Хорошо быть дураком. Майкрофтом Холмсом тоже неплохо. Серединка на половинку – капец. Я извёлся в догадках. Лего без инструкции по сборке. И так… Век за веком Агнешка мелькала в доме тревожным призраком, опасаясь и мёртвых, и живых. Секунду оглядится, минуту протанцует, и нет её. Это никого не волновало. Но затем появился я, который видел Агнешку постоянно, разговаривал с ней. Уверившись, что для воображаемого друга здесь лишку совпадений, Межичи отравили меня и полгорода заодно. Преступление остаётся семейной тайной. Едва фундамент сложился, кладу блок первого этажа. Лего – шварк россыпью: вторично на мою жизнь никто не покушался. Почему? Заново босиком подбирай кирпичики, больно. --------------------- Дальше. Так… Я умер, но не умер. Больше того, я встретил Агнешку реально, как пансионку – в её настоящем возрасте, в теперешнем – Баронском доме. Про это Межичи тоже узнали. И бездействуют. Причина? Опять крушение лего. Отдельные блоки – боль, какая философия! Любые части стыкуются в любые дырки, пока не наступает очередное фатальное «почти». --------------------- Значит, так… У Межичей есть план сборки. Полагаю, что конкретно у Славы Румына. Моя роль там: блок лего шестёрка. Что ж, лучше Слава Румын, чем пустые догадки. Я выслушаю его, мне нужна общая картина. Когда увижу с его стороны, переверну, чтобы взглянуть со своей. Хоть бы я и простой блок. В своём теперешнем двойственном качестве, я важен для рода. Не надо ориентироваться на дремучие суеверия и кошмарные сны. Чего хотят мёртвые? Что интересует живых? Они могут узнавать это прямо через меня. А если нет разлуки, если ушедший всегда может поговорить с оставшимся, где тогда смерть? Она потеряла свой главный рубеж. И всё-таки от меня ждут чего-то ещё. --------------------- Мертвецам надо больше. Они хотят, как при жизни, своей рукой брать желаемое. Стопка водки в день поминовения слишком мало, даже если дед прикажет накрыть её поверх чёрного хлеба – имбирным пряником. Он хочет вернуться и взять сам. Выпить и закусить, и чтобы жена поднесла ему. – Так я думаю, Ярик. А если не оправдаю их надежд… Пусть самый голодный из мертвецов сожрёт упрямого пацана. – Потому что любой Межич принадлежит роду. Не как человек, значит, как мясо, – шепчет Ярик. – Беги. А кстати, не разумней ли подчиниться? Да, действительно… Почему это я, неблагодарный, заранее обделяю свой род? Когда я успел его так возненавидеть? – Не злись, я шучу… У тебя шансов не было, по тебе сразу всё решили, – тихо рассказывает Ярик. – Ты уши-то не развешивай, когда они льстят. Они тебя считают слабым, добрым. – Ты догадался или подслушал? – Сами сказали. Думаешь, им стыдно, или как-то так? Близко не лежало! Распорядиться чьей угодно жизнью – только в путь, они в этом греха не видят. А жену и вообще не считают за человека. Она ничего не решает у Межичей, женщина она… – радость для сердца, для ночной темноты, воскресного пирога и будне... – Я взорвусь если ещё раз услышу эту присказку! Я весь дом к чертям сожгу! Ярик, мне дрянь как тошно, Ярик… --------------------- Без слова он одел мне большие наушники. Глухая ночь встрепенулась и ухнула в них целиком, в сугроб лёгких, плотных звуков. Как сова за мышью, за дрожащей сердечной жилкой. Чёрно-белый джаз. Глубокое ретро. Весь квартет давно живёт по мёртвой луне, но нет же! И насколько нет… Мокрые от пота негры, белый смешной контрабасист. Ярик, ты наркодилер, ты сутенёр. Это – лучше, чем порно. Как они угадывают? Как делают это?.. Ок, всё равно. Ядрёное соло на барабанах. Под саксофон я перестаю думать. Рояль. Чёрная полировка бликует, подпрыгивают молоточки. Это бесстыжее публичное наслаждение. Перекидывают его друг другу, как мышь, а она всё пытается убежать куда-то. Пианист, святая жадность, подхватил и не отдаёт. Быстрые пальцы на клавишах, спина щедрого бога, стаккато... Благослови меня. Благослови, я совсем один.