтрашние времена вижу я яснее, чем тебя сейчас», «Да, дедушка, люди говорят, что все предсказания ваши сбываются, как по написанному». «А они и есть написанные, только читать их немногие могут. Я вот могу, слава Господу. И вот сегодня, Гиви, было мне видение страшное». «Что же увидел ты, дедушка?» Скажу сынок, сейчас прямо и скажу, только ответь мне на ещё один вопрос. Ты убил бы ребёнка, Гиви, если бы точно знал, что это будущий Гитлер?» «Конечно!» - не задумываясь, отвечал бравый Гиви, - «Гитлер - самый первый шакал. И самый грязный. Шакал из шакалов!» Наступило недолгое, но напряжённое молчание, нарушить которое первым, решился, конечно же, нетерпеливый Гиви. «Так в чём же дело дедушка?» Тяжело вздохнув, старик ответил: - «В доме напротив которого мы сидим, три года тому назад родился мальчик». «Как же, как же. Вано-непоседа зовут его люди. Сын приезжей косой Тамары и безотцовщина!» «Этот Вано вырастет и станет большим человеком. Он возглавит наш народ и поведёт его к светлому будущему. Однако страшной войной обернётся светлое будущее. И народ наш исчезнет с лица земли, а землю заселят пришлые люди, не чтящие ни святынь наших, ни памяти нашей». - «Это правда?» - «Я это видел» «Ну тогда прощайте, дедушка» - говорит, поднимаясь Гиви, и достаёт револьвер. «Погоди, сынок, не торопись. Не всё так просто. Если бы всё было так просто, Гиви» - «Я сделаю это. Не сомневайтесь, дедушка». - «Я и не сомневаюсь, сынок. Я и не сомневаюсь. Но послушай, что будет дальше. Родятся у Вано-непоседы два сына. И избегнут они общей участи. Получат они лучшее образование и станут учёными. Великими учёными станут они. И старший из братьев изобретёт панацею. И все люди, все без исключения, будут жить, не зная болезней, а умирать в светлой радости, лишь бесконечно устав от суеты бытия. И каждый будет сам выбирать и назначать себе срок, и смерть снова станет праздником, как уже было когда-то в прежние светлые времена. Так что решишь ты, мальчик, стоит ли жизнь одного народа, пусть и нашего с тобой, счастья всего человечества». Сел Гиви, тоже закурил Гиви, и после долгой, непривычно долгой немоты, произнёс чужим, вмиг повзрослевшим голосом: - «Страшную загадку загадал ты, старик. И всё же ответ на неё лишь один существует. Пусть живёт Вано-непоседа, пусть исчезнет мой и твой народ, старик. Он лишь малая часть большого рода. А значит и жертва эта не так велика. Я готов принять эту участь, разделить её с народом моим. И пусть будет так». «Да, Гиви, ты не мальчик уже. Ни мальчиком, ни сынком отныне не буду звать я тебя, но только по имени, данному тебе при рождении». «Это большая честь для меня, старик. Но и большой ценой она мне досталась, ибо жить мне отныне с тяжестью на сердце и ненавистью в душе, ненавистью к малышу ещё ни в чём не повинному». «Прости меня, Гиви, но и это ещё не всё. Как я уже упоминал, младший сын Вано-непоседы, так же стал великим учёным. Только его изобретение было иного рода. Страшное оружие изобрёл младший сын Вано-непоседы…» ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Слушай, да кончится этот маразм когда-нибудь? ПЕРВЫЙ. Что надоело уже? Тогда вкратце. Короче каждый из потомков и из потомков этих потомков, отличился кто так называемым добром, а кто злом. Опять же так называемым. И после каждого дедова монолога, перед Гиви вставала дилемма, убивать Вано или нет. Так что добро и зло понятия крайне относительные. Ну, что скажешь, как тебе история? ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Скажу, что время действительно идёт. Если бы оно стояло, то заснуло б от скуки. ПЕРВЫЙ. Жаль, я признаться, надеялся на другую оценку, моего первого сочинительского опыта. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. И всё-таки. Чем всё кончилось? ПЕРВЫЙ. Кончилось-то? Да просто всё кончилось. Гиви достал револьвер и выпустил в старика весь барабан. Что примечательно, его даже не посадили. Вся деревня сделала вид, что ничего не произошло, так этот дед уже всех достал. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. А в чём же мораль? ПЕРВЫЙ. Мораль… Это ж не басня, а притча. Какая у притчи мораль может быть? Вопрос, правда, в ней есть. Если дедок и впрямь предвидел будущее, то должен был видеть и то, что этот пацан его пристрелит, и то, что тому за это ничего не будет, так ведь? ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. И? ПЕРВЫЙ. Вот тебе и «И». А если видел, то весь этот рассказ - правда, или способ заставить мальца прекратить стариковские мучения? ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Ты меня спрашиваешь? Ведь это ты же сам всю эту чушь придумал! ПЕРВЫЙ. Во-первых, не чушь, а литературное произведение с философским уклоном, а во-вторых, автор далеко не всегда понимает мотивацию поступков своих героев. Стоит придумать им характеры, как они тут же начинают своевольничать. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. И какое весь этот базар имеет отношения к нашим отношениям? ПЕРВЫЙ. Отношение к отношениям? Хорошо сказано. Да почти никакого. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Тогда может начнём? Ты не забыл еще, зачем мы здесь. ПЕРВЫЙ. Погоди ещё чуть-чуть. Я же сказал почти никакого. Почти, понимаешь? ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. До сих пор ты не открыл мне ничего нового. Думаю, и дальше не откроешь. У каждой медали есть обратная сторона. ПЕРВЫЙ. Если только она не сделана Мёбиусом. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Мы что, ещё и о математике поболтаем? ПЕРВЫЙ. Я-то как раз не против. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Давай, в другой раз как-нибудь. ПЕРВЫЙ. В другой так в другой. Хотя после того, что я тебе собирался предложить, другого может и не случиться ТОЖЕ ПЕРВЫЙ (с надеждой в голосе). Вот как? И что же это такое? Ты знаешь, как я могу уничтожить тебя насовсем? ПЕРВЫЙ. В некотором смысле. Но сначала скажи, тебе известна поговорка «добро побеждает зло»? ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Естественно. Потому я всегда и побеждаю тебя! ПЕРВЫЙ. Но есть тут один нюанс. История всех миров показывает, что победитель всегда объявляет себя добрым, а проигравшего злым, надеюсь с этим ты не будешь спорить? ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. А при чём здесь… ПЕРВЫЙ. Да при том! Забудь хотя бы на секунду о своих родственных отношениях с ним (показывает наверх), и подумай. Что если Он и есть ЗЛО, а Дьявол - Добро? Просто в этом мире в какой-то момент победил именно Он! И объявил Злом повергнутого противника, обвинив его заодно во всех мыслимых и немыслимых кознях? Между прочим, вспомни о деяниях своего папочки. Садом и Гоморру, Великий потоп вспомни… Я уж не говорю об этой пакостной истории с Авраамом. От столь изощрённого садизма даже у меня мураши по коже носятся. Да что там говорить, трудно припомнить хоть одну его заповедь, которую он сам же и не нарушил. А уж в твою этическую концепцию его поведение и вовсе не укладывается. Тоже мне, возлюби ближнего своего…. Уж он-то возлюбит так возлюбит… ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Прекрати немедленно! ПЕРВЫЙ. Именно это я и предлагаю! Прекратить. Прекратить раз и навсегда. Не знаю как тебе, а мне чертовски надоело участвовать в разборках наших родичей. Надоело убивать тебя, и, если верить тебе - умирать самому. Это их война пусть сами и разбираются. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Это и наша война. И не только. Это (указывая на толпу) и их война тоже. ПЕРВЫЙ. Вот как? Может тогда спросим их, нужна ли она им? Хотят ли они.… Нет не убивать, убивать-то они всегда готовы, а во имя чего дело десятое. Но хотят ли умирать?! ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Идущие за тобой - не знаю. Идущие за мной готовы умереть с честью. ПЕРВЫЙ. Готовы-то готовы, но вот хотят ли? Они просто верят в тебя. Верят, что сказавший им «Возлюби!», не поведёт их на убийство ближних без особой на то причины. Они верят в тебя, верят тебе. Верят настолько, что готовы послать к чертям твои же проповеди и рвать и грызть только бы ты воздал им потом. После смерти. Между прочим, если б они знали, что там на самом деле, вряд ли бы так усердствовали. Так что получается ты им врёшь во имя правды, заставляешь убивать во имя любви к ближнему, и… ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Заткнись, заткнись, умолкни нечисть! ПЕРВЫЙ. Сам что ли чисть? Когда ты последний раз умывался-то! ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Господи, почему ты не прекратишь всё это! Зачем позволил слушать мне нечестивые речи! Зачем не испепелишь его гневом своим праведным! ПЕРВЫЙ. Да не ответит он. Ты думаешь, я к своему не взывал? Взывал ещё как, даже взвывал! Без толку. Неисповедимы пути их, ибо не ведают они, что творят. Аминь. ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Всё. Вставай. Встань и умри. ПЕРВЫЙ. Да я и не возражаю. Но разве не хотелось бы тебе попробовать? Хоть один, единственный раз? ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Попробовать что? ПЕРВЫЙ. Обмануть их. Самому сделать выбор. И может быть… Я не могу ничего утверждать, но вдруг… Вдруг получится? ТОЖЕ ПЕРВЫЙ. Что… Что ты предлагаешь? ПЕРВЫЙ. Смотри, каждый раз один из нас погибает, так? Заметь, только один… дневник Это была необычная битва. Не то чтобы такой никогда не было, или никогда не будет. Время странная штука. И всё, что произошло однажды, происходило и ранее, и вновь произойдёт. Однако мною, в моей короткой и одновременно бесконечной памяти другой такой не найдено. Сперва они говорили. Говорили, говорили, пытаясь объяснить непонятное и понять необъяснимое. Потом встали, пожали друг другу руки, достали ножи, и словно по команде, одновременно, всадили их в сердца противнику. Жёлтые, секунду назад, одуванчики, вдруг созрели, и белым ураганом взвились к небу, чтобы ещё через мгновенье опуститься на землю мириадами снежинок. Снег слой за слоем заваливал бесчисленные тела, поднявшись почти до вершины скалы. И так же внезапно перестал. А ровная белая плоскость превратилась в пронзительно чистый лёд, на мгновенье вспыхнувший в лучах солнца, спешащего спрятаться за горизонт. Лёд от вершины скалы во все стороны пошёл глубокими, стремительными трещинами, словно уже разбитое зеркало, тщетно пытающееся не развалиться на миллиарды осколков. И каждый осколок зеркала переливался всеми цветами радуги этого мира, и цветами радуг миров иных. 04.08.06. Майма