Наталья Сафронова Скырлы, скырлы… Сегодня мы убили медведя! Вадим дописал восклицательный знак и спрыгнул со стула. Со стены на Олесю смотрел медведь. Абсолютно живой, шишкинский. Если бы Вадим нарисовал лес, в мастерской повеяло бы прохладой. Тем не менее, Олеся согласилась: - Убили. Единственное, перед Снежаной немного неудобно. Олеся поежилась. Но тут же внутренне отмахнулась от сестры. Снежана с Вадимом расстались. Сестра сделала выбор. Уехала покорять столицу – без Вадима. Поэтому и Олеся вольна выбирать. Снежана с Вадимом познакомились на какой-то творческой вечеринке. Вадим играл на гитаре и пел. Потом выяснилось, что он еще и рисует. Профессиональный художник. Участвует в выставках и преподает во Дворце детского творчества. Снежана могла бы сразу задуматься, что Вадим не впишется в ее жизненные планы. Но – захлестнули чувства. И даже казалось, что все у них образуется. Однако Вадим ускользал. Снежана надеялась дотянуть Вадима до своего эталона, уехать в Москву вдвоем. Но Вадим не хотел напрягаться. - Я не люблю мегаполисы. Я люблю тишину. - говорил он. – Я – свободный художник. Снежана морщилась, как от зубной боли. Что их ждет в этом убогом городишке? Да здесь скоро не останется никого, одни пенсионеры. Олеся же слушала Вадима, как музыку. Она тоже любила тишину. И любила смотреть, как он рисует. И даже его непринадлежность Снежане – нравилась. Но это потом. А сначала – восхищенно внимала рассказам сестры. Какой Вадим высокий! Какой красивый! Снежана произносила имя любимого беспрерывно, можно было угореть от ее откровений. - Вадим говорит, что у женщины должен быть животик, - вещала сестра. Олеся замирала: там начиналось тайное, женское. Снежана была взрослой, женственной, с ямочками на щеках и локтях. Олесе, которая к концу первого курса филфака все еще выглядела подростком, сестра казалась воплощением идеала. Однажды увидела, как Снежана бессознательно пишет на листе: Вадим, люблю руки твои! Он стал вхож к ним в дом. Олеся тайком поглядывала на его руки, когда он рисовал. Ей все нравилось: и рисунок, и руки с длинными сильными пальцами. Но Снежана имела в виду другое. От того тайного, о чем писала сестра, у Олеси перехватывало дыхание и становилось горячо внизу живота. Потом Снежана засобиралась в Москву. Вадима с собой не звала. Она теперь всегда была занята. Вадим пригласит ее в кино или на каток, а Снежана отмахнется: - Сходи с Лесей. Мама изначально не рассматривала Вадима как зятя и была даже рада, что Снежана уезжает. Вадим перестал приходить к ним. Рот у Снежаны сжался в ниточку, мышцы на лице затвердели. Но Олесе показалось, что на вокзале сестра искала кого-то глазами. Вадима. Как будто, если он появится, она и останется. Прямо с вокзала отправится к нему. А что потом?.. Олеся читала на лице сестры, как в открытой книге. Мама тоже тревожно посматривала на Снежану и свободно вздохнула, только когда поезд тронулся. Как она оказалась перед дверью мастерской Вадима, Олеся не заметила, ноги сами привели, как во сне. На экзамене по древнерусской литературе рассказывала о «Повести о Петре и Февронии». И сейчас вдруг представила, как Феврония говорит человеку в лодке, посмотревшему на нее «с помыслом»: «Зачерпни воды из реки сей с этой стороны судна сего. Теперь - с другой стороны... Одинакова вода или одна слаще другой? Так и женское естество, у всех женщин одинаково.» Олеся о собственном естестве ничего не знала, но если у всех оно одинаково, то зачем Вадиму страдать по Снежане? Она сестре не соперница, но если Вадим той не понадобился, то почему ему не быть с ней, Олесей? Олесю подташнивало от этих удушливых мыслей. Вадим открыл дверь, отступил назад, давая ей пройти. - Снежана вчера уехала, - пробормотала Олеся. - Имена-то у вас какие… Снежана. Олеся. - Вадим шагнул к ней и оказался так близко, что у Олеси перехватило дыхание. В памяти всплыло: Вадим, люблю руки твои! Дома плакала. Не о сестре. О себе. Все было не так. Хотелось быть единственной, но казалось, от тени Снежаны невозможно будет избавиться. Сестра сообщила, что работает медсестрой в частной клинике, сняли комнату на двоих с подругой, и замолчала. Олесю это устраивало. Чем реже Снежана напоминала о себе, тем лучше. Впереди было лето, свобода, Вадим. Олеся приходила к нему в мастерскую, отвлекала от работы. Всякий раз обещала не мешать, но не получалось. То подойдет слишком близко, то спросит что-нибудь невпопад. Вадим откладывал кисти, оборачивался. - Это угол Московской и Пушкина? – Олеся рассматривала городской пейзаж на холсте. - Сегодня утром рисовал, - кивнул Вадим. - А это я? – ткнула она в фигурку девушки на тротуаре. - Тебя там не было, - усмехнулся Вадим. Олеся обиженно поджала губы, отошла к окну. На подоконнике лежала папка с акварелями. Поезд, девушка всматривается в толпу провожающих. Сестра. - А это когда нарисовал? Вадим молча взял у нее рисунок, положил в папку. Олеся оглянулась на стену с медведем. И вправду, убили. Но не до конца. Больно ему. Вспомнила сказку про медведя на липовой ноге: Скырлы, скырлы, скырлы, На липовой ноге, На березовой клюке. Все по селам спят, По деревням спят, Одна баба не спит — На моей коже сидит, Мою шерсть прядет, Мое мясо варит. Медведь – это Вадим. Ему больно, и он рисует то, что болит. Одинакова ли вода, или одна слаще другой? Ничего одинакового не бывает. Все разное. И все болит. Но ходить в мастерскую не перестала. Хотелось видеть Вадима. Мучительно, неутолимо. Чего она ждала? Что он забудет Снежану и позовет замуж ее, Олесю. Мама примет зятя младшей дочери как данность. Не будет этого. Но хотелось продлить болезненное очарование. Дорога к мастерским художников была сказочной. Лес, Волга – все располагало к творчеству. Однако на этюды Вадим уезжал на другой берег. Олесю с собой не брал: - Ты будешь отвлекать. Олеся ждала. Готовила сюрприз к его приезду. - Я тебя нарисовала. Вадим удивился: - Представляю, какой там сеятель. Девушка качнула головой: - Я нарисовала тебя – в стихах. Я на тебя как в зеркало смотрю и лишь свое читаю отраженье. Пишу картину: я тебя люблю. Свою надежду, радость, сожаленье. Тебе рисую солнце, гладь небес, изгиб реки средь облак живописный. Мне все диктует ангел или бес? Твое закрыто сердце. Третий - лишний. Остались я - и зеркало. Во снах старательно рисуешь ты другую. Свои надежды, сожаленье, страх... Я складываю кисти. Не колдую. Вадим вернул Олесе листок: - Ты, наверное, думаешь, что я издеваюсь над тобой? - Снежана тоже так думала? – озарило Олесю. Девушка сворачивает лист со стихами, кладет в сумочку. Вот и все. Можно уйти. Можно даже уехать, он не станет останавливать. Когда-нибудь появится женщина, которой он пойдет навстречу. Не потому, что она будет лучше своих предшественниц. Он изменится. Устанет от одиночества. Но Олеся об этом не узнает, потому что ей это уже не будет интересно.