Одинокий вальс. Невидимые пары, облаченные в наряд из листьев, танцевали вальс под аккомпанемент ветра. Солнце одевалось в кровавый саван, чтобы, умерев здесь, родиться на другой стороне земного шара. Толпы человечков, переставляя ботинки, наступая на листья, спешили к магическим ящикам, типографическим наркотикам, несся внутри себя песню голодного льва. Они думали о пробежавшем дне, о том, как прибегут и убегут завтра, семь завтраков, тридцать обедов, триста шестьдесят пять ужинов и тысячи снов об аккуратно разрезанных бумажках со старательно нарисованными городками. Они никогда не поднимали глаз к солнцу, к звездам, им хватало кирпича, пыли, асфальта и хлюпающей коричневой грязи. И, конечно же, они не видели его, в чьих ботинках не было суеты, голова не служила местом жизненного мусора, а сердце было преднозначенно не только для пищащих кардиологических аппаратов. Для последних часов своей каждодневной жизни солнце выбрало крышу седьмого дома по Свечному переулку. Свои ласковые лучи оно посылало туда. И к удивлению нашло компанию. Молодой человек сидел на самом пике обхватив одной рукой колени, а другой, держа губную гармошку и подыгрывая ветру его извечный вальс. Занавес каштановых волос не мог скрыть ясные, светлые, но печальные глаза. Он играл, а ветер подхватывал чудные звуки, доносил их до танцоров и снова возвращался к нему. -Ветер, брат!- от неожиданности ветер запутался в густых волосах, он прилетел за чудесной мелодией, но нашел не менее чудесный голос.- А у нас с тобой не плохо получается. Мы созданы, чтобы играть вместе: ты понимаешь меня, а я тебя. От чего я не листок, ты снял бы меня с дерева, посадил на спину и мы летели бы летели... И мне тогда не пришлось бы всю жизнь смотреть в пустые черные глаза, в ответ на мои просьбы слышать металлические голоса, с отвращением жать грязно пахнущие руки. Когда я хотел свободы меня запирали в тюрьму. А тюрьмы, брат, не только с каменными стенами, есть стены из человеческих тел. А это куда страшнее. Камень можно сломать, взорвать, а с людской изгородью не сделаешь ничего. У нее хорошая броня из лжи, ненависти, зависти и притворства. Ты не можешь разглядеть ее, но она давит, ломает и, в конце концов, уничтожает тебя. Ее нельзя побороть, можно только бежать и бежать быстро. Но если тебе посчастливилось, и ты сделал хоть малую брешь не радуйся, тебя встретят они: Властные Гордые Надутые Гиганты. Их оболочка настолько тяжела, что, наступив, они раздавит тебя, даже не заметив. Ты можешь кричать, прыгать, размахивать руками - все будет безрезультатно, ведь у них Темные очки власти, а в ушах Музыка Лжи. Мне повезло — я спасся. Когда я был еще мальчишкой, я стал ощущать тяжелый груз на своих плечах. Он давил, а я не мог понять, что это. Пытался найти защиту под материнским крылом, но мама делала все, чтобы в будущем я стал человеком, не понимая, что я уже человек, и этому человеку не дают жить, и что если не снять этот груз у меня вообще не будет будущего, меня просто раздавят, сравняют с землей, чтобы никогда мои глаза не увидели неба... Только с тобой я чувствовал себя свободным. И именно поэтому долго не мог пережить этой глупой разлуки. Никогда не понимал, зачем нужны были все эти рельсы, груды чемоданов, чай в граненых стаканах , и эта квартира — огромная, пустая, ледяная, в том, другом городе. Долго не понимал что происходит, и вдруг меня осенило. Все эти годы жила моя тень. А я всегда был здесь. Пытался обрести друзей, открыться им в надежде, что все переменится, и я стану обычным, счастливым человеком... Но я не мог терпеть предательки-дружеских рукопожатий, завистливо-лестных похвал, притворных поцелуев, трусливо-показательных драк... И тогда я понял надо бежать, бежать пока тюрьма не засосала и не раздавила меня. Я бежал - быстро и долго. Но не как дезертир с поля боя и не как герой на встречу опасности, просто бежал. И очень устал ощущать на себе со всех сторон холодный пронизывающий взгляд погони. И вот я пришел. Брат, помнишь, как в детстве ты уносил в небеса моего бумажного змея, а как расправлял паруса моим корабликам, выходившем в плаванье по уличным канавам, а помнишь, как..., да конечно ты помнишь ведь у нас тобой память не только для запоминания пустых кругов под названием нули. Знаешь, Брат, я решил: останусь здесь с тобой. Туда вниз я не вернусь больше никогда. Мы будем играть вальс, да и вообще много чего сделаем, ведь в нашем распоряжении вся бесконечность. Он ощутил на щеке нежное, теплое прикосновение и обернулся. Умершее солнце подарило ему свой последний луч. - Вот Солнце ушло. Сейчас проснется его сестрица со своими детьми. Брат, ты один, кому я всегда верил, и буду верить, до конца. Мы будем одним целым. Но для начала я должен кое-что сделать. Он поднялся во весь рост, казался невероятно большим и одновременно маленьким и беззащитным. Его глаза сверкали. Он поднес к губам гармошку и стал играть. Сначала ноты хаотично срывались и уносились..., но потом стали собираться вместе, расти, и уже все небо заполнила прекрасная, грустная мелодия. Она поглощала все и опускалась на землю, как туман раскрывала свои объятья, заглядывала в окна и улетала. Стук ботинок об асфальт становился реже, они останавливались, переглядывались, крутили головами, но ничего не понимали, ведь никто не осмелился оторвать глаза от пыли , грязи и посмотреть на звезды. А он играл, играл, играл... Потом— шаг. Звезда... - Мамочка, смотри - звездочка падает! - Поскорее загадай желание, сынок! Говорят, оно сбудется. Октябрь 2004года. Самара