В одном из купе поезда дальнего следования ехала супружеская пара. Ему едва перевалило за сорок - высокий, крепкий, приятной внешности, одним словом - "мужчина в расцвете сил", и она - гораздо моложе его, очень миловидная, светлые волосы, отлично сложена... и такого редкого обаяния, которое присуще только женщинам, успевшим почувствовать свою притягательность, ту, что манит, возбуждая интерес сильного пола. Они поженились менее двух месяцев назад, но решили провести свой медовый месяц только теперь, и, непременно, у моря. За окном уныло мелькали придорожные кусты, деревья, за которыми изредка виднелись поля, проносились мимо переезды, полустанки с двумя-тремя постройками, и всё это сопровождалось неустанным покачиванием и однообразно-монотонным стуком колес. Иногда, откуда-то снизу, доносилось жалобное: "Ох - ох - ох - ох!" Их короткий супружеский срок был переполнен счастьем, таким, что, казалось, ничто уже не сможет отвлечь, нарушить его, и всякий раз, когда она, с милой улыбкой на лице, смотрела на мужа, то он, словно угадывая порыв её нежности, тут же обнимал, целовал и ласково спрашивал: - Тебе хорошо, радость моя? Она, прижавшись к нему, томно шептала: - Да... Мне очень славно, милый. Глядя на жену, он думал, что в сущности женщины, по своей природе, не бывают несчастными, и только, пожалуй, мужчины делают их такими. В такие минуты он искренно желал, как можно глубже проникнуться её чувствами, мыслями - сделать жену ещё более счастливой. Наконец, поезд сбавил ход, и вдоль полотна потянулись низкие строения, отдельно стоящие цистерны, товарные вагоны, платформы, и медленно навстречу, словно выплывая, показался наивно-простенький вокзал провинциального городка. - Стоянка пятнадцать минут. - громко объявила проводница. Вагон словно ожил, сделалось шумно, суетливо, послышались громкие голоса, беготня... - Пойдем, подышим свежим воздухом... Надоело сидеть. - обратился муж к жене. - Да-да, пожалуй... Надо немного размять ноги, - охотно отозвалась она. На перроне суетились женщины, бегая от вагона к вагону, предлагая, малосольные огурчики с горячей картошкой, рыбу, яблоки, пирожки... Не обращая внимание на привокзальную суету, держа её под руку, медленно прогуливаясь по перрону, он заметил, как жена постоянно чему-то удыбается. Он хотел было спросить, но она опередила его. - Удивительно! - сказала она, улыбаясь. - Столько лет прошло, а здесь ничего не изменилось. - и, увилев вопросительный взгляд мужа, добавила. - Мы с подругой после первого курса провели здесь почти всё лето в детском лагере, что-то вроде пионер-вожатыми. - Неужели? Мх... Это забавно, - сказал он, заметив, как жена продолжала широко улыбаться. - Представляю, как было весело... Ну-ну, интересно,.. расскажи. - попросил он. Она рассмеялась своим воспоминаниям и, с присущим женщинам кокетством, продолжила: - Да... веселились, и даже очень! За нами ухаживали два студента из Москвы. Отличные ребята. - и чуть помолчав, начала рассказывать. Муж слушал жену молча, не перебивая. Его огорчило то, как она рассказывала обо всем с такой увлеченностью и азартом, что почувствовал... нет, не ревность, а какое-то легкое раздражение. Её воспоминания показались ему настолько яркими и живыми, вызвав в ней искреннюю, почти детскую, радость, что в душе его отозвалось набежавшим огорчением. Ему стало досадно до боли, что эти воспоминания до сих пор живы в её памяти, а главное - в них не было о нём. В какой-то момент, он ощутил холодок отдаленности с ней, ему неожиданно захотелось побыть одному. - И вот, однажды, - жена громко засмеялась. - Нет, ты только послушай!.. Мы уже легли спать, а ребята заранее забрались под кровать, чтобы ночью напугать нас...Что творилось!.. Ты представить себе не можешь. Ужас!... После короткой паузы, жена добавила: - Да, и кстати... У подруги, с одним из них, был очень даже страстный роман. - А, у тебя? - глухо спросил муж притворно легко и просто. - У меня?.. - и, пожав плечами, она ответила. - Так, пожалуй, ничего зерьезного, во всяком случае, мне так казалось. Поднявшись в вагон, муж молчал. Она почувствовала легкое напряжение, его блуждающий взгляд. И он, не найдя ничего, что могло бы сгладить набежавшее настроение, неожиданно предложил: - А, не пойти ли нам в вагон-ресторан, что нибудь выпить, перекусить. - Прости, дорогой, но я лучше прилягу, что-то голова разболелась. - скупо улыбнулась жена. - А ты пойди, поужинай... Не обижайся, пожалуйста. В вагон-ресторане он заказал сухое красное, что-то из закуски и, выпив залпом бокал вина, почувствовал, как позорная краска бросилась ему в лицо от мысли, что впервые рад отсутствию жены. Он выпил ещё вина. За столиком, что был за его спиной, две женшины, по всей видимости подруги, о чем-то оживленно беседовали. И, тут, ему показалось, что он слышал где-то этот голос, особенно, знакомую манеру говорить, будто слова резво прыгали с камня на камень, выбегая на берег, и он, невольно, прислушался к разговору. - Я уверена, он обязательно приедет. - был слышен знакомый голос за спиной. - Обещал отдохнуть со мной неделю, где-нибудь в укром месте, чтобы не встретить знакомых. - Ты не боишься? А вдруг нагрянет муж, начнет искать тебя всюду. - спросила подруга. - Нет, ему сейчас некогда: готовит какой-то доклад. И потом, мы уже столько времени встречаемся ... Он даже не догадывается. - Ой, будь осторожна! Я боюсь за тебя. - Что поделаешь, дорогая, старая любовь не ржавеет! Его нестерпимо жгло хмельное любопытство, и только чувство такта - обернуться, посмотреть - остановило его. Он закурил, вспомнил рассказ жены на перроне: "Поразительная вещь!... - подумал он. - Отчего порой, два близких, родных человека не могут до конца понять друг друга?.. А, может быть не хотят..." Эти мысли привели его к воспоминаниям о своем прошлом, отношениях с женщинами, порой даже с замужними. Смутное чувство вызвало в нем сожаление; ведь для женщины, всякая встреча является событием, овеянным надежной, сулящее серьезное продожение, не то, что для мужчины - легким, необязывающим увлечением. "Прошлое - наш враг." - с каким-то гадливым чувством, подумал он. Войдя в тамбур своего вагона, он закурил, стал смотреть, как в тяжелом сумраке мелькают черные деревья, и, под впечатлением только что услышанного, вновь вспомнил о жене: - "Что знает она обо мне?.. И, что знаю я о ней?.." Его вдруг охватила тоска от мысли, что он никогда не узнает о её потаённом, точно так же, как и она о его, что всякий человек никогда не распахнет свою душу до конца, и не в этом ли кроется суть нашего извечного одиночества. Он ещё долго стоял, курил сигареты одну за одной, рассуждая, и словно опомнившись, от какого-то оцепенения, у него вырвалось: "Надо просто наслаждаться жизнью... А задавать вопросы, нужно только самому себе." - и он, почувствовав свалившееся облегчение, решительно направился в своё купе.