«Ну, здравствуйте, родная мама! Пишу с войны. Неровен час, Судачат, что сломают нас, Орудиев осталось мало. Но мы деремся, не щадя друг друга И уповаем – все же победим, Мы насмерть за страну свою стоим, Хотя порой бывает очень туго. Да что лукавить, это ль не Геенна, Где жаримся мы заживо с врагом И отдаем себя самозабвенно За Родину, за Вас, за отчий дом! Когда б хоть раз увидеть вам случилось, Как над убитыми кружило воронье, А в свежих, наспех вырытых могилах Покоилось как будто бы все то, Что от солдат осталось после боя; То телом и назвать то было жалко! Это один из них своей спиною От пуль закрыл девчонку санитарку; А тот другой под пулями прорвался С гранатою в натруженной руке И вместе с нею, веришь, подорвался Но у меня, хоть я был вдалеке, Струился страх ручьями по спине, И я закрыть глаза на миг боялся. Тогда я лишь на Бога уповал И исступленно про себя шептал Молитву, той, что вы меня когда-то Учили строго, отходя ко сну, А я увиливать пытался плутовато, Не знал тогда, что к ней еще взову! Там в лазарете пахло сгнившим телом, И я хотел оттуда убежать; Как я страдал, пытаясь, то и дело, Порывы этой трусости унять! Не мог, и больше тела сердце ныло! Когда сквозь наших немец прорывался, Я голыми руками рыл могилу И мертвым телом друга накрывался; Я, содрогаясь, видел силуэты, А кровь его сочилась мне в глаза, Тогда моя горячая слеза Впервые оросила землю эту. Простите, что в письме кошмаром веет – Я приобрел жестокость на войне, И больше я наверно не сумею Припасть с бывалой нежностью к руке. Ах, мама, я уже не тот мальчишка, Что так беспечно рвался на войну, И смысл жизни в своих детских книжках Теперь уже найти я не смогу. Я разучился тосковать по дому, Когда перед глазами билась смерть, И в лихорадке я уже не мог хотеть Увидеть все, что сердцу так знакомо; Тот детский пистолет, что для меня Вы подарили, верно, б был милее – В нем нет ни жажды крови, ни огня, Им жизнь мы отобрать бы не сумели. А там за козырьком стола в чулане Я спрятал свои старые часы, Чтоб обо мне они напоминая, Стучали словно мое сердце с вами, Когда я сам сейчас от вас вдали. А вон бежит наш ротный командир, А значит снова на передовую, И значит снова бить напропалую, Чтоб в наших жизнях воцарился Мир! За нашу землю биться не устану, И ради своей ласковой Отчизны Не пожалею ни себя, ни жизни, Поймают пули – я крепясь, но встану! Ну, до свиданья, милая, родная! Молитесь в час вечерний обо мне, И мне не страшно будет на войне, Пока я буду знать, что Вы живая!» Она дочла, а в сердце не уняты Ни боль, ни материнская тоска, Слезой омылись жгучею глаза: «Сынок, сынок, я жизнь тебе дала Совсем не для войны этой проклятой...»