Они шаркали, шуршали… Ночью метель была в ярости. Она срывала с себя одну шубу за другой, и принималась неистово рвать ее, терзать, откусывать куски зубами, сбрасывая остатки величия на землю. За что? Почему она так ненавидела людей, хотела задавить их, спрятать, чтобы никогда больше они не смогли, выползи из своих жилищ. Она не знала. Иногда она их любила, даря им прекрасный танец вечернего неба, в исполнении своих маленьких фрейлин, под аккомпанемент «Ветреного оркестра», но только не вчера, только не ночью. А под утро она изнеможенная, усталая и обнаженная пронеслась над засыпанными ею домами. Дверь спальни проснулась. Она зевнула своим привычно-скрипучим голосом, потянулась, уничтожив ночное затворничество. Ветхие уставшие от ежедневного шарканья тапочки, мечтающие о зашитом боке и покое на печке, появились на пороге спальни. Они прошуршали на кухню, где остановились около окна, замерли ненадолго, потом съежившись потерлись друг о друга. Они видели, как зажглась плита, вспугнув старого привычного, но ненавидимого всей душой гостя. На плиту опустился чайник. Он никогда не улыбается, всегда грустный, потому что уже давно не может радовать стены своими солнечными зайчиками. Три пожелтевших, измученных пакетика с остатками чая открыли глаза, потянулись из последних сил и опустились в огромный бокал. Бокал ощетинился своей желтой улыбкой: «А я-то думал вы уже того, умерли!» -Как же!Умре…-струя кипятка заставила бокал вздрогнуть, а пакетики беспомощно повисли, потом издали последний вздох и всплыли. «В Петербурге восемь часов утра. Вы слушаете радио «Россия» и новости на этот час…» « Зима, все шурупчики замерзли.»- подумало радио и стало потрескивать, надеясь немного согреться . «Вчера президент Владимир Путин встретился с участниками Самета Большой Восьмерки. На встрече обсуждалась проблема внешнего долга России перед странами Западной Европы, а так же …» -Ой, чего делаца-то, чего делаца!! Обсуждает он там все, язык бы ему вырвать!!! «Ну, вот мне опять молчать! Мне опять безмолвствовать - досадовало радио - Нет скоро я не выдержу и, и… сломаюсь!» Тапочки прошуршали в прихожую, где старая морщинистая рука потянулась к пальто, не менее старому. Когда- то раздобытое с большим трудом, сейчас оно должно занимать достойное место в музее. Разложив как обычно с утра свежие газеты, в своем только на половину защищенном от ветра ларечке, совсем еще юный паренек ежился от утреннего холода, согревая озябшие пальцы чашкой горячего, растворимого кофе. - Ну и чаго- то мы тут чаи гоняем, бездельник! Работай, давай! А ну-ка подай мне сегодняшнюю «Жизнь», да «Комсомолку». «Господи, опять она, и чего ей не спится! С каким бы удовольствием я бы сейчас спал, а тут не то, что спать кофе выпить не дадут!» - Вот, пожалуйста, свежая «Жизнь» и «Комсомолка». - На вот тебе, хапуга! Тунеядец! - Спасибо! Приходите завтра!- сказав это паренек не сдержался и прыснул со смеха - Почему, интересно она такая злая? Неужели и я таким буду, да и вообще все? Интересно, а если бы в одной стране жили бы одни старики, как бы они жили?... Старое пальто изрядно замерзло, покрывшись слоем мокрого снега, и мечтало только о тепле. Вот оно встряхнулось и возвращается на место, где можно спокойно спать до следующего утра. А тапочкам, успевшим уснуть под дверью, пришлось опять шаркать, шамкать и шуршать. Огромные очки с надломленной душкой и полоской скотча на стекле, с удовольствием выпрыгнули из чехла, с рвением и усердием стали увеличивать строчки: «Алла Борисовна Пугачева вчера чуть не пережила сердечный приступ, виной которому стал Филипп Киркоров, закативший скандал из-за Максима Галкина…» «Ренату Литвинову вчера видели выходящей из своего Мерседеса с…» - Ой, чего делаца-то, чего делаца! Морщинистые пальцы пошарили по столу, достали карандаш, листок пожелтевшей писчей бумаги и стали неровным подчерком выводить слова: «Здравствуй, Алочка, ну вот опять мое сердце болит за тебя. Ну что же это делается, доченька, до каких пор ты будешь позволять этому бессовестному Филиппу так тебя изводить? Да брось ты его, на кой он тебе нужен? Да вот хотя бы Максимка, он ведь и помоложе, да и талантлив, думаю поболее твоего Филиппа, ну разве денег поменьше, так это ничего вы быстро наживете! Ну, ты, доченька, подумай, я же тебе плохого не пожелаю. Крепко, крепко целую!» Карандаш лег на стол, а листок, проявив себя как истинный акробат, ловко свернулся и прыгнул в конверт. Конверт вздрогнул, он знал, что сейчас к нему прикоснется сухой, жесткий, шершавый, как наждачка, язык. Но он выдержал, выдержал и то, как на нем царапался адрес- «Москва, А. Б. Пугачевой, до востребования», и спокойно лег в коробочку с десятками таких же конвертов с таким же адресом. Сегодня метель так и не пришла, она все еще отдыхает, набирается сил, чтобы потом снова выплеснуть всю свою ненависть на крыши домов. Ночью она прислала двух братьев: дождь и снег. Они несутся по городу, стучат по карнизам, заглядывают в окна, кружатся и играют. А к утру устанут и не смогут бороться с солнцем, которое подарит людям свет. А где- то проснется дверь спальни, зевнув привычно- скрипучим голосом и … «В Петербурге восемь часов утра. Вы слушаете радио «Россия» и новости на этот час.» Январь 2006 года. С.- Петербург.