Мы с ним наступали вдвоем от Берлина До этих отмеченных Богом высот. Он знал мою дочку, а я его сына, Он любит пить кофе, а я только сок. Знакомы со школы, война нас сдружила, Доверив один на двоих пулемет. Твердил он - второй: "Не в оружии сила!" Я - первый, и мне это всё невдомек. И вот мы опять замурованы в доте, Кто не испытал, тот меня не поймет, Я к этому, правда, привык, как к работе, И снова плюется свинцом пулемет. И люди ложатся под пальцем на спуске, И снова волну накрывает волна. Не то, чтобы мы ненавидели русских, Приказ есть приказ, а война есть война. Они залегли, значит есть передышка, Агония эта сверлит изнутри. И тут я увидел, как бьется мальчишка, И хочет к нему подобраться старик. Вот он подобрался и вскинул на плечи, Мой палец привычно нащупал курок, Чуть-чуть подождал, надавил и... осечка! И новую ленту заправил второй. Я снова поймал его спину в прицеле, И палец уверен, нет, он не дрожит, Представил картину простреленной цели... И крикнул им вслед: "Дед! Пусть он будет жить!" Но что это, Боги? Взмывает ракета! И снова кровавый прилив бьется в чёлн! Безумцы! Ложитесь! Ни шага, ни метра! Ведь каждый поднявшийся здесь, обречен! О, Боги, всесильные мудрые Боги, Из жерла опять пламя смерти летит! С назначенной вами безумной дороги Нет шанса свернуть, нет приказа сойти! И рвутся звеня закаленные нервы, За то, что поставлен был в этом строю Клеймом мне на лбу будет выжжено "ПЕРВЫЙ!" В обещанном свыше прекрасном раю!