на цыпочках пришли ко мне в агонии бессонной невнятно-несуразные виденья: ты словно у меня, случайным ветром занесенный, мой колко-плюшевый, мой дерзкий и стыдливый. как будто не в своей тарелке – а в чужой, надбитой, и не в то время, и не в нужном месте... а я открыта – на улики щедро проливаю свет, чиста – я навзничь падаю в твою ладонь, не прячу спешно фотографий, где с другим, не застилаю второпях я смятую постель, и нервно не курю, не опускаю глаз, не смахиваю слез нечаянных своих... а ты, как греческий мудрец, окидываешь взором этот нелепый антураж и смену декораций, глядишь невидящими, вмиг ослепшими глазами, а сердцем улыбаешься, смеешься и хохочешь над неродным, вторым моим и невозможным счастьем, не веришь в эту псевдожизнь на стороне Луны обратной, а веришь моей святости сквозь маркий грех, а видишь белизну моих одежд сквозь пятен грязь, и словно знаешь втайне: скоро здесь появится другой. это предчувствие распахивает настежь дверь - и входит он, пронзая на дуэли шпагой взгляда нас. молчанья пытка, танец мыслей в голове… …тебя - любимого, единственного в сердце Бога, я в суматохе оправданий называю "старым добрым другом", - мне это богохульство сходит с рук, хотя жестоко, что с четверга на пятницу бывают сны и в руку…