Наталья Сафронова Стихи из блокнота Каждое утро Анфиса ждала, когда к ней заглянет соседка. Пекла блинчики или оладушки, заваривала свежий чай. Не то, чтобы ей было скучно одной, но неудобно отказать. Неделю назад муж привез Анфису из больницы, где та лежала на сохранении, и не разрешил выходить на работу. - Увольняйся, чтобы никаких стрессов больше, - сказал. - Какие могут быть стрессы в библиотеке? – удивилась Анфиса, она работала библиотекарем. - А выкидыш тогда откуда? – резонно заметил муж. – Сиди дома, ешь витамины. Если бы Андрей узнал, что жена каждый день выслушивает сердечные излияния соседки, которую бросил муж – запретил бы ее принимать. Но Анфиса ему не рассказывала. Валентина приходила после ночной смены, пила чай, говорила: - Анфисочка, ты не рассказывай никому, может, он еще одумается, все-таки у нас двое детей. У Валентины и Олега было две дочери, десяти и двенадцати лет, похожих друг на друга, мать и отца сразу. Родители тоже казались родственниками, оба высокие, кареглазые, темноволосые, улыбчивые. Анфиса восхищалась: какая замечательная пара, как будто созданы друг для друга! И вдруг – как гром среди ясного неба, встретила свою соседку в слезах, позвала к себе. Скоро неделя, как она служит "жилеткой для слез" Валентины. - А девочки знают? - Мы скрываем пока, но узнают, если совсем уйдет, - понурилась женщина. – А может, слышали, как ругаемся. Вам не слышно? - Нет, - успокоила ее Анфиса. - Мы тихо ругаемся, - вздохнула Валентина. - Я не скандалю, только плачу. Как думаешь, он останется? Анфиса внимательно на нее посмотрела, потом сказала то, что давно вертелось у нее на языке: - Я стихи написала, хочешь, покажу? Валентина вскинула на нее недоумевающие глаза: - Стихи? При чем тут стихи? Но Анфиса уже вернулась из комнаты с блокнотом, вырвала лист, протянула соседке: - Ты ушла вчера, а я написала. Валентина прочитала: Отпускаю. Сможешь ли уйти, когда ладони разомкну? Лети! Взметнутся крылья – и замрут, поверь, когда окно я распахну – и дверь… Ах, как сильна тех рук безвольных власть! Борьбы незатихающая страсть… Подняла голову, в глазах у нее стояли слезы. - Думаешь, надо отпустить? - Ничего я не думаю, просто так написалось. Понимаешь, чем крепче будешь держать, там больше он будет жаждать свободы. Соседка ушла, Анфиса вымыла чашки. Нужно купить сказки, почитать малышу. Четыре месяца, ворочаться начал, все уже понимает. Вон как реагирует на слезы Валентины! Лучше бы она больше не приходила, чтобы Анфиса о ней не думала и не писала эти глупые стихи. В больнице с ней лежали женщины со всякими гинекологическими проблемами, с миомой матки, боялись, что опухоль окажется злокачественной. Доктор каждое утро приходил на обход с вопросом: - Ну, кто сегодня сочинил себе рак? Анфиса уговаривала женщин не бояться, потому что мысль материальна. Сама же вздохнула с облегчением, когда муж забрал ее домой. А тут, на тебе – соседка плачет. Вот было бы здорово, если бы, закрыв дверь, забыть все, что Валентина говорила, не думать о ее девочках, которые могут остаться без отца. И уж тем более, не писать стихи. Анфиса отправилась в свою библиотеку, взяла у Нины Георгиевны сказки Бианки. Нина Георгиевна спросила: - Как ты себя чувствуешь? - Хорошо, - улыбнулась Анфиса. - Может, поработаешь до декрета? Или найди девочку вместо себя? Я одна не справляюсь, - развела руками Нина Георгиевна, показывая свое хозяйство. Анфиса знала его, изучила за время работы. Абонемент и читальный зал маленькой детской библиотеки, ежедневные мероприятия, которые проводила Анфиса, теперь они легли на плечи заведующей. - Я спрошу подруг, - кивнула Анфиса. Навряд ли кто-то пойдет на зарплату библиотекаря, но неудобно отказывать Нине Георгиевне. По дороге домой Анфиса купила конфеты «Загадка». - Будем учиться отгадывать загадки, - улыбнулась она своему малышу. – Будем есть по одной конфете в день. Ну, по две. И читать про приключения муравьишки. Утром в дверь позвонила Валентина. Анфиса поставила на стол вазочку с конфетами, подвинула ей чашку с чаем. - Детей к матери отвезу, - Валентина зябла летом, грела руки о чашку, - а может, и сама уеду. - Ешь конфеты, - Анфиса развернула фантик, прочитала загадку. – Красна девица сидит в темнице, а коса на улице. - Ушел Олег, - выговорила, наконец, соседка. – Беременная она. Молодая, и ребенок будет. - А у тебя двое детей, и ты тоже молодая, - возмутилась Анфиса. – Ну, чего ты? Что еще за комплексы? Все наладится. - Как? – вцепилась в нее зрачками Валентина. - Постепенно наладится, - пожала плечами Анфиса. – Жизнь рассудит. У тебя нет знакомой девочки в библиотеку? Правда, зарплата там небольшая, но зато интересно с детьми работать. - Нет, - покачала головой соседка. – С завода никто увольняться не захочет. - Ты знаешь, что? Возьми отпуск, - придумала Анфиса. – Съезди с девочками к маме. Не рви сразу, сгоряча. - Ты про Олега? - Я опять стихи написала, - улыбнулась Анфиса. – Хочешь, покажу? Анфиса прочитала: Взять кисть – и рисовать! И из-под кисти пусть летит моя мечта и улетает грусть. И красками наполнится мой белый холст… Во власти чувства я замру, во власти волн зеленого и желтого. Смешав цвета, я чувствую: уходит пустота… Я в мир вернусь – веселый и цветной, мной дорисованный – уже иной! - Это про меня? – Валентина задумчиво всматривалась в строчки. - Тебе нравится? – уточнила Анфиса. – Если нравится, значит, про тебя. Валентина поставила чашку на стол: - Попроси Андрея, пусть отвезет нас на вокзал, поезд в двенадцать ночи. - Конечно, попрошу, - согласилась Анфиса. Валентина вернулась после отпуска домой, ходила молчком, даже отворачивалась. Анфиса растерянно смотрела ей в спину, потом тоже стала отворачиваться. Не хочет здороваться, не надо. Анфиса занималась на курсах по подготовке к родам, ей было, о чем подумать. Однако мысли о соседке не давали покоя. Однажды Анфиса хотела отвести глаза в сторону при встрече с Валентиной, но та подошла к ней. - Ты еще писала про меня стихи? - В каком смысле, про тебя? – растерялась Анфиса. - Дай мне почитать, - попросила соседка. - Они у меня все невеселые, и не про тебя вовсе! – отказалась Анфиса. - Мне грустных хочется, - слабо улыбнулась Валентина. Анфиса включила чайник, потом принесла Валентине блокнот со стихами. Потрясенным одиночеством – свобода. На листочке напишу себе дела. День заполню от восхода до захода. Слов-то нежных тебе сколько сберегла! Ими можно будет выстелить тропинку, по которой возвратишься ты домой, чтобы сердце от чужих уколов-льдинок отогрелось. Дверь ключом своим открой. Так живу. А одиночество – в работе: ни вздохнуть – ни продохнуть. Такая блажь. Вот пишу тебе, да что-то не выходит письмецо… Женщина прочитала: - Все так и есть, ловко это у тебя получается. Помолчала, потом добавила: - К девчонкам-то Олег приезжал. Говорит, привози в город к школе, помогать обещал. Но плачу все равно, а слова ему всякие говорю, и нежные, и не очень. Не вслух, конечно, про себя.