Новокемский 2018 ИВАШЕВ БОР Посвящается светлой памяти моих родителей… Было это давно…Как – то в конце лета отец взял нас с братом в лес по грибы. Мы долго брели по лесной дороге, пока не вошли в светлый сосновый бор. - Как называется это место? – спросил я у отца. - Ивашев Бор! Смотрите не заблудитесь…- ответил отец. И вскоре, уже возвращаясь к отцу с полными корзинами, мы увидели высокую, искорёженную старую сосну. Заметив её издалека, подошли и прислонились к шершавому стволу и тут, как нам показалось, сосна вздохнула, а затем как будто заговорила с нами, скрипя под ветром, рассказывая сказку… Для нас, для кемских, лес - отрада: Сосняк и ельник, корбы тень, И рощ берёзовых прохлада, И ивняка колючий плен. Всё любо нам в краю зелёном! Всё принимаем мы душой! Под старой липой, юным клёном В краю лесном нам хорошо! Ах, сколько сказок и преданий Народ наш лесу посвятил… А я для вас, как друг ваш давний, Одну из сказок утаил… Лишь для того чтобы, читатель, Вам рассказать вот здесь, сейчас… Прошу как автор и издатель - Читайте грустный мой рассказ. В лесном краю лишь Леший правит, Людей пугает и кружит, И бедным путником играет, И, покружив, оставит жить! А иногда в болотной бездне Сгноить иного норовит, И по чащобам он победно, Живущим пропастью грозит. Он смелость в душах отнимает, И страх мешает в кровь людей, И всех живущих загоняет В мир привидений и теней! И свой дворец - свой лес высокий Он сторожит, закрыв для всех, И бродит в чащах одиноко, Рычит и плачет без утех. Живут ещё предания эти В селениях наших до сих пор… Их знают взрослые и дети И не ведут об этом спор. Они страшат, они бередят Сердца и души каждый раз, В них люди без сомненья верят: В чертей, про Лешего и сглаз. Без счёту лет в деревне люди Боялись леса как огня. Забыв про клюкву и про грузди, В лес ни коровы, ни коня Они пастись не отпускали, Лишь у деревни на лугах, Где каждый куст и камень знали, И то с верёвкой на рогах Они коровок выпускали Под наблюдением пастуха. Того ж деревней выбирали, Чтоб был силён и без греха, Чтоб летом с девкам не гутарил. Не пил ни браги, ни вина. Чтоб в бане мощи он не парил, Не брился и не ел сполна До той поры, пока скотина Не будет нежиться в хлевах, Когда вдруг снежная перина Зимой расстелется в лугах. И скроет страх болотных топей И тёмных чащ ужасный плен, Заглушит вьюгой злые вопли, Всю нечисть, превращая в тлен! Тогда и Лешего утихнет И рёв, и стон! Лишь волчий вой Луну ночами вдруг окликнет И испугает нас с тобой! Но вот такая заковыка - Пастух пропал в деревне той, Ходили даже к лесу кликать, Искали в поле за рекой. Просили бабку Каючиху На картах старых погадать. Она божилась: «Я же лиху Себя не стану отдавать…» Ходили шумною ватагой, К делянкам новым каждый день, Кричали громко для отваги И осмотрели каждый пень. Нашли лишь кнут да шапку. Боле Не отыскали ни следа. Собрались давеча и с болью Шептали тихо: «Вот беда…» С тех пор в деревне забедило: То воёт пёс, то кот кричит, На Спас всё снегом завалило, Ну, а на святки дождь строчит! Пришла весна и голчить стали О том, как быть, как дальше жить? И сходом долго выбирали, Кто может люду подсобить? Один засоня, тот изнимок, Другой хоть с виду кобыляк, Но не управится с итвиной Лишь потому, что он дурак! То мал, то стар, то как морной, То забулдыга окаянный. Весь корень вырублен войной, Болезнями и жизнью рьяной! Всё чаще просится вопрос О судьбах наших поколений: На мужиков великий спрос В лесных посёлках и селениях! Так всех подряд перебирая, И день – и ночь, и ночь - и день! Иных за имя отметая, Других за злобу и за лень, Они до нашего Ивана На сутки третьи добрались, И, не найдя на нём изъяна, Все кости перемыв, сошлись, Что лучшего найти не смогут. И пусть он юн в тринадцать лет - Всем миром искренне помогут, Чтоб пас скотину он без бед. Пастух – занятье непростое, То там, то тут ищи подвох: Иль это лес шумит листвою, Иль Леший тянет вас под мох… Ему вручили кнут и шапку, Пытаясь что - то объяснить, А он на них смотрел украдкой, И думал: «Как теперь мне быть?» Он сам боялся Лехомана, И помнил, как его отец, Ушедший проверять капканы, В берлоге свой нашёл конец! Его изломанным и рваным В крови охотники нашли. И лишь ломьё и злые раны В дом на рассвете принесли. А безотцовщина - бессильна, Обидеть может воробей! Чужая воля так настырна, И так обычна для людей! С плохими мыслями под вечер, Не ев, не пив от страха он, Накинув поддергуш на плечи, Вдруг погрузился в чудный сон. Он видит древнюю избушку, Балясин белые лучи, А на завалинке старушку, Что пряжу медленно сучит. Кишит гадюками заулок - Шипит, грозя, змеиный полк. Вдруг что-то в бок его толкнуло, Он оглянулся - серый волк Грозит пугающим оскалом, И с пастуха не сводит глаз, И, сторожа старушку, взглядом Чужих ответствует на раз! И, видя это, как-то сверху, Почти с заоблачных высот, Он всё же думал об успехе Средь леса и гнилых болот: «Назавтра я с кнутом упругим Приду пасти чужих коров, А если вдруг лесные слуги Нарубят из коровок дров? Тогда проклятие деревни Удавкой в тысячу узлов Как наказание, хуже лени, Меня задушит за коров». Никто мальчишке не поможет, Никто в советчики не гож… Ванюшу неизвестность гложет, Гнетёт, щемит, бросает в дрожь… И вдруг он смотрит, а старушка Ему знакома с малых лет, Она то сахар, то горбушку Давала и шептала в след, Когда встречала по-соседски. Но лет с десяток умерла, Он позабыл её, по-детски Подумав, что она ушла В другие веси и деревни, Как это было и не раз, Меняя и не только стены, Виня недобрый чей-то глаз, Уходят люди, взяв с собою Пожитки и мольбы в придачу, Поспорив с матушкой – судьбою, Надеясь, всё же на удачу. Прошу вас, добрая старушка, Мне дать совет, пусть это сон: И ваша старая избушка, И змеи, что со всех сторон, Лишь мой туман, обман, виденье. Кого мне больше попросить? И вы, хотя и привидение, Но горемыке подсобить Могли бы… -Что ты шепчешь, малый? - старушка словно ожила, И в нём Иванушку признала, А просьбу будто бы ждала. Она погладила мальчонку, По белобрысой голове, Затем сняла с него иконку И отдала её…змее. - Я знаю, Ванечка, заботу твою, наслышана я здесь. Нанялся к чёрту на работу? О том шумит и стонет лес! Я помогу, коль ты так просишь Христовы позабыть законы, И требуй от меня, что хочешь… И я всё дам, об этом помни! Но нитью будешь связан прочно, Что вяжет страх как западня, Между звездою полуночной И Солнцем золотого дня. Пусть крепнет связь живого с мёртвым, Святого с дьяволом вовек! Да будет так! Печатью твёрдо Прибит к Уставу человек! Устав твой – отпуск Лехомана! Его, нарушив, ты умрёшь. Паси коровок без обмана, И жизнь в награду обретёшь. Вот от меня тебе подарок, - Ему старушка подаёт Клубок, ремень, свечи огарок, Да красной тряпки уголёк! - И помни правила простые: С людей деньгами не бери, Забудь про праздники любые, И лес, и поле береги, Не собирай грибов и ягод, Не замечай звериный след, Не убивай ни птиц, ни гадов. И будешь жить всю жизнь без бед! Клубок из шерсти - изобилье Молочных рек! Тебе указ, Его ты скрой на дне и в иле Реки иль озера от глаз. А ремешок – хозяин стада! Его ослабишь – стадо в лес, Его затянешь, если надо, – И соберёшь тотчас и здесь Всё стадо сытное под вечер, Не нужен будет пересчёт. Огонь тебе – огарок свечи, Когда захочешь, расцветёт! И будет жечь, и светить ясно, Не убывая ни на грамм. Твоё здоровье в тряпке красной - Она спасение от ран. От лихоманки и икоты, Дурного глаза - словно щит. Прогонит хворь, ломоту, рвоту И сбережёт, и защитит! Лишь заболеешь, поспеши До лесу! И на стан ветлы убогой Тряпицу нежно привяжи, И боль пройдёт другой дорогой! Старушка пряжи нить порвала И белой кошкою рассвет Под утро, солнечно лаская, На избах свой оставил след. Сны нам даны для утешения, Они спасительны для нас… В них принимаем мы решения, Что нам нужны в тяжёлый час! Ванюха встал, зудели мухи, Глаза протёр, в печурке он Подарки чудные старухи Вдруг увидал и вспомнил сон. Он взял клубок, в пестерь засунул, Ремень на пояс повязал, Чуть на огарок свечи дунул - Она зажглась огнём как жар: - Да, чудеса! А что с душою? Не уж – то продал? Быть тому! Ну, как смогу, свой грех отмою, А не отмою – утону! А может, сгину безымянно Среди болот среди лесов? А может, как цветок увяну, В плену у дьявольских оков? В деревне, где стеною лес Стоял по - царски величаво, Ванюша жил один как перст, Глаза смотрели одичало Его на этот шумный мир И на заботы, и веселье. Никто не звал его на пир, На свадьбу или новоселье. Гостей не ждал давно к себе На праздник или на гулянье. Покорный лишь своей судьбе, Он жизнь влачил как наказанье. Казалось, он не слышит звуков, Не видит мира – мёртвый он! Жить одному – трудна наука, Но он был с нею обручён… Он не был в обществе смутьяном, Жил безучастным ко всему… Его ни кто не звал Иваном, Почтения дань даря ему! Ивашкой звать считали дерзко, Язык того не повернёт! К нему с другой прилипли меркой - Его по делу звал народ! Он не был плотником искусным, он не столярил, не кроил, Не сеял рожь, морковь, капусту. Другим народ он удивил. Скотину пас Иван умело - Бурёнки сытые домой Спешили в целости и смело Несли в достатке свой удой. Так каждый год, из лета в лето, От первой сахарной травы До осени, блюдя заветы, И не склоняя головы, Работал днями и ночами, Трудился, бился, так как мог! Он кутал в сердце все печали И спать ложился в свежий стог! Он помогал советом, делом Всем землякам за просто так, Без денег…от души, всецело, Как это делает простак! И в благодарность за работу Народ Ванятку прямиком Поднял над всеми за заботу И звал как Бога – Пастухом! Но время шло, бежали годы. Ванюша жил и не тужил, Лишь отдалялся от народа, Хотя об этом не грустил. Он был красив и статен телом, Походку гордую имел, Всегда был занят только делом, Гулять по праздникам не смел. Но замечать он стал всё чаще, Его ласкает чей-то взгляд, Он этот взгляд носил по чащам, Берёг как дорогой наряд! И вдруг приметил из оконца, Что взгляд бросает на него Девчушка рыжая как солнце, От солнца скрыться нелегко! А звали девушку Заряной – Дочь новожилов, и она Росла без всякого изъяна, Была красива и стройна. Веретеном стряхнуть такую Возможно было на разок, Такую девушку баскую, Найти б и вставить в образок! Иван, любить её не смея, Не мог жалеть, не мог грустить. Она ж, от имени немея, Могла его за всё простить! Девичье сердце как котёнок, Желает ласки и любви, В груди стучит со всех силёнок Заряну просит: «Позови! Его - кто стал родным навеки, Кто стал единственным теперь, Кто разомкнёт печали веки, Кто распахнёт ко счастью дверь…» И вот на Троицу, как громом Весть о пропаже разнеслась: «Пропала дочка новожилов, Искали всюду, не нашлась. И только видели, что утром Она спешила за водой, К колодцу на краю деревни, Спешила! Не пришла домой!» Колодец живо разобрали, На дне нашли её кольцо, Деревню снова обыскали, Найдя иголку под крыльцом, На перекрёстке три монеты, И ножик ломанный в кустах! Шептали бабки: «Что приметы Плохие! Бог на небесах! А для Заряны нет спасенья, Когда примешан супостат С копытам и рогам. Сомненья В том нет, как нет дороги ей назад!» В тот день бураном прокатился По крышам грозный Лехоман, И на Заряну с туч спустился В обличье зверя басурман. Не в волка он оборотился И не в медведя, а под брус В кустах у «журавля» забился Дрожащим зайцем, словно трус. Заряна зайца увидала И, зная норов злой собак, Зверька жалеючи прижала К груди своей, то верный знак Любви и нежности к живому. А Леший, щуря глаз косой, Приговорил её к иному, Любуясь девичьей красой. Она решила в лес зайчонка Под сень деревьев унести, Она наивная девчонка Хотела Лешего спасти! Но только в лес она ступила, Черту миров переступив, И с рук зайчонка отпустила, Узрела Лешего, застыв: Она решила в лес зайчонка Под сень деревьев унести, Она наивная девчонка – Хотела Лешего спасти! Но только в лес она ступила, Черту миров переступив, И с рук зайчонка отпустила, Узрела Лешего застыв. Он к ней явился в виде грозном, Она как ягодка в горсти, Тряслась ознобом, невозможно Ей было смелость обрести. Он великаном встал до неба, Гудя, басил на чёрный лес, Стращал бедняжу без потребы, Мохнатой мордой, словно бес: «Пал да выпал, звал не звал! Это я тебя созвал Среди елок и осин Собирать унынья синь, Набивать карман тоской, Оставляя на покой Дрожь и трепет от листвы, Звон упавшей головы, Треск костей и крик души. Встречи с Лешим хороши! Пал да выпал, куст за куст! На зубах у волка хруст. Ты не бойся – жизнь твоя, Эхом по лесу звеня, Пролетит, как стая снов Для медведей и волков. Для веселья и забав Буду жить я, жизнь забрав! Захочу, калиной красной Будешь ты мерцать уныло, Захочу змеёй ужасной Изовьёшься опостыло. Ну, а если мил я буду Вдруг тебе, тогда весной, Без сомнений, пересуда Станешь девою лесной, Потеряешь память сердца, Мать, отца забудешь ты, Навсегда захлопнешь дверцу В мир забот и суеты. Шил, не шил, пилил, рубил. Деву красную сгубил! Деву красную сгубил, Потому что полюбил!» Она ему в ответ ни слова, От страха умереть готова И сердце бьётся воробьём, И думы только об одном, Что если мать или отец Пойдут искать её по чащам, Тогда и им придёт конец! Что ж будет с девушкой пропащей? Невестой нечисти лесной Она не станет, значит, смерть Под этой елью иль сосной Ей будет вечность песни петь. Девичий череп, рёбер клеть Средь трав и ягод будут тлеть Укором юности наивной, Душе возвышенной, невинной. И лишь одна надежда тает, В груди трепещется живёт И робким мотыльком порхает- Ванятка девушку спасёт! Лешак, смеясь, верёвкой туго К сосне Заряну привязал, Назначив филина в прислуги, Стеречь девицу приказал. А сам, ругая всё Христово, Ломая стены сухостоя, Сметая жизнь под ноги злу, Собрав всю ненависть и мглу Чащоб лесных и пут болотных, Пугая птиц, людей, животных, Даря им только свой оскал, В миг с диким рёвом ускакал На край земли, где среди скал Своё спокойствие искал. Он знает, дух девичий слабый сумеет скоро он сломить… А там уж дело и за свадьбой, Жена – обязана любить! И в тот же день к Ивану гости Стучат и молят: -Помоги Найти Заряну или кости Её в той пропасти тайги, Где правит грозный и суровый Хозяин леса - Лехоман, Людской, проливший много крови, Нанесший миру много ран. Мы знаем - ты слуга злодею, Мы просим сообща в упрос, Чтоб ты с поклоном к лиходею От нас бы весточку принёс. Мол, молим с каждым часом пуще Вернуть Заряну за заклад, Мы отдадим коровок лучших! Вернись с Заряною назад! Иван же был плохой проситель. Как так, вот к чёрту на рога? Покинуть тихую обитель, Чтоб чёрт тебе отбил бока? Но видя слёзы стариковы, Пастух промолвил: - Помогу, Коль мне не оторвут подковы, Заряну вызволить смогу! В Бору высоком между сосен Берлога есть, в берлоге ход, Туда вот Леший и уносит Скотину и честной народ. Но ход туда заказан строго, В уплату жизнь отдай чертям! - Ступай, Иваха, смело с Богом!- молитвы в след ему летят. - Но как придёт она в деревню, Меня не ждите, не вернусь, Не кликайте среди деревьев, Усну навек и не проснусь. Мой дом, имущество отдайте Сиротам бедным, пусть живут. Как быть с коровам, не гадайте: Пусть во хлевах стоят и ждут, Пока найдёте вновь на сходе В деревне нашей пастуха. Скажу сейчас я при народе - Судьба пастушья нелегка! - Шептал Ванюша на прощанье С поклоном на родной удел. Печально было расставанье, Но слёз пролить он не посмел. Взглянул на бедное селенье, Он родом был из этих мест, И не дождавшись разрешенья, Вошёл как в преисподнюю – в лес! В Бору по - страшному гремело, Стонали сосны и земля: «Пастух Ивашка, как посмел ты Предать в безумии меня, Тебе законы человечьи Дороже, чем Устав лесной? Я знаю оправдания речи, Они утихнут под сосной. В тебе мне нет успокоения, В Заряне счастья тоже нет! Тебе погибель, ей спасенье- Вот мой лесной тебе ответ! Мой мир, мой лес – дворец заветный, В нём всё как есть – чертог чудес, Мой лес и строгий и приветный, Стоит стеною до небес. Я - Бог его и сторож верный, И право есть моё судить, За подлость и поступок скверный, Могу казнить и пощадить. Но ты давал зарок к Уставу Служить при жизни только мне, Не пить любви людей отравы, И не гореть в её огне. Но дело сделано, за милость Ты станешь старою сосной, И будешь долго и уныло Петь песни летом и весной! Пока тебя не сломит ветер, Иль спилит кто-то на дрова, Качаться будет без ответа Твоя шальная голова… Заряна в миг тебя забудет, К чему ей этот тайный вздор, Её любовь другой разбудит, Другой продолжит разговор!» Ну, что сказать мне в заключение? Жива Заряна до сих пор, И про чудесное спасенье Ведут теперь уж внуки спор. Среди народа много сказок, Про пастухов особый сказ, И переливом чудных красок Наполнен древний тот рассказ, Поверья русского народа - Души народный перезвон, В них яркий праздник хоровода Собрал любовь со всех сторон. В них страх пред Богом и Природой, Благоговенье пред Судьбой. В них упоение Свободой, И тихой, искренней Мольбой. ЯРВЕ Гордость Вашкинского района – Белое озеро. Но мало кто знает, что на его берегах в древности жили финно-угорские племена, оставившие много загадочных названий рек и озёр. В словаре тех племён было слово «Ярве», означающее «озеро». Сегодня в Вашкинском районе есть названия, хранящие память о древности, это: Ярье, Ярбозеро…Кто знает, может Ярве – это богиня наших озёр? Моя сказка об этой богине и не только… Названия наших сёл и весей, Рек и озёр хранят в себе Твой перезвон забытых песен, Легенд и сказок о тебе – Моё родное Белозерье! Моя родная сторона, Ты - всё далёкое поверье, Ты - вся седая старина! Там, где волна с волною дружит, Где гомон чаек, шум тресты, Где с белой пеной ветер кружит, Где спят рыбацкие мечты, Стоит избушка во сто лет. В избушке этой старый дед Плетёт чудесной сказки сеть - Конца у этой сказки нет! То было много лет назад, В родном краю беда случилась, Ушёл под волны чудный град, Земля вдруг в воду превратилась. Однажды в ночь, в безумье боги Волной накрыли людный брег. Сон под волной - удел для многих, Один лишь спасся человек. Судьбы неведомы дороги, Для нас живущих прост ответ: Нам путь укажут только Боги, Они зажгут надежды свет, Иль сердце наше остановят, Своею дерзкою рукой, Все страсти наши успокоят, Даря лишь вечности покой. Аскольдом звали человека, Что был помилован Судьбой – Он рыбкой мелкой век из века Скитался долго под водой… Аскольд Мать у Аскольда – белозёрка, Жила на кьяндских берегах, Отец – варяг, был воин тёртый, Провёл всю жизнь свою в боях. И после странствий и скитаний, Решил на отдых он уйти, Чтоб после ран и испытаний, Немного дух перевести. Сменил он меч на молот в кузне И у горна, как чёрный чёрт, В поту, как раб, как вечный узник Стал зарабатывать почёт. Болели раны поначалу, И ныли руки и спина… Но мы подвержены закалу, Как сталь, в работе у огня! И вот ремесленник уж мастер, Творит на диво чудеса. Стальной у кузнеца характер! И сам он гордость и краса! Его товар для всех: кресало, Гвоздьё, серпы и длинный меч, Зуб бороны, кинжал и рало, И топоры для грозных сеч. Судьба свела их в старом граде На торге, полном суеты, Средь пирогов, мехов и браги Соединились две мечты. Как два ростка сплетались нежно, На век, до самых до седин. Казалось счастье им безбрежным Средь мира и лихих годин. Аскольд родился на подоле, В избушке старой кузнеца. Там где за дверью волн приволье Любого манит молодца. И будто бы сломав преграду, В избе, притихшей на краю, Младенца голос всем в награду Будил июльскую зарю. За звонкий голос он Аскольдом Был назван матерью тогда. Пусть будет храбрым, смелым, гордым! Пусть обойдёт его беда! С тех пор немало лун сменилось, Воды немало утекло, В груди Аскольда сердце билось Жарко. И непорочно, как стекло! Но просит молодость признаний, Любви, ответа, сладких слов, Улыбок, взглядов и лобзаний, И страсти пламенной оков… И наш Аскольд как все герои, Любовь свою желал найти, Желал так искренне, не скрою, Как дар бесценный обрести! Но шутка рока или случай Их свёл средь шумной суеты? Как сводит в небе ветер тучи, Грозя грозою с высоты! Она – из княжеских чертогов, Он – грязной кузницы жилец, Забыв про всё, молили бога В соединенье двух сердец. Но Ярве, Ярве помешала Любви и счастью впереди, В напиток страсти подмешала Полыни привкус и беды. Ярве И даже Бог – держатель мира, В тот миг, когда звучала лира, Сварог всесильный мог грустить, Мог тосковать и мог любить. Он помнил детство дочки милой, Когда она, родясь на свет, Лучом зажгла весь мир унылый, На сердце, оставляя след. Богам подвластны океаны, Вселенной нашей глубина, Но рушат дети наши планы Им не указчик седина! Она чуть плавать научилась, А он стал думать о делах, И, как назло, беда случилась На сто десятых небесах. А дочка утром заблудилась, Отплыв от дома для затей, И до утра рвалась и билась В плену расставленных сетей. Лишь через день дощан рыбацкий Приплыл к разорванным сетям. Уж небо начало смеркаться, Когда её схватил рукам Один из рыбарей и вскрикнул, Увидев милое дитя, Божась, за борт её он кинул, Она ж смеялась, вглубь летя! А там, в глуби озёрных градов, Под сенью бурь и снегопадов, Жила богиня этих мест Одна из будущих невест, По вепски Ярве, слышал я, Отец назвал её любя. Забыв про долг и воспитание, Приставив к дочери слугу, Который мог лишь пропитание Дать сердцу юному. Во мглу Сварог ушёл из жизни Ярве. Она ж забыла про отца, Про ласки, нежность. Только разве Могла узнать его с лица! Не переживши разрешения, Сошла в могилу вскоре мать. Нет в одиночестве смирения! И быть одной не благодать. Она не раз зарю встречала, У Солнца теплоты ища, И на закате провожала Светило, сердцем трепеща. Но эти светлые посулы Лишь согревали, но не жгли, И в Белом озере тонули Любви родительской огни. А годы шли, ей восемнадцать! Она прекрасна – дочь Весны! Ей скучным стало всё казаться, Её любви тревожат сны. Аскольд! - Мелодия порыва, Волны поющей на ветру! Во сне ей мать цветком раскрыла Её дальнейшую судьбу: «Нет, он не Бог, не демон ночи, Он человек, и он живой! От плача потеряй ты очи, Но предназначен он другой!» И тут на грех она взглянула На берег вроде бы пустой, И в этот миг её кольнула Стрела любви своей тоской. На берегу, где сети ладят, Аскольд с княгиней ждут зарю, А волны берег тёплый гладят И шепчут: «Я тебя люблю!» С тех пор вечернею порою, Забрав покой у рыбаков, Объята пламенной тоскою, Являлась Ярве в сказках снов. То бурей грозной взвоют крыши, Обломками, страша людей, То бархатной волной неслышно Ласкает берег много дней. Она таиться не сумела, И плач её отец услышал. Сварог всесильный. Помогать Он ей не стал, а можно ль свыше? Он ей готовил свой удел: Её он видел в божьем царстве. Не усмотрел, не досмотрел! И начал думать о лекарстве. Лекарство разное бывает: Одно излечивает сразу, Другое просто убивает И жизнь, страданья и заразу! Так вот родительское благо Свелось к безумью – тоже грех! Бог уничтожит город наглый За униженье и за смех! - Не может плакать дочь моя из-за простого человека! Когда подвластны ей моря, Озёра дивные и реки! - Так Бог решил! Она не знала, Что он готовит. Грустно ей, Она по- прежнему ласкала Волнами берег для людей. Но ночью в день расплаты грозной К ней вдруг отец, пришёл прося, Забыть любовь и стать свободной ….иль превратиться в карася. - Нет, мой отец, уж лучше рыбой Прожить, чем богом без любви!» - Дочь покорись, а то я.. либо Всех утоплю! Не говори….! Расплата Сверкали молнии, в полнеба Поднялся смерч, грозя бедой, Вмиг превращая смертных в небыль, Сварог пошёл на град войной! Но среди хаоса и бедствий Среди смертей, а Бог был лют! Аскольда сберегла, по - детски Поцеловав, нашла приют Та, что поспорить вдруг посмела С отцом всесильным, никогда Она о том не пожалела, Что наши слёзы? Лишь вода! Нет, сердце Ярве не остыло От вод холодных, навсегда Оно Аскольда полюбило, Как любит небосвод звезда. Аскольд проспал почти пять суток, Глаза открыл, не веря сам, Что он спасён. Её поступок Был ведом только небесам. Ему казалось: плыл волнами, Затем тонул, всплывал и вновь Он грёб озябшими руками… Он был бы мёртв - спасла любовь! Любовь богини не княгини, Любовь запретная богам. Она под солнцем не остынет И не погаснет под волнам! Встреча Его безмолвьем наградила Беда огромная, затем Унынье в сердце породила, Оставив разум на размен. И он один приняв утраты, Оплакав всех по сотне раз, Забыв про голод и заплаты, Работал, не смыкая глаз. Шли годы. Молодость в подмогу! Рос новый город над волной. Аскольд наш ожил понемногу Душой и сердцем. Сам не свой, Меж тем, отстраивая стены, Кузнец грустил, в печали он. Любви вериги незабвенны, Что жизнь? Она лишь только сон! А Ярве? Ярве тосковала, Глядя на позолоту стен, И встречи с кузнецом искала… Ей ненавистен водный плен! Она сама к нему явилась, Открыв дорогу в небеса, Ему открылась, научила Искать прощенья у отца! Однажды в кузнице убогой Ковал подковы мастер наш, Как вдруг опять в насмешку боги Снесли дымящийся шалаш. Но наш герой, горя отвагой, Мечом хотел пронзить врага. Но словно опьянённый брагой, Чуть не упал, узрев врага. Пред ним девица с дивной статью, Глаза горят, ну сущий Бог! И жемчугам блистает платье, И рыбий хвост заместо ног: - Ну, храбрый воин, я готова Помочь тебе вернуть людей И жизнь вернуть в жилища снова, И суету, и смех детей! В зелёных косах луч змеится, Рогатым месяцем крутясь. «В такую можно и влюбиться!»: Аскольд подумал, не смеясь. И манит рог небесной далью, Кровавой медью, крася лес. Гладь озера, пронзая сталью Мечей до самых до небес, В озёрной глади отражаясь, Пронзая Солнца смело грудь. Аскольд же, чуду поражаясь, Хотел сбежать куда-нибудь. Но ноги каменными стали И рук не чувствовал герой. Лишь наблюдал, как звёзды пали У храма в роще под горой. И вдруг огромный полумесяц В крест превратился и лучам Нарисовал по сотне лестниц, Подвёл к Аскольдовым ногам. На небесах О, чудо! Ожил наш герой Ступени пробует ногами, И, распрощавшись вмиг с землёй, Полез беседовать с богами. Полдня карабкался по своду, Скользя ногами, глядя вверх, И вниз. Увидел волю и свободу, Какой хватило бы на всех! И вот до божьего порога Добрался наш герой немой. И долго, долго звал Сварога, Опёршись на Луну ногой. Но бог не слышит, что услышишь Когда герой без языка? И бьёт ногой по божьей крыше Герой наш облаку в бока. Под вечер сон Сварогу снился: Он мир по- новому творил.. А тут безбожник вдруг явился И Бога! Бога разбудил! Суд Сварога А Бог, не слыша о прощении, Аскольда в волны бросил вмиг. Все мысли у Отца о мщении, За то, что тот небес достиг. Казалось, Смерть косой железной Отнимет жизнь у кузнеца. Забвенье станет неизбежным Судьбы несчастной молодца. Но он упал на волны, будто Не человек, а лист осины. И утонул в седое утро В открытой пасти у пучины. А под волнами старый город Горит огнями и живёт, Но лишь Аскольда, вот так горе! Никто уже не узнаёт! На божий суд собрали живших, И Ярве так же средь людей! Их всех, когда - то прегрешивших, Рассудит Бог – ему видней! Сварог без слёз и сожаления Решил всё сам, не дав сказать! Не ожидая снисхождения, Всем оставалось только ждать! - Всех живших делаю живыми И возвращаю в Белый свет, Обиды не ищу за ними, Пускай живут до сотни лет! И город старый возвращаю Я из пучин - к чему мне он! Лишь одного я не прощаю: Того, кто мне принёс урон! Из всех моих богатств несметных Он дочь мою отнял навек. Пусть будет рыбкой неприметной, Уклейкой будет человек! А дочь моя, краса и гордость, Пускай останется при нём, Забывшая отца и кротость, Золотобоким карасём! Слепая ярость всё же тщетна И пылкий гнев не может смыть Любви отцовской многолетней. Сварог не может дочь убить! Нося под сердцем пуд обиды, Вину за прошлое, отец Решил, конечно, не для виду Раздору положить конец: - Ты - дочь моя, и я в ответе За твой позор, но я готов Исправить всё и всех на свете Без лишних и ненужных слов. Но смертные богов боятся. За справедливость их всегда Готовы постоять и драться, И даже гибнут иногда. И, кроме чувств отцовских, всё же Я справедливость применю. И божьей дочери не гоже Любить варяга, я виню Его не менее, а значит, Всё будет, так как я сказал: Вы рыбой будете, иначе Я вас бы вместе не связал. Но знай и ты, и он пусть слышит: У вас спасенье все же есть, По - человечьи он задышит, Когда вернёт он Богу честь. Пусть рыбкой мелкой трёхвершковой, (Уж больше некуда расти!) Не зная слов, и ни покоя, Он сможет мир людской спасти!» Подвиг Сто лет минуло, как минута! Что век для мира и богов? Лишь крошка вечности смахнута, С весов Вселенной к смерти в кров. И берега и долы крася, Два города в волнах плывут, Их вид могуч, их вид прекрасен, Их Белозерьями зовут. И горожане, веря в счастье, Не помня горя и печаль, Не поминая о ненастье, Забыли про оружья сталь. Но городам готовят яды, Чуму, бубонную чуму! Ползут к стенам высоким гады, Таща зловонную суму! Смертельным кольцам извиваясь, Гадюки оставляют след, Кругом поля испепеляя, Неся на чёрных спинах смерть. Там, где червонным златом дышит Подземный мир, зловещий дух, Сумерлы окрик грозный слышен И Озема костлявый стук. Им в рудниках хватает дела, Но нужен русский им народ. Чтоб снова Оземь и Сумерла Увековечили свой род. Пусть все живущие умрут! Забыв себя, отдавши душу. И рабство в вечность обретут, А уж работа их задушит! А где же рыбки? Где герои? Они по-прежнему живы, Не зная слов, ни сна, покоя, Не опускают головы. За сотню лет они окрепли, И даже, может, подросли, И чешуёю не померкли, И мхом, как пни, не обросли. Раз двести их глотали щуки, На зуб пытали судаки, Но, пережив все эти муки, Они по-прежнему близки. Сперва Аскольд, тоскою маясь, Пытался берег рассмотреть, Увидев мать старухой, каясь, Не подплывал так близко впредь. Теперь он знал: его родные, Его любовь лежат в земле, И только он и Ярве ныне Плывут безмолвно по волне. Богам противиться негоже, Их суд и путь непостижим! И, повинуясь знакам божьим Мы этой жизнью дорожим. А наш Аскольд хоть рыба, всё же Он божья тварь, зачем грешить! Он полон честью, и, похоже, Он хочет бога удивить! Века для бога что минуты, Для рыб указан рыбий век И провидения путь запутан, Аскольд не рыба – человек! Пришла, пришла его минута Спасти гордыню городов. Под утро весь восток опутан Змеиной тучей в сто рядов! И серой утицей трепещет Волны крылатая душа, О смерти всем живущим шепчет И бьёт, и стонет брег кроша. Два города в кольце у смерти, Спасенья нет! Уже на дне Попал Аскольд в сомненья сети: «Как я смогу спасти людей? Без рук, без ног, без языка Моя забота не легка». «Одолей мне высокие горы, Стены смерти, глухие затворы, Долы, полные нечистью разною, Темный лес и болезни заразные! И пеньки, и колоды несметные, Синих рек и озёр усыпальницы, Обрети снова жизнь и бессмертие У цветка у кувшинки-купальницы!» - Так когда-то прабабка шептала, У Аскольда кувшинку отняв, Про какую-то силу пыталась Рассказать, он ушёл не поняв. А старуха не бросила на земь Чуть увядший от Солнца цветок, А взяла с изумрудами камень, Раздавила им вдруг лепесток. И желанье старухи ожило: Молодым вдруг явился старик, Он пришёл к ней из тёмной могилы, Помолчал и исчез через миг! И его осенило: «Сумею, Уничтожить коварство и зло, Я кувшинкою их одолею, Я хочу, чтобы мне повезло!» Заводь тихую вскоре припомнил, Где он в детстве купаться любил, Грудь отвагой горящей наполнил, Через волны к спасенью поплыл. Снегом белым кувшинки светились, На наполненной смертью воде, А в траве пауки суетились, Открывая ворота беде. Вот рыбка серебром блеснула, Ртом уцепилась за цветок, Его вдруг с силой потянула И оторвала лепесток! И вмиг его желанье живо: Мороз ударил в летний день, И то, что было злом и жило, Вдруг превратилось просто в тень! Прощение Бог справедлив и скор в расплате. Он видел всё! Он добр лицом! Аскольд в доспехах, Ярве в злате Предстали снова пред отцом: «Исполнен долг, вы – не немые, За вами выбор: кто и где Закончит в мире дни земные, На суше или вдруг в воде?» Аскольд очнулся человеком, В своей избушке дымной, чёрной. А Ярве рыбкой век за веком В воде купается озёрной! И золотою чешуёю, Она горит в волнах огнём. Зовёт и манит за собою И тёмной ночью, ясным днём! Она ни в руки, и не в сети Не попадётся, не проси! Тому, кто ни за что на свете Не любит сказки о Руси! Там, где волна с волною дружит, Где гомон чаек, шум тресты, Где с белой пеной ветер кружит, Где спят рыбацкие мечты, Стоит избушка во сто лет, В избушке этой старый дед Плетёт чудесной сказки сеть, Конца у этой сказки нет! Примечание Сварог – главный бог в славянской мифологии. Ярве – озеро, буквальный перевод с финского языка. Озем и Сумерла – боги подземного мира в славянской мифологии. Треста – местное название тростника. Вериги – металлические оковы, которые носятся монахами всю жизнь. Посулы – неисполненные обещания. Бубонная чума – одно из страшных заболеваний средневековья. Дощан – рыбацкая лодка. Варяги – одно из названий скандинавских народов. В средние века проживали на территории нашего края. Кьянда – куст деревень на северном берегу Белого озера. Вершок – мера длины в Древней Руси, равна фаланге человеческого пальца. Подол – район средневекового города. Неукреплённая часть города там, где жили ремесленники. Кувшинка – в славянской мифологии одолень – трава. Она способна противостоять злому духу. Уклея – маленькая рыбка с серебряной чешуёй, водится в Белом озере. В Вашкинском районе её называют вашкала.