Дар слова, как известно, не часто сочетается с силой мышления. С. Моэм Внезапно, среди ночи появилось непреодолимое желание написать стихотворение. Но, конечно, гениальное или, как минимум, эпохальное. Я зажёг свет, схватил пачку бумаги и ручку с чёрными чернилами. Затем я уселся на диване по-турецки и стал творить. Нет, я не Байрон, я другой Неподходящий по ранжиру, На всех давно махнув рукой, Лишь строчки собираю с миру. С Байроном, конечно, хорошо, но это всё-таки не Лермонтов. Скомканный листок бумаги полетел на пол. Может так… Сам для себя уже не тот, Где юных дней очарованье Всё наискось, наоборот Не жизнь - сплошное увяданье. Нет, это какая-то реклама для салона красоты. Я посмотрел в окно. И непокой ночною тенью Тайком преследует меня Я убегаю с тяжкой ленью, Страшась угасшего огня. Бред какой-то, бегать с ленью от угасшего огня. Что-то не идёт, какой-то камень на душе… Я сам себе отмерил срок, Пусть краток он, но до упора. Преподнесу судьбе урок, Со смертью обвенчавшись скоро. Гениально, но, видимо, это не тот случай. Я голову склоню на плаху И шею перекусит сталь Рубин окрасит всю рубаху, Добавит черноты Стендаль. Уже не встану до Авроры И не упрусь в косяк рукой, Не загудят седые горы, Когда к ним подойдёт другой. Мощно. В косяк рукой, причём тут косяк, хорошо, что не рогами в ворота. Стендаль, пьём красное по-чёрному… Не фонтан! А может что-нибудь аполитичное? Убегу из российских покоев, Из московских трущоб убегу. По весёлому майскому тракту Убегу я в объятья к врагу. В объятья к врагу это чересчур либерально. А если так? Хранить молчанье надоело Рот раскрывать, пожалуй тоже Какое мне до рынка дело, Когда дубинкой бьют по роже. Нет, грубо, неэстетично. И всё. "Россию" под стоянку, "Москву" под ушлую гулянку. На Пресне - Сити торгашей, А москвичей, подаль, взашей! Н-да, подаль, взашей, какой-то анохренизмь. А может по искусству пройтись. Переплетенье мазков, месиво Грязь колорит и смрад. Не понял, но глазу становится весело, Значит жизнью я всё-таки рад! Действительно не понял, да ещё смрад. Сочиню-ка послание к потомкам! Кто погребёт мои обломки? Быть может добрые потомки Меня взнесут на холм крутой, Где мир сияет красотой. С обломками нехорошо, словно я «титаник» какой-то. Жизнь начинается без рвений В пробирке нуклеиновых кислот. Людей с программою стремлений Штампует механический Эрот. Лихо. Но рвений - что-то неблагозвучно. Эклектик, вор, завистник, плут, Восточный мистик и бродяга. Я сам себе король и шут И щедрый дон, и жалкий скряга. Понесло явно не туда, причём тут дон. Тоже мне «дон Карлос». Морока. Я изгрыз свою ручку в щепки. Пришлось искать другую, нашёл только с зелёной пастой. За окном сыплет снег. За окном холода И не хочет зима Задержаться на миг И укрыв города, Гримирует свой лик. А за окном-то весна, батенька. Напрягай извилины. Осень. Голые ветви. Дожди. Ветер. Сизые окна. Скука. Даже во вторник меня не жди. Мысль зарождалась словно мука. Да, мысль безнадёжно блуждает в гулких коридорах мозга. Чувак, тебе пора сделать перекур! Весна. Бежит ручей игриво, Скворцы подняли гвалт и шум И солнце раскрывает гриву Весна наводит много дум. Дум. Кадум наоборот. Вечерний звон, однако. Я бегу по равнине, Утопая в цветах. Убегаю я в ливень, Что в туманных горах. То ли лето, то ли весна. Хорошо, пусть будет лето. Лето. Золотое поле, Зной спускается с небес. Я дышу на вольной воле И иду в прохладный лес. Лето. Квакают лягушки, Сквозь туман блестит река Дятел долбит на опушке. Здесь минуты как века. Шишкин почти. Средненько. Параллельные пятна Скрипят по столу, Это право занятно, Но занятно ослу. К чему-бы это? Небо. Тучи. Горы. Осень. Сон. Туман. Мысли. Бредни. Споры. Блеск. Позор. Дурман. И снова на арене осень. Ну и плевать. Пушкин недаром любил осень. С листа скатилась осень, Негаданно как фея И ветви рвутся с сосен Безжалостно пестрея. Интересно желтеют ли на соснах иголки? Не помню. Стволы берёз еще не потемнели, Не прослезились соком клейким ели, Трава чиста и пахнет тишиной И зверь застыл во мгле лесной. Четыре строчки и не капли больше. Неплохо, где-то по ту сторону добра и зла. Романтики не хватает. Больше не светит солнце И не блестит луна, Я ухожу отсюда Ты остаёшься одна. Как-то не в тему. Надо бы кофейку заварить. Жить как рыба в глубине Эта жизнь как раз по мне. Скрыться с глаз в глухую тьму, Отдохнуть там одному. Финиш, спёкся кекс. Должно придти второе дыхание. Седые предки с рассветом Уходят от этой земли И память взрывает дуплетом Прошедшие лучшие дни. Тоскливо. Гражданская лирика или совсем не лирика. Белые мыши. Белые мухи. Белые лица. Белые руки. Листья опали. Зубы стучат. Лампа мигает. Трубы рычат. Не рычат, а гудят. Ладно, поехали дальше. Как хороши, как спелы были рожи Побитые, опухшие с утра И кислый пот тридцатилетней кожи И перегар испитого нутра. Приехали, здравствуй мама - я вернулся. Куча скомканной бумаги неотвратимо увеличивалась. Ветром качается тихо осина Туман словно вата поднялся с озёр, Вздыхает о чём-то слепая трясина Природа весенний сплетает узор. Опять пейзажная лирика. За окном неожиданно завыла сигнализация на машине. Какое тут вдохновение. Совершенно согласны С чепухой бытовой, Но быть может напрасно – Нам пора на покой. Опять двадцать пять! В мусор. Скалою возвышаясь средь равнин, Где тишь и благодать и ветер вязок. В душе возвёл я мрачный равелин, Где чахнет алый цвет из русских сказок. Ну, что это… Ни туда, ни сюда… Мне грустно предаваться злобе Не в силах сдерживать себя. Душа ворчит в моей утробе, А мир преследует меня. В минуты страшного волненья Свечой я молча угасал И умирал без сожаленья И без желанья воскресал. Всё баста, пора завязывать. Так и быть, чёрт с ним, этим стихотворением… Я, наконец, заснул среди горы мятых, густо исписанных, листков бумаги. Всё никаких полуночных исканий и самокопаний. Феназепам + димедрол = двойной удар по бодрости! 29.05.2006. Москва.