«— Уй-юй-юй! — сказал Персицкий, закрывая лицо руками. — Я чувствую, товарищи, что у Ляпсуса украли его лучший «шедевр» — Гаврила дворником служил, Гаврила в дворники нанялся». Ильф, Петров, «Двенадцать стульев». Автора ЯмариЯ «Мне очень жаль,.. "Любви моей ты боялся зря. Не так я страшно люблю..." Н. Матвеева. Мне очень жаль - ты перестал мне нравиться. И я не знаю, где искать чудес, Какому божеству сегодня кланяться? А, может, научиться жизни без... Мне очень жаль, но ты меня не радуешь. Где счастье это обрету теперь? Теперь вокруг - ни солнышка, ни радуги, Сплошной туман, распутица и темь. Мне очень жаль - мне всё равно, что думаешь, В каких пометках новый календарь. И лишь одну напрасную мечту мою Немного жаль. Ещё немного жаль». (с) http://www.my-works.org/text_159494.html _______________ Глубокомысленный и тут же наивный провал в альтерэго, с вывертом смыслового «подноса». То есть, смысл под носом, или на подносе, которым «отшлепана муза», кофейник и все причиндалы заказанного, как-то, сахарница, чашечка, ложечка, тарелочка с хлебцем, или там было печенье, уже не разобрать, все сие великолепие скакануло и рухнуло на пол. Звон от приспособления для подачи блюд мог бы впечатлить, но утонул в охах музы, мирно ожидавшей обхождения за приятным столиком на летней веранде кафе, среди аромата трав и фиалок. Сад замер в ожидании продолжения, даже муравьи в коре ближних деревьев перестали копошиться, и терзать челюстями плоть древесную. Был полдень. Строка: «А, может, научиться жизни без...» — имеет созвучие на концовке со словом «бес», потому что до нее «Какому божеству сегодня кланяться»; и «без»-«бес» здесь очень даже по сему перекликается. И в «научиться жизни без», таким образом, наблюдается некая «тайна» подносового обхождения музы. Потому что через перековерканное построение в предложении, что звучит отголоском, «читается»: «научит жизни бес», или как-то схоже. И далее, в концовке... «И лишь одну напрасную мечту мою Немного жаль. Ещё немного жаль». Что за мечта? О бесноватости? Так как неясно из сти-ха, что за мечта, так же как неясность присутствует в «безе»... — эти части текста вполне себе складно сочетаются, образуя нечто общее, хоть и бестолковое, но изрядно «мудрящее»... с итогом бессмыслицы... абсурда? С намеком, действительно, на некое альтерэго, что утаилось в персонаже... (или авторе). Оно какое-то взлохмаченное в волосьях, перепуганное в лице очередным сном, отдышавшись от которого, и хлебнув кофею, принялось кропать стишье. «Мне очень жаль - ты перестал мне нравиться. И я не знаю, где искать чудес, Какому божеству сегодня кланяться?» -- Из данных строк явствует, что объект сердечной привязанности рассматривался в качестве божества, и был подвержен поклонению. Но, видимо, религиозные предпочтения поменялись, и наступило отрезвление. Да только желание поклонения осталось, и персонаж ищет чтобы «научиться жизни без». Произведение очень глубокое, очень. Как ощущение пустого брючного кармана, который оказался дыряв... Так что расплатиться оказывается нечем. Нищая муза. Суетливая потуга в авторе — к поэзии в целом. Беда... Конечно, моментами (автор) пытается, в каком-то ином, одиноком произведении, что будто потерявшийся ребенок в городской сутолоке, соответствовать миссии творческой, но то такое... будто случайное, и бесцельное. Писакства хочется немедля. Трудов заумственных не надо! Корпеть в строка́х уж сути для... Щелчками букв стиха бравада. О том, о сем. О мыслях где, Теснится образом борение, Как чувство мякоти, в труде Никчемном — слепнет зрение. Читатель, не заметив дна, Ступает в вечное растление. И вот на ком за то вина? И для кого смысло́в терпение...