Вечерний сумрак опускается над древним лесом, окутывая темной дымкой вековые деревья с огромными массивными ветвями и зловеще шелестящей на тихом ночном ветру листвой. Не слышно ни щебета птиц, ни стрекотания насекомых, мрачная чаща погружена в тишину, не нарушаемую ни единым живым существом. Ибо здесь, среди заросших дикой травой и исполинскими корнями костей и развалин забытого королевства нет места для живых тварей. Сотню лет ни один из них не проходил по этим тропам, не продирался сквозь заросли, не рассекал крыльями воздух, не приближался к отвесной скале, притаившейся в глубине смертоносной чащобы, и не заглядывал в разверзшееся в ней отверстие пещеры. Той, что столетия назад сделалась моим вечным пристанищем. Но сегодня необычная ночь. Близится священный час Самелы, когда на черном небосводе восходит Кровавая Луна. А значит, пришло время вновь покинуть заточение и выйти на охоту. Пробудившись от долгой спячки, я нетерпеливо меряю шагами свое логово, ожидая, когда ненавистное дневное светило, редкие лучи которого проникают даже в глубины темного леса, наконец, скроется за горизонтом и даст мне вожделенную свободу. Чувствую, как по мере приближения темноты моя истлевшая за сотню лет безвременья плоть вновь наливается кровью и силой, как вновь закипают во мне далекие и забытые сладостные чувства, как возвращается ко мне мой подлинный, истерзанный безжалостным временем облик. Снова бьется сердце, снова мерное дыхание вздымает юную грудь, снова ниспадают на глаза роскошные волосы цвета вороньего крыла. Прохладный ветер нежно ласкает бледную кожу. Но вот последние лучи Солнца растворились в лесном сумраке, и я, громко смеясь и сотрясая ветви окрестных деревьев, покидаю постылую обитель. Прикладываю пальцы к губам и свистом кличу своего верного скакуна. Скоро, скоро он явится сюда. Скоро твое кровавое зарево, о милосердная Самела, дарует мне новую вожделенную жертву! Нынешняя ночь вознаградит меня за столетие мучительной жажды и томительного забвения. … Одинокий костер догорал. Тихо хрустел хворост, вились на вечернем ветру искры, поднимался над лесной поляной небольшой дымок. Кругом стелился темный угрюмый лес, в мрачном сумраке которого терялось слабое сияние огня. Здесь раскинулась необычная чаща. Исполинские деревья с необъятными стволами и толстыми ветвями, устроившиеся у их корней заросли колючего кустарника, изредка попадающиеся причудливые камни, торчащие из-под земли. И главное – ни звука, ни вскрика, ни стона, за исключением шума листвы и скрипа лесных гигантов. Не поют птицы, не стрекочут насекомые, не скрываются в кустах дикие звери. Настоящее несчастье для трех охотников, сбившихся с пути, бесцельно проплутавших весь день и сейчас устроившихся здесь, у костра, дожевывать свои скудные припасы. Почти совсем стемнело, однако мужчинам не спалось. - Нехорошее здесь место, - проворчал старый Хорь, вертя в руках массивную трубку. – Ох, нехорошее. Заплутали мы. - До сих пор не пойму, как так вышло, - кивнул усатый Кез. – Еще вчера мы должны были дойти до реки. Шли на запад. Солнце, оно не обманет. Но… - Где-то не туда свернули, - повел плечом Хорь. – То и дело случается. Уж насколько я знаю лес, а все равно… Другое пугает меня. Нечисто тут. Ты хоть одну птицу с утра видел? - Кажется, нет, - Кез нахмурился. - Кажется ему. А я вот точно скажу – ни одной. За весь день ни одной птички, ни одного зверька, ни одного жучка! Одни мы – охотнички… Молодой Свиор сидел в стороне от них, поодаль от костра. Уже многие часы его не покидала смутная, томительная тревога, свившая гнездо где-то у самого сердца юноши. И не внезапные трудности похода, планировавшегося как небольшая охотничья вылазка, были ее причиной. Нет, он не боялся заблудиться, он знал, что старшие, опытные охотники, рано или поздно найдут верный путь прочь из здешних неприветливых лесов. Его мучило что-то иное. Какие-то далекие, едва различимые голоса, будто бы доносившиеся из глубин чащобы, странные ароматы, наполнявшие вечерний воздух, шорох листьев на легком ветру, почему-то навевавший нездешнюю тоску. Свиор поигрывал охотничьим ножом, стараясь отвлечься от странных мыслей, прислушиваясь к разговору своих спутников. Однако по мере того, как лес погружался во мрак, тревога делалась все сильнее, а таинственные, слышимые лишь им одним заманчивые звуки – все громче и отчетливей. - Пора бы уже и спать, - пробормотал Хорь, глядя на догорающее пламя. – Завтра встанем с рассветом и пойдем на запад. Возможно, мы и уклонились в сторону, но к реке рано или поздно дойдем. А там по течению и… - Не спится что-то, - буркнул Кез. – Гадко здесь. Надо хоть дозорного выставить. - Поглядите-ка! – Свиор, задумчиво глядевший на ночное небо и начинавшие загораться звезды, первым заметил багряное зарево, начавшее разгораться на востоке и видимое даже из-за гигантских деревьев. – Смотрите… - Луна восходит, - лениво оглянулся Кез. – Полнолуние. - Свет. Это не свет Луны. Действительно, сияние, озарявшее мертвый лес, было кроваво-красным. Оно напоминало разгорающийся пожар, но все же не являлось им – охотники не слышали ни треска, ни шороха, не чуяли дыма. По-прежнему царила тишина, и лишь принявшая необычный оттенок Луна медленно поднималась на небосклоне, заливая поляну своими зловещими лучами. Свиор вздрогнул. Сейчас он как никогда сильно ощутил приближение. Приближение того, что до сих пор лишь приглядывалось к нему откуда-то издали. Сердце учащенно забилось. Юноша взглянул на поднявшегося с места седого Хоря, ожидая каких-нибудь подходящих слов. - Это Кровавая Луна, - прошептал старик. – Так ее называют. Она появляется в здешних краях раз в сто лет. Я не видел, но мне рассказывали. В моем детстве, старики. Говорили – жуткое зрелище. - И я слышал, - Кез тоже встал, отряхнув одежду, и подошел к остальным, глядя на алеющее небо. Чем-то оно походило на закатное, только зарево пылало не на западе, а на востоке, и не уменьшалось, а увеличивалось. – Говорят, если Кровавая Луна застанет тебя вдали от дома – быть беде. - Это никому неведомо, - отозвался Хорь. – Столько времени прошло с того раза. А несчастья в здешних лесах случались и до, и после. Все-таки лучше нам всем лечь спать. Свиор, встанешь в дозор первым? – молодой охотник кивнул. – В свой черед разбудишь Кеза. А затем он меня. Почуешь неладное – поднимай тревогу. И… - старик чуть помедлил, видя, что юноша не отрывает взгляд от небесного светила. – Старайся поменьше смотреть на Луну. … Пылающий лик Самелы поднимается над лесом, оживляя его своим светом и даруя мне давно забытое наслаждение. Скакун мчится сквозь заросли, издавая безумный клекот, и я с трудом удерживаюсь в седле, вцепившись руками в длинные изогнутые рога. Холодный ветер бьет мне в лицо, развевая волосы, острые копыта бьются о землю, взрыхляя почву и иногда ударяясь об останки погребенных под ней развалин. Давно, очень давно никто не тревожил дремлющий лес. Сотню лет ты, мой верный слуга, провел на дне зловонного болота в глубоком сне, неотличимом от смерти. Но сейчас твои глаза пылают яростным огнем, отражая сияние Луны, а острые как бритва зубы в продолговатой пасти нетерпеливо скрежещут. Ты их почуял. Почуял живых, впервые за век по воле Самелы забредших в мои владения. Обещаю, тебе найдется, чем поживиться. Я чувствую, что гостей сегодня несколько, мне же хватит и одного. Мой скакун мчится быстрее ветра, и вот мы уже у цели, возле озаренной кровавым сиянием поляны. Сердце сжимается в сладостном предвкушении, давно забытая жажда дает о себе знать пересохшим горлом и покалыванием в животе. Еще не время, резко приказываю я себе. Властным движением соскальзываю со спины чудного жеребца и ласково треплю его по чешуйчатой холке. Огромный зелено-бурый ящер с раздвоенными копытами и острыми шипами на хребте, как и я, чуть не трясется от нетерпения. Подожди, еще чуть-чуть подожди. Сперва я заберу то, что положено мне. Рогатая голова покорно склоняется под моим взглядом. Босые ступни тихо ступают по нежной траве. Самела призывно улыбается мне с небосклона, и все слышнее становится чарующая музыка древней песни, тысячелетия назад звучавшей в этих краях. Аккуратно продираюсь сквозь заросли кустарника, прохожу между двумя исполинскими буками… И вижу его. Застывшего возле дымящегося пепелища рядом со спящими спутниками и зачарованно глядящего на лунный лик. Он тоже слышит, тоже видит. От запаха юной свежей плоти кружится голова, глаза закрывает туманная дымка. Благодарю тебя, премудрая Самела! … Внезапный хруст треснувшей ветки резко вырвал Свиора из задумчивости. Забыв совет старого Хоря, юноша уже долго, не отрываясь, глядел на поднимавшуюся все выше и выше Кровавую Луну. Ему казалось, что по мере того, как разгоралось зарево, доносившиеся из-за деревьев голоса делались все громче, постепенно сливаясь в единую мелодию. Далекую, чуждую, зловещую, но вместе с тем – будившую в его душе некое сладостное томление, возможно, унаследованное от далеких предков, заставлявшее его, забыв обо всем, смотреть на багряное небо, ощущая, как его собственная кровь вскипает в лучах изменившего цвет светила. Однако навыки охотника работали безотказно. Лишь только услышав подозрительный шум, Свиор сразу же положил руку на рукоять ножа и оглянулся туда, откуда донесся шум. Где-то с минуту ничего не происходило. Юный зверолов уже начал думать, что ему померещилось (хотя как знать, может, какие-то твари здесь все же обитают, но выползают лишь по ночам). Но затем ветви деревьев пришли в движение, снова захрустели, и из зарослей медленно выступила человеческая фигура. Крик застрял в горле у Свиора. На поляну, залитую багряным сиянием, неторопливым шагом вышла юная девушка. Невысокая, худенькая, босоногая, в одной короткой зеленой тунике. Длинные, черные как смоль волосы водопадом струились по стройным плечам, глубокие темно-зеленые глаза притягивали взор. Охотник зажмурился и покрутил головой, но наваждение не исчезло. Она подходила все ближе, смотря на него застенчиво и немного испуганно. Одна? В лесу? В этом лесу? Он оглянулся на похрапывавших спутников. Не выдержал и вновь повернулся к ней. Она стояла уже совсем близко. Сладостный аромат неведомых благовоний наполнял поляну. Голова юноши закружилась. Далекое пение сделалось еще громче. Однако он взял себя в руки и спросил: - Как твое имя? - Айчиль, - девушка улыбнулась уголками губ. Глубокий, красивый голос звучал подобно неземной мелодии. – А твое? - Свиор, - ответил охотник прежде, чем в его голове раздался предупреждающий голос покойного деда – деревенского знахаря: «Не называй свое имя незнакомцам. Никогда. Оно способно дать власть над тобой». - Свиор, - повторила Айчиль, растягивая гласные, будто наслаждаясь их звучанием. – Свиор… Однако, ведь ты не здешний? - Почему? – удивился юноша. – Деревня в нескольких днях пути, я охотник… - она продолжала выжидающе смотреть на него. Ответ возник сам: - Но мои предки когда-то пришли сюда с севера. Когда-то. Очень давно. - Давно, говоришь, - девушка вдруг звонко рассмеялась. – Давно… - Ты… Как ты здесь очутилась? – неприятно сосало под ложечкой. Он чуял опасность, чуял всем своим нутром. Но не мог ничего сделать. Не мог отвести взгляд. Не мог позвать на помощь. - Я… Я гуляла в лесу и заблудилась, - Айчиль опустила глаза, мгновенно погрустнев. Страх сразу же отступил. Не исчез окончательно, но затаился. – Собирала грибы и случайно ушла далеко от дома. А тут стемнело и… - она с явным испугом посмотрела на небо и Кровавую Лугну. – Взошла она. Мне стало страшно. Я… Я уронила лукошко с грибами, - продолжила Айчиль, видя, что Свиор смотрит на ее пустые руки, - и побежала, куда глаза глядят. Случайно вышла к вам. По ночам здешние леса опасны. Особенно в такую ночь. - А где ты живешь? – перед ним обычная, напуганная девчонка. Пусть и несколько странно одетая. Хотя что ему известно о здешних обитателях? Интересно, обувь она потеряла вместе с лукошком? Хотя при виде кровавого зарева даже старого Хоря ужас взял, не то, что молодую девицу. Сколько ей? Шестнадцать-семнадцать, вряд ли больше. - Здесь, неподалеку. Обычно успеваю вернуться до темноты… А это твои братья? – она наклонилась над усатым Кезом, затем перевела взгляд на Хоря. – Твой отец? - Нет, просто охотники из деревни. Мы вместе отправились охотиться у Чистой реки и, кажется, тоже заблудились, - он улыбнулся. – Если боишься, можешь остаться с нами до утра. Мы тебя не обидим. - О, нет-нет, мне нужно домой, - закрутила головой Айчиль. – Матушка будет волноваться. Очень. Одна ушла, в такую ночь… Может быть, ты проводишь меня, Свиор? – в том, как она произнесла его имя, юноша на мгновение вновь почувствовал угрозу. - Но я должен дежурить, - засомневался охотник. – Мои друзья спят и… Ты говоришь, здесь небезопасно? - О, не волнуйся. На этой поляне твоим друзьям ничего не угрожает. Здесь некогда стоял жертвенник одного из древних Богов, а потому нежить вблизи него бессильна. О том вся наша деревня знает, - добавила она после паузы. – А идти здесь недолго. Проводишь меня и вернешься к ним. Я знаю дорогу, но мне так страшно одной, - она уронила голову на грудь и поежилась. - Может, мне разбудить их, и пойдем вместе? Если здесь рядом деревня, то лучше будет нам заночевать там, чем среди леса. - Ой, нет-нет, Свиор. У нас не любят чужаков. Пожалуйста, проводи меня. А то матушка будет тревожиться. Еще и хворостиной накажет. Очень прошу, - Айчиль уже была готова разреветься. Что-то заставило охотника подойти к ней и пылко приобнять за плечи: - Не бойся, - тихо прошептал он. – Я провожу тебя, - он с сожалением посмотрел на спутников. Но, вернее всего, они ничего не заметят. А потом он сразу же разбудит Кеза и… Он поднял и закинул на плечо охотничий лук. – Что же, показывай дорогу. … Тихий, ночной лес, освещенный кровавым сиянием, наводил на Свиора тягостные мысли. Айчиль шла рядом с ним, крепко держась за мускулистую руку охотника и что-то тихонько напевала себе под нос, а ему, чем дальше они отходили от поляны, где забылись сном двое охотников, становилось все тревожнее. Пару раз юноша даже зло тряхнул головой. Как, почему? Почему он пошел с ней, оставив их там? Бросил пост, подверг их опасности. Да даже если опасности нет, они могут проснуться и увидеть… Но… Он перевел взгляд на нее. Красивое, маленькое личико, белая, нежная кожа, крошечный носик, испуганный взгляд, приоткрытый ротик, белые зубки… Как не помочь девушке, попавшей в беду? К тому же такой красивой? Одной добираться до дома через эту зловещую чащу? Такого врагу не пожелаешь? Удивительно, что здесь вообще кто-то живет. - Почему в этих краях так пустынно? – спросил Свиор, желая отвлечься от собственных страхов. - Пустынно? – подняла глаза Айчиль. - Лес такой… Безжизненный, - он хотел было сказать «мертвый», но не смог произнести это слово. – Ни птиц, ни зверей, ни… - Здесь все время так, - девушка повела плечом. – Я не знаю, почему. Рассказывают всякое… Ой, осторожнее! – Свиор едва успел замереть и не удариться ногой об огромную мраморную плиту, торчавшую из земли в тени высокой ели. - Развалины… - Да-да, - кивнула Айчиль. – Когда-то, говорят, на месте здешних лесов стоял огромный город. Я знаю одну древнюю легенду о тех временах. Если хочешь – расскажу ее тебе. Ты мне понравился, - она игриво усмехнулась. – Только ты слушай внимательно и ни на что не отвлекайся. Крепче держись за руку, я тебя поведу. Не смотри зря по сторонам, она, - Айчиль бросила взгляд на Луну, - она этого не любит. - Кто? Луна? - Самела, - благоговейным шепотом проговорила Айчиль. – Древняя Богиня Кровавой Луны. Некогда ей поклонялись в том городе, чьи останки изредка проступают из-под здешних зарослей. О, то был большой и красивый город, столица могущественного королевства. Герион, так он назывался на языке своего древнего народа. Герион… - с тоской повторила девушка Величественные храмы, прекрасные сады, исполинские фонтаны на площадях… - Фонтаны? – переспросил Свиор, перебив увлекшуюся спутницу. – Что это? - Что? – ему показалось, что секунду она смотрела на него с яростью, но тут же взяла себя в руки и опустила глаза: - Да я и сама толком не знаю. Так рассказывают… Тенистые аллеи, полные чистой воды каналы, огромный королевский дворец, возвышавшийся над городом, тонкие башни которого дотягивались до самых облаков. Люди жили там, наслаждаясь жизнью и плодами могущества королевства. Но всему приходит конец. Короли Гериона издревле вели войны против соседей. Чаще побеждали, бывало, что терпели поражения, но однажды, впервые за сотни лет, враг подошел к стенам Прекрасного Города. То был могучий, жестокий и дикий народ, пришедший с дальнего севера. К тому времени мужчины Гериона давно погрязли в роскоши и изнеженности, уповая на богатства и мощь наемников, разбежавшихся после первых поражений. Никто не смог оказать достойное сопротивление. Тщетно молили жрецы Великих Богов, принося обильные жертвы на алтари многочисленных храмов. Боги сильны и не прощают слабости смертным. Тяжелые тараны разрушили стены города. Враги ворвались внутрь и учинили кровавую резню. По приказу предводителя северян его воины убили всех без исключения мужчин, включая стариков и грудных младенцев. Женщин же он пощадил и раздал в жены и наложницы особо отличившимся в сражении. Не стоило ему это делать, ох, не стоило, - красивое лицо Айчиль вдруг исказил чудовищный оскал. – Мы умеем мстить, хотя и выглядим слабыми. Свиор со страхом смотрел на свою спутницу, при этом не отпуская ее руки и покорно идя вслед за ней. Мрачный лес как будто делался еще мрачнее по мере того, как его заливали лучи кровавого светила. Юноша чувствовал усиливавшийся холод, проникавший под кожу, заставлявший мышцы судорожно дергаться, будто впивавшийся в кости и в самое сердце. В горле пересохло, дыхание участилось, но он неотрывно глядел на Айчиль и продолжал слушать ее рассказ, все яснее сознавая, что эта девушка – не та, за кого себя выдает, и что идут они вовсе не в местную деревушку. И что напрасно покинул он своих спутников, забывшихся глубоким сном на такой далекой теперь поляне. - Ты боишься? – тихо прошептала девушка, вдруг остановившись под кроной небольшого, слегка искривленного деревца. – К чему бояться, это всего лишь легенда. Древняя темная легенда. Скажи мне, Свиор, тебя кто-нибудь ждет в твоей деревне? - Да, родители, - неуверенно ответил охотник, почему-то отводя глаза под пристальным взглядом. - А еще? У тебя есть возлюбленная? - Есть, - против своей воли произнес Свиор, чувствуя, как крепкие длинные пальцы крепко сжали его ладонь. – Но… - Но она любит другого, да? - Да, Айчиль. Зачем ты спрашиваешь? - Как я всегда хорошо угадываю, - она задумчиво взглянула на Луну. – Не хочу приносить горе девушкам. Неожиданно далекий, но громкий, полный ужаса и боли вопль разорвал лесную тишину, заставив Свиора схватиться за рукоять ножа. Он замер, пытаясь понять, с какой стороны донесся крик. Спустя пару минут за ним последовал другой, менее громкий, но отчетливый. И на сей раз у юного охотника почти не оставалось сомнений – кричали позади, в районе оставленного им кострища, там, где… - Идем быстрее, - Айчиль повелительно сжала его руку. – Ты слышал? Это нежить, и она приближается. Мы должны идти, Свиор. Как можно скорее. И он пошел вслед за ней. Далекие вопли затихли, в ушах вновь зазвенела чудная музыка, а сознание окутал пряный туман. Он не мог сопротивляться. Не мог и не хотел. А его спутница, как ни в чем не бывало, продолжала свой зловещий рассказ. … - В то время, время, когда Герион уже был покорен жестокими врагами, а его женщины обращены в позорное рабство, жила одна девушка. Она родилась от насильственного брака знатной герионки с одним из лучших варварских воинов. Отец дал ей имя Хильда, но мать нарекла ее иным, тайным именем, известным только им обеим. Несчастная отдавала ребенку всю свою любовь, но, когда девочке едва успело исполниться три года от роду, тяжело заболела и умерла. Отец вскоре снова женился, на женщине из своего племени, и жизнь малютки-дочери превратилась в кошмар. Мачеха попрекала ее каждым куском хлеба, била, сажала на цепь и держала наравне с прислугой. Вскоре она родила двух собственных дочерей, которым досталось все, что по праву причиталось старшей. Однако она была служанкой, изгоем, потомком побежденных и потому обреченной на рабство и страдания. Шли годы, Хильда взрослела и хорошела, несмотря на тягости жизни… - Айчиль… - тихо прошептал Свиор. Казалось, они идут уже очень долго, Кровавая Луна стояла почти в зените. – Далеко еще до деревни? - Еще немного. Как раз успею рассказать, - слегка недовольно бросила девушка и продолжила. Ее голос покорял охотника, не давая думать ни о чем, кроме загадочной повести. Охота, Хорь, Кез, дом, родители – все как будто покрылось туманом и медленно исчезало где-то вдали. – Однажды, когда и Хильда, и ее сестры уже достигли совершеннолетия, новый король, сделавший покоренный Герион своей столицей, давал большой бал. Бал в честь своего сына, принца, прекрасного лицом и прославившегося в боях наследника престола. Ходили слухи, что на этом балу принц выберет себе невесту из числа приглашенных на него знатных девушек страны. Сестры Хильды, разумеется, тоже собирались на празднество. Мачеха изо всех старалась, чтобы они оказались там лучшими из лучших… Ты слышал похожую сказку, да? – усмехнулась Айчиль, поймав удивленный взгляд Свиора. - Слышал, - тихо прошептал юноша. – Только там… - Да-да. Люди многое забыли и переврали. Одно правда – Хильда действительно в слезах умоляла мачеху взять на бал и ее. Как дочь своего отца, она имела на это полное право. Но суровая северянка, разумеется, отказала. Девушка была жестоко наказана и оставлена дома. Однако король и все его приближенные не знали о том, что по роковой случайности они назначили свое торжество на день, в который в Герионе ежегодно отмечался праздник Богини Самелы, Верховной Богини города. На широких лугах, лежавших вблизи городских стен, лежали обширные луга, на которых женщины Гериона всегда собирались на закате Солнца и танцевали ритуальный танец, призывающий Кровавую Луну. Редко, очень редко, раз в столетие откликалась Богиня на зов. Но герионки верили, что, явив свою милость, она исполнит любое желание своей самой преданной почитательницы. Захватившие страну враги запретили все древние обычаи и жестоко карали за почитание старых Богов. Однако каждый год находились смелые женщины и девушки, которые, не страшась гнева завоевателей, выходили на заповедные луга. В тот же раз весь город был поглощен балом и даже стража думала лишь об охране дворца и собравшихся там высоких особ. Служанки в доме отца Хильды все как одна были герионками (они служили еще его первой жене), и потому, стоило хозяевам на закате умчать на карете во дворец, высыпали на улицу и направились по опустевшим улицам к городской стене. Впервые в жизни Хильда, несмотря на запрет, отправилась вместе с ними. Чего она хотела, на что надеялась? Девушка и сама не смогла бы ответить. Она знала, что терять ей нечего, что она скорее умрет, чем на всю жизнь останется жалкой кухаркой и судомойкой и что пришло время бросить вызов судьбе. - И она станцевала? – затаив дыхание, промолвил Свиор. Тон Айчиль делался все более торжественным. Вся детскость и наивность куда-то исчезли, теперь она казалась куда взрослее. Ни страха, ни волнения, лишь какая-то безбрежная тоска. Но в ней его спутница, озаренная лучами Кровавой Луны, стала еще прекраснее. - О да. Хоть она и участвовала в ритуале в первый раз. Но она смогла. Повторяя движения спутниц, Хильда сумела сама услышать беззвучную песнь, доступную лишь избранным, и подчинить свои движения ее божественному ритму. Это сложно понять. Вряд ли я смогу объяснить такое тебе. Она узрела призрак матери, которая считалась одной из лучших танцовщиц города, и танцевала вместе с ним, поразив простолюдинок грациозностью и изысканностью танца, настолько превосходившего все, что выделывали в те часы во дворце ее напудренные единокровные сестрички. И когда на горизонте поднялся багряный лик Самелы, ни у кого не возникло сомнений в том, кому Богиня явила свою милость. Все со стонами пали ниц, и лишь Хильда продолжала стоять, подставив лицо кровавым лучам. Она услышала голос. Она ответила на зов и получила то, о чем просила. И лишь много позже поняла, что за все в этом мире приходится платить. - Хильда! – Свиор дернулся, как от удара, отпустил руку девушки и отскочил в сторону, увидев яростный блеск в зеленых глазах. В то же мгновение деревья будто сами собой расступились, открыв взору путников высокую, укрывавшуюся в зарослях каменную скалу, в основании которой зияло огромное черное отверстие пещеры, напоминавшей чудовищный зев неведомого зверя. – Это ты… Ты – Хильда… - юноша дрожал, ощущая жуткий холод, пробиравший его до костей, и все же никак не мог тронуться с места, будто некая незримая сеть связала его члена. - Догадался, - хищно улыбнулась девушка. – Ты неглуп. Только не называй меня этим мерзким варварским именем. Я не солгала тебе. Мое имя – Айчиль. Мое подлинное имя. Будешь слушать дальше или… - Мои друзья… Хорь и Кез… Я должен вернуться… - Мне жаль, но они мертвы. Мой верный скакун очень хотел полакомиться свежей плотью. - Ты говорила – поляна… - А все просто – я соврала, - Айчиль щелкнула пальцами. – То есть раньше там правда стоял храм, но его чары давным-давно потеряли силу. Просто сама не хотела осквернять его по старой памяти. И потом – ты мне понравился и я решила поговорить. Знаешь, если сотню лет ни с кем не разговаривать, то жажда общения может оказаться даже сильнее жажды крови. Ненадолго, впрочем. - Крови? – Свиор все пытался собраться с силами. Пытался и не мог. Он слабел и уже с трудом держался на ногах. – Ты вампир? - Зачем же так грубо? Впрочем, что с тебя взять – ты же варвар. Я имя-то сразу узнала. Как же я вас ненавижу, - она подошла и легонько провела холодной ладонью по подбородку юноши. Тот тут же, как подкошенный, рухнул на колени. – И при жизни вас резала, и после смерти продолжаю… Тогда я, как и положено, явилась на бал в золотой карете, запряженной тройкой белоснежных кобылиц. В голубом платье и белых искрящихся туфельках. Танцевала лучше всех и покорила сердце принца. Стала его невестой, благо положение позволяло. Потом, через пару лет после свадьбы, подговорила его зарезать во сне папашу и захватить трон. Чары Самелы свели мальчишку с ума, ради меня он был готов на все. Мачеху четвертовали на площади. Сестрам выкололи глаза и выкинули их на улицу. Потом устроили массовую расправу над самыми знатными вельможами варварской империи. Оставшиеся подняли восстание, но мы его подавили. Развязали одну за другой пять войн против соседей. Все выиграли, но положили там много-много проклятых северян. Дальше мне надоел муженек, я его отравила и стала править сама. И разошлась по полной. Каждый день на площади кого-нибудь вешали или лишали головы. Я хотела убить их всех, всех! – яростно выкрикнула Айчиль. – И ведь они сами убивали друг друга. По одному моему слову. Им нравилось. Нравилось истреблять самих себя, такова человеческая природа. А я упивалась кровью и смертью. И не старела. Оставалась такой же юной, как в ту ночь Кровавой Луны. Покуда не минула сотня лет… К тому времени империя пришла в упадок. Все знатные роды были уничтожены. Армии полегли на полях бесчисленных сражений. Народ вымирал от голода и болезней, новые королевства захватывали мои земли, подступая все ближе и ближе к Гериону. Однажды, когда я после заката стояла на балконе своего замка и смотрела вдаль, на горизонте вновь поднялось багряное светило. «Пришел срок, Айчиль», молвил голос Богини. «Твоя месть свершена. Отныне и навсегда ты в Моей полной власти. Сгинь же с глаз людских и отправляйся в глубокое подземелье. Оно отныне – твоя обитель. Раз в сто лет ты сможешь покидать его, чтобы принести жертву во Имя Мое и продлить собственную жизнь». Грянул гром, вспыхнуло пламя, и прекрасный некогда Герион обратился в безлюдные руины. Я же стала пленницей скалы, выросшей на месте королевского замка посреди безжизненного леса. И с тех пор я целые века провожу в пещере, лишь одну-единственную ночь наслаждаясь свежим воздухом и сладким вкусом людской крови. - Тебе не скучно? – еле слышно прошептал Свиор, уже неподвижно лежавший на траве. Он не мог сопротивляться, не мог даже пошевельнуться, он смог лишь задать вопрос. - Очень, - прикусила губу Айчиль. – Иногда вою от тоски. - Так зачем же… Зачем же тебе это? – обессиленный охотник все же вымолвил эти слова. – Отпусти меня, прошу. Все равно ведь… - Все равно что? Ты все равно умрешь и истлеешь. А я буду жить вечно. И ты со мной, - она медленно склонилась над ним, оскалив начавшие вытягиваться зубы. – Твоя судьба как на ладони. Вернешься в деревню, не добьешься возлюбленной, женишься на нелюбимой, настругаешь детишек, всю жизнь будешь пахать землю и охотиться. Потом умрешь. Любви не будет. А ведь я люблю тебя. Очень люблю. Позволь же поцеловать… … Кровавая Луна уже опускалась за горизонт, а я продолжала стоять над остывавшим обескровленным телом. Скоро оно истлеет, сгниет, останется лишь белый скелет, который в свою очередь тоже разложится, став удобрением для местных кустарников. Через сотню лет я не найду здесь следов ни охотничьей куртки, ни лука, ни пояса… Может, сохранятся, уйдя под землю, лезвие ножа и наконечники стрел. Больно помогли мальчишке эти железки. Бледное лицо, умоляющий взгляд. В такие минуты у меня каждый раз начинают течь слезы. Юные, свежие, красивые, полные светлых надежд, коим не суждено сбыться. Самела милостива ко мне – всегда посылает желанную добычу. Жаль, не удалось поговорить с ним подольше. Стоило искуснее поводить мальчишку кругами. И не так откровенно рассказывать. Впрочем, я еще успею об этом подумать. Думать – все, что мне остается на следующую сотню лет. Зарево угасает, я слышу стук копыт скакуна. Он тоже насытился, тоже набрался сил перед беспамятным сном. Вот только он не плачет, не тоскует, не сожалеет. Он – нежить. Так ведь и я – нежить! Почему же соленая влага обильно стекает по моим щекам, а в невидящих глазах Свиора мне видится немой упрек? Но мое время на исходе. Прощай, охотник. Твоей теплой крови удалось ненадолго согреть мое холодное мертвое сердце.